Неизвестен
Сэр Гавэйн и Зеленый Рыцарь
Примечания к Песне Третьей
Строка 1139. Автор, не отступая от основных параметров строки, в сценах охоты резко меняет ее ритм.
Строка 1152. Попарно. В оригинале «couples huntes of kest.» Как объясняют специалисты, это не борзые, а легавые. Легавых пускали по запаху, чтобы поднять зверя, а затем спускали борзых для «гона по зрячему» при прохождении зверя мимо охотничьих застав (постов). Итак, лягавые попарно спускались на зверя, а загонщики с борзыми на поводках в это время расходились по своим постам.
Строка 1162. Трубные сигналы. В сценах охоты следует различать, по разъяснению специалистов, три трубных сигнала: the mote, the recheat, and prise. При выпуске гончих в первый день охоты подаются три сигнала «mote». Это три простые ноты, которые могли звучать отрывисто или протяжно.
Когда убит олень, подается сигнал «prise», из четырех нот, затем пауза, а затем еще четыре ноты, звучащие чуть протяжнее первых. Этот же сигнал охотники повторяют, возвращаясь с добычей домой.
Во второй день при загоне кабана охотники трубят «recheat». Это сигнал из четырех нот, повторяемый трижды для науськивания гончих.
Строка 1168. В оригинале автор различает самца благородного оленя (red deer, Cervus elaphus), родственнного нашему лосю, или сохатому,
и оленя поменьше, самца лани (fallow deer, Dama dama), родственного, насколько я могу судить, нашему чубарому оленю (Даль). Чубарый – т.е. крапчатый; по объяснению специалистов, рога у него не кустятся высоко, как у сохатых, а стелются широко. Поэтому в оригинале про сохатых сказано: «с высокими статными головами», а про крапчатых – «с широкими рогами.»
Строка 1270. Героиня говорит языком своего мужа, называя здесь Бога «Хозяином небесных хором». Будь Гавэйн литератором-типистом, по выражению Достоевского (т.е. вставляющим подслушанные типичные слова в записную книжку), он бы уже заподозрил неладное, ибо та же речевая манера была присуща и Зеленому рыцарю при посещении Камелота. С другой стороны, автор сам так любит эти развернутые характеристики имени Господа, что под конец начинает вставлять их уже и в уста Гавэйна, снимая речевую индивидуализацию своих героев.
Строки 1300–1303. Эффекта ради пришлось здесь – в первый и последний раз – отступить от схемы рифмовки.
Строки 1323–1324. Ибо спали тогда без ночных рубашек.
Строки 1340–1370. Ритуальное изображение разделки добычи, существующее во многих средневовых охотничьих руководствах, и составлявшее большую часть всей охоты. Позже, предъявляя добычу Гавэйну, Берсилак просит его оценить не только его мастерство охотника, но и как раздельщика туш. (þonk þurз my craft serued).
Строка 1407. Это словцо «мазу» несколько замарано современным употреблением, однако искони оно означало именно то, что хочет сказать сэр Гавэйн: что «домазывать» новые условия в заключенное пари они не договаривались. См., например, в Словаре Даля: «маз – в банковской игре – прибавка, примазка к ставке.» Или у Гоголя: «Швохнев: Черт побери, пароле! Утешительный: И пять рублей мазу!»
(«Игроки». Явление VIII).
Строка 1425. Аллюзия на Евангельский текст («Но Он сказал: говорю тебе, Петр, не пропоет петух сегодня, как ты трижды отречешься, что не знаешь Меня» (Ев. от Луки, 22; 34).
Строка 1460. «Гикают, гавкают, галдят». В старинной Турбервилиевой книге (Turbervile, Booke of Hunting – «Искусство охоты») говорится: «вы должны поднимать страшный шум, пугая вепря, иначе он разорвет ваших собак в клочья».
Строка 1493. Вауэйн – в мидлендовском диалекте W и G могли чередоваться. Хотя в этой переводной строчке можно было бы и обойтись без изменения Гавэйна на Вауэйна, так как правило – три слова, начинающиеся на «В», выдержано, все же хотелось показать, как это делается в оригинале.
Строка 1494. Что Гавэйн искушен в играх любви считалось на основании ряда французских рыцарских романов.
Строка 1541. В оригинале нет в точности ссылки на книжки науки любви, но такие книжки, например «Роман о Розе» были в большом ходу и чести у средневековой знати и в аллегорической форме учили многим уловкам, так что я счел допустимым этот «книжный пассаж».
Строки 1609–1603. Вероятно, прозвучали три сигнала. Первый: перед смертью оленя, второй – как первый кусочек вынули из плоти при разрезке туши и третий, названный «curée». Могли быть и другие погудки, а подавались они для псов в отъезжем поле.
Строка 1664. В замке Берсилака компания проводит время в пении, танцах или прочих музыкальных развлечениях. В первый вечер поют менестрели, в другой вечер гости танцуют, взявшись за руки (carolling) или поют более серьезный кондак conductus. «Кондак» – религиозная песнь с текстом на метрической основе, исполняемая тенором на музыку не церковного происхождения, а переработанную из светской. Вот пример текста кондака:
Veri floris sub figura,
Quem produxit radix pura,
Cleri nostri pia cura
Florem fecit misticum
Preter ususm laicum,
Sensum trahens tropicum
Floris a natura.
К середине 14-го века кондак в Британии петь уже перестали, поэтому появление его в тексте «Гавэйна» сообщает поэме налет древности. «Кэроли» того времени сочетали в себе пение и танцы: леди и лорды, поочередно, взявшись за руки, танцевали под аккомпанимент менестрелей, игравших на трубах и барабанах («pipes and tabors»).
Строки 1702–1707. Эти строки описывают идеальную погоду для охоты, ибо, как гласит пассаж в книге «Мысли об охоте» под редакцией Ото Пажета, «запах неустойчив при северном или восточном ветре, исчезает в бурю при падении барометра, хорошо стоит в теплую несолнечную погоду и при морозце». Многое в запахах зависит от типа и влажности почвы. В третий день охоты все признаки удачи налицо: день ясен, однако солнце поднялось в тучах, что означает высокое атмосферное давление, поле подернуто морозным инеем, то есть почва в прекрасном состоянии.
Строка 1712. Выжлок, «kenet» от старофранцузского «chenette» – маленькая собачка. По-видимому подразумевается коротконогая гончая «beagle dwarf hound», выжлец, выжловка, они бегут по следу по запаху с низко склоненной головой в отличие от собак более высокой породы. Именно она берет след, в то время как остальные собаки еще маются на привязи.
Строка 1879. Поэт ведет строгий учет. Он так и говорит: «За этот день она поцеловала непреклонного рыцаря трижды».
Строка 1886. Джон Бэрроу в своей работе «Две сцены исповедания в «Сэре Гавэйне и Зеленом рыцаре» утверждает, что отпущение грехов, данное Гавэйну в замке Берсилака после прощальной сцены с соблазнительницей не имело искомого действия, ибо в поведении Гавэйна на исповеди не хватало нескольких элементов: полного признания о тайном подарке, раскаяния в содеянном (Гавэйн, веселящийся с дамами, не похож на раскаявшегося грешника), наконец, намерения вернуть незаконный дар. Так что «человече стал чище чистого» – это ирония, понятная для читателей. Нечистая совесть говорит в Гавэйне, потому-то в третий раз он сам спешит навстречу хозяину, торопясь рассчитаться. Но, приняв подарок, он поставил себя в двусмысленное положение, ибо обещал госпоже молчать, а, вернув пояс, он не только изменит слову, но и навлечет на нее подозрения, ибо пояс – деталь нижнего белья. Оказавшись в Зеленой часовне и узнав о подробностях обмана, Гавэйн обращается к Зеленому рыцарю по сути как к священнику, прося отпустить ему грехи и наложить епитимью. «Дай мне срок, я докажу жизнию тщету искуса». «И Зеленый эту роль играет», – пишет Бэрроу. Таким образом, в конце поэмы Берсилак неожиданно предстает в роли исповедника и утешителя. «Наконец, происходит и третье мощное – ибо публичное – покаяние Гавэйна, на этот раз при дворе Артура». Гавэйн исповедается Зеленому в трех грехах: любостяжании (couetyse), трусости (cowardyse) и нечестности (untrawþe, trecherye). По словам Бэрроу, для героической поэмы, каковой является, по его мнению, «Сэр Гавэйн», характерна не победа здравого смысла над максимализмом героя и не веселья над скорбью и раскаянием, а смешение того и другого, в результате чего «рыцари носят подвязку со славой, а Гавэйн со стыдом».
Строка 1933. «Alle þat euer ber bugle». Рожки, скорее всего, только у знати. Существовало множество разных рожков, но обладание им означало высокое положение охотника.
Примечания к Песне Четвертой
Строка 2024. Неологизм: слепят глаза, так начищены.
Строка 2025. Неологизм, образованный по подобию «грохота». В те времена кольчуги от ржавчины очищали в барабанах с песком.
Строка 2028. дословно «самый благородный рыцарь отсюда и до Греции».
Строка 2036. См., напр., аналогичное описание нарядов в старинных русских текстах (по книге М. Г. Рабиновича «Очерки материальной культуры русского феодального города»).
Строки 2037–2050. Сэр Гавэйн одевается перед нами во второй раз, только на сей раз мы его видим не со щитом, на изнанке которого икона Девы Марии, а с волшебным поясом-оберегой. То есть, подсказывают критики, Гавэйн уже не столько на Марию уповает, сколько на обольстительницу-прощелыгу, совершая духовную измену по отношению к Богоматери.
Строка 2077. Домысел. В русском народе ключи иногда называют «ржавцами», когда исходящая из них вода носит буроватый оттенок из-за их соседства в почве с бурожелезной рудой. Вероятно, ров в замке Берсилака мог наполняться почвенной и дождевой водой, к тому же с ночи шел снег и таял хлопьями в бурой воде рва, по пословице: «как ржа на болоте белый снег поедала, так кручинушка добра молодца сокрушала.»
Строка 2114. Дословно: «могучее, чем любой рыцарь в Артуровом дому, чем Гектор, кто… кто угодно.» Гектор, который в оригинале прописан как Гестор, очевидно, троянский герой, или по второму толкованию, один из рыцарей Круглого стола – Гектор де ля Мар.
Строки 2119–2120. Челядинец – барской челяди человек, чернец – монах, абаим – плут, акудник – колдун.
Строка 2229. «Страшный датский топор», по всей видимости, долго помнился англосаксам, которые на протяжение 9-го столетия подвергались набегам свирепых датских викингов.
Строка 2232. Волшебным пояском, клятва от лица Гавэйна или самого автора.
Строка 2238. Картина, напоминающая развязку охоты на вепря.
Строки 2272–2274. Переводчица поэмы Мэри Бороф обращает внимание на кинематографичность ракурса в этом описании: первая попытка Зеленого изображена с точки зрения Гавэйна.
Строка 2317. Старинное русское название секиры, (см. «Слово о полку Игореве».
Строка 2404. Тот, что на колокольне, все глаза проглядел на дорогу из лесу.
Строка 2419. Тирада Гавэйна против женщин стяжала множество комментариев. Какой ни развернешь, везде одно: это Гавэйн сгоряча, и вряд ли автор был так непримиримо настроен против женщин, он просто платил дань предрассудкам и предубеждениям Средневековья, и т.д. и т.п. Имеются в виду: Ева, искусившая Адама ослушаться запрета Господня, наложницы царя Соломона, сбившие его с истинного пути, Далила, обманувшая богатыря Самсона и предавшая его врагам-филистимлянам, царь Давид, за сожительство с замужней Вирсавией наказанный Господом.
Строка 2448. Берсилак д’Отдезер. Фамилия в переводе с французского означает «Высокую пустынь», или «Возвышенный скит», и в таком случае здесь обыгрывается функция Зеленого рыцаря как своего рода монаха-исповедника Гавэйна. Имя же Берсилак, или Бертилак некоторые этимологи производят от валлийского bachlach – «вахлак» (!), что означает лесной шатун, бродяга-леший. Отмечают также, что в переводе со старофранцузского “haut desert” может означать «высокую награду» (за доблесть).
Строка 2450. Моргана ле Фэ (Фея Моргана, или Моргана, королева Фей), единоутробная сестра короля Артура, дочь герцога Горлуа Тинтагельского и его жены Игерны (Игрейны). Не исключено, что волшебница Моргана, в одних романах фея, в других злая колдунья, в третих – ненасытная распутница, проникала в спальню к Гавэйну под видом жены Берсилака, и что вообще никакой жены у него не было, ибо Моргана могла не только менять обличья, но и принимать одновременно разные, распадаясь в глазах бедного Гавэйна на красавицу и ведьму.
Строка 2451. Мерлин – знаменитый волшебник древней Британии, соучастник многих коварных деяний и роковых свершений в истории древних британских королей ( по Готфриду Монмутскому). Именно Мерлин помог королю Утеру Пендрагону принять облик мужа Игрены, герцогини Тинтагельской, и вступить с ней в связь: в эту ночь и был зачат доблестный король Артур; идеал британских королей был незаконнорожденным.
Строки 2458–2460. В других романах Артурова цикла Моргана ле Фэ тоже подсылает могучих и бесстрашных рыцарей в Камелот для испытания королевских застольников.
Строка 2466. Ненависть Морганы к Гиневере «берет начало, – как пишут некоторые критики, – в темных истоках артуровых легенд», где Моргана предстает любовницей великого короля, брошенной им ради будущей жены. Эта волшебница кочует по многим легендам Артурова цикла, живя бурными страстями и меняя одного за другим мужей и любовников; ей легко могла придти в голову идея мести и обольщения.
Строка 2525. Или британских хроник.
Строка 2527. И поэма, таким образом, возвращается к своему началу.
Строка после 2533. «Пусть будет стыдно тому, кто плохо об этом подумает» – девиз Рыцарей Ордена Подвязки, учрежденного около 1348 года Эдуардом III. Эта строка на латыни вписана в рукопись поэмы другими чернилами и другой рукой. Большинство специалистов считают, что было бы натяжкой видеть в этой поэме историю возникновения Ордена подвязки.
Испытание совершенного рыцаря
Об истории рукописи
Средневековая поэма «Сэр Гавэйн и Зеленый рыцарь» дошла до нас в манускрипте, принадлежавшем сначала библиофилу шекспировской поры Генри Сэвилу, жившему в Йоркшире с 1568 по 1617 годы, а потом – собирателю древностей сэру Роберту Коттону. Ныне эта рукописная книжка, в которой, кроме «Сэра Гавэйна», еще несколько поэм, выставлена в Британском музее, где числится под своим библиотечным номером MS Cotton Nero A.x., Art 3. Эта книжка известна в кругу специалиистов как «Манускрипт Коттон-Неро».
Всего в карманных размеров томике из пергамена (веллума, или велени) шесть поэм, и все без заглавий. Две – на латинском языке, четыре другие – на северо-западном диалекте среднеанглийского языка. Это не тот язык, на котором писал создатель «Кентерберийских рассказов» Джеффри Чосер, и который впоследствии развился до языка Шекспира, а северо-западный диалект, еще до Шекспира превратившийся в окаменелость. Тем не менее знатоки среднеанглийского языка, прочитавшие четыре поэмы в начале позапрошлого века, сочли необходимым издать их как великие памятники английской литературы. В 1839 году под редакцией сэра Фредерика Мэддена вышла в свет одна из поэм, получившая название – «Сэр Гавэйн и Зеленый рыцарь», в 1864 году под редакцией Ричарда Морриса – три остальные поэмы, озаглавленные так: «Жемчужина», «Чистота» и «Терпение». Поэма, которую при первой публикации окрестили «Сэром Гавэйном и Зеленым рыцарем», за прошедшее время переводилась на современный английский много раз, и входит в большинство антологий английской литературы.
Манускрипт «Коттон-Неро» выполнен, по мнению экспертов, рукою не самого поэта, а переписчика, копииста, трудившегося не позднее 1400 года. И хотя имя автора нигде не указано, особенности стиля и круг идей выдают во всех четырех поэмах одного творца. Называют его в истории литературы «Поэтом-анонимом 14-го века», а чаще Поэтом «Гавэйна» или еще Поэтом «Жемчужины». Время написания поэм датируют последней третью 14-го века.
Язык поэмы и язык страны
После завоевания Англии норманами в 1066 году, придворным языком на островах стал старофранцузский, или, точнее, нормандское его наречие. Заимствовались в Англии и нравы французского двора, хотя копия была далека от оригинала. Той рыцарской жизни, с ее пышными турнирами и церемониалом, характерными для Франции, в Англии не существовало. Даже роль рыцарства там была скромнее, чем во Франции или в Германии.
Соответственно, в 12-м и 13-м веках большинство произведений создавалось в Англии на латыни или на нормандском диалекте старофранцузского, и только к 14-м веку ситуация стала меняться: английский получал признание. До Чосера мало кто из поэтов считал себя народным поэтом англичан и английский язык не признавался литературным. В 14-м веке сочинения на английском языке начинают цениться представителями высших классов, как видно из рукописей в таких коллекциях как «Вернон» (Vernon Ms) или «Очинлек» (Auchinleck). Это было время (вторая половина 14-го века), когда желающих читать французские тексты становилось все меньше, английские же – все больше: эпоха англо-нормандской литературы подходила к концу. В этом отношении 14-й век стал для народного языка англичан отчасти тем же, чем конец века 18-го для нас, когда стало падать употребление французского языка в образованном обществе, и на первый план в литературе выдвигался русский.
Жанр поэмы
По классификации, «Сэр Гавэйн и Зеленый Рыцарь» – английский средневековый рыцарский роман. Под словом «роман» современники Поэта «Гавэйна» могли понимать либо просто интересную историю, либо историю на французский лад, то есть опирающуюся на какой-то французский источник. Возникнув в Англии значительно позже, чем их германские или французские прототипы, они сильно отличались по форме и содержанию от известных образцов средневекового куртуазного романа. И может быть, слава Богу, ибо английский рыцарский роман – нечто совсем другое, нежели его старший французский брат. Английский роман решал вопросы нравственного порядка и этим, может быть, более близок традициям русской литературы. Правда, автор «Сэра Гавэйна и Зеленого рыцаря» почти с наслаждением описывает одежду, архитектуру, нравы двора и досуг знатных феодалов, и делает это гораздо подробнее и зримее, чем большинство его современников. Но он не бытописатель. Перед нами яркое свидетельство того, что католическое европейское сознание еще со старины легче, чем русское православное, примиряло духовное с материальным, хотя и постигало их конфликт.
В Англии рыцарские романы включались в один манускрипт с произведениями религиозного характера, ибо между светскими романами, житиями святых и религиозными поучениями в английских сборниках гораздо больше сходства, чем в континентальных. Из 4365 стихотворных произведений английского средневековья меньше трети можно назвать светскими, но даже и в этой трети есть вещи, которые современниками могли цениться за разработку проблем религиозного свойства. В целом же характерно, что и хроники, и жития святых, и романы, посвященные рыцарским похождениям, были схожи, то есть образы рыцаря и святого сближались, а жанры влияли друг на друга: святой мог сталкиваться на пути своем с трудностями светского характера, а рыцарь служил возвышенно-религиозным целям ( «Житие папы Григория», цикл романов «О Святом Граале»). Точно также трудно разграничить романы и хроники, ибо и в тех, и других есть общие элементы: в структуре, в интонациях, в дидактическом тоне, и проч. Например, «Сэр Гавэйн» начинается на летописный лад, и в первой строфе пересказывает популярную в Средние Века историю основания европейских земель; две строфы написаны в эпическом ключе, потом тон повествования меняется.
По форме поэма занимает среднее место между романами в стихах и короткими романсами. Ее вряд ли прочтешь за один присест, но ясно, что поэт добивался цельности впечатления за счет сжатости повествования. Такие произведения, как «Сэр Тристам» или «Смерть Артура» можно отнести к небольшим романам, а «Гавэйн» скорее повесть в стихах; в ней одна сюжетная линия, и пересказать ее довольно просто. С другими стихотворными повестями и короткими романами поэму сближают летописные зачин и концовка, строгость и четкость в повествовании и в использовании стихотворного размера.
«Сэр Гавэйн», хотя и продолжает английскую традицию постановки в романе светского содержания проблем нравственно-религиозного плана, многим отличается от прочих романов, житий и хроник. Это, по общему мнению, «самый значительный вклад англичан в искусство рыцарского романа»; но поэма настолько выше прочих в художественном и философском отношении, что ее сложно отнести к этому жанру.