Николай Игоревич Епифанов
Блуждающий меж звезд
– У меня чувство, словно я вернулся в школу.
– Не перебивай, а то я и сам запутаюсь, – отмахнулся Профессор. – Так вот! А теперь представь себе куб, а рядом с ним еще один. Соединим его вершины прямыми линиями и получим четырехмерный гиперкуб. Своими двухмерными глазами мы никогда не сможем правильно его рассмотреть, а будем видеть только его искривленную проекцию, но при этом вне зависимости от наших стараний в четырехмерном гиперкубе существует восемь одинаковых кубов, которые в действительности не искажаются, а остаются кубами.
– Кажется, у меня сейчас мозг взорвется, – потирая правый висок, сказал Дэвид.
– Ты видел картину Сальвадора Дали «Corpus Hypercubus»? На ней изображен Иисус, распятый на Гиперкубе или, как его по-другому называют, на Тессеракте.
– Нет, не видел.
– Пф, – вздохнул Профессор. – Тогда представь себе четыре кубика, поставленные один на другой. Отсчитаем снизу до третьего и по его четырем доступным граням разместим еще по одному кубику. Вот так в развертке выглядит Тессеракт.
– И вы говорите, что другое измерение существует в действительности? Это не укладывается в голове.
– А то! Вот тебе и аналог, мой мальчик. Наше рождение, когда ты делаешь первый вздох в неизвестном тебе мире, подобно моменту, когда ты пересекаешь новое для себя пространственное измерение.
– То есть другой Толиман представляет собой четвертое измерение, – подвел итог Дэвид.
– Нет. То есть опять же не совсем. Четырехмерный гиперкуб – это только простой пример. Других измерений может быть огромное множество, и, более того, если мы представим, что Толиман и есть куб, то нужно сделать оговорку, что внутри этого куба существуют и другие гиперкубы. Например, мой магазин. В какой-то мере он тоже представляет собой куб со множеством пространственных измерений.
– Послушайте, я отчасти улавливаю, что вы говорите, но не могу себе представить.
– Конечно, не можешь. Ты ведь дитя трехмерного мира с двухмерным зрением.
– Мне нужно будет над этим подумать. Тогда что за твари преследовали меня в той версии Толимана? И этот великан в плаще, – Дэвид поставил опустевший стакан на пол и, опершись локтями на колени, наклонился ближе к Профессору.
– А вот на это у меня нет для тебя ответов. Их знаешь только ты, – Профессор с сожалением пожал плечами.
– Хорошо. А откуда вы меня знаете? И почему пытались спасти?
– Я отвечу, но один уговор. Хорошо?
– Какой?
– Больше ни о чем ты меня спрашивать не будешь.
– Почему? Ведь я…
– Дэвид, избыток информации, выплеснутый за короткое время, может принести гораздо больше вреда. Вспомни сам, как ты чуть было не растворился в забвении из-за моей ошибки. А я всего-навсего хотел показать тебе чуть больше, чем должен был. Ответы сами найдут тебя в свое время, – в отличие от Дэвида Профессор и не думал отпускать стакан, а протянул его своему гостю, прося добавки. – Спасал же я тебя потому, что меня попросили об этом.
– Кто? – наливая Профессору портвейн, удивился Дэвид, из-за чего чуть было не перелил напиток через край стакана.
– Я могу назвать тебе имя, но оно ничего тебе не скажет. По крайней мере, сейчас.
– Все равно назовите.
– Шелли. Она нашла меня и попросила о помощи.
– Но кто она такая, вы уже не скажете?
– Не могу. Для тебя это опасно.
– Видимо, Шелли и рассказала вам обо мне?
– О, нет-нет, мальчик мой. К этому она не имеет отношения. Дело в том, что, хоть ты и не помнишь, но мы с тобой знакомы. И довольно неплохо.
– И здесь разъяснений мне не добиться…
– К сожалению, – подтвердил Профессор, – я дал только намеки, а все остальное зависит от тебя самого. Мы же не хотим, чтобы ты прямо сейчас провалился сквозь пол?
Но Дэвид не ответил. Опустив голову, он принялся обдумывать услышанное. Каким бы странным это все ни казалось, оно, очевидно, было правдой, ведь он сам, собственной персоной побывал в другой версии Толимана. В его памяти всплыл образ душащего его великана, и мистер Розен неосознанно дотронулся рукой до горла.
– Но почему это произошло со мной? – продолжая изучать паркет под ногами, спросил Дэвид.
– И на этот вопрос ты сам знаешь ответ. Хочу сразу тебя предостеречь: ты не сможешь покинуть Толиман. Как ни старайся, но выхода нет. Тебе нужно разобраться в самом себе и найти первопричину, а для этого просто делай свое дело. Ведь тебя прислали сюда из-за гибели мальчика?
– Да, из-за него. Но какая связь? – подняв глаза, поинтересовался Дэвид.
Перед Дэвидом Розеном стояло пустое кресло, на подголовнике которого, прикрыв глаза, сидел Льюис. Профессор попросту растворился в воздухе, как будто его здесь никогда и не было.
– Пересек одно из пространственных измерений, – сказал мистер Розен и тяжело вдохнул.
Чужие истории
Не осталось ни единого следа об искусственном городе, так усердно не желавшем отпускать Дэвида Розена. Толиман, освещаемый ярким солнцем, что медленно двигалось по чистому голубому небу, жил и дышал полной грудью. Погруженные в свои заботы, десятки прохожих бродили туда-сюда с довольными лицами. Они не знали ровным счетом ничего о произошедшем с человеком, очутившимся в их городе, как казалось, по воле случая. Для них жизнь шла своим чередом от рассвета к закату.
Что внешне отличало Толиман от других городов, где удалось побывать Дэвиду? Найти ответ было нетрудно, ведь он сам собой бросался в глаза. Здесь было очень чисто, а здания выглядели так, будто их только что построили. Но воспоминания о картонной семье на пешеходном переходе не давали забыть простую истину: у всего есть своя обратная сторона вне зависимости от того, насколько надежно она спрятана. Дэвид боялся, что стоит ему моргнуть или просто на мгновение перестать следить за Толиманом, как прохожие с дикими глазами набросятся на него, желая перегрызть глотку. Так и параноиком стать недолго. Нельзя забывать о разнице между предосторожностью и очевидным помешательством.
Когда Профессор исчез, оставив путников самих разбираться с навалившимися на них проблемами, Дэвид еще немного побродил по пустому магазину музыкальных инструментов, надеясь, что его новый знакомый все-таки вернется, но этого не произошло. Почему Профессор ушел так неожиданно и даже не попрощался? Может быть, боялся сказать лишнее или собирался поступить как суровый родитель, бросивший своего ребенка за борт лодки, чтобы тот научился плавать. А что если он ушел не по своей воле? Вариантов было слишком много, поэтому нельзя утверждать наверняка. Лишь тот факт, что Профессор пересек некое иное измерение, не вызывал никаких сомнений.
И вот теперь мистер Розен сидел в кафе через дорогу от пятиэтажной гостиницы, в которой намеревался остановиться, и наблюдал за городом и прохожими в поисках хоть единой зацепки, чтобы уличить Толиман во лжи. Поскольку погода была хорошая, он расположился прямо на уличной веранде, чтобы не пришлось прятать Льюиса или договариваться с обсуживающим персоналом. Кому в конце концов может помешать кот, спокойно дремлющий на соседнем стуле?
– Льюис, а может, ты и разговаривать умеешь, а? – спросил Дэвид, но кот не обратил на него ни малейшего внимания. – Мне бы сейчас это было очень кстати. Для тебя это все игры: одно измерение, другое, да и какая к черту разница?
К столику подскочил худосочный официант с подносом. На вид ему было лет восемнадцать, не больше. Всклокоченные светлые волосы, прыщи по всему лицу и огромный кадык, от которого Дэвид не мог отвести взгляд, хоть и понимал, что, во-первых, это не вежливо, а во-вторых, парень не виноват, ведь он не выбирал, как ему выглядеть.
– Прошу, ваш заказ, – сказал официант и поставил перед мистером Розеном чашку черного кофе и сэндвич с индейкой.
Льюис, конечно, тоже не остался голодным – для него Дэвид попросил сварить порцию трески, которую официант попытался поставить на пол.
– Не надо на землю! Давайте сюда, а то он обидится, и мне придется целую ночь слушать недовольные речи.
– Простите, – несмотря на натянутую улыбку, парень испугался, что не угодил клиенту.
– Ой, что с тобой? Ты не переживай, к тебе претензий нет. Ты отлично делаешь свою работу! – попытался подбодрить его Дэвид.
Непонятно, насколько успешным вышло подбадривание, так как паренек, едва заметно кивнув, исчез за дверью в кафе.
– Изволите ли отобедать, сударь?
– Мяу? – запах рыбы не остался незамеченным, и Льюис, спрыгнув со своего стула, быстро пересек разделявшее их пространство и уселся на коленях своего хозяина.
– Держи, прожора, – Дэвид отщипнул кусочек рыбки и протянул другу, который, не тратя времени зря, сразу принялся его жевать. – Ты прости меня, что я оставил тебя одного сражаться с великаном. Я застыл от страха и не знал, как быть.
Довольно причмокивая, кот посвятил все свое внимание рыбе, а не словам Дэвида. С другой стороны, тот факт, что Льюис мурча поглощал еду из рук хозяина, указывал на отсутствие какой-либо обиды. Наверняка Льюис и сам все прекрасно понимал.
Его гладкая черно-белая шерсть играла в свете яркого солнца, вызывая непреодолимое желание погладить, чем мистер Розен и поспешил заняться. Едва рука прикоснулась к шерсти, как мышцы на кошачьей спине буквально на долю секунды сжались в тугой клубок, а затем вновь расслабились, поскольку никакой угрозы и быть не могло.
Над парадным подъездом гостинцы красовались большие круглые часы с кремовым циферблатом, по которому в заданном направлении неумолимо двигались три стрелки. Если верить им, то сейчас было двенадцать двадцать, что никак не совпадало со временем на наручных часах Дэвида и мобильном телефоне – они показывали час ночи с лишним. Время рассинхронизировалось, и теперь непонятно, где правда, а где вымысел. Спрашивать кого-либо из тех, кто находился рядом, не имело смысла, ведь они непременно только подтвердят двенадцать двадцать. Для этого мира или измерения (назвать можно как угодно) истиной был теплый светлый день, а не глухая пустая ночь.
Принимаясь за работу, Дэвид обещал своему начальнику Эдвину, что статья будет готова к утру, да только теперь, очевидно, ему не удастся уложиться в график. Правда, это совсем не то, о чем ему следует сейчас беспокоиться.
Но все-таки мистер Розен достал свой мобильный телефон и разблокировал экран. Полная шкала мобильной связи. Даже странно. Долго выискивать номер Эдвина не пришлось, ведь он был последним, с кем разговаривал Дэвид. Последовали длинные гудки – никто не спешил брать трубку, но наконец раздался знакомый голос.
– Алло, Дэвид, ты видел, какой сейчас час? – сонный голос начальника давал понять, что и у того давно за полночь.
– Простите, я совсем забыл о времени.
– Господи, Дэвид! Час сорок три. Ты издеваешься? У меня вся семья спит, а ты мог их разбудить!
– Вы не отключаете звук? – удивился Дэвид.
– На случай экстренных ситуаций. А вообще не твое дело! Зачем ты звонишь? Что-то случилось? – в голосе Эдвина не было и капли беспокойства, а скорее профессиональная заинтересованность, смешанная со злобой от вынужденного пробуждения.
– Да, в какой-то мере. Понимаете, я не смогу вовремя сдать статью.
– Это еще почему? Дэвид, тебе был поставлен конкретный срок.
– Я, – ответ моментально пришел на ум, – сильно отравился в местной забегаловке и уже несколько часов не выхожу из номера. Вот едва перестал блевать и решил позвонить вам.
– Голос у тебя не очень похож на больного, – Эдвин был прав как никогда.
– Вам прислать мое фото в обнимку с унитазом? – спросил Дэвид, надеясь получить отрицательный ответ.
– Боже упаси еще на это смотреть! – Эдвин с омерзением поморщился, что в свою очередь почувствовал мистер Розен, даже учитывая невообразимо большое расстояние, разделявшее их. – Хорошо. Я все понял. Дай мне знать, как оклемаешься, а пока запомни одно: не смей звонить мне после одиннадцати вечера. Я не намерен с тобой разговаривать в такой час, только если, конечно, не я тебе звоню. Запомнил?
– Само собой, Эдвин.
Связь тут же оборвалась. Ни здравствуйте, ни до свидания. Не будь Дэвид на хорошем счету благодаря своей пунктуальности и преданности делу, Эдвин непременно раскусил бы его, но кредит доверия сыграл свою роль.
Но все-таки странным был сам факт того, что этот разговор состоялся. Когда Дэвид разблокировал экран телефона, то ожидал увидеть отсутствие сети, а вместо этого все вышло с точностью наоборот.
– Простите, – рядом стояла девочка официантка, непонимающе глядя на мобильник, – а что это у вас?
– В каком смысле? Телефон.
– Ничего себе. В жизни таких не видела. Один сплошной экран без кнопок. Наверное, японский? У них обычно самые продвинутые технологии.
Дэвид не знал, как реагировать на столь неожиданную ситуацию, и потому на несколько секунд буквально онемел.
– У тебя нет телефона? – после паузы все-таки спросил он.
– Есть, но не такой, – она достала из кармана телефон с черно-белым трехстрочным экраном и большими кнопками. – А у вас он как маленький телевизор.
Как он мог упустить столь очевидный факт? Заметил чистоту на улицах, но совсем не обратил внимания на нечто столь же вопиющее.
– Честно говоря, это секретная разработка, и я не вправе о ней много говорить.
– Понятно, – огорчилась девушка, – но со временем они появятся в магазинах?
– Абсолютно в этом уверен! – улыбнулся Дэвид. – А могу я попросить в дополнение к заказу свежую газету?
– Конечно, сэр.
– Сэйди, – рядом с ней возник официант, обслуживавший Дэвида, – мне нужно кое-что тебе сказать.
Он взял девушку под локоть и, отведя ее в сторону, с грозным выражением лица начал что-то говорить. Расслышать оказалось невозможно, ведь официант говорил довольно тихо, но Дэвид и без того догадался, что парень решил, будто девушка решила отбить его клиента.
– Эй, – мистер Розен окликнул их, чтобы скорее пресечь спор.
– Прошу прощения. Мы буквально через секунду.
– Парень, к сожалению, не знаю твоего имени. Не надо ее ругать. Мы просто говорили с ней о технике.
– Я же тебе сказала! – вырвав локоть из худощавой кисти, фыркнула Сэйди.
Она едва доставала ему до груди, но даже оттуда грозно смотрела своими большими голубыми глазами. Осознав, что оплошал, парень растерялся и тут же поник.
– Простите, – сказал он.
– Передо мной извиняться не надо. А вот Сэйди, как я вижу, несколько расстроена.
– Извини, – сказал парень, отведя взгляд в сторону, чтобы не встретиться с ней глазами.
Бросившись в атаку с чувством абсолютной правоты, он моментально ретировался, желая провалиться сквозь землю. Сэйди фыркнула нечто вроде «Прощаю» и тут же исчезла с веранды.
– Забудь. Ошибся, с кем не бывает? – это был уже второй раз, как Дэвид пытался приободрить светловолосого официанта.
– Простите еще раз. Дело в том, что клиентов сейчас не так много…
– Не надо передо мной оправдываться. Оставь. У вас найдется свежий номер какой-нибудь местной газеты?
– Да, Сэйди сейчас принесет. Она сказала о вашей просьбе, – зажевывая каждое слово, сказал официант и ушел внутрь кафе.
За эти несколько фраз он ни разу не посмотрел Дэвиду в глаза. Вначале ни за что обругал Сэйди, а потом сгорел от стыда – вот что значит низкая самооценка и ущемленное чувство собственного достоинства. Справедливости ради стоит отметить, что он не самолично наградил себя такими чертами.
– Вот, пожалуйста, – радостным тоном сообщила Сэйди и протянула Дэвиду газету.
Она появилась столь неожиданно, что Дэвид чуть не вскрикнул от испуга, а Льюис, подняв голову, выронил кусок рыбы из удивленно открытой пасти.
– Спасибо. Ты не очень расстроилась?
– Из-за Патрика? Нет. Он у нас немного нервный, – ответила девушка и не двинулась с места. – Я могу вам еще чем-то помочь?
– Нет, спасибо, – коротко бросил Дэвид, разворачивая газету.
– Если вас вдруг что-то заинтересует в нашем городе, я на всякий случай написала сверху свой телефон.
Дэвид отвлекся от газеты и взглянул на свою собеседницу. Она казалась несколько старше Патрика, но за счет своего миниатюрного роста на первый взгляд смахивала на школьницу.
В ее лице было нечто наивное, простое, но в то же время слегка глуповатое. Общий образ девушки дополнялся румяными щеками и длинными светлыми волосами, заплетенными в косу и перетянутыми на конце тугой резинкой. Конечно, Дэвид не имел ни малейшего права рассуждать об уме девушки, ведь первое впечатление часто бывает обманчивым, но все-таки ему показалось именно так.
– Спасибо, – он улыбнулся, стараясь показаться добродушным, – я учту.
– Всегда приятно познакомиться с хорошим человеком, – она слегка наклонила голову и взглянула на Дэвида глазами, полными нежности.
– Ну да, – подтвердил он и сразу вернулся к газете.
Понимая, что ответной реакции получить не удастся, Сэйди раздосадовано опустила плечи и удались в кафе. Меньше всего Дэвида сейчас интересовали легкие интрижки, тем более выросшие на пустом месте. Возможно, она посчитала, что «смелый» поступок посетителя по защите ее чести и достоинства значил нечто большее, чем просто добрый жест, да только это было не так. Люди часто путают флирт с обычной порядочностью. Видимо, так происходит оттого, что для этой самой порядочности осталось слишком мало места в нашем бурлящем событиями мире.
Оказавшись на веранде в полном одиночестве, если говорить об отсутствии людей (ведь Льюис продолжал неспешно поглощать вкусный обед), Дэвид развернул газету на первой полосе и под номером телефона и названием издания увидел то, что искал, – дату. Черные жирные буквы и цифры, отпечатанные с особой точностью, не оставляли никаких сомнений. 19 августа 1999 года. Все было бы не так плохо, если бы утром Дэвид Розен не проснулся 5 сентября 2017 года.
И только сейчас он в полной мере осознал, чем отличается город от ему подобных: по улицам разъезжали автомобили старых моделей, лишенные современной обтекаемости, бродили люди, одетые в джинсы, безразмерные кофты, майки. Среди них выделялось несколько клетчатых костюмов и платьев. Несмотря на то что 90-е подходили к своему логическому концу, в небольших городках, подобных этому, мода плавно сменится только через несколько лет. Музыка, что до сих пор казалась просто звуковым фоном в кафе, обрела черты, и Дэвид отчетливо услышал «I don't want to miss a thing» в исполнении Aerosmith.
Очередная иллюзия или события минувших дней действительно предстали перед ним в полной красе? Может быть, и то и другое одновременно.
Если верить словам Профессора, то Дэвид отвергал этот Толиман и не хотел его видеть, предпочитая оставаться в картонной подделке среди чудовищ. И дело не просто в метафоре отрицания самого себя – здесь заложен более глубокий смысл, хоть подобное и кажется бредом, ведь мистер Розен никогда прежде не бывал ни в Толимане, ни в его окрестностях.
– Патрик Мэрлоуз и Сэйди Каннингем, – неожиданно для себя произнес Дэвид, не имея ни малейшего понятия, откуда взял их фамилии. – Я их знаю?
– Мяу, – сказал Льюис, покончивший с рыбой.
– Не очень понятно. Это было утверждение или отрицание?
– Мяу, – повторил кот, глядя прямо на хозяина, но его ответ никак не помог.
– Если я их знаю, то сейчас им должно быть ближе к сорока, – прикусив костяшку указательного пальца, он задумался, пытаясь вспомнить хоть кого-то похожего. – Нет, не знаю. Или знал их в прошлом? Черт, я со столькими людьми пересекался, что и не вспомнить, – Дэвид с досадой хлопнул по столу.
Неожиданно окружающий мир еле заметно задрожал, словно толстый слой пыли, сбрасывая с себя яркие цвета. По телу пробежала легкая дрожь, от чего волосы на руках встали дыбом.
– Патрик и Сэйди, страшила и леди, Патрик и Сэйди, бегите, соседи, – послышался злобный детский голос и сразу замолк.
– Что? – он огляделся по сторонам, но никого не увидел.
Город вымер за одно мгновение и превратился в груды холодного бетона, разбросанного по земле. Даже воздух не остался прежним: хоть температура и упала довольно сильно, но он напоминал раскаленные волнообразные потоки, которые мы можем увидеть над открытым огнем. К счастью, Льюис тоже был здесь. Кот тотчас запрыгнул на стол и принял агрессивную позу, готовясь в любой момент ринуться в атаку.
– Как это произошло? – поразился Дэвид. – Что я сделал?
Но ответа, конечно, не последовало, и только ледяной порыв ветра ударил в лицо, заставив Дэвида прикрыться рукой. Как только он утих, мистер Розен сумел осмотреться. Каждый кусок этого странного мира казался одинаковым, и единственное, что выбивалось из общей безжизненной картины, была белая дверь, стоявшая прямо посреди улицы. На ней даже с большого расстояния Дэвид сумел различить вырезанную острым предметом надпись, которая гласила: Патрик плюс Сэйди равно сердце, пробитое стрелой. Такие надписи обычно вырезают влюбленные парочки на коре деревьев, чтобы, как они считают, увековечить свою любовь.
Здравая мысль заключалась в том, что дверь стояла на улице, а потому не могла никуда вести. Но интуиция оказалась совершенно не согласна с подобным выводом. Дэвиду очень хотелось узнать, что находится с обратной стороны, но в то же время ему было ужасно страшно, ведь именно неизвестность способна довести человека до седин на голове.
– Льюис, что скажешь?
Кот, не меняя боевой стойки, неподвижными глазами смотрел на деревянное полотно.
– Думаешь, не стоит?
В качестве ответа кот спрыгнул со стола и помчался напрямую к двери. Он остановился в плотную к ней и принялся обнюхивать. Внимательное изучение длилось до тех пор, пока не подошел хозяин. Тогда кот, встав на задние лапы, оперся передними на дверь и громко мяукнул.
– Я тебя понял, – сказал Дэвид и схватился за ручку.
В этот самый момент кто-то резко дернул ручку с обратной стороны, да так сильно, что Дэвид еле смог ее удержать. Последовал детский смех, а затем снова послышались слова: «Патрик и Сэйди, страшила и леди. Патрик и Сэйди, за крики в ответе».
– Так, если рассуждать логически. Я думал о том, откуда могу их знать, и сразу же появилась дверь. Что если я сосредоточусь на том, что хочу вернуться? Может быть, это работает именно так? – думал вслух Дэвид.
– Мяу! – громко сказал Льюис, продолжая подпирать дверь.
– Зачем нам туда идти? Может быть, я просто могу сбежать отсюда! Дай мне сосредоточиться.
Не отпуская ручку, Дэвид закрыл глаза и представил, как сидит в летнем кафе, попивая свой кофе. Но как бы усиленно он ни думал, ничего не происходило.
– Как же так? Ведь в прошлый раз сработало! – мистер Розен был возмущен. – Ладно-ладно. Значит, войти туда все-таки нужно. Возьми себя в руки, Дэвид, и сделай все быстро, как будто отрываешь пластырь. Раз, два, три!
Дэвид опустил ручку вниз и толкнул дверь вперед. Внутри оказалось очень темно, и только лунный свет еле-еле освещал комнату через большое квадратное окно. Ему категорически не хотелось туда заходить, поскольку он чувствовал что-то такое, от чего хочется бежать прочь. Что-то, что, случайно узнав, ты тут же захочешь забыть. Заметив нерешительность хозяина и не теряя времени даром, кот сразу шагнул внутрь.
– Нет! Стой! Куда ты идешь? – шепотом спросил Дэвид, – Вечно ты так…
До этой секунды он все еще надеялся избежать комнаты, но теперь выбора не оставалось, и он в очередной раз покорно последовал за Льюисом, чья храбрость и решимость превосходили его собственные. Едва граница измерений осталась позади, как Дэвид почувствовал тепло и легкий аромат сирени, витавший в воздухе. Его ноги, утопая на несколько сантиметров, плавно ступали по пушистому ковру с длинным ворсом. Привыкнув к темноте, глаза различили плакаты музыкальных групп на стенах (в основном это были представители популярной музыки, которую сам Дэвид никогда не любил), в углу столик с большим зеркалом, а с двух сторон от окна до самого пола висели полупрозрачные занавески. Комната определенно принадлежала девушке, чей возраст вряд ли превышал лет двадцать пять.
Льюис, шедший впереди, не издавал ни единого звука, а наоборот, старался вести себя как можно тише. Он то и дело оглядывался назад, чтобы убедиться, что хозяин следует за ним. В его маленькой пушистой голове скрывались мысли, непонятные Дэвиду, но которые он пытался донести наиболее доступным способом.
Аккуратно пройдя мимо столика и стула, Дэвид Розен добрался до противоположной стороны комнаты и уперся в тонкую деревянную дверь, прятавшую за собой стенной шкаф. Кот уткнулся носом в щелку между дверью и косяком, внимательно принюхался и, только убедившись, что бояться нечего, легонько поскреб дверь лапой, давая хозяину знак, что им нужно туда попасть.
Со стороны кровати прямо за спиной Дэвида кто-то кашлянул, а затем последовал протяжный звук пружин. Времени выяснять степень опасности не было, и потому он тут же спрятался в шкаф, стараясь даже не шевелиться, чтобы стать единым целым со множеством вещей, аккуратно покоившихся на вешалках. В нос ударил резкий запах нафталина, перемешанного со слабыми нотками лаванды – если моль когда-то здесь и жила, то уже точно не сейчас. Благодаря небольшим щелкам в дверном полотне, выполнявшим функцию вентиляции, Дэвид смог по кусочкам разглядеть, что же происходило в комнате: в узкой прорези перед ним предстала высокая кровать, на которой в лунном свете выделялись очертания двух людей, прижавшихся друг к друга так сильно, словно в следующую секунду им было суждено расстаться навсегда. Дэвид не имел возможности утверждать, кто эти два человека, однако понимал, что с большой долей вероятности это Патрик и Сейди, с которыми буквально несколько минут назад он разговаривал в кафе.
– Спишь? – послышался тихий женский голосок.
– Нет, просто лежу с закрытыми глазами.
– А я уснула, – Дэвид был готов поклясться, что после этих слов она улыбнулась.
– Я знаю, – ответил Патрик, – мне приятно, что ты можешь так легко заснуть рядом со мной.
Эти двое совсем не походили на парочку из кафе, ведь в них не было ни грамма той нескрываемой неприязни. Так где же очутился Дэвид? Альтернативный мир или другое время? Возможно, то, что он принял за неприязнь, на самом деле могло оказаться глубокими чувствами, в которых каждый из них боялся признаться и потому предпочел уйти в отрицание.
– Мы могли бы… – начал Патрик, но тут же осекся.
– Что?
– Ничего, забудь.
– Скажи.
– Это ерунда. Неважно, – он сожалел о том, что начал этот разговор.
– Не ерунда! Я знаю, когда ты врешь. Скажи.
В комнате повисло долгое молчание, которое самому Патрику наверняка показалось целой вечностью.
– Ты все равно не согласишься.
– Откуда ты знаешь, если не предлагал?
– Ладно, – Патрик сделал глубокий вдох, полный сомнений, – мы могли бы уехать отсюда, хоть завтра, и больше никогда не возвращаться.
– А как же наши родители? Дом? – искренне удивилась Сэйди.
– А что родители? Твои меня ненавидят…
– Это не правда.
– Ненавидят, я знаю, – он сделал особый акцент на первом слове, чтобы подчеркнуть уверенность в высказанном факте, – а моим родителям нет никакого дела до меня. У них есть мой брат. Это он в нашей семье главная надежда, а я так… Болванчик.
– Ты неправ. Моим нужно чуть больше времени, чтобы привыкнуть к тебе, – в ее голосе Дэвид различил сомнения или даже больше: она не верила в то, что говорит.
– Привыкнуть? – Патрик возмутился, не повышая голоса. – Я разве зверушка какая-то, чтобы ко мне привыкать? Они не хотят, чтобы мы были вместе.
– С чего ты этого взял?
– Твой отец мне сказал.
– Как? Когда?
– В прошлую пятницу. Я после ужина вышел на крыльцо, а он подошел ко мне и сказал, что, мол это все, конечно, весело, но я должен понимать, что скоро твое баловство пройдет. И еще он попросил ускорить процесс, потому что ему надоело улыбаться мне при каждой встрече.
– Нет, он бы так не поступил! Да и вообще, даже если так, то это не его дело.
– Сэйди, все в городе смеются над нами.
– Ты говоришь только за себя!
– Да, – задумчиво сказал Патрик, – ты права. Они смеются надо мной.
Под скрип пружин Патрик Мэрлоуз поднялся с кровати и поднял с пола скомканные брюки.
– Куда ты? – забеспокоилась Сэйди.
– Домой. Тебе все это кажется ерундой, а я не могу так жить. Мне нужно подумать. Я устал, что люди считают меня деревенским дурачком! – надевая свитер, объяснил он.
– Ты не дурак.
– Дурак, да еще и страшный.
– А мне ты нравишься, – Сэйди села на кровати и, потирая сонные глаза, смотрела на Патрика. – Ложись. Не надо никуда идти. Родители не вернутся до завтрашнего дня.
– Сэйди, мне нужно подумать. Прости, – Патрик поцеловал ее в щеку и вышел из комнаты.
Еще несколько минут Сэйди Каннингем смотрела на закрывшуюся дверь, надеясь, что он все-таки вернется. В ее глазах стояла легкая грусть, непонимание случившегося и ничего более. Она не пыталась обдумать слова Патрика, не пыталась разобраться в себе, а делала выводы отталкиваясь исключительно от эмоционального восприятия. Хоть ей и удалось закончить школу достаточно прилично, но, честно сказать, Сэйди действительно была далеко не умна, и в этом Дэвид оказался совершенно прав. Да, она была доброй, простой и веселой, но на этом в общем-то и все. С другой стороны, а много ли для счастья надо? Бытует мнение, будто чем человек умнее, тем труднее ему быть счастливым. Он видит гораздо больше других, копает глубже, анализирует самого себя и окружающих людей и, в конце концов, осознает, что наш мир – это не только голубое небо и зеленая трава, а еще боль, злость и несправедливость, которые творятся руками подобных ему. С одной стороны, любой дурак знает о существовании зла, но, с другой, не каждый этого осознает. А между знанием и осознанием пролегает огромная пропасть. Впрочем, мы изрядно отвлеклись от темы.
Вернемся обратно в комнату молодой девушки, которая в ожидании продолжает смотреть на дверь, а в ее стенном шкафу сидит Дэвид Розен и его кот по имени Льюис. Время тянулось бесконечно медленно, но ничего не менялось, и вот, когда могло показаться, что время окончательно застыло, Сэйди с досадой вздохнула и откинулась обратно на подушку. Прогнувшийся под весом Патрика, старый матрас еще не успел принять свою первоначальную форму, и Сэйди с искренней любовью смотрела на пустую вмятину, где не так давно рядом с ней находился ее возлюбленный. Глаза медленно-медленно закрылись, и девушка тут же погрузилась в глубокий сон.
– Мяу, – едва слышно сказал Льюис, намекая, что пора бы выбираться отсюда.
– А что мы вообще тут делали?
Кот не ответил и направился вглубь шкафа.
– Куда ты? Там нет выхода!
Но Льюиса мало волновали человеческие убеждения, и потому он даже не обернулся на голос хозяина, а только продолжал идти, петляя между висящей одеждой. И снова Дэвид последовал за котом, но в этот раз опустился на четвереньки, поскольку боялся что-нибудь сшибить с вешалки, чем обязательно разбудил бы хозяйку комнаты. Переставляя четыре конечности, он медленно двигался вперед, периодически, словно ветки, разводя в стороны платья, брюки, пальто и много другое. Позади осталось несколько метров, а шкаф все не заканчивался, и только расстояние между стенами и полом с потолком становилось все меньше и меньше, превращая небольшую комнату в узкий тоннель. На ум пришла Алиса в Стране чудес, что вызвало улыбку на лице Дэвида, хотя в груди нарастала тревога.
