Ник Аппель
Море Хард
1. ПОЕЗД И ГРАНИЦА
Молния полыхнула, осветив вспышкой дорожный указатель. Он сиял мгновение среди чёрного густого леса на переезде. Из-за мокрых подтёков на стекле прочитать его было тяжело. Впрочем, и в ясную погоду, легко сложив зримые буквы, произнести слово будет непросто.
«Город Новотатищевск» – ад для иностранцев. Названием, прежде всего. Novotartyscheffsk. Да и прежде имена города не были эталоном благозвучия – Центроуральск, Свердловск, Екатеринбург. А оскорбительную версию – Сновадрищевск – не произнести, и не перевести. Бедные иноземцы.
Скучновато в застрявшем поезде. Тест, тест! Тост, тост! Ну, за веселье!
Сновататищевск. Есть и такое имя. Так его называют водители транспортных фур. Они-то и устроили забастовку. Возмущаются, что вместо них на перевозку грузов выводят роботизированные китайские грузовики. Перекрыли и саму автотрассу, и железную дорогу через всю Сибирь – Транссибирскую магистраль.
Её строили ещё при царе.
Вообще город сносный. Не ад. Но сами края мрачные. Угрюмые. Да и на слове «Урал» по мне зловещий налёт. В нём мне виднеется – «Уран». Холодная планета. Древний бог неба. И бомба. После ядерной бомбёжки Дрездена, Лондона и Москвы всё это печально выглядит. Хотя мне порой и в простом русском слове «сугроб» отчётливо слышится замогильный ужас внутри деревянного ящика для мертвецов. Су-гроб.
– Льёт так, как будто всё море Хард на нас обрушилось! – среди вагон-ресторанного гула я отчётливо услышал от кого-то одну лишь фразу. Невинная реплика чуть сбила пьяный дурман. Море Хард, море Хард.
Может я так себя лишь настраивал, но сразу как кончилась географическая Европа – стало куда сумрачней. Хотя тот момент, миг, как мы проезжали Уральские горы – я не заметил. Спрашиваю местных – плечами пожимают. Мол, нет тут гор. Я почему-то ждал острых пиков, опасных серпантинов, коварных рек. Вместо этого какой-то сплошной лес с утомляющим китайским радио на фоне.
Проморгал веху. Дальше я ждал пересечения границы с Сибирью. Но мне сказали, что там тоже не будет никаких фанфар, стел и прочего. Только лес, сплошной вечный лес за окнами.
Тест и тост. Будем считать, что здесь, в часе езды после Снова… Новотатищевска и есть начало Сибири. На месте невольной нашей остановки. В глубине тёмных невидимых туч прошли электрические всполохи. Я ждал, что небеса подмигнут мне… И чёрт с вами, так могу выпить, без намёков.
Тем же поездом, тем же вагоном я двигался от Молотова по Транссибу. И у меня была достаточно длинная остановка в главном мегаполисе Урала. Часа три.
Давно уже еду. Несколько дней. Сначала стремительно, а потом будто вязну. Чем дальше – тем медленней.
Самолёт, машина, поезд, куча пересадок, подустал от напряжения с непривычки. И когда перед самым порогом Сибири застрял, то… вот позволил себе расслабиться. И вагон, и ресторан. Чудеса!
Ха! Как будто оправдываюсь.
Кстати, в Новотатищевске я встретился с одним своим подписчиком. Владельцем сети пончиковых. Он угостил меня Уралиумом – такая коварная местная водка, подкрашенная чем-то безвредным. Выглядит за стеклом как оживший в переливах зеленый камень малахит. Похожий на психоделический монохромный узор. Вкус спокойный. Хотя под 50 градусов. Бутылку уходит быстро. На этикетке стилизованная под бронзовую статуэтку свёрнутая ящерка в короне, кусающая свой хвост. Что-то из местного фольклора.
И последнее. Поезд дерьмо. Еда дерьмо. Не дерьмо-дерьмо, а такое терпимое, сносное такое дерьмо.
Мне сразу говорили, чтоб комфорта не ждал. Поэтому дальше я просто не буду лишний раз поднимать тему бытовых неудобств. Так ведь, мисс непротёртая вилка?
ИНТЕРМЕДИЯ 1-1 \\ 1920
«Восстания в Западной Сибири начались в конце 1920 года. Как стихийный ответ на продразвёрстку. Так называли принудительно изымаемый налог в натуральной форме – зерном, скотом. Добавим сюда неурожай, усталость от войн и кризиса – вот и готовая почва для массового недовольства по всей стране. Бунтовали даже в Обдорске – а это на Полярном круге. В феврале 1921 года на несколько недель был парализован Транссиб – единственная железнодорожная магистраль, которая связывала европейскую часть с Сибирью и Дальним Востоком.
Коммунисты борились против бунтовщиков с военным размахом – используя даже артиллерию, бронепоезда и бронепароходы. Особенно жёстко близ железной дороги. Население гибло от холеры и голода, от оружия бандитов и карательных отрядов.
И новая власть быстро утопила восстание в крови».
\\ Из видеолекций Марка Антоновича Вергилина об истории Западной Сибири 20 века.
ИНТЕРМЕДИЯ 1-2 \\ БУРЯТСКИЙ КОСМОНАВТ
«Да, там в ходу на равных правах и кириллица, и китайские иероглифы. Сразу двойную письменность в школе учат.
Вообще она правильно называется – Бурятская народная галактическая республика. Галактическая – от слова «галактика». Серьёзно! Правда, что ли не знаете эту историю? Якобы – подчеркну – это не общепринятое мнение, якобы – первый космонавт, астронавт, он хоть и был американцем, но его мать – европейских, не азиатских кровей… Нет, не тот астронавт, в чью честь куча улиц. А другой, настоящий первый, который за полгода до того полетел и сгорел при посадке… Мать его была из Бурятии. Или проездом там была. И родила его там! Якобы! И вроде как первые несколько недель жизни он провёл там. Потом уже переехали.
Поэтому там и считается – что Бурятия это родина первого покорителя космоса. А значит и республика – галактическая.
Это ещё не самое чудное! Чего стоят попытки одного их президента добавить восьмую ноту в музыкальную грамоту – чисто бурятскую. Или сделать деньги кратными «17», потому что кое у кого это было счастливое число. Купюры выпускали – 17, 34 и так далее. Даже хотели время перевести в стране не 17 минут. Только не решили, вперёд или назад…
Да ладно, я пошутил про 17 минут! А про остальное – не пошутил!»
\\ Какой-то мужик в вагоне-ресторана поезда.
ИНТЕРМЕДИЯ 1-3 \\ ДОЖДИ
«Да тут постоянно дожди, постоянно, всё время, просто достало! Как ни приеду сюда – всё льёт и льёт. Я думала – мне так не везёт. А потом сказали – это потому что от водохранилища ихнего там, от моря этого климат сломался, и вечно тут тучи, да облака, грязь, слякоть, дожди, тьфу, надоело!»
\\ Одна проводница другой на вокзале в Санкт-Ленинотуринске
ВСТРЕЧА НА ВОКЗАЛЕ
Наконец-то доехал. В Ленинотуринске надо было оставлять поезд. Дальше по воде.
Вышел на вокзале. Ноги держат. Голова что-то барахлит. Зря перебрал.
Ночь. Дождь моросит. В районе железнодорожного вокзала – хаос. Из голосов – много русской речи. Кругом много кириллицы. Пирожки. Вода. Пиво. Разливное. Такси. Едем. Дешёво. А-а-а… Какой ужас.
По периметру вокзальной площади высотки, залитые выжигающей неоновой рекламой. Надеваю свои старые добрые огментированные очки «Мемнон–1» (не позор, а благоразумие!). Блокировка рекламы барахлит, связь барахлит, другой протокол что ли. Я ведь ещё пьян. Не могу никак настроиться, путаюсь. Залезаю в навигатор. Что-то не то опять. Шагаю куда-то, не глядя на реальность, стараясь держаться подальше от шумных вонючих бензиновых машин. Ох и смрад! Спотыкаясь, добредаю в место поспокойней, вроде бы почти настроив навигацию…
…в каком-то неосвещённом переулке передо мной стоят ребята. Неприятные товарищи. Трое или четверо в темноте. Вжух – и они начинают светиться татуировками. «АУЕ» – выбито на лице у одного, над бровью. Пальцы разрисованы скелетными косточками у другого. У третьего по шее будто языки пламени. Это плохо. Значит, включили мощный блокировщик-джаммер. От которого начинает люминесцировать радио-краска, жечь кожу. У меня у самого такая точка под часами есть. Если жжётся – значит рядом мощный источник радиоизлучения. Можно настроить так, что даже частоты будешь распознавать. Или светиться – как эти клоуны.
– Ты кого это сибирюками называл, чепушила? – какой неприятный ухающий голос у этого с тремя буквами на лбу.
– Господа… Товарищи… Шит. Как вы тут обращаетесь… – память барахлит. И я не помню, как сибирские маргиналы обращаются. Связь не работает, даже мемнон не спросить.
Полицию не вызвать. Помощи нет. За спиной длинный переулок, догонят. Сумка ещё эта. Вдали за бандитами пульсирует фарами редких машин ночная улица. Далёкие прохожие в наушниках и оггах, плевать всем. Бежать…. Куда я убегу пьяный, не зная города. Ух! Значит – бой!
– Джентльмены, прошу прощения, если оскорбил, но три года французского легиона… – что в Европе в теории наводит ужас – тут даже не дослушали. В три летучих шага ауешный бандит подлетел ко мне и пнул в бедро левой ноги, по флангу.
Я упал на бок, в мокрую грязь. Боль в ноге страшная. Возможно, перелом.
– Я канадский гражданин, прапраправнук Распутина, меня нельзя бить, будет дипломатический скандал. – бой не сложился, и я начал разыгрывать жертву. Заодно быстро-быстро трезвел. Стало страшно.
– Да нам похер, кто ты и откуда, – поигрывая светящимися костяшками крикнул второй. – Давайте доломаем его!
– Постойте, постойте, – раздался за их спинами спокойный, мягкий и уверенный голос, можно даже сказать интеллигентный. – Неужто того самого Распутина?
Пара шагов – из-за спин лысых бандитов выходит седоусый мужчина с тростью и зонтом в строгом сером костюме и почему-то в старомодной широкополой шляпе. И кроваво-красном галстуке. Может это уралиум меня мучает видениями?
Светящиеся бандиты словно остановились на паузе, будто стиснутая пальцами пружина. Они смотрели на меня. И лишь одно слово человека с тростью могло решить всё.
– Да. Я еду в Покровское, на его родину. У меня там…
Он медленно помахал тростью и головой. Мол, не то.
– Как звали его детей? Быстро!
– Дмитрий. Григорьевич. – мгновенно говорю. – Это сын. И дочки – Варвара, Матрёна.
– Где жил Дмитрий после убийства отца? – седовласый затеял викторину, тему которой я знал очень хорошо.
– В Обдорске. Это Хард нынешний, где плотина… Потом в Европе с цесаревичем.
– Обдорск… – он подошёл ко мне поближе так, что бандиты оказались у него за спиной и обратился к ним через плечо. – Господа, полагаю, если иностранный гость раскаивается в своих поспешных словах, которыми он окрестил наш народ в поезде и на улицах сибирской столицы, то ему стоит убедить нас в искренности своих помыслов.
– Чё? – переспросил третий, «пламенный» бандит.
– Я говорю, пусть гонит монету за свой базар гнилой. Или берите здоровьем. – седовласый повернулся к нему. Потом ко мне, – Монета! Монета у тебя есть?
Шутить не хотелось. Десять золотых коинов-монет дал мне куратор. На случай сбоя бесконтактных и контактных платежей, на случай нехватки наличных и бартера, на случай подкупа и прочих тайных операций. Десять криптокоинов. На своей прежней работе в макрабстве мне нужно было год откладывать лишь на одну такую. Снаружи будто бы деньга деньгой – красивая золотая монета. А внутри – фактически микрокомпьютер с записанным криптовалютным кодом. Было десять. Стало девять.
Лёгкое движение руки – и монета, звеня и будто посмеиваясь, прыгает у ног бандитов. Глупо получилось.
– Слышь, чёрт, чё как псам помойную кость… – Начал было один.
– Простим дурные манеры. – вступился за меня седовласый. – Он всё же иноземец. Ещё не обжился. Но – надеюсь – первый урок усвоил.
Светящиеся пальцы подняли монету, покрутили, подбросили. И сияние пропало. Тёмные фигуры растворились в переулке.
– Вы, простите, не знаю, как звать-величать, всё же осторожней с языком. За лишние слова могут голову пробить, а тело бросить в реку. Пойдёмте туда, – он показал тростью за мою спину, – там возле остановки и вызовите такси. Не надо ходить в таком виде.
Я шёл, хромая и волоча чемодан, он – молча – рядом. Вызвал такси, посадил в машину. «Берегите себя, молодой человек» – сказал напоследок.
Стиснув зубы, чтобы не ругаться вслух, я назвал таксисту гостиницу, где у меня бронь.
Лениножлобск – так вот его обзывали раньше, лет десять назад, когда город звался Ленинообск. А давно до войны – Тюмень. Тюмень – столица деревень. Тюмень – город-пельмень. Город-темень. Когда врагов много – то и брани хватает. Пардон, но кавычить не буду, названия хоть и неофициальные, но весьма и весьма в ходу.
Переименовать город четыре раза за век? Ерунда. Переименовать улицы сорок четыре раза? Легко! Загадить карты и маршруты оскорбительными и искажёнными названиями? Проще простого.
Если хотят ткнуть соседством с херландскими землями, то зовут Санкт-Ленинбург. Или – Сран-Ленинтрупск. Вот так корёжат имя города нынче. Ленин хоть и живее всех живых, но всё равно мёртв.
Если бы не эти чёртовы смены табличек и местные глюки…
Впрочем, чего ныть. Жив и цел.
А если бы погиб – какой бы город смерти написали в некрологе? Под каким именем?
ИНТЕРМЕДИЯ 2 – 1 \\ ТАКСИСТ
«Не надо здесь по ночам шарахаться где попало, конечно! Тут и днём-то легко могут обчистить. По сторонам посматривай, дорогими вещами не размахивай. Разве только на такси и передвигаться. Но тоже, знаешь, и среди нашего брата всякие бывают… Попытаются обмануть, нагреть, обсчитать… Вы иностранцы иногда как дети малые себя ведёте, будто не знаете, куда попали… Всё! Приехали, отель «Огни Сибири». Как мы и договаривались – сверху ещё столько же, сколько на счётчике. И только наличными!»
\\ Таксист в Санкт-Ленинотуринске.
ИНТЕРМЕДИЯ 2 – 2 \\ ОБЕЗБОЛЬСК
«Сибирь всегда казалась на карте бесконечной, безграничной, всё вплоть до каких-то пустых, вечно снежных земель, где почти не живут люди. И вся цивилизация здесь зарождалась и держалась только за дороги. Прежде ими были реки. Так возник Тобольск – столица огромной земли на слиянии двух рек. Но потом появились рельсы – рукотворная дорога, по которой потекли грузы. Прошла она через всю южную Сибирь – минуя старый Тобольск, сегодняшний Обезбольск – но прямо через безвестную Тюмень. Жизнь на берегу железнодорожного потока преобразила захолустный город. Известный сегодня как Санкт-Ленинотуринск».
\\ Из лекций М.А. Вергилина.
ИНТЕРМЕДИЯ 2 – 3 \\ ЗАРЯДКЕ В ОТЕЛЕ
«Нет, извините, ваше зарядное устройство не подходит к нашим розеткам. И переходники не помогут – тут другой ток… Я не специалист, извините. Могу дать вам в аренду аккумулятор с набором разъёмов… Включу в стоимость счёта. Продать не могу, извините».
\\ Администратор в гостинице.
3. ЗНАКОМСТВО С ЧОКАНОМ
Наутро я вообще плохо помнил, как добрался до гостиницы.
Администраторша на ресепшене была похожа скорей на неприступную училку из старого клипа для тинейджеров – нарисованные брови, чётко-красная помада, строгие морщины. Косилась на меня, шевелила ноздрями. Мол, пьянь такая понаехала. На родине было бы стыдно, а тут нет. У вас, где разбойники убивают людей на улицах и ездят бензиновые машины, меня уже не мучает совесть за хамство, брошенный мусор и нарушения правил приличия. Надеюсь, я это лишь подумал.
Нет, всё-таки стыдно. Не успел заехать в Сибирь – тут же и проблемы. Если таков цивилизованный край, что же дальше будет?
Всё вчерашнее наутро мне казалось бредом и фантасмагорией. Если бы не огромный синяк на бедре, грязные штаны и всего девять коинов вместо десяти. Голова не болит. Но в тумане.
Санкт-Ленинотуринск ждал. Впереди визит в посольство. Визит в мавзолей. И потом в бар – сцементировать эту пустоту в голове, залить дрожащую пыль в ней. Опохмелиться.
Вообще не помню, чтобы я кричал «сибирюки», говорил «сибирюки» или ещё как-то. Слово ещё такое… Впрочем, что я вообще там помню. Откуда эти урки-светлячки взялись вообще, что за седой мужик с усами и с красным галстуком был? Откуда он знал про монеты? Я будто бы попал в дурной и дешёвый фильм, где психологические характеристики пишутся одним словом. Они – злые. Я – глупый. Лишь бы продюсеры продавили хэппи-энд.
Нужно было взбодриться. В девять уже встреча в посольстве. Мерзкий кофе на завтрак. Холодная яичница. Зачем я вообще выбрал это место? А… название красивое – «Огни Сибири». Вот теперь мучайся, мотылёк.
Много зубной пасты. Много ледяной воды на голову. Свежий костюм.
На улицу выходить как-то страшно. Хорошо, что прислали машину. Старый мерседес на ископаемом топливе. Пять минут дороги, пять минут на проверку документов, и вот я в объединённом посольском квартале – на самом деле просто большое и скучное здание.
Скучный кабинет с приёмной. Здрасьте, здрасьте, хеллоу, хеллоу, назначено, проходите.
Мой собеседник – атташе нашего посольства по каким-то там рогокопытным вопросам – был зол. На взводе. Он откуда-то уже знал, что я перебрал зелёненкой малахитовки, и где-то задержался.
Блин, точно, он же звонил вчера ночью. Ругался. А ведь сколько мы до того беседовали – милейший человек. Значит, я разозлил его.
– С ума сошёл? Ты чуть неопознанным трупом в новостях не стал! Представляешь, какой скандал был бы! Тебя человек встречать поехал, а найти не может! – он говорил по-английски, это я тут перевожу всё на русский. – Чего хромаешь, кстати?
Про драку, значит, не знает. Хорошо. Хоть что-то хорошо.
– Упал, – бубню. – Споткнулся об тюменский мусор.
Атташе (не буду упоминать его имени и деталей внешности) напряжённо держал пальцами карандаш.
– Это дикий край, и уже здесь дикие люди. Там дальше вообще нет никаких посольств, нет связи, нет спецназа, никто не прилетит и не поможет. Факин шит, туда вообще никто не прилетит! Нужно быть аккуратней.
И давай кричать. Ругаться.
– Отттого, что ты праправправнук Распутина – ты от этого не становишься полубогом. Или неязвимым. Ты для них иностранец. А значит – враг.
Сгущает или нет?
– Если вы считаете, что я не готов – пишите в администрацию. Пусть меня снимают. Я устал эти крики слушать. Давайте по делу.
Он затих. Глубокий вдох. И выдох.
– С тобой будет наш человек. В основном он будет техническим помощником – съёмка, свет, запись звука, черновой монтаж. Но у него имеются кое-какие силовые… навыки. Не стоит провоцировать ситуацию и проверять.
– Спасибо, но…
– Какие «но»? Не спеши. Поработай с ним сегодня-завтра, поснимай Ленина, поснимай местный музей. Потом и решишь. У тебя одной техники на сорок кило будет. Одному за раз столько не утащить.
В дверь за моей спиной постучали и тут уже зашли. Поворачиваюсь. Какой-то азиат с равнодушным лицом.
– Чокан Державин, – смотрит на меня и протягивает руку. Видя моё замешательство, добавляет на чистом русском, – Чокан – это имя моё. Я казах.
– Почему казах? – спрашиваю.
Чокан смотрит на атташе. Атташе на меня.
– Знает местные нравы, бывал там. Говорит по-русски. Многие будут принимать за китайца и не станут лишний раз связываться. И, конечно, отлично снимает. – сказал атташе.
– А как я людям объясню, что со мной, иностранцем – казах? – спросил я.
– У казахов гонорары ниже.
– Убедительно. – говорю, – Чокер… скажи…
– Чокан.
– Отлично! Сегодня снимаем Ленина. И интервью.
– С кем?
– С Лениным!
Местные загнали в нейросеть полное собрание сочинений Ильича. И тот мог мало-мальски на винтажные темы и прочую политику общаться. Кстати, в виде голограммы.
Снимать эти сумрачные монохромные лица в плохом разрешении было страшным мучением. На видео они часто выглядели на убогий наложенный слой, как дешёвый спецэффект. Требовалось большое мастерство. Вот и проверим нервы казаха.
– С голограммой? Хорошо. Мне нужен час на подготовку.
– Отлично! Встречаемся внизу через час.
Казах ушёл.
– В Обезбольске будете через три дня. Вот здесь детали, – атташе протянул визитку с карандашными пометками, – мы организовали вам встречу с тем человеком, которого вы указали, с Вергилиным. Он как раз приедет с севера со свежими данными, даст наводку – куда и как двигаться дальше. Возможно, и сопроводит частично. Его не упоминайте в блоге. И лучше даже не снимайте.
– Почему?
– У него тут не везде хорошие отношения. Особенно на юге и на западе, таким знакомством пока лучше не светить.
– А дальше?
– Он мне недавно писал, сказал, что есть контакт, будет проход на море Хард после Ворот. И вплоть до плотины, до самого Харда.
– И на плотину пустят?
– Это ещё не решено.
– А Чекан этот… он насколько в курсе вообще?
– Кое-что знает. Но ты исходи из того, что он просто твой оператор, технический помощник. Тут нечего обсуждать.
Многое я не мог говорить открытым текстом. И атташе это знал.
ИНТЕРМЕДИЯ 3 – 1 \\ МЕМНОН И НЕСТРА
«Мемнон! Он так прочно вошло в наш язык, что стал просто словом. Поисковая система, социальная сеть, удобные интернет-сервисы, своя мобильная связь и даже лучшие в мире носимые огменты. Синоним отличных вещей. Одним словом! Мемнон!
Но – скоро всё станет лучше. И при этом останется прежним. Мемнон расширяется, растёт. Всё, что в нём было хорошего – остаётся. И добавляется много нового. Прежде всего – виртуальная реальность, дополненная реальность, масса электронных помощников. Они берут вашу рутину на себя. Кажется, что внутри искусственный интеллект, но нет – это просто самоулучшающийся, обучающийся на ходу алгоритм. Теперь всё работает ещё быстрей, ещё ясней и понятней. И называться будет – Нестра. Нестра – новое имя Мемнона!»
\\ Из презентаций Нестры