Ника Марш
Жестокий брак. Как мы влюблялись, женились и ревновали на протяжении веков
У сына Мурада, Сулеймана, предположительно не было жены, только наложница, а вот его преемнику приписывают двух жен – дочерей валашского воеводы и графа Кефалинии. У султана Мехмеда I имелась супруга Эмине, которую называют дочерью бея Дулкадароглы. Впрочем, Эмине – женщина загадочная. Нет точной даты ее бракосочетания с Мехмедом, нет даты смерти и даже упоминаний о том, где находится могила. Среди жен Мурада II упоминают Хатидже Халиме-хатун, дочь правителя бейлика. В 1421 или 1425 году (историки спорят о дате свадьбы) за ней отправили пышную свиту, которая предоставила выкуп за невесту и привезла ее к будущему мужу. Хатидже оставалась любимой женой Мурада II до тех пор, пока в его жизни не появилась другая – Мара Бранкович.
Та была уникальной женщиной. Представительница сербской династии Бранковичей, родственница византийских императоров, она родилась в 1416 году. Ее выдали замуж за турецкого султана ради мира и спокойствия родной земли. Даже когда Мурад скончался в 1451-м, его сын относился к мачехе с большим уважением. Считается, что Мара сохранила христианскую веру, находясь в гареме (что можно считать большой редкостью), и ей даже позволили вернуться на родину (еще одна редкость для обитательницы восточного гарема). Любопытно, что уже в сербских землях Мара продолжала поддерживать отношения с семьей пасынка, султана Мехмеда. В 1459 году тот даже пожаловал ей целый город Ежево. Считается, что у Мары имелись хорошие дипломатические навыки, с помощью которых она налаживала отношения между двумя государствами и даже помогла султану вести переговоры с Венецианской республикой… А нам-то часто говорят, что женщины в гаремах – бесправные и безропотные существа!
Хотя, конечно, когда речь заходит о по-настоящему влиятельных женщинах в Османской империи, на ум приходят следующие имена: Хюррем, Нурбану, Сафие, Кесем, Турхан. Эти пять женщин составляют так называемый женский султанат – интереснейший период в истории «мужского» государства, когда огромная власть была сосредоточена в женских руках.
Одни управляли через мужей и сыновей, другие – фактически держа в руках власть. А ведь все они были воспитаны в гаремах и подчинялись тем же самым порядкам, что и их предшественницы, но сочетание ума, красоты, ловкости и удачи позволило этим пяти женщинам оказаться на вершине!
Впрочем, о красоте той же Хюррем ведутся споры. Реальная правительница – совсем не та рыжеволосая хохотушка, какой она предстает в сериале «Великолепный век» в исполнении Мерьем Узерли. Портрет кисти неизвестного автора рисует нам образ с тонким вытянутым лицом, чем-то напоминающим лисью мордочку, темными глазами и маленьким пухлым ртом. Высокий лоб, темные волосы, белая кожа… Хюррем жила в 1502–1558 годах, хотя точной даты рождения не установить, и вот что интересно: за много-много километров от нее, во Франции, тогда же проживала прекрасная и обожаемая королем Генрихом II Валуа Диана де Пуатье. Как раз ей приписывают «формулу красоты» для женщины. Взгляните:
Три вещи должны быть белыми: кожа, зубы, руки.
Три черными – глаза, брови, ресницы.
Три красными – губы, щеки, ногти.
Три длинными – тело, волосы, пальцы.
Три короткими – зубы, уши, ступни.
Три узкими – рот, талия, щиколотки.
Три полными – руки, бедра, икры.
Три маленькими – нос, грудь, голова.
Теперь посмотрим на портрет Хюррем и удивимся – она полностью подходит под «стандарты», предложенные Дианой де Пуатье, хотя их разделяла целая Европа! Неужели в Константинополе[52] и в Париже придерживались одинаковых канонов красоты?
Главной женщиной в гареме султана становилась его мать, валиде-султан. Хюррем так и не получила вожделенный титул, поскольку не дожила до времени, когда османский трон перешел к ее сыну Селиму. Зато ее звали Хасеки-султан, то есть главная жена. После того как скончалась мать султана Сулеймана Великолепного, первой женщиной гарема стала Хюррем.
Валиде владела женским царством. Своеобразным премьер-министром при ней состоял глава «черных» евнухов. Он выступал как распорядитель, мог быть допущен к султану. Также в гареме была «экономка» – кетхуда, или киайя, и казначейша – хазынедар-уста. На долю последней выпадало подсчитывать расходы гарема, выплачивать деньги тем, кому они полагались, и даже начислять пенсии. В подчинении у валиде находились хранительницы гардероба, хранительницы драгоценных украшений, смотрительница бань, чтица Корана и множество других слуг.
Она определяла участь новеньких наложниц. Хотя проникнуть в покои к султану могли и другим путем: если падишаху самому попадалась на глаза хорошенькая девушка, ее рекомендовал Хранитель покоев, или правитель получил девушку в подарок. Кстати, нередкий случай! Считается, что Сафие, которая впоследствии стала одной из пяти правительниц женского султаната, изначально была захваченной в плен рабыней, подаренной наследнику-шехзаде заботливой тетушкой Михримах… Ну а потом неглупая и красивая девушка сумела воспользоваться своим положением да еще и родила сына!
Титул «валиде» предназначался только матери султана. В XVII веке мальчиков-шехзаде прекратили умерщвлять при восшествии на престол наиболее удачливого из них[53], сыновей правителя стали запирать в клетке-кафесе. Там они терпеливо ждали своей участи. Некоторые из них десятилетиями находились в заточении, прежде чем умирал предшественник и они восходили на трон. Тогда из небытия, из Старого дворца, в Топкапы привозили их матерей, которые разом становились хозяйками гарема. Например, султан Сулейман II провел 39 лет в кафесе, прежде чем дождался «коронации». Его мать, Салиха Дилашуб, была к тому времени пожилой и больной женщиной. Она старалась подбирать сыну наложниц, но так и не дождалась внука и умерла за полтора года до смерти собственного отпрыска.
Более 40 лет провел в кафесе другой султан, Ахмед II. Его мать тоже не дождалась звездного часа сына, а вот Эмметуллах Рабии Гюльнуш выпала честь стать дважды валиде: она была матерью султанов Мустафы III и Ахмеда III. Кроме нее только одна женщина – Кесем – умудрилась два раза получить данный титул.
В гарем попадали часто совсем маленькие девочки. Одних продавали собственные родители (кто-то не мог содержать детей, другие считали это хорошим шансом устроить судьбу), других приобретали на невольничьих рынках.
Некоторые становились женами или наложницами султана совершенно случайно – хорошенькая Хошьяр воспитывалась у сестры султана, Бехие, и, как раз находясь в ее доме, приглянулась Махмуду II. Зато ранние годы султанши Шевкефзы прояснить довольно-таки трудно. Известно, что ее считали черкешенкой, что в возрасте примерно 19 лет она попала в услужение к супруге султана Махмуда II, а уже потом стала женой Абдул-Меджида I.
Маленькие обитательницы гаремов проходили специальное обучение. Если их привозили издалека, то им следовало освоить турецкий язык и принять ислам. Многим меняли имена (особенно если это были европейки). Поэтичности новых имен можно только позавидовать! Та же Хюррем – в переводе – «улыбчивая» или «приносящая радость». Махидевран – «весенняя роза», Фирузе – «счастливая», Нурбану – «лучезарная» или «светящаяся»… Красивые имена для первых красавиц!
Их наставляли свято чтить обычаи, слушаться и исполнять все поручения. Они вникали в нюансы придворного этикета, в котором было легко запутаться. Ведь на самом деле во дворце существовало множество правил, которые, на первый взгляд, противоречили друг другу! Например, османы очень трепетно относились к детям и радовались беременности каждой фаворитки, но беременность наложницы шехзаде, не достигшего определенного возраста, считалась нежелательной. Девушке могли сделать аборт, если она забеременела в «не то» время… Гаремные обитательницы учились шить, вышивать, готовить, убираться, танцевать, петь, играть на музыкальных инструментах, но многим из них не требовалось даже половины полученных знаний. Если девушка становилась фавориткой, а затем госпожой, у нее всегда был в распоряжении штат прислужниц. И для того, чтобы добиться цели, девушки старались изо всех сил – они должны были показаться султану самыми очаровательными, самыми лучезарными, самыми прекрасными…
«Да бросьте, видели мы тех красавиц!» – иногда пишут мне читатели и приводят в качестве аргумента фотографии гарема иранского шаха Насер ад-Дин Шах Каджара. Эти снимки уже много лет «гуляют по Сети» и вызывают восторг – совсем не потому, что на них запечатлены красавицы. Напротив. В объектив фотоаппарата смотрят хмурые, толстые, порой даже усатые женщины, некоторые закутаны с головы до пят, а другие сидят в подобии балетных пачек. Где сильфиды? Где восхитительные чаровницы, от чьих взглядов падишахи были готовы бросить им под ноги половину мира?
Должна разочаровать тех, кто верит в достоверность фотографий – на них вовсе не гарем шаха. Интернет будоражат снимки актеров первого государственного театра, который создал шах Насреддин. Женские роли в нем исполняли… только мужчины. До 1917 года персидские женщины не имели права подниматься на театральные подмостки (похожий запрет существовал, например, и в Англии! Только в середине XVII столетия, при короле Карле II, женщины-актрисы стали свободно играть предназначенные для них роли. Так что в театре «Глобус» прекрасные юные девы шекспировские монологи не читали!). Хан сфотографировал актеров, готовящихся предстать в очередной постановке, – они часто бывали сатирическими. Вот и весь секрет «некрасивого гарема».
Семья, отдававшая дочь в гарем, теряла все права на нее. О жизни за пределами дворца следовало забыть навсегда. Отныне судьба девушки была прочно связана с домом султана, и ей следовало жить только интересами династии. Той, что повезло родить сына, выделяли покои и осыпали ее почестями. Шехзаде мог сам однажды превратиться в падишаха. Рождение дочерей праздновали менее пышно, но некоторые девушки тоже играли заметные роли в истории – они выходили замуж за визирей, могли влиять на политику… Однако каждая жена или наложница повелителя мечтала о сыновьях. Они гарантировали ее будущее. Мать, имеющая сына, могла стать валиде. Мать, имеющая только дочерей, – никогда.
Если девушка понравилась падишаху, ее называли «гюздех», то есть «присмотренная». На данном этапе для нее все могло завершиться, а могло стать началом восхождения на самый верх. Гюздех отделяли от других, и теперь она начинала ждать – позовет ли султан ее в свои покои. В том случае когда повелитель решал пригласить красавицу к себе, он присылал ей кольцо или платок. Это был сигнал подготовиться к вечеру. Тогда девушку отправляли в хамам, тщательно мыли, умащивали тело ароматическими маслами, выбирали для нее красивый наряд.
Поутру, если ночь прошла незабываемо, султан отправлял ей подарок – золото или украшение, одежду или какую-нибудь приятную безделушку.
Пройти по «золотому пути», усыпанному лепестками роз, мечтала каждая из обитательниц гарема. Все потому, что у нее появлялся шанс стать госпожой. Вырваться из круга обычных наложниц и превратиться в повелительницу. Но далеко не все, кто проходили по «золотому пути», оставляли заметный след в жизни империи или в душе султана. Иногда они оставались развлечением на один-два раза, пока любимая фаворитка была больна или ждала ребенка. Интимные отношения нередко прекращали, если женщина объявляла о беременности – опасались выкидыша.
Жен и наложниц султана делили на разнообразнейшие ранги, и вершиной этой пирамиды была, как уже сказано, хасеки. Наложницы-икбал и жены-кадын должны были подчиняться ей.
Для них, даже если у них были сыновья, хасеки оставалась главной. Ей полагался поклон при встрече, обращение «госпожа», край ее одежды обязаны были целовать. Ну а если девушка из гарема за девять лет так ни разу не избиралась султаном, то она могла покинуть его. Как правило, для таких подбирали мужей, выделяли им приданое. Этим вопросом мог заниматься как сам правитель, так и валиде или хасеки.
Впрочем, судьбы девушек из гарема складывались по-разному. Если султан умирал, его гарем отправлялся в Старый дворец. Там же селили провинившихся жен или тех, кто по какой-то причине не понравился падишаху, но замуж выдан не был. В то же время в Топкапы могли оставаться бездетные жены султана (или потерявшие ребенка), которые пользовались уважением повелителя. В Старом дворце, говорили в Константинополе, царили тоска и грусть по утраченным иллюзиям и былому могуществу. Кто-то от переживаний сходил с ума или заболевал. Другие относились к ссылке спокойно и умудрялись вернуться «на коне» ко двору султана.
В подобной атмосфере выживали самые стойкие и приспособленные – те, кто не умел сдаваться, кто не склонял голову под ударами судьбы. Гарем закаливал. Вот потому такими сильными личностями были те самые пять правительниц женского султаната: они прошли огонь, воду и медные трубы!
Хюррем всю жизнь интриговала против старшего сына султана, Мустафы, который стоял на пути ее детей, и добилась того, что Сулейман казнил наследника! Нурбану приходилось выдерживать соперничество с другими женщинами и терпеть пьянство султана Селима. Сафие потребовалось собрать все силы, чтобы противостоять властной свекрови. Увидев, какое влияние приобретает венецианка, мать султана Мурада III не раз пыталась подставить Сафие. Она же постоянно предлагала сыну новых наложниц. Султанше Кесем выпало бороться не только с братьями мужа, умершего молодым, но и с собственными детьми. Настоящую школу жизни прошла и султанша Турхан…
Была ли любовь в гареме? Разумеется! Образ султана всегда был овеян таким романтическим флером, что редкая обитательница сераля не желала попасть в его объятия.
Впрочем, бывали падишахи, которые бежали от женщин как от огня. Осман III, правивший в 1754–1757 годах, стал султаном в возрасте 55 лет. То есть провел в кафесе… рекордные полвека. Заточение навсегда изменило характер этого человека. Осман III проявлял все признаки душевного неспокойствия. В книге Недждета Сакаоглу «Султанши – это имущество» рассказывается, что правитель был человеком вспыльчивым и крайне угрюмым. Он не выносил звуков музыки и женский смех. Женщины вообще пугали его. Он запретил пользоваться музыкальными инструментами во дворце и повелел всем наложницам и служанкам, чтобы они прятались при его приближении. Султану изготовили специальные шумные накладки на обувь. Женщины гарема Османа (а гарем все равно был!) не покидали его без особых причин и их не поощряли наряжаться. Падишах ратовал за скромность во всем, отмечали и его повышенную религиозность.
«Султан слушал музыку, когда покидал дворец, – возражает другой турецкий историк, Сарыджаоглу, – и слухи про его обувь – это всего лишь байка»[54].
Тем не менее несмотря на наличие четырех или пяти жен (историки не пришли к единому мнению), детей у этого повелителя не было. Осман III определенно дал пищу для слухов своим эксцентричным поведением. Ведь обычно султаны с большим удовольствием принимали в своих покоях наложниц и жен!
Полюбить кого-либо из обслуживающего персонала не дозволялось. Да это было и крайне сложно осуществить. Во-первых, мужская прислуга чаще всего состояла из евнухов. Во-вторых, слишком высока была цена даже за мимолетное чувство – смерть. Все, кто находились в гареме, принадлежали именно падишаху, а значит, любой взгляд в сторону расценивался как государственная измена. Не приветствовались и лесбийские игры. Женщины не имели право ублажать друг друга, это считалось нарушением правил жизни гарема.
Такое отношение именно к женским однополым связям имеет давнюю историю на Востоке. Еще во времена багдадских халифов, среди которых самым знаменитым, разумеется, был Харун-ар-Рашид, многочисленные обитательницы сераля подвергались жесткому наказанию, если становилось известно об их нежных чувствах друг к другу. Али ибн Яктин стал свидетелем, как расправились с такими наложницами.
«Вошел слуга и шепнул что-то на ухо халифу. Тот быстро поднялся… Потом вернулся, тяжело дыша, рухнул на подушки и некоторое время отдыхал. С ним вошел евнух, неся поднос, накрытый куском ткани, и, дрожа, остановился перед ним… Потом халиф приказал: “Подними покрывало!” Там на подносе лежали головы двух рабынь. И боже, за всю жизнь я никогда не видел более красивых лиц… Тогда он спросил: “А знаешь, что они сделали?” – “Нет”, – ответил я. “Я поймал их под одним одеялом, занимающихся любовью, и убил обеих”[55]. Эта история произошла в гареме брата Харуна-ар-Рашида, Абу Мухаммада Мусы аль-Хади[56].
Тысячу лет спустя в гареме визиря, Османа-паши, произошел скандал с его же собственной женой. Оказалось, что молодая женщина влюблена в танцовщицу. Девушка, ставшая объектом вожделения со стороны жены визиря, ловко выманивала у нее золото и имущество. Однако о положении вещей стало известно султану. Махмуд II заточил женщину в крепости в Бурсе, ее муж лишился поста, а танцовщицу вскоре нашли мертвой.
О другом примере жестокости, но связанном уже совсем с другими причинами, рассказывал английский исследователь Норман Пензер в своей книге «Гарем. История, традиции, тайны»[57].
«Бывало, что после раскрытия какого-либо заговора с целью свержения султана или совершения другого тяжкого преступления проводили массовые казни: однажды утопили 300 женщин. Но самый ужасный случай произошел в правление Ибрагима, решившего после одной из попоек утопить свой гарем в полном составе только для того, чтобы завести новый. По его приказу несколько сотен женщин были схвачены и в мешках сброшены в Босфор. Спастись удалось только одной. Ее подобрало проходившее мимо судно, и в конце концов она попала в Париж»[58].
В гаремах рождалось и жило множество детей. У Мурада III, сына Нурбану и Селима-«Пьяницы», насчитали по меньшей мере 46 детей. А вот точное число детей Мехмеда III установить не удалось – не сохранилось точных записей. Больше 20 детей было у султана Ахмеда I… И все они получали воспитание, соответствующее их положению, содержание, были окружены сонмом слуг.
Оттого количество людей, постоянно проживающих в гареме, насчитывало несколько сотен человек (включая поваров и стражу, уборщиц и учителей, евнухов, горничных, помощниц). Это был целый отдельный мир со своими порядками и законами.
Возникали ли конфликты между женами султана? Вне всякого сомнения. Ведь каждая из матерей шехзаде надеялась, что именно ее ребенок станет «Повелителем мира», как почтительно называли султана. 12 ноября 1605 года в Топкапы внезапно и без особенных на то причин скончалась мать Ахмеда I, Хандан-султан. До сих пор историки не знают достоверно, умерла ли валиде из-за болезни желудка (такая версия рассматривалась) или причиной смерти стал яд, подсыпанный ее главной соперницей Халиме-султан, невесткой Кесем (с которой она плохо ладила) или свекровью Сафие (с которой она ладила еще меньше).
Кесем-султан дважды становилась валиде, она фактически управляла Османской империей, но ее жизнь оборвалась в соответствии с пожеланиями невестки, Турхан. Поскольку Кесем не желала расставаться с властью и планировала продолжать регентство при малолетнем внуке Мехмеде IV или при другом, шехзаде Сулеймане (чья мать была сговорчивее, чем Турхан), была создана партия противников валиде. 2 сентября 1651 года всемогущую женщину, от взгляда которой трепетали министры, задушили веревкой в ее же собственных покоях.
В XIX столетии жизнь гарема стала меняться. Дочери султанов начали учить французский язык и историю, играть на пианино и разбираться в литературе, а еще – одеваться на европейский манер. В октябре 1868 года главная жена султана Абдул-Азиза, Дюрринев, встретилась с французской императрицей Евгенией де Монтихо[59]. Вопреки ожиданиям, перед задающей моду в Европе женщиной предстала хасеки-султан, выглядевшая в точности как любая другая принцесса: «У молодой султанши было очень красивое, утонченное на наш вкус лицо… Она была одета в длинное вечернее платье, расшитое кружевом, с длинным шлейфом и лентой через плечо с Турецкой звездой. Императрица была очарована Дюрринев: она восхищала своим более красивым нарядом, а поза, взгляд и походка ее были пронизаны благородством»[60].
Когда Османская империя прекратила свое существование, ушли в прошлое и султанские гаремы.
Многое из того, что окружало «Повелителей мира», было безвозвратно утеряно, когда толпы людей громили Топкапы, разбирали его сокровища, рвали обивку стен, шторы и шелковые подушки, разбивали драгоценные изразцы, уничтожали одежду. Сейчас султанский дворец – это интереснейший музей, где любопытно побывать. Погулять по парку, представляя себя юной икбал, которой только-только улыбнулось счастье. Войти в покои падишаха с гордо поднятой головой, словно валиде. Взглянуть на Босфор с балкона внутренних покоев – будто бы трепещущая кадын, ожидающая рождения очередного шехзаде.
Восток остается притягательным для нас, таинственным и непонятным, и мы наверняка захотим разгадать еще не одну его загадку.
Разорвался у розы подол на ветру,
Соловей наслаждался в саду поутру.
Наслаждайся и ты, ибо роза – мгновенна.
Шепчет юная роза: «Любуйся! Умру!»
Омар Хайям[61]
