Николай Чижов
Душа моей души
– И что из этого вы хотели купить? Что означали те буквы и цифры?
– Начало новой Истории, – мечтательно, даже как-то нежно улыбнулась вдруг Мадам. – Звуки, тоны, диакритика неизвестного тебе оккультного языка, из чего потенциальный покупатель заключает, о чем будет История. То, что ты прислал мне… Эта История называется «Душа моей души». Она арабская. История про юношу, который нашел девушку, явившуюся ему во снах. Дорогая История, – Мадам пожевала губами. – Жаль, что ее у вас нет.
Максиму нужно было перевести этот бредовый разговор в более практичное русло. Иначе проклятая бабка никогда бы не прекратила высокопарно повествовать о ценности Историй, в существование которых он не верил.
– Наличными платить? – как-то невпопад, учитывая сумму, спросил он.
– Ну что вы, я же пенсионерка, – подмигнула Мадам Шварцвальд. – У меня есть счет в С*банке, можно переводом.
…Максим очнулся, стоя перед столом, словно он вошел буквально секунду назад, только в правой руке у него была визитка. Пред ним в клубах сизого дыма сидела Мадам Шварцвальд с брошью на груди, пронзительно смотрела на него. Щека горела.
– Позвоните мне, как надумаете. Буду ждать.
Он сделал движение, будто собираясь к ней подойти, но напоролся на взгляд, который красноречиво говорил, что второго шанса выйти из кабинета живым у него уже не будет. Он вышел.
Надумал он быстро, несмотря на то, что это могло быть мошенничеством на доверии. Просто… ну что он еще мог потерять, в самом деле?
Инструкции Мадам были четкими и простыми.
Пункт первый: еда и вино. Еда обычная, кроме рябчиков с дикими ягодами и кедровыми орехами в меду.
Максим сходил на ближайший рынок и, не торгуясь, купил рябчиков. Рябчиков, судя по цене, кормили золотым песком. Там же, на рынке, достал дикую мороженую клюкву, бруснику и чернику.
Стол на восьмерых, – гласил второй пункт. А почему на восьмерых? Кто еще придет? Ответа, разумеется, не было. Придется попросить три стула у соседки справа и три стула у соседа снизу.
Белая хлопковая рубашка. Есть дома такая. Свечи. Свечи у Максима были, их купила Света.
Максим открыл окно, зажег свечи, поставил закуски, разлил по бокалам вино.
Нужно было как-то сообщить Мадам, что все готово. Он не подобрал нужных слов, поэтому отправил в мессенджер только смайлик-эмодзи: идиотский палец вверх. В ответ пришло голосовое.
Дополнительных инструкций не потребовалось. Максим положил телефон на стол. Нажал на клавишу воспроизведения и приготовился к… На самом деле он не знал, к чему готовиться. Хлопковая рубашка пахла стиральным порошком. Воротник отчаянно тер шею…
…Максим помнил только самое начало. Утробное рычание Мадам (неужели в старческом теле довольно силы, чтобы производить эти звуки?), переходящее в вой… А потом кухня завертелась и ушла наискосок.
Он увидел себя лежащим на полу. Потом себя, наблюдающего за собой, лежащим на полу. И мир разбился на тысячи зеркальных осколков, в которых он, как посторонний, наблюдал за самим собой, наблюдающим самого себя. Максим оказался в галерее с неправильной геометрией, украшенной картинами. Картины, все до одной, изображали комнату с лежащим навзничь телом: в разных ракурсах и разных живописных стилях, от реализма до набора из точек, линий и завитков. Проходя по галерее и рассматривая картины, Максим, становился то высоким, то низким, то старым, то молодым, то одним незнакомым человеком, то другим. А потом все стало музыкой – музыкой в исполнении большого симфонического оркестра. Затем – партией на пианино. Мелодией на флейте. Максим понял, что поет, а после – декламирует стихи о себе, лежащем в комнате, в размере пятистопного ямба. Стихи перешли в элегию о его жизни. И закончились эпиграммой самому себе.
Сознание вернулось к нему не сразу.
За окном стояла темная ночь, настолько темная, что не было видно света соседних домов. В комнате же, напротив, горел ослепительный свет: верхнее освещение, свечи и торшер. Кто-то – какая-то женщина? – повернулся к нему.
Невозможно, но… Это была Света.
– Он очнулся, – точно издалека дотянулся до него знакомый голос. Господи, неужели она жива?
Максим приподнялся на локте.
Радость сменилась недоумением, когда он понял, что на него с надеждой смотрели семь Свет. Внимание четырнадцати глаз было приковано к нему. Совсем не так Максим представлял себе эту встречу. Повисшая пауза затягивалась.
Девушки задорно рассмеялись. Одна из Свет, в точности повторяя знакомый тон и взгляд, сказала:
– Ну и как это понимать? Мы пришли, а ты, стало быть, отдыхаешь?
– Давай-ка к столу, – подала руку другая Света. Он взял ее. Рука была теплая, мягкая и… живая. Обмирая, не в силах разжать одеревеневшие пальцы, он медленно сел к столу.
Девушки снова засмеялись: заливисто, словно на девичнике.
– Так понимаю, нужно угадать? – спросил у Свет Максим, вспоминая какую-то детскую сказку. «Не пятьдесят на пятьдесят, – решил он про себя, – но шанс определенно есть. Вот только если одна из них Света, то остальные – кто? Или все это – Света? А может, ее тут и вовсе нет?»
Девушки засмеялись еще заразительнее. Пир был в самом разгаре. Все семеро были согласны между собой. И все, все они были Светами. Один и тот же овал лица, миниатюрная фигура, прическа. Гордая осанка, те же пальцы пианистки с синими венами. Одно и то же кимоно с розами. Но при этом они были разными. Едва заметные, но вполне ощутимые различия. Кто-то более накрашен, кто-то вообще без косметики, кто-то молчит, а кто-то без умолку болтает. Внутренний математик Максима начал формулировать задачу: «Пусть X это множество всех объектов…»
Заботливые руки положили ему рябчика с брусничным соусом, и несколько ложек салата. Максим не притронулся к еде. Пошел с козырей:
– А кто тут настоящая?
Повисло напряженное молчание. Внутренний математик присвоил каждой определение по направлению часовой стрелки.
– Подумай, задача не такая уж и трудная, – ответила Света-на-двенадцать, налегая на рябчика. К бокалу она не притронулась.
– Мы тебе, что, кажемся одинаковыми? – зло спросила Света-на-полтретьего. В ее бокале плескалась странная сапфировая жидкость, а на тарелке лежала баранья нога.
– Если ты здесь, то я cделала недостаточно, – с грустью начала было Света-на-девять. – Хотела бы я тебе подсказать…
Тут же раздалось недовольное шиканье. По наблюдению Максима, она была единственной, кто, так же как и он, оказался безразличен к столу.
– Вот та, я думаю, посмотри, как на тебя смотрит! – Света-на-полдвенадцатого насмешливо указала на Свету-на-полшестого. Туман ее бурлящего бокала полностью заслонял содержимое тарелки.
– Максим, ты хоть понял, что спросил? Историей не ошибся? – наклонившись вперед, строго спросила Света-на-три, подливая себе рубиновый напиток.
– Ты узнал меня? Это же я. Я! – заломила руки Света-на-полдевятого. Пила и ела она за троих.
Света-на-полшестого, которая подавала ему руку, промокнув губы салфеткой, заметила:
– Зря ты сюда пришел.
Бросив на нее взгляд, Максим увидел выпирающий живот.
Первый раунд был проигран вчистую.
Однако сдаваться было не в правилах Максима. Он еще раз оглядел всех семерых. Света-на-двенадцать глядела прямо. Света-на полтретьего косила на Свету-на-полдевятого. Света-на-полдвенадцатого не спускала с Максима глаз, но при этом следила за направлением остальных взглядов.
Мысленно он задавал вопросы, на которые уже знал ответы. Все они любят пина-коладу, индийский ресторан на Новокузнецкой, французских писателей, итальянское кино.
– Почему я ничего не знал про истории, про сны и про прочее? – наконец нашел верные слова Максим.
– А ты бы поверил ?! – возразила Света-на-двенадцать, кладя руками очередного рябчика.
– Истории могли украсть тебя у меня. Сюда легче войти, чем выйти. —Жидкость в бокале Светы-на-полтретьего сменила цвет на зеленый. В этот момент неприятная догадка заставила Максима вздрогнуть.
– Для тебя это могло плохо кончиться, – тем временем поддержала общий тон Света-на-девять.
– О каких Историях ты говоришь? – засмеялась Света-на-полдвенадцатого. От движения ее руки хлопья тумана частично рассеялись, позволив разглядеть содержимое тарелки. И Максим решил, что больше морепродукты есть не будет.
– Точно. Я бы тебе рассказала. Ты бы мне поверил и даже бы в дурку не сдал. Вот идиотка, как же я сразу не догадалась так сделать? – чуть наклонив голову, констатировала Света-на-три. Она забрала полный бокал у Светы-на-двенадцать.
– Малыш, почему это не могло быть моим маленьким секретом?! – спрятав лицо в ладонь, засмеялась Света-на-полдевятого. Она налегала на еду и вино, но тарелка и бокал все время пустовали.
– А ты хотел бы этого? – глядя в полупустой бокал, спросила Света-на-полшестого.
Максим почувствовал, что со Светой-на-полшестого выходит диалог.
– Мы же могли вместе изучать… Мы все всегда делали вместе! – воскликнул он, обращаясь уже непосредственно к Свете-на-полшестого.
– Не в этот раз, любимый. Я и так все свое свободное время посвящала тебе. А в Лес ходила только ночью, когда ты спал, – вклинилась Света-на-двенадцать, дожёвывая очередное крылышко.
– Тени Великого леса – это не игра в танчики… – прыснула Света-на-полтретьего. – Это даже не «Хорайзен» на плойке, мой дорогой.
Все еще продолжая смеяться, она отсалютовала бокалом шампанского и вернулась к своим дынным долькам.