Николай Полевой
Вольный мученик

 
От корня доброго гнилой сучок, негодный.^[3]
 

Знай, что местничества в России нет; сиди в своей конуре, дуйся, как лягушка езопова^[4]) и хлопай длинными ослиными ушами!

Негодование, насмешка, сатира всегда проследовали и преследуют выродков знатных и великих отцов. Тут есть причина. Надобно знать, что ничего в мире нет смешнее, жалчее, презреннее таких выродков. Это происходит именно от сравнения с тем, от чего явились эти выродки, и от того, что, потеряв все истинные качества величия, славы, доблести, выродки сии горделиво сохраняют, однако ж, все наружное великолепие, знаменитость, гордость своих предков. Но что в предках было необходимое следствие сознания внутренней силы, душевного могущества и дел знаменитых, то у выродка их ходули, самые забавные. Предок просто стоял на ногах в толпе народа и превышал всех других целою головою; выродок, худой, слабый, тощий, тянется на цыпочки, чтобы также превышать других, и делается явлением самым комическим.

Если бы по крайней мере оставались у выродков вещественные отличия предков, то все еще они не были бы так забавны. Но закон природы велит, чтобы приобретенное величием духа ему только и принадлежало. Звезды и ленты пронесут за гробом предка, и потомок приобрети их сам, если они ему нравятся; ум без собственного старания об усовершенствовании его походит на заржавелый булат и сбивается в мелочи, в пустяки. Остаются у выродка портреты предков и древние грамоты; но без подкрепления потомства портреты – крашеная холстина, а грамоты – гнилая бумага! А имение, богатство? Вот тут-то и главнейшая трудность. Есть пословица: легче нажить, нежели не прожить. Много есть примеров, что люди наживали, но не проживать нажитого не умели. Наживет и дурак – будь только случай: шел да нашел; но не прожить надобен ум, и людей вообще надобно бы учить не тому, как наживать, но как не проживать. Выродки обыкновенно не умеют сохранить нажитых предками имений, разоряются, должают и беднеют. Достанется им легко, даром; цены деньгам они не знают; тратят беспутно, и большое диво, если через три поколения выродков потомок знатного предка не остается только с тою душою, которая в нем (если только есть она в нем), с тою землею, которая у него в горшках с цветами (как говорит Шеридан^[5])), и с теми деньгами, которые выручит он за продажу портретов на рынок и грамот своих в архив археолога и генеалога, которому надобно по кружкам родословной поверить: точно ли в таком-то году за спор о местах такого-то боярина выдали головою такому-то.