Ника Марш
Жестокий брак. Как мы влюблялись, женились и ревновали на протяжении веков
Глава 4. Крошечные ножки
Мать с замиранием сердца ждала вердикта свахи: а вдруг та сочтет, что ноги девушки недостаточно крошечные? Конечно, семейство сделало все необходимое, чтобы Лу сочли достойной невестой, но откуда знать, какие предпочтения у господина Шихао. Вдруг ему по нраву настолько миниатюрные ступни, что дочка не подойдет?.. Через мгновение лицо свахи озарилось довольной улыбкой: «Краса и гордость вашего дома – обладательница серебряных лотосов!» – вынесла вердикт она и отвесила почтительный поклон четырнадцатилетней Лу, словно в том была ее за-слуга…
Знатные девушки в императорском Китае, чтобы выйти замуж, столетиями подвергались чудовищным пыткам – им ломали и жестко бинтовали ступни. В противном случае на юную особу никто не захотел бы даже смотреть.
Версии о том, откуда пошла традиция, разнятся. По одной из них, еще в V веке нашей эры император Сяо Баоцзюань пришел в восторг от крошечных ножек юной наложницы. Якобы она так изящно танцевала, так грациозно переступала миниатюрными ступнями, что привела государя в сильнейшее волнение. Однако другие исследователи склоняются к мнению, что бинтовать ноги девушкам начали значительно позже, и связывают процедуру с именем другого государя, Ли Юя[38]. Вероятно, он первым заставил свою фаворитку, очаровательную Яо Нян, туго перебинтовать ноги, чтобы те походили на полумесяцы. С изуродованными ступнями она исполняла особенный танец, требовавший большой сноровки. На полу для нее сделали золотые и серебряные отметины в виде лотосов, на которые и должна была ступать Яо Нян. Оттого и пошло наименование крошечных ступней – лотосы!
Цветы ярки, луна – темна, темен туман…
Лучше сегодня вечером пойти к Лэнгу.
Носки со вкладками благовоний,
Туфли украшены золотой нитью…
Увидимся на южном берегу, прижмемся друг к другу…
Ли Юй[39]
Правда, и тут у исследователей есть сомнения. Традиционно принято считать, что обряд бинтования укоренился в эпоху династии Сун, а ведь правитель Ли Юй, сочинявший стихи, потерял трон как раз по той причине, что его земли были захвачены основателем сунской династии, Тай-Цзу. Так что, вполне возможно, Яо Нян и была первой девушкой с перебинтованными ножками, но «в народ» обычай пошел чуть позже и сохранился даже в XX веке. Нетрудно посчитать, что на протяжении тысячи лет девушкам в Китае с очень раннего возраста начинали ломать пальцы ног. Все для того, чтобы мужской взор услаждал вид крошечных ножек. Вот что значит – жестокий брак по-китайски!
Туфелька красавицы вызывала такое восхищение, что на свадебной церемонии иногда пили из нее (это называлось «осушить лотос»). Внутрь вставлялся бокал, который наполняли спиртным напитком. В некоторых случаях обходились без фарфора и стекла[40]. Впрочем, женская обувь приводила в восторг и китайцев более ранних эпох, как Шэнь Юэ, жившего в 441–513 годах:
На красные ступени поднимаются, словно взлетают,
Из яшмового дворца спускаются быстро и непринужденно.
Повернутся резко – звенят жемчужины на поясе.
Выступят вперед – благоухает вышивка на кофточке.
Полы платья распахиваются, когда приближаются к циновке для танца,
Рукава платья колышутся, когда кружатся по залу для пения.
Вздыхаю – вдруг забудут любимую наложницу
И бросят эти туфельки под ложе, расшитое шелком…[41]
«Красивые женские ножки перевернули не одну страницу истории», – гласит французская народная мудрость.
Однако китайцы возвели красоту ног – в своем понимании! – в настоящий культ.
Все, конечно, зависело от индивидуальных особенностей девушки, а также сил, которые прикладывались, чтобы добиться идеального размера ноги.
«Железные лотосы» – так называли стопы длиной 11 сантиметров и чуть больше. Те, что были около 10 см, получали изысканное название «серебряный лотос», ну а ножки длиной в 7 см гордо именовалась «золотым лотосом» – это был высочайший стандарт.
Предмет мечтаний. Девочки обливались слезами, но пытались «уменьшить» стопы.
Вот поэтому до бинтования не допускали матерей. Бытовало справедливое мнение, что мать пожалеет свое дитя и не станет мучить его бесполезной – в целом-то! – процедурой. По большому счету никакого практического применения «серебряным» и «золотым лотосам» не было. Просто все знали, что знатный господин не обратит внимания на девушку с «опорками» на ногах. Такая может быть служанкой, а вовсе не госпожой. Аристократу или просто богатому жениху требовалась та, которой он мог бы гордиться.
«Женщины умнее мужчин, – сказала когда-то Фаина Раневская. – Вы когда-нибудь слышали о женщине, которая потеряла бы голову только от того, что у мужчины красивые ноги?» Мужчины средневекового Китая сходили с ума по маленьким ножкам. Знали ли они, на что идут женщины ради красоты? Разумеется. В их домах тоже подрастали сестры, обреченные на следование старинным стандартам. Их матери аккуратно переступали из комнаты в комнату, рискуя упасть, запутавшись в юбках…
Пытка начиналась в то время, когда девочки были еще слишком юны, чтобы их стопы сформировались, и в то же время уже способны переносить боль. Так что подходящим возрастом для бинтования были 6–8 лет.
Поскольку современных медицинских препаратов, позволяющих полностью обезболить процедуру, тогда не изобрели, то для первого вмешательства выбирали самую холодную пору. Ноги мерзли, чувствительность притуплялась. Кроме того, снижалась вероятность занести заразу – летом, в жару, куда больше разносчиков всевозможных инфекций…
Девочку из знатной семьи поздравляли с началом бинтования. Она в один момент превращалась из малышки в будущую невесту. Поскольку с этого времени даже легкое прикосновение к ногам доставляло боль, а вставать было и вовсе невозможно, девочка лишалась возможности самостоятельно даже одеться или умыться.
За нее отныне все делала прислуга. Набирались крепкие служанки, способные подхватить юную госпожу на руки, если требовалось перенести ее в другое помещение или в сад подышать воздухом.
В Китае «созревшими» считали 14—15-летних девушек. Именно тогда можно было заключать брак, и маленькой невесте дарили богато украшенные шпильки для прически. Процедура формирования «лотосов» должна была завершиться, и юная знатная особа училась ходить на деформированных ногах и даже… танцевать. Правда, поначалу об этом не могло быть и речи – слишком мучительным становилось каждое движение. Ноги горели огнем, ломота не давала уснуть.
Для бинтования приглашали специально обученных женщин или дальних родственниц. На первом этапе ступни маленькой будущей госпожи специально распаривали и смачивали, а потом приступали к бинтованию. Длинные – по 3 метра – бинты (их называли гоцзяо бу) должны были помочь аккуратно согнуть ступню, чтобы пальцы упирались в подошву. Представьте себе балерину, которая сгибает пальцы ног. Чаще всего при таком давлении на кости пальцы потихоньку ломались. Из-за того что им не давали вернуть прежнюю форму, они больше никогда не выпрямлялись. При каждом новом бинтовании гоцзяо бу стягивали еще крепче, принося немыслимые страдания ребенку. Дикая боль преследовала девочек на протяжении бесконечной череды дней…
Малышкам старались максимально коротко подрезать ногти (для меньшей муки их лучше было бы вовсе удалить, но это было не так просто сделать). При смене повязок ногти снова обрезали, порой они врастали в кожу, и тогда требовалось сначала их высвободить с помощью специальных инструментов, а потом привести в порядок… Постоянная боль и постоянные рыдания.
Когда бинтование завершалось, то на ноги девочек надевались специальные маленькие туфли. Высокие, с острыми носами, они становились постоянными спутницами китаянок. Отныне никто, кроме самой девушки или ее ближайших прислужниц, не должен был видеть ее ноги обнаженными. Даже супруг не глядел на ступни без бинтов – все понимали, что деформированные стопы вызвали бы чувство брезгливости. Китайских мужчин поучали:
«Не снимайте повязки, чтобы взглянуть на обнаженные ноги женщины, удовлетворитесь внешним видом. Ваше эстетическое чувство будет оскорблено, если вы нарушите правило!»
Ступни оставались желанными и обожаемыми (и поэтично воспетыми!) именно в таком, запакованном, виде. Даже ложась в постель с мужем, женщина не снимала бинтов. На китайских эротических миниатюрах, сохранившихся со Средних веков, хорошо видно, что красавица восходит на ложе… в туфлях!
Тугие повязки причиняли боль, но на этом процедура не завершалась. Девочка должна была добиться того, чтобы ступня приняла новую форму навсегда, для чего требовалась постоянная нагрузка на подошву и пальцы. Превозмогая муку, китаянки каждый день совершали определенное количество шагов. Матери отправляли дочерей на прогулку, даже если те белели от боли. Походка получалась неуверенной, словно раскачивающейся на ветру, девочка ступала так, будто вот-вот могла упасть… Удивительно, но именно это китайцы находили невероятно эротичным! Да-да, те самые «полуслепые» движения, семенящую походку. Двигаться быстро, свободно девочка отныне не могла. В некоторых случаях она совсем лишалась возможности самостоятельно ходить (попробуй опираться взрослым телом на ступни длиной в 7 сантиметров!), но тогда на помощь приходили слуги. Некоторые знатные госпожи с детских лет могли перемещаться только на спинах служанок…
Нам трудно представить себе жизнь, в которой нет возможности сделать широкий шаг, пробежаться, двигаться уверенно и быстро, а китайские женщины тысячи лет были обречены именно на это. Вполне возможно, что традиция бинтования сыграла свою роль и в архитектуре: во многих старых городах делались чрезвычайно узкие проходы между домами, улицы, на которых трудно разойтись двоим. Для чего? Чтобы женщине, с ее «беззащитной» походкой, было легче идти – с опорой на стены! Более того, во многих домах знатных китайцев устанавливали специальные поручни для передвижения – все с той же целью! Если госпоже требовалось пройтись, она всегда могла держаться за поручень.
В эпоху династии Тан, которая правила с 618 по 907 год, стандарты красоты китайцев были совсем другими!
Ноги длиной в шесть цуней,
Кожа гладкая, полнокровная, блестящая, лощеная.
Хань Чжигуан[42]
Что такое цунь? Мера длины, китайский дюйм, равный примерно 3,33 см. Если у красавицы воспевали ножки длиной шесть цуней, нетрудно догадаться, что ни «серебряными», ни «золотыми лотосами» они в то время не были…
Бинты постоянно затягивали, все туже и туже. Повязки требовалось сменять, стирать, снова удалять ногти. В процессе девушкам делали массаж ступней, а потом заново ломали кости – если требовалось. Порой ткани отмирали, ноги приобретали удушающе неприятный запах, и поэтому их обрабатывали ароматическими притирками.
Спустя три-четыре года после начала бинтования стопа окончательно приобретала причудливый изогнутый вид, ножка легко помещалась в изящную крошечную туфельку, девочка умудрялась балансировать на маленьких ступнях и могла быть выданной замуж.
Уже став госпожой, девушка продолжала бинтование, чтобы поддерживать форму ступней. Ей помогали служанки, но иногда пытку осуществляли самостоятельно. Дело в том, что 200 лет назад бинтовать ноги девушкам начали еще и представители не самых зажиточных слоев все с той же целью – удачно выдать дочерей замуж![43] Считалось, что даже у крестьянки из села есть хороший шанс, если она миловидна и у нее крошечные ножки…
В произведении «Цветы сливы в золотой вазе»[44] можно встретить, например, такую фразу:
«Шестая дочь портного Паня еще девочкой отличалась красотой… За прелестные маленькие ножки ее и прозвали Цзиньлянь – золотая лилия». То есть обычный портной Пань, человек совсем не знатного происхождения, тоже пошел на добровольное издевательство над собственной дочерью, чтобы добиться для нее более высокой роли, чем была дана девочке от рождения!
При омовении ног, которое проводили не реже, чем один раз в неделю, не должен был присутствовать никто, кроме женщины и ее помощниц. Считалось, что, если мужчина хотя бы краешком глаза увидит процедуру, женщина буквально сгорит от стыда. Мытье ног было церемонией глубоко секретной и длительной – ведь тогда требовалось и подрезать ногти, и тщательно обрабатывать кожу, умащивая ее и добиваясь благоухания. Частенько плоть сгнивала! Тогда использовали специальные квасцы, в каждой провинции были свои рецепты ароматических составов. В конце требовалось поменять бинты, взяв свежие, белые, чистые… У женщины из небогатой семьи могло и не быть служанок, и тогда ей на помощь приходил специальный стул с множеством «кармашков» и отделений, где хранилось все необходимое. Наловчившись, в зрелом возрасте китаянки уже легко справлялись сами.
Иногда в связи с бинтованием приводят цитату из Марко Поло: «Каждый шаг женщины не больше пальца. И при каждом движении они покачиваются, словно их уносит ветром»[45]. Впрочем, мог ли итальянский мореплаватель оставить подобные воспоминания? С XIV века было известно, что знаменитый путешественник объехал полмира и провел некоторое время в Китае. Однако в 1995 году увидела свет любопытная книга «А был ли Марко Поло в Китае?». Исследователь Фрэнсис Вуд ставит под сомнение тот факт, что Поло действительно рассказывал про Китай. По его версии, венецианец просто собрал наиболее известные байки об экзотической стране и выдал их за свои впечатления. В частности, Поло ни разу не упомянул Великую Китайскую стену (а ведь не заметить ее было бы просто невозможно!) и знаменитое китайское чаепитие (одну из важных традиций страны), а имени самого путешественника нет в источниках «с той стороны». Если Поло имел возможность досконально изучить жизнь в Китае (в том числе оставить наблюдение о ножках), значит, его должны были представить знатным людям того времени, скорее всего – и императору тоже, но этого не произошло… Так что цитату я вам привожу, но с оговоркой!
Женское бинтование ног, как я уже отмечала, подразумевало, что госпожа всегда будет находиться в туфлях или повязках. Не только ступни, но и сама обувь при этом приобретала практически сакральное значение. Увидеть туфельку могли только домашние. Если дама должна была покинуть пределы жилища, она надевала столь длинное платье, что из-под него не высовывался даже кончик обуви. Разумеется, все, что секретно, скрытно, окружено всевозможными табу, сразу становится чрезвычайно притягательным.
Обувь становилась фетишем, предметом особого внимания, интереса. Для ножек китаянок разрабатывались туфли всевозможных расцветок, с вышивками и драгоценными камнями, шнуровками и пуговками. Для каждого времени года, для каждого торжества и церемонии требовались свои туфли. Создавалась отдельная обувь для свадьбы и похорон, прогулок и празднования дня рождения. Туфли могли даже указывать на возраст! Были и специальные туфли для постели – алые, яркие, способные подчеркнуть белизну женской кожи. Девушка, которую выдавали замуж, старалась иметь не меньше двенадцати пар обуви. Причем многие из них она делала своими руками. Шить туфли ее обучала мать.
В эротической китайской литературе описывались всевозможные игры и нежные забавы с участием стоп. Походку женщины, чьи ножки были чрезмерно малыми, сравнивали с трепыханием цветка под влиянием ветерка… Нежно, поэтично, восторженно – и все через муки и боль.
Идеал женской ступни китайцы описывали так: «Тонкая, маленькая, острая, изогнутая, благовонная, мягкая, симметричная». Если ножка была пухлой, мягкой и изящной, она удостаивалась эпитета «Божественная». «Дивной» именовали ту, что выглядела слабой и утонченной. Широкая ножка называлась «драгоценной», а вот «соблазнительной» считали короткую, кругленькую, почти плоскую ступню. Недостаточно узкую ножку называли «чрезмерной», а если у девушки была слишком большая пятка, то ее ногу сочли бы практически уродливой.
Существовало распространенное мнение, что деформация ног защищает саму женщину от грехопадения. Беззащитная, полностью в распоряжении мужчин (сначала своей семьи, затем – семьи мужа), она не способна была в прямом смысле сделать ни одного лишнего шага. Могла бы китайская Джульетта последовать за Ромео, если даже двигалась со скоростью улитки или не могла пройтись без опоры? Вряд ли. Случилась бы история с китайской Анной Карениной, которой запрещалось свободное общение с мужчинами, да и покружиться в мазурке с Вронским у нее бы попросту не вышло из-за деформации ног? Ни за что. Бинтование надежно удерживало женщину дома. Поэтому-то сторонники настаивали на том, что берегут целомудрие своих дочерей и жен. Те, что способны ходить прямо, однажды могут убежать! В принципе, и не поспоришь…
Второе убеждение, выдвигавшееся в пользу бинтования, – эта процедура связана со сладострастием. Дескать, от перетянутых ног отекают бедра, и женские половые органы приносят во время любовных игр больше удовольствия как мужчине, так и женщине. Одним словом: двойная польза! О том, сколько женщин стали жертвами традиции, погибли от заражения крови при неудачно проведенном бинтовании, тактично не сообщалось. Да и врачи весьма скептически относятся к подобным аргументам, не находя прямой взаимосвязи между деформированными ногами и быстрым достижением оргазма.
Звучали ли голоса против? Конечно! Во все времена, но они смолкали под прессом общественного мнения. Тем не менее в XVII столетии здравый смысл возобладал.
В 1660 году, по китайскому календарю – в семнадцатый год Шуньчжи, при династии Цин издали запрет на бинтование ног. За нарушение полагалось по 80 ударов палками и ссылка в далекие земли. Если обнаруживали, что приказ о бинтовании исходил от мужчины, ему грозила военная служба, вне зависимости от того, к какому сословию он принадлежал и сколько ему было лет на тот момент. Императрица Сяю Чжуан и вовсе приказала отрезать ноги тем, кто будет их бинтовать. Критика калечащего обычая была резкой, борьба с бинтованием велась бескомпромиссная, однако преодолеть традицию одним махом было невозможно. Сначала требовалось изменить образ мыслей! А это оказалось совсем непросто. Даже сами женщины горячо выступали за сохранение бинтования ног.
Со временем власти пошли на уступки – маньчжурским девушкам запрещалось деформировать ноги, прочие могли следовать традиции. В XIX веке предприняли еще одну попытку искоренить варварский обычай, и занималась этим вопросом знаменитая и жестокая императрица Цыси. Впрочем, добиться успеха удалось лишь столетие назад. Хотя в китайской глубинке ноги бинтовали и в середине XX века, а в 1930-е годы в провинции Шаньси еще проводили «конкурсы маленьких ножек». На них приглашались обладательницы «золотых» и «серебряных лотосов», которые усаживались в одну линию, чтобы позволить специальной судейской комиссии определить, чьи ступни наиболее совершенны…
Китаянка из Пинг-Си рассказывала журналистам в конце XX столетия, что ей пришлось перенести, чтобы добиться «серебряных лотосов».
«Каждые две недели я меняла обувь, и новая пара должна была быть меньше предыдущей… Ботинки были неподатливы… Когда мне хотелось спокойно посидеть, мать заставляла меня ходить. После того как я сменила десять пар обуви, моя ступня уменьшилась до десяти сантиметров. Я уже месяц носила повязки, когда тот же обряд был совершен с моей младшей сестрой – мы могли вместе поплакать. Летом ноги ужасно пахли из-за крови и гноя, зимой мерзли из-за недостаточного кровообращения… Четыре пальца на каждой ноге свернулись, как мертвые гусеницы; вряд ли какой-нибудь чужестранец мог представить, что они принадлежат человеку… Чтобы достичь размера ноги в 8 сантиметров, мне потребовалось два года. Ногти на ногах вросли в кожу. Сильно согнутую подошву невозможно было почесать»[46].
В 1949 году снова был провозглашен запрет на бинтование ног.
Однако интерес к подобному культурному феномену существует и по сей день. Тайваньский коллекционер Кэ Цзи-Шэн на протяжении жизни собирал предметы, имеющие отношение к бинтованию. Одних только туфелек для «золотых лотосов» у него более тысячи пар! Всего же в его коллекции насчитывается 3000 предметов, которые успешно экспонируются по всему миру.
Ныне китаянки не желают поддерживать тысячелетний обычай, но изготовители специальных туфель для «лотосов» без работы не сидят. Еще остались пожилые женщины, пережившие процедуру в глубоком детстве. Их искалеченные ноги все так же нуждаются в необычной обуви…
Глава 5. Гаремы
Французский король Людовик XIV удивился бы, если бы его придворных дам назвали «гаремом». Он был женат два раза – сначала на испанской инфанте Марии-Терезии, а потом на Франсуазе д’Обинье де Ментенон, однако всю свою жизнь испытывал слабость к красивым женщинам. С одними романы оказывались длительными, любовницы рожали ему детей, другие лишь мелькали на горизонте, оставаясь мимолетным увлечением.
И все же чем это не гарем, если в его центре находилась главная мужская фигура, а вокруг – десятки жаждущих внимания прекрасных «бабочек», одна лучше другой? Однако французскую «модель» принято называть «институтом фавориток».
Считается, что у русского князя Владимира, до того времени как он принял христианство, тоже существовал гарем. Называют разное число наложниц, от трехсот до шестисот. Сложно представить, чтобы в тогдашних условиях они все могли где-то одномоментно разместиться – тогда еще не строили таких больших дворцов, как Зимний или Версаль. Так что, скорее всего, это некоторое преувеличение, либо наложницы находились в разных городах и селениях. В картину мира подобное вполне вписывалось: будучи язычником, Владимир мог позволить себе нескольких жен, а вот христианство считало многоженство блудом. Рядом с мужем могла быть только венчанная супруга. Причем в православии – считаное число раз. В Стоглаве 1551 года отражено, что священнослужители, например, не могли жениться повторно, а мирянам отводилось три попытки. Хотя и третий союз уже считался «законопреступлением», а четвертый и вовсе – «нечестием». Не случайно подвергался критике Иван Грозный: он женился больше трех раз!
Так что гаремы – явление, характерное для других религий. У царя Соломона было около семисот жен и трехсот наложниц, а у османского султана Селима – порядка пятисот женщин…
Изначально гарем, или харем, был запретным местом в доме. Так называли женскую половину, вход на которую был строго запрещен всем, кроме домашних и прислуги. Посторонний не мог оказаться в гареме. Оттого очень занятной выглядит байка про нашего полководца, светлейшего князя Михаила Илларионовича Кутузова[47]. Якобы в 1793 году он побывал в гареме султана Селима III. Одни уверяют, что военачальник попал туда случайно, другие – что нарочно решил переговорить с несколькими султаншами, чтобы заручиться их поддержкой перед правителем, третьи – что этот эпизод выдуман. На самом деле проникнуть в мусульманский гарем «со стороны» было практически нереально. Кроме того, проступок карался смертью.
К слову, европейкам иногда удавалось посетить гаремы! В XVIII столетии леди Мэри Уортли Монтегю[48] жила вместе со своим супругом, английским посланником, в Стамбуле и с большим интересом изучала быт и нравы турецких женщин. «Письма из турецкого посольства», по горячим следам опубликованные Мэри, были восторженно восприняты современниками, потому что османский быт описывался как необычный и экзотичный! Между прочим, автор и сама много важного почерпнула для себя в чужой культуре и с радостью облачалась уже дома, в Англии, в восточные наряды. Она считала их более удобными, чем европейские, – мягкие шаровары, мягкие туфли и свободные платья, которые можно было подвязать кушаком.
Уроженец Далмации[49] Луиджи Бассано да Зара восемь лет провел в Стамбуле и сумел почерпнуть немало знаний о турецкой жизни XVI века. Своим соотечественницам он описывал костюм типичной уроженки столицы Османской империи:
«Женщины – будь то христианки, турчанки или еврейки – очень любят шелковую одежду. Они носят халаты до пола, похожие на мужские. Они носят закрытые ботинки, туго охватывающие лодыжку. Все носят брюки; сорочки шьют из очень тонкого полотна или муслина натурального цвета или окрашенных в красный, желтый или синий. Они обожают черный цвет волос, и, если женщина не имеет его от природы, она добивается его искусственными средствами. Блондинки и седые используют краску, которой красят хвосты лошадям. Они называют ее хной. Ею же красят ногти, иногда всю кисть и ступни ног; некоторые красят лобок и живот на четыре пальца над ним. Для этого они удаляют с тела все волосы – у них считается грехом иметь волосы в интимных местах. Волосы на голове женщины украшают ленточками, свисающими ниже плеч. Когда они закрывают волосы, то покрывают голову цветным шарфом из тонкого шелка с небольшой бахромой в уголках. Многие носят шапочки из бархата и парчи… Они густо красят брови чем-то черным… так, что создается впечатление, что брови срослись. Губы они красят в красный цвет. У них большие груди и кривые ноги – последним они обязаны сидению на земле со сплетенными ногами. В основном они все очень толстые, так как едят много риса с мясом быков и сливочным маслом…»[50]
Двести лет спустя леди Мэри Монтегю со смехом рассказывала, как посетила турецкий хамам. Конечно, ей пришлось раздеться! Когда женщины и девушки увидели, что талию их современницы охватывает жесткая конструкция с крючками, они пришли в ужас и предположили, что муж так наказывает Мэри! Невозможно было себе представить, чтобы женщина добровольно согласилась на подобную пытку (представим себе, что бы они сказали про страдания китаянок). Вот она – разница культур. То, что было типично для англичанки XVIII столетия, ее современниц из Османской империи заставляло дрожать от страха.
Мэри стала для турчанок источником удивительных сведений. Они узнали от нее, что женщины на Западе не закрывают лицо, могут сбежать с любимым человеком и выйти за него замуж (леди именно так связала свою жизнь с сэром Эдвардом Монтегю), что жена у англичанина – одна (хотя увлечений может быть сколько угодно) …
А самой Мэри невероятно понравилась баня: «Они прибегают к этому развлечению раз в неделю, и остаются там по 4–5 часов… Сразу выйдя из горячей ванны, идут в холодную комнату, что было удивительно для меня. И не простужаются!»
В XIX веке в восточном гареме побывала датская художница Элизабет Иерихау-Бауман. То, о чем фантазировали ее коллеги-мужчины, представляя серали по чужим рассказам, она сумела увидеть лично.
«Вчера я влюбилась в прекрасную турецкую принцессу», – написала она мужу в письме, будучи при этом матерью девятерых детей. Элизабет училась рисовать в Дюссельдорфе, а затем много путешествовала по миру, ища вдохновение для создания новых полотен. Одной из ее любимых тем были гаремы. В 1869 году художница долго жила в Константинополе, где и встретилась с принцессой Назлы Фазиль. Именно о ней Элизабет и сообщила мужу.
Назлы Фазиль была красивой и образованной женщиной, говорившей на нескольких европейских языках. В столице Османской империи она создала настоящий литературно-музыкальный салон, каких было много в Париже и в Лондоне. Благодаря ей Элизабет познакомилась со всеми влиятельными людьми империи того времени. Восточная тематика картин художницы сделала ее популярной во Франции, полотна выставляли в Букингемском дворце (и одну купила королева Виктория), а несколько картин приобрели берлинские коллекционеры, но в Дании к ней относились прохладно. Что любопытно, от рождения Иерихау-Бауман являлась подданной Российской империи и только потом уехала в Копенгаген. Одно из самых известных ее произведений – «Торговка горшками в Гизе», а портрет Ганса Христиана Андерсена кисти Элизабет сам писатель считал наиболее удачным.
Итак, женщинам попасть в гарем было вполне реально, но до XVIII столетия редкие европейки совершали такие длинные путешествия, как леди Мэри или Элизабет Иерихау-Бауман, а потому о жизни современниц в далеких землях имели самое приблизительное представление. Отсюда множество легенд, связанных с таинственным Востоком. Например, о том, что все обитательницы гарема постоянно пытались друг друга отравить, задушить, подослать убийц…
На самом деле жизнь в гареме – куда более сложное явление, чем принято представлять, и в ней было место четко выстроенной иерархии. Это не означает, что жизнь за золочеными решетками восточных дворцов не менялась столетиями. Менялась, и еще как!
Например, часто можно услышать, что турецкие султаны якобы не вступали в брак и едва ли не первой, с кем падишах совершил никах[51], стала знаменитая Хюррем-султан. Должна сказать – все не совсем так. Турецкие султаны действительно не вступали в брак, но только в определенный период истории.
Например, султан Мурад I женился на дочери болгарского царя, Тамаре. Любопытно, что до того женщина уже выходила замуж и овдовела. Есть предположение, что царевна осталась девственной. Так или иначе, после смерти отца Тамары османский султан Мурад посватался к ней. «Послал людей, чтобы попросить руку его сестры (царя Ивана Шишмана. – Прим. авт.), но он не хотел отдавать свою сестру». Судя по всему, Мураду пришлось дважды обращаться к болгарскому правителю с предложением о браке, и в конце концов Тамара была отослана после 1378 года в Бурсу.
У сына Мурада, султана Баязида, было несколько жен: сербская дворянка Фюлане (это имя она, скорее всего, приняла уже в гареме), Девлетшах, Девлет, анатолийская красавица Хафса и Оливера Деспина, она же Деспине-хатун. Последняя являлась дочерью сербского правителя, поэтому в славянских источниках ее называют Оливерой Лазаревич (то есть дочерью Лазаря). Попав в гарем к Баязиду, Деспине-хатун стала его любимой супругой и в итоге разделила с мужем его тяжкую участь.
Случилось так, что полководец Тамерлан сумел нанести сокрушительное поражение армии Баязида в 1402 году. Султана поддерживали не только его собственные войска, но и сербские части, однако это не помогло. Тамерлан оказался сильнее и захватил в плен и Базяида, и его красавицу-жену. Нет единого мнения, что происходило потом, но разные источники сходятся во мнении – победитель решил жестоко унизить проигравшего. Он посадил Баязида в клетку, а его супругу раздел догола и велел ей разносить напитки и блюда на пиру в честь победы Тамерлана – такова лишь смягченная версия событий. Наблюдая за тем, каким издевательствам подвергается Деспине-хатун, Баязид бросился на решетку клетки и размозжил себе голову. Неизвестно, было ли все именно так, но султан закончил свои дни в заточении. В 1403 году его сербская жена вернулась домой, поселилась в монастыре, а спустя какое-то время даже появилась при дворе своего брата Стефана. Утверждается, что Деспине-хатун намного пережила мужа и скончалась только в 1444-м.
