Николай Полевой
Невеста Абидосская. Турецкая повесть Лорда Байрона. Перевел с английского Иван Козлов
Но если спросятъ меня: даетъ-ли переводу Г-на Козлова вѣрное понятіе о стихахъ и выраженіи Байрона? признаюсь: этотъ вопросъ затруднителенъ. Если обязанность переводчика такова, что онъ долженъ передать всю силу, всю прелесть подлинника, дать отчетъ за всѣ красоты его, то переводъ Абидосской Невѣсты не выдержитъ строгой критики. Повторяю, что Русскіе стихи прекрасны; но въ нихъ нѣтъ мужественной силы, нѣтъ выраженія Байронова. Они кажутся мнѣ слишкомъ цвѣтны, слишкомъ обременены словами противъ подлинника. Сличимъ, для примѣра, первый стансъ поэмы. Вотъ начало подлинника:
Know ye the land where thecypress and myrtle
Are emblems of deeds that are done in their clime?
Where the rage of the vulture, the love of the turtle,
Now melt into sorrow, now madden to crime?
Какая полнота и краткость въ описаніи страны? въ которую Байронъ помѣщаетъ дѣйствіе своей Поэмы. Вотъ переводъ:
Кто знаетъ край далекій и прекрасный,
Гдѣ кипарисъ и томный миртъ цвѣтутъ,
И гдѣ они во знаменье растушъ
Суровыхъ дѣлъ и нѣги сладострастной?
Гдѣ нѣжность чувствъ съ ихъ буйностью близка,
Вдругъ ястребъ тихъ, а горлица дика?
Здѣсь много лишняго и мысль Байрона растянута. Байронъ только намекаетъ на то, что Переводчикъ подробно высказываетъ. Байронъ, указывая вамъ на кипарисъ и миртъ, спрашиваетъ: «Знаете-ли вы страну, гдѣ кипарисъ и миртъ, эмблеммы событій тамъ совершившихся?» Это два первые стиха Байрона. Онъ не называетъ страны, о которой хочетъ говорить, далекою, прекрасною, мирта томнымъ (прилагательное несвойственное дереву, притомъ и кипарисъ не можетъ цвѣсть) и вѣроятно: кипарисъ и миръ онъ не хотѣлъ назвать эмблеммами суровыхъ дѣлъ и нѣги сладострастной. Кипарисъ есть эмблемма тишины гроба, а миртъ счастія любви: смерть и любовь, какое разительное соединеніе понятій! Положимъ, что нѣга сладострастная можетъ выразить любовь, но суровыя дѣла, не точно и не вѣрно выражаютъ мысль Байрона. И къ чему всѣ эти подробныя объясненія? Для описаній будетъ мѣсто послѣ. Переходимъ къ двумъ другимъ стихамъ Байрона. «Гдѣ (продолжаетъ онъ) бѣшенство ястреба и любовь горлицы, то сливаются (стапливаются) въ грусти, то влекутъ (вводятъ) въ преступленіе?» Впрочемъ, здѣсь весьма трудно передать точный смыслъ подлинника (Now melt into sorrow, now madden to crime). Переводчикъ замѣняетъ все это словами: Гдѣ нѣжность чувствъ съ ихъ буйностью близка; совсѣмъ не то! Далѣе, отдѣливъ этотъ стихъ отъ сравненія съ горлицею и ястребомъ, онъ переставляетъ смыслъ подлинника, отдѣльно изображаетъ сихъ птицъ (гдѣ ястребъ тихъ, а горлица дика), какъ будто Байронъ хотѣлъ изобразить состояніе сихъ птицъ, въ то время, какъ у Байрона онѣ представляютъ только новую эмблемму, въ дополненіе первой, кипариса и мирта. Во Французскомъ переводѣ такая-же перестановка, смыслъ подлинника совсѣмъ потерянъ: La tourtrrelle y fait entendre ses roucoulemens melancoliques et le vautour y exerce ses brigandages cruels. Подумаете, читая это, что вамъ попалась какая нибудь Фонтенелева идиллія. И къ чему тутъ: ястребъ тѣхъ, а горлица дика? Я не вижу никакой послѣдовательности идей.
