Найо Марш
Убийство под аккомпанемент. Маэстро, вы – убийца!
Глава 6
Наркотик
I
Над дверью, ведущей из фойе «Метронома» в офис, висели часы с хромированными стрелками и цифрами. По мере того как шло время, внимание собравшихся в той комнате все больше притягивалось к циферблату, так что когда в час ночи минутная стрелка перескочила на цифру четыре, это заметили все. Слабый вздох и унылое беспокойство на мгновение всколыхнули каждого.
Оркестранты, пристроившиеся в углу фойе, подавленно сидели на золоченых стульях, принесенных из ресторана. Руки Сида Скелтона свисали между коленями, вяло постукивая друг о друга. Хэппи Харт развалился, вытянув ноги. Свет высветил пятна у него на штанах, где они лоснились от давления ног на нижнюю часть пианино. Четверо саксофонистов сидели, сдвинув головы, но уже некоторое время не разговаривали, и скорее инерция, чем интерес, удерживала их в позах заговорщиков.
Худой контрабасист, уперев локти в колени, опустил голову на руки. В самой середине группки «Мальчиков» ерзал, зевал, проводил руками по лицу и лихорадочно кусал ногти Морри Морено. Неподалеку от музыкантов сбились в кучку четверо официантов и светооператор, которых только что закончили допрашивать – совершенно бесплодно.
В противоположном конце фойе в креслах сидели леди Пастерн и ее гости. Из всех оставшихся она одна держалась прямо. Мышцы ее лица чуть обвисли, в проступившие морщины набилась пудра, под глазами залегли сероватые тени, но ее лодыжки и руки были сосредоточенно скрещены, а прическа – в незыблемом порядке. Справа и слева от нее девушки обмякли в креслах. Фелиситэ, курившая одну сигарету за другой, урывками возвращалась к насущным делам и часто доставала из сумочки зеркало, чтобы обиженно посмотреть на свое отражение и раздраженными жестами поправить помаду.
Карлайл, как всегда поглощенная деталями, отмечала мелкие нервные жесты своих спутников через все сгущающуюся пелену сонливости и лишь вполуха слушала, что они говорили. Нед Мэнкс слушал внимательно, словно старался запомнить все услышанное. Лорд Пастерн не мог усидеть на месте. Он развязно бросался в кресло, а мгновение спустя вскакивал как на пружине и бесцельно бродил по комнате. Он с отвращением смотрел на любого, кто бы ни решился открыть рот. Он гримасничал и прерывал. В сторонке, поодаль от двух групп, стояли Цезарь Бонн и Дэвид Хэн. Эти двое были насторожены и мертвенно-бледны. Подальше от любопытных взглядов, в главном офисе, доктор Кертис, позаботившись о выносе тела Риверы, набрасывал заметки к отчету.
В центре фойе за маленьким столиком расположился инспектор Фокс, развернув блокнот и водрузив на нос очки. Его ботинки стояли рядышком на ковре, костистые колени были сжаты. Подняв брови, он обдумывал свои заметки.
Позади Фокса стоял старший инспектор уголовной полиции Аллейн, и на него – в одних случаях урывками, в других поглощенно – было обращено внимание присутствующих. Он говорил уже около минуты. Карлайл, хотя и старалась вслушиваться в его слова, поймала себя на мысли, какой низкий у него голос и насколько его речь лишена манерности. «Приятный малый», – думала она, и по негромкому подтверждающему хмыканью, которое издал Нед Мэнкс, когда Аллейн сделал паузу, поняла, что он с ней согласен.
– …поэтому вы и сами понимаете, – говорил тем временем Аллейн, – что следует установить множество деталей и что мы должны просить вас остаться до их выяснения. Тут ничего не поделаешь.
– Будь я проклят, но не понимаю… – начал было лорд Пастерн и осекся. – Как вас зовут? – спросил он.
Аллейн назвался.
– Так я и думал, – бросил лорд Пастерн с таким видом, будто на чем-то его подловил. – Суть в том, вы полагаете, что я воткнул стрелку в этого парня или нет? Выкладывайте.
– В настоящий момент в том, что касается вас, вопрос не во втыкании, как вы выразились, сэр.
– Ну, в стрельбе. Не виляйте.
– Полезно быть точным в выражениях, – мягко сказал Аллейн.
Он повернулся к стоявшему на столе саквояжу Фокса. Оттуда он достал открытую коробку с оружием, которым был убит Ривера. Подняв коробку повыше, он наклонил ее к собравшимся.
– Будьте добры взглянуть.
Они посмотрели.
– Кто-нибудь узнает эту вещь? Леди Пастерн?
Она издала нечленораздельный звук, но, совладав с собой, безразлично сказала:
– Выглядит как часть зонта от солнца.
– Черно-белого зонта? – поинтересовался Аллейн, и один саксофонист резко вскинул голову.
– Возможно, – сказала леди Пастерн. – Я не знаю.
– Не будь идиоткой, Си, – вмешался ее муж. – Очевидно, она из той твоей французской штуковины. Мы ее позаимствовали.
– У тебя не было ни малейшего права, Джордж…
Тут вмешался Аллейн:
– Мы обнаружили, что в одном из зонтов, задействованных в номере «Человек с зонтом», не хватает нескольких дюймов рукояти. – Он глянул на второго саксофониста. – Кажется, у вас возникли с ним проблемы?
– Верно, – согласился второй саксофонист. – Я заметил, что он не открывается как следует, замок отсутствовал или вроде того.
– Вот именно, пять дюймов палки, на которых крепится застежка. Теперь посмотрите на эту пружинную застежку. Она украшена драгоценными камнями, изначально, разумеется, она не давала закрыться зонту. Сама ручка, или набалдашник, на собственной секции рукояти крепилась внутри основного ствола зонта. Сможете ее описать? – Он посмотрел на леди Пастерн, которая промолчала.
– Конечно, можешь, Си, – вмешался ее муж. – Чертовски глупая штуковина вроде птицы с изумрудными глазами. Французская.
– Вы уверены, сэр?
– Конечно, я уверен. Проклятие, я разобрал ее в бальном зале.
Подняв голову, Фокс уставился на лорда Пастерна со своего рода недоверчивым удовлетворением. Эдвард Мэнкс выругался себе под нос, женщины застыли в ужасе.
– Понимаю, – сказал Аллейн. – Когда это было?
– После обеда. Со мной был Морри. Правда, Морри?
Морри бешено дернулся, хотел отпрянуть, но все-таки кивнул.
– Где вы оставили детали, сэр?
– На рояле. С тех пор я их не видел.
– Зачем вы разобрали зонт?
– Забавы ради.
– Mon Dieu, mon Dieu[25], – застонала леди Пастерн.
– Я знал, что он раскручивается, и я его раскрутил.
– Благодарю, – сказал Аллейн. – Для сведения тех из вас, кто не рассматривал внимательно зонт, мне лучше описать его чуть подробнее. Оба конца этой трубки снабжены резьбой, одной на внешней поверхности для крепления с верхней частью, другой на внутренней поверхности, чтобы в него вошел главный ствол зонта. Она была удалена, а внешние секции скручены затем воедино. Теперь посмотрите на оружие убийства, которое было изготовлено из удаленной секции. Как вы видите, в нее вставлен стальной инструмент и укреплен пластилином. Кто-нибудь узнает этот инструмент? Я покажу его вам поближе. На нем запеклась кровь, поэтому его непросто разглядеть.
Он заметил, как пальцы Карлайл шевельнулись на подлокотниках кресла. Он увидел, как Морри потер тыльной стороной ладони рот, а лорд Пастерн надул губы.
– Довольно необычный, верно? – сказал он. – Широкий в основании и сужающийся к концу. Очень острый.
Похоже на вышивальное шильце. Не знаю. Узнаете его, леди Пастерн?
– Нет.
– Кто-то еще?
Лорд Пастерн открыл рот и снова его закрыл.
– Ладно, – пробормотал, помолчав, Аллейн. Вернув на стол коробку с орудием убийства, он взял револьвер лорда Пастерна и повертел его в руках.
– Если так вы, парни, работаете, – взвился лорд Пастерн, – то я о вас невысокого мнения. Откуда вам знать, может, на орудии убийства уйма отпечатков пальцев? А вы его лапаете.
– Отпечатки уже сняли, – безо всякого выражения отозвался Аллейн, после чего, достав карманную лупу, прищурясь, заглянул в ствол. – Вы, кажется, основательно его повредили.
– А вот и нет, – тут же возразил лорд Пастерн. – Он в отличном состоянии. И всегда был.
– Когда вы в последний раз заглядывали в дуло, сэр?
– Перед тем как приехали сюда. В моем кабинете и еще раз в бальном зале. А в чем дело?
– Джордж, – вмешалась леди Пастерн, – в последний раз предлагаю тебе послать за адвокатом и отказаться отвечать на какие-либо вопросы до его прибытия.
– Да, кузен Джордж, – пробормотал Эдвард. – Честно говоря, я считаю…
– Мой адвокат, – возразил лорд Пастерн, – старая развалина и круглый дурак. Я вполне способен сам о себе позаботиться, Си. Итак, весь сыр-бор из-за моего оружия.
– Ствол, – сказал Аллейн, – несомненно, испачкан. Это из-за холостых патронов. Но под пятнами, оставленными порохом, видны любопытные отметины. Как будто неравномерные царапины. Мы их сфотографировали, но мне бы хотелось узнать, не найдется ли у вас для них объяснения.
– Эй! – крикнул лорд Пастерн. – Дайте посмотреть.
Аллейн протянул ему револьвер и лупу. Отчаянно гримасничая, лорд Пастерн повернул дуло к свету и прищурился. Он издавал гневные звуки и фыркал, надувая щеки. Шепча неразборчивые проклятия, он осмотрел через лупу рукоять, а потом вдруг совершенно неожиданно захихикал. Наконец он бросил револьвер и лупу на стол и с шумом выпустил воздух.
– Надувательство, – только и сказал он и вернулся на свое место.
– Прошу прощения?
– Когда я осматривал пистолет у себя в кабинете, – с нажимом сказал лорд Пастерн, – он был чист как стеклышко. Чист, я повторяю, как стеклышко. Я выстрелил из него одним холостым патроном в моем собственном доме, а после заглянул в дуло. Оно было чуть испачкано, но и все. Вот вам. Съели?!
Карлайл, Фелиситэ, Мэнкс и леди Пастерн беспокойно шевельнулись.
– Дядя Джордж, – сказала Карлайл, – пожалуйста…
Лорд Пастерн глянул на нее свирепо.
– Следовательно, я повторяю, надувательство. Дуло, когда я принес оружие сюда, было без отметин. Кому, как не мне, знать? Оно было без отметин, когда я привез револьвер в ресторан.
Леди Пастерн не мигая смотрела на мужа.
– Ты идиот, Джордж, – сказала она.
– Джордж.
– Кузен Джордж.
– Дядя Джордж…
Шокированные голоса накладывались друг на друга, потом стихли.
Аллейн начал сызнова:
– По всей очевидности, вы отдаете себе отчет в том, насколько это важно. Когда я скажу вам, что орудие убийства – по сути, это стрелка или болт, так? – на полдюйма короче дула револьвера и чуть меньше его в диаметре…
– Ладно, ладно, – перебил лорд Пастерн.
– Думаю, – продолжал Аллейн, – мне следует указать, что…
– Вам незачем ни на что указывать. А вам, – лорд Пастерн повернулся к родственникам, – лучше бы придержать язык. Я знаю, к чему вы клоните. Дуло было без царапин. Господи, кому, как не мне, знать? И более того, когда мы с Морри были в бальном зале, я заметил, что этот кусок трубки подходит к дулу. Я сам ему на это указал.
– Эй-эй-эй! – бросился увещевать Морри. – Мне не нравится, к чему это идет. Послушайте…
– Кто-нибудь еще осматривал револьвер? – проворно вмешался Аллейн.
Лорд Пастерн указал на Скелтона:
– Он осматривал. Его спросите.
Облизнув губы, Скелтон вышел вперед.
– Вы смотрели в дуло револьвера? – спросил Аллейн.
– Мельком, – неохотно признал Скелтон.
– Вы заметили что-нибудь необычное?
– Нет.
– На дуле не было царапин?
Последовало долгое молчание.
– Не было, – ответил наконец Скелтон.
– Вот видите, – встрял лорд Пастерн.
– И не могло быть, – безжалостно добавил Скелтон, – учитывая, что его светлость еще не запихнул туда свой дурацкий снаряд.
Лорд Пастерн проронил короткое, нецензурное и исполненное удивления словцо.
– Спасибо, – отозвался Скелтон и повернулся к Аллейну.
– Можно вмешаться, Аллейн? – спросил Эдвард Мэнкс.
– Конечно.
– Очевидно, что вы полагаете, будто этой штукой выстрелили из револьвера. Также, на мой взгляд, очевидно, что вы правы. Как еще его можно было убить? Но равно очевидно, что человек, стрелявший из револьвера, ничего об этом не знал. Если бы он хотел застрелить Риверу, то прибег бы к пуле. Если бы по какой-то экстраординарной причине он решил воспользоваться ружейной гранатой, или стрелкой, или чем-то еще, он непременно нашел бы что-то менее фантастичное, чем штуковина, которую вы нам только что показали. Единственный резон пустить в ход кусок трубки от зонта, если он действительно был использован, таков: застежка, которая, кстати, украшена драгоценными камнями, закрепила бы снаряд в дуле, чтобы он не выпал, когда револьвер опустят дулом вниз, и, следовательно, человек, стрелявший из револьвера, не узнал бы о снаряде в дуле. Никто не стал бы без причины, – сказал с большим нажимом Эдвард, – мастерить такой сложный механизм, а такая причина и не может появиться, если стрелявший все время держал револьвер при себе и мог зарядить его в последний момент. Только неуравновешенный и эксцентричный… – Он осекся, поискал слова и наконец промямлил: – Вот что я имел в виду.
– Ваше соображение принято, – отозвался Аллейн. – Спасибо.
– Эй! – крикнул лорд Пастерн.
Аллейн обернулся к нему.
– Послушайте. Вам кажется, что царапины оставлены драгоценными камнями с застежки. Скелтон говорит, что, когда он осматривал револьвер, никаких царапин не было. Если бы кто-то был так глуп, чтобы пытаться убить кого-то этой штуковиной, он сперва сделал бы пробный выстрел, чтобы посмотреть, что получится. Наедине. Понимаете, к чему я?
– Кажется, да, сэр.
– Тогда скажите, – продолжал с визгливым смехом лорд Пастерн, – к чему тратить время, препираясь из-за царапин?
Он бросился в кресло.
– Кто-нибудь из присутствовавших при осмотре обратил внимание на то, как мистер Скелтон осматривал револьвер?
Все молчали. Скелтон побелел.
– Морри на меня смотрел, – сказал он и поспешно добавил: – Я был рядом с лордом Пастерном. Я не мог бы… то есть…
– Зачем вы его осматривали, мистер Скелтон?
Скелтон облизнул губы. Его глаза перебегали с лорда Пастерна на Морри Морено.
– Я… ну… мне было интересно. Лорд Пастерн сам изготовил холостые патроны, и я решил, что стоит посмотреть. Я пришел пожелать ему удачи. То есть…
– Почему ты ему не скажешь!!!
Морри вскочил на ноги. До того он зевал и ерзал на стуле. Лицо у него было залито слезами. Казалось, он не обращает внимания на происходящее, терзаемый невыносимым беспокойством. Своей неожиданностью его вмешательство поразило всех. Шаркая, он вышел вперед и улыбнулся Аллейну.
– Я сам вам скажу, – быстро заговорил он. – Сид это сделал потому, что я его попросил. Он мой друг. Я ему все сказал. Я ему сказал, что не доверяю его светлости. Я очень нервный человек. Я нервничаю, когда доходит до огнестрельного оружия. Я вообще нервный человек, если вы понимаете, о чем я. – Пальцами он ощупывал свои улыбающиеся губы. – Не смотрите на меня так! – Его голос сорвался на визгливый фальцет. – Все тут пялятся на меня, точно я в чем-то виноват. Глаза. Глаза. Глаза. О боже, дай мне сигарету!
Аллейн подал ему портсигар. Морри протянул было руку, но вдруг зарыдал.
– Чертов садист, – скулил он.
– Я знаю, что с вами, идиот вы эдакий, – обвиняюще сказал лорд Пастерн.
Морри погрозил ему пальцем.
– Вы знаете! Это все из-за вас. Вы почитай что убийца. Боже, вы и есть убийца.
– Повторите это еще раз, мой милый Морено, – с наслаждением отозвался лорд Пастерн, – и я притащу вас в суд по обвинению в клевете. Подам иск об очернении репутации, богом клянусь.
Морри диким взором обвел собравшихся. Его светлые глаза с огромными зрачками остановились на Фелиситэ. Он указал на нее дрожащей рукой.
– Посмотрите на эту девчонку, – сказал он, – посмотрите, как она красится и прихорашивается, когда человек, которого она вроде бы любила, лежит окровавленный в морге. Это отвратительно.
Ломая руки, подошел Цезарь Бонн.
– Я не могу больше молчать, – сказал он. – Если я погиб, значит, погиб. Если я не заговорю, это сделают другие.
Он посмотрел на лорда Пастерна, на Эдварда Мэнкса и на Хэна.
– Если это должно выйти на свет, – сказал Эдвард, – говорите, конечно. Будет только честно.
– Что должно выйти на свет? – спросил Аллейн.
– Пожалуйста, мистер Мэнкс. Скажите лучше вы.
– Ладно, Цезарь. Я думаю, – сказал он медленно, поворачиваясь к Аллейну, – вам следует узнать, что произошло до того, как прибыла полиция. Я сам только-только переступил порог внутренней комнаты. Тело лежало там, где вы его видели. – Он помедлил. Морри пристально наблюдал за ним, но Мэнкс не смотрел на Морри. – Происходила какая-то борьба. Морено скорчился на полу возле Риверы, а остальные старались его оттащить.
– Чертовски неприлично, – благонравно вставил лорд Пастерн, – обшаривать карманы покойного.
Морри заскулил.
– Если вы не против, мне бы хотелось услышать подробности. Когда именно это имело место? – спросил Аллейн.
Цезарь и Хэн заговорили разом, но Аллейн их остановил:
– Давайте попробуем проследить события с того момента, как мистера Риверу вынесли из ресторана.
Начал он с опроса четырех официантов, которые выносили тело. Они не заметили ничего необычного. И вообще они с ног сбились из-за путаницы, по какому варианту должно пойти представление и кого им выносить со сцены. Под конец они получили столько противоречивых распоряжений, что просто наблюдали, кто упадет, а когда он упал, подхватили носилки и вынесли тело. Грудь лежавшего покрывал венок. Когда они подняли его на носилки, Морри быстро сказал:
– Он ранен. Уносите его.
Они понесли прямо в офис. Когда они опускали носилки, то услышали, как он издал странный звук – резкое такое дребезжание. Присмотревшись поближе, они обнаружили, что он мертв. Они позвали Цезаря Бонна и Хэна, а затем перетащили тело во внутреннюю комнату. Потом Цезарь приказал им возвращаться в ресторан и чтобы кто-нибудь из них привел доктора Оллингтона.
Затем взялся рассказывать лорд Пастерн и сообщил, что после выноса Риверы, когда они были еще на сцене, Морри подошел к нему и озабоченно зашептал: «Бога ради, играйте. Что-то стряслось с Карлосом». Пианист Хэппи Харт сказал, что по пути Морри остановился у рояля и шепотом велел ему продолжать как ни в чем не бывало.
Дальше опять рассказывал Цезарь. Морри и лорд Пастерн пришли во внутреннюю комнату. Морри был в жутком состоянии, говорил, что видел кровь на Ривере, когда клал ему на грудь венок. Постояв вокруг Риверы, они поаккуратнее уложили тело на пол. Морри все лопотал про кровь, а когда увидел труп, отвернулся к стене, рыгая и обшаривая свой смокинг в поисках таблетки, и жаловался, что ему конец. Никто ничем ему не помог, и он ушел в уборную при внутреннем офисе, они слышали, как его там стошнило. Когда он вернулся, вид у него был ужасный, и он все бормотал о том, как ему скверно. Тут Цезаря прервал Морри:
– Я им сказал! – визгливо взвыл он. – Я им говорил! Это ужасный был для меня шок, когда он упал. Это был шок для нас всех, правда, мальчики?
«Мальчики» шевельнулись и забормотали хором, мол, это был очень большой шок.
– Когда он упал? – быстро спросил Аллейн. – Значит, он определенно не должен был упасть?
Все бросились объяснять разом и с большой готовностью. Репетировали два варианта, и было много споров, по какому играть. До самого конца ни лорд Пастерн, ни Ривера не могли решить, какой кто предпочитает. В одном варианте лорд Пастерн должен был четырежды выстрелить в Риверу, который бы только улыбался и продолжал терзать аккордеон. При каждом выстреле один из оркестрантов должен был сыграть ноту на тон ниже предыдущего и изобразить, что убит. Затем Ривера откланялся бы, и все пошло бы так, как видела сегодня публика в зале, вот только под конец лорд Пастерн для виду упал бы замертво. Морри положил бы на него венок, и его бы унесли. Во втором варианте падать должен был Ривера. Карлосу, объясняли «Мальчики», не нравилась идея падать на свой инструмент, так что в последний момент был принят первоначальный план.
– Когда я увидел, что он падает, – лепетал Морри, – я был адски потрясен. Я думал, он решил подложить нам свинью. Такой уж был человек наш бедный Карлос. Самую малость такой. Ему не хотелось падать, но и не нравилось, что весь успех достанется его светлости. Он в этом странный был. Такой шок для нас всех.
– Так что под конец вышла импровизация?
– Не совсем, – важно объяснил лорд Пастерн. – Я, разумеется, сохранил голову на плечах и следовал нужному варианту. Сложновато пришлось, но так уж положено, да? Официанты увидели, что Карлос упал, и, по счастью, у них хватило ума принести носилки. Чертовски неловко было бы, если бы они этого не сделали, учитывая, как все обернулось. Чертовски неловко. Я опорожнил магазин, как было условлено, и остальные «Мальчики» послушно попадали. Тогда я передал пушку Морри, он ею щелкнул, потом открыл магазин. Я всегда думал, что моя начальная идея, ну… пристрелить Карлоса – самая разумная. Хотя, конечно, понимаю, что это меня надо было бы выносить.
– А я думал, – сказал Морри, – что лучше бы мне возложить чертов венок на Карлоса, как мы изначально договаривались. Поэтому и возложил. – Его голос сорвался на фальцет. – Когда я увидел кровь, то сначала подумал, мне мерещится. А потом венок обо что-то зацепился. Честное слово, вы не поверите, но я подумал: «Господи помилуй, я вешаю его на крючок!» А потом я увидел. Я всем вам это говорил! Всем! Вы не можете утверждать, что я не говорил.
– Конечно, ты нам сказал, – согласился Цезарь, нервно глядя на него. – В офисе.
Морри издал обиженный визг и снова скорчился на стуле. Цезарь тем временем поспешил сообщить, что перед тем, как они услышали в главном офисе голос доктора Оллингтона, Морри метнулся к телу и, присев перед ним, откинул полу смокинга и запустил руку в нагрудный карман. Он сказал: «Я должен их получить. Они обязательно при нем», или что-то в таком духе. Всех его поведение страшно шокировало. Они с Хэном оттащили Морри, и с тем случился припадок. В этот момент объявился Эдвард Мэнкс.
– Вы согласны с их словами, мистер Морено? Случившееся изложено верно? – спросил, помолчав, Аллейн.
Пару секунд казалось, что какой-то ответ он все-таки получит. Морри смотрел на него исключительно сосредоточенно. Потом повернул голову так, словно у него затекла шея. Еще секунду спустя он кивнул.
– Что вы надеялись найти в карманах покойного? – спросил Аллейн.
Губы Морри растянулись в обычной его манекеновой улыбке. Глаза были пусты. Он поднял руки, пальцы дрожали.
– Ну же, – повторил Аллейн, – что вы надеялись найти?
– О боже! – раздраженно выдохнул лорд Пастерн. – Сейчас он снова заведет.
Это было еще мягко сказано. С Морри случилась форменная истерика. Он выкрикивал невразумительные протесты или мольбы, разразился бурным смехом и пошатываясь направился к выходу. У двери его задержал констебль в форме.
– Будет, будет, – сказал полицейский. – Полегче, сэр, полегче.
Из офиса пришел доктор Кертис и задумчиво уставился на Морри. Аллейн кивнул и приблизился к дирижеру.
– Доктор! Доктор! – рыдал Морри. – Послушайте. – Он обнял доктора Кертиса тяжелой рукой за плечи и таинственно заскулил ему в ухо.
– Думаю, Аллейн?.. – сказал доктор Кертис.
– Да, – согласился Аллейн, – в офисе, будьте добры.
Когда дверь за ними закрылась, Аллейн посмотрел на «Мальчиков Морри».
– Кто-нибудь из вас может сказать, как давно он принимает наркотики?
