Николай Александрович Игнатов
Случай с Григорием Антоновичем
Кдахна вновь прервалась и посмотрела на Мьорра глазами полными отчаяния и мольбы. Её голос не стал громче, но стал ровнее и твёрже. Григорий Антонович молчал.
– Отдай мне их коды, отдай, а сам оставайся. Когда несколько циклов твоих скоротечных жизней здесь пролетят, ты всё равно вернёшься домой. Мы вернём тебя. Ссылка ведь не бессрочная.
Григорий Антонович вновь задумался. Всё вроде как сходилось – сам не хочешь, пусть другие возвращаются, пусть мстят там, или чего хотят делают. Их ведь не спросили, может и полетят. Неизвестно, к тому же, куда их забросило, и где тянется их забвение – может в таких мирах, что похуже да пострашнее этого. Хотя, это навряд ли. Но почему же коды всех ссыльных Воителей оказались именно у него? Неспроста ведь. Ну, Мьорр, чего же ты никак не вспомнишь? Ты ведь был командиром одного, пусть большого, но только одного отряда, а среди прочих Воителей были чины и повыше, почему все коды у тебя?! Вспоминай, сукин сын! Вспоминай, почему ты сейчас не хочешь отдавать их Ильиничне!
Григорию Антоновичу опять сделалось дурно. Пот прошиб его, дышать вязким и жирным воздухом стало тяжело, в глазах встала чёрная муть. И в мути этой появлялись болезненные видения, в которых странные сны его и далёкие воспоминания из другой жизни смешивались в замысловатые живые коллажи. Он видит своих сослуживцев в виде Ангелов Тишины, видит как по мутному и исполненному ядовитых облаков небу плывут огромные караси, сбегающие с кукана, и как Геннадьич орёт: «Гриша, мать твою за ногу! Вся рыба ушла!»; видит как дочь, Катюшка, катается верхом на двуногой боевой машине легиона «Эхо тьмы», хохочет и кричит: «Лошадка, но! Скачи, лошадка!»; видит жену, Настеньку, что в боевом скафандре окучивает грядки, а едва весомая пыль поднимается из-под тяпки и летит к оранжевым, чужим небесам… Всё завертелось вдруг, закружилось вокруг Григория Антоновича, и он опять оказался на дне колодца, и закрыл глаза. Вечность забвения во тьме прервал голос: «Гриша, не верь! Ни единому слову не верь! Какая месть? Тебе в понедельник аттестацию проходить, забыл?».
Григорий Антонович округлил глаза, голос, прозвучавший в голове, показался ему очень знакомым. «Не верь ему, Мьорр! Это говорю тебе я, Кдахна».
«Кому это – ему?! Неужели…», – мысленно отозвался Григорий Антонович новой собеседнице.
«Да, Гриша, да, это Сагутарх явился под моей личиной. Он, собака, хочет воззвать к твоей чести, к твоей ярости, чтобы воссоздать Воителей Гнева и вернуть их под свой контроль».
«Это я понял, – ответил Григорий Антонович, разглядывая поросшую мхом стенку колодца, – И ему они нужны вовсе не для борьбы с Ковчегом, так?».
«Красавчик, Григорий! Я не сомневалась в тебе, когда мы ныкали коды перед ссылкой. Не помнишь ни хрена, да? А это ведь я уговорила, чтобы всё поместить в тебя, а ты – давай раздадим, давай раздадим, чтоб хотя бы у пятерых были, а то мало ли что. Вот видишь – мало ли что чуть и не случилось».
«Ну да. А эта, то есть этот нас не слышит?»
«Не боись, мы тоже время на паузу ставить умеем. Только моя пауза совсем недолгая будет, энергии маловато».
«Понял. Ты хоть скажи, что на самом деле творится…там?»,
«Там, то есть – здесь, всё норм. Ковчегу кирдык, мы его дезинтегрировали до последнего гадского бозона. Нет их больше. А этот, козлина, сбежал. Узнал как-то про то, что коды у тебя (тоже ведь нашлась сука какая-то, сболтнула), и примчался вот ныть, да выпрашивать, якобы для спасения родного мира, или чего там? Для мести? Ну конечно. Думает, с помощью Воителей сможет сам избежать возмездия, хрена ему лысого! Он тебе ещё показывал, небось, что всё сгорело и всех убили. Фигня всё это, планеты все наши целёхоньки, так что не ссы».
«Погоди, Разящая, свет очей моих и огня ярости, что за лексикон у тебя?».
«Дык это у тебя спросить надо, Гриша, ёкарный бабай. Ясен пень, это не твой конкретно лексикончик, но твоего круга общения, и вообще – всей культурной среды, где ты прозябаешь. Мне же, чтобы с тобой нормально общаться, пришлось в башку тебе влезть и изучить всё. Ой, чего там только нет, Григорий, как тебя в дурку ещё не закрыли… Ну да это не важно, язык твой зато я выучила».
«М-да. А Ильинична… ну, то есть этот сказал, что ты погибла на Галосе».
«Я? С хрена ли?! А, ты ж не помнишь ничего. Ну, слушай. Тогда, в том замесе с Ангелами этими, мой отряд накрыло ударом с дальней орбиты. Не успели наши, видать, всех летунов зачистить, вот одна падла нашлась, да жахнула по нам плазменной плетью. Мои ребята как раз на фланге успели всех этих петухов, простите, Ангелов, расщепить, так что задачу, считай, выполнили. Ну а когда нас накрыло, то всё по порядку: коды личностных матриц отправились к ближайшим сигнатурам возрождения и все начали восстанавливаться. Только меня-то не достала плазменная плеть, мне повезло. Покоцало, конечно, нормально так, но не смертельно. И вот в чем штука – плазма, хоть и далековато лязгнула, сожгла нахрен мою броню и подпалила блок управления кодами и волей. Поэтому, когда эта скотина, сразу после победы на Галосе, нас опустил в натуре, я ему не досталась, и по всем понятиям была погибшей вместе с отрядом, находясь в процессе воскрешения. Всем, кстати, нашим, кто погиб тогда и воскрешался, не повезло, Сагутарх послал приказ их сигнатурам возрождения – прекратить себя с концами на корню, так что эти ребята, светлая им память, погибли навсегда. Ну, в общем, как предательство свершилось, как я сообразила – что к чему, сразу рванула к вам, к пленным то бишь. Без палева, ясное дело, а то схватили бы за жопу, да туда же – в ссылку к чёрту на кулички. Мне удалось найти тебя, и мы быстренько замутили охренительный план – заныкать коды личностных матриц всех Воителей в тебя, чтобы, как придёт время, вас освободить и дать люлей этому уроду. Воля была у всех отключена, поэтому никто и не противился тому, что я у них все коды собрала. Да и ты тоже ватный был, кивал как болванчик на всё, что бы я ни сказала.
«Да, что-то припоминаю. Вот как ты рассказывать начала, так и стало что-то проясняться в голове. А напомни, раз уж такое дело, почему именно в меня спрятали коды?»
«Знала, что спросишь, Гришка, падлой буду, знала! А потому именно в тебя, что, если забыл, у такой занудной сволочи, как ты, никакой Сагутарх или прочая любая гнида ни в жизнь ничего не получит. Ты ж дохлого замучаешь – а зачем, а куда, а для какой цели и т.д.
«Теперь точно вспомнил! Как будто вчера было. А сколько времени, кстати, прошло там?
«Ой, Гриша, столько не живут. По твоим меркам – лет сорок, по нашим – пара месяцев».
Григорий Антонович чувствовал себя так, как если б с его глаз сняли чёрную повязку, а изо рта вынули кляп. Он мог видеть, мог дышать, говорить, и знал, наконец, кто он вообще такой. Голос боевой подруги (истинной) звучал в его голове как добрая и правильная песня. Он с идиотской радостью вспоминал прежние разговоры с Кдахной, вспомнил сколько раз она прикрывала его в боях, сколько – он её, сколь многое ими было пережито вместе. Ну, Сагутарх, теперь держись!
«Так чего делать-то будем, подруга?» – спросил он, встав на ноги и присматриваясь за что бы ухватиться в склизкой стенке, чтоб выбраться-таки из колодца.
«Сейчас, Гришенька, всё расскажу. Есть у меня один здоровский план, – Кдахна даже игриво захихикала, предвкушая, видимо, воплощение этого плана в жизнь. – Слушай, короче. Я говорю с тобой прямому каналу, так что эта беседа бы сейчас и не получилась, если б Сагутарх не тормознул время. Но даже эта болтовня пожирает столько энергии, что мама не горюй. А теперь прикинь, сколько затратил он, чтобы явиться к тебе лично, пускай и «на минималках»»
«Думаю – дохрена», – кряхтел Григорий Антонович, карабкаясь вверх.
«Дохрена и больше. Он, паскуда, когда когти рванул, целый танкер с ячейками сжатой энергии скомуниздил. Походу на это путешествие весь танкер и слил».
«Он что-то говорил, что обратно, мол, без кодов не сможет вернуться».
«Ага. Вот поэтому, когда ты его пробородил, он и начал клянчить хотя бы чужие, типа сам не хочешь – может другие полетят. Ты ж помнишь, как коды энергию звёзд сосут? Не помнишь? Короче, ему б хватило и вернуться самому, и Воителей воскресить. У солнца бы лет сто жизни забрал, подумаешь».
«Слушай, Кдахна, а я ещё вот подумал, – говорил Григорий Антонович, находясь уже на середине колодца, который был глубже, чем казалось вначале, – зачем они заморочились с этой ссылкой, дорого ведь. А теперь понял – это Сагутарх всё и придумал. Видать подозревал, что Ковчегу всё равно хана рано или поздно, и предусмотрел такой вот запасной вариант.
