Наталья Викторовна Паршина
Когда проснётся ангел
Глава 5
В конце апреля привокзальная площадь небольшого районного центра в сотне километрах к югу от столицы выбралась, наконец, из-под снежного одеяла и наслаждалась настоящим солнечным теплом. Это было уже не то зимнее светило, которое не греет, а ласковое, доброе весеннее солнышко. Воробьи шумно и с наслаждением купались в лужах на асфальте, принимая первые после суровой зимы водные процедуры. Горожане не замечали грязи и унылых газонов, покрытых ещё не весёлой травкой, а мусором, вытаявшим из-под сугробов. Весь город, кажется, разомлел, раскис, обласканный ясным днём.
Бочком к привокзальной площади приник старенький обшарпанный автопавильон. В такую прекрасную погоду пассажирам не хотелось ждать своего рейса в его сумрачном, холодном зале, большинство из них устроились на залитой солнцем улице, на давно некрашеных скамейках, прикрыв их, кто газеткой, а кто пакетом.
У одной из посадочных площадок старенький рейсовый автобус равнодушно заглатывал в своё пыльное брюхо толкающихся пассажиров. Бабульки с набитыми под завязку вещмешками, немного поработав локтями (такая здесь традиция – без давки в автобус не входить, даже если ездоков будет всего двое), уже просочились в салон, заняв лучшие места поближе к водителю, там, где меньше всего трясёт. Время до отправления ещё оставалось, и молодёжь галдела у открытых автобусных дверей.
Чуть поодаль стояли двое: мужчина лет тридцати с небольшим, и женщина немногим моложе своего спутника. В их настроении ощущался какой-то диссонанс с всеобщим упоением весной. Она просила его о чём-то, убеждала, укоряла, почти плача. А он, равнодушно потягивая сигарету, смотрел в никуда поверх её головы, не слыша просьб и не обращая на жену никакого внимания. Это были Игорь и Настя. Игорь неожиданно встретил сегодня своего приятеля, с которым не виделся много лет. Тот, потерял работу, и медленно, но верно катился по наклонной к беспробудному пьянству. Теперь Игорь тоже был не прочь выпить, а такая встреча – чем не повод, вот только жена всё зудит и зудит, настроение совсем испортила, посадить бы её скорей в автобус, да остаться у друга, а до дома можно и с вечерним рейсом добраться.
Настя переживала не зря: деньги, которые они взяли с собой на покупку страшно дорогой запчасти для их машины, могли с лёгкостью пропасть в кассе винного магазина. Но перед перспективой дружеской попойки Игорь устоять не мог. Настя исчерпала все доводы, и, видя полное безразличие мужа к её увещеваниям, опустила глаза в землю, в который раз подумав: Господи, что я сделала не так? Почему прекрасный человек, сильный мужчина, превратился в безвольного горького пьяницу, готового променять на бутылку целый свет?
Она устала бороться, но прислушаться к советам своей подруги Милы не могла, пока теплилась ещё надежда, что всё изменится. Мила – весёлая, добродушная толстушка, была за своим мужем, как за каменной стеной, и отказывалась понимать, как можно жить с мужчиной, который поднимает на жену руку, и бросает на неё все хлопоты по хозяйству, как только на горизонте появляется собутыльник.
Времени до отправления автобуса оставалось немного, и Настя в который раз смотрела на часы, в надежде, что за эти несколько минут Игорь всё-таки примет решение ехать домой. А тот курил сигарету за сигаретой, бросая окурки в лужу.
Глава 6
Мальчуган, которому на вид не дашь и пяти лет, задумчиво глядел на белое облако, напоминающее лошадиную голову. Грязная одежонка – почти лохмотья – слабо сохраняла тепло его щуплого тельца, но он привык не замечать холода. Тонкая шейка, бледное личико и грязные руки красноречиво говорили о его бедственном положении. А мальчонке всё было нипочём, он, задрав голову, жевал мягкую булку, которую ему дала жалостливая тётенька, выудив её из необъятной хозяйственной сумки.
Интересно, думал мальчик, разглядывая облако, доберётся эта «лошадиная голова» до солнца, или нет. А если доберётся, то проглотит или проплывёт мимо? Его раздумья прервал окрик.
–Данька! Ты чего там ворон считаешь, что ли? Иди скорей, тебя Паук спрашивал! – звонким голосом надрывался такой же оборванный пацан, выглядывая из-за угла дома.
–Иду уже, Тим. А чего ему надо-то? – спросил Данька.
–Так он мне и сказал, – ответил Тим, теперь уже сам высматривая в небе от, на что глядел его друг. Не найдя ничего интересного, Тим пнул ногой осколок кирпича, и скрылся за углом.
Данька вздохнул, очень ему не хотелось уходить с прогретой солнцем аллеи в его нынешнее пристанище. Он вынул из кармана круглый камушек, размером с перепелиное яйцо и метнул его сильно и точно в алюминиевую банку из-под пива. Такие камешки всегда оттягивали его карманы, а метание по разным небольшим мишеням было любимым занятием. В детском доме, из которого он сбежал прошлым летом, в игровой комнате висел дартс. К нему всегда выстраивалась очередь из ребят всех возрастов. Малышню, как правило, оттесняли, но голь на выдумку хитра, и те, кому поиграть в настоящий дартс приходилось очень редко, придумали свою игру – метание камней по мелким мишеням. Данька в этом преуспел и при любой возможности оттачивал своё мастерство.
После побега из детского дома, они с другом прибились к бродяжкам, да так и остались жить в «подземелье», как они между собой называли теплотрассу. Там всегда было тепло и почти светло, но вечная духота и возня пьяных бомжей заставляли маленьких беспризорников, как можно дольше задерживаться на улице, хотя они и нашли для себя в лабиринтах теплотрассы небольшой закуток подальше от взрослых.
В подземелье царили свои правила: каждый его житель должен был зарабатывать на хлеб, малышня просила милостыню у церкви и в самых людных местах, взрослые охотились на помойках за стеклотарой и разным вторсырьём. Всё заработанное стекалось в одни руки – руки Паука, в подземелье он был самым главным: казначеем, законодателем, судьёй и палачом. Никто не мог утаить даже рубль, если ему была дорога жизнь. Паук был скор на расправу. Тяжесть наказания напрямую зависела от расположения его духа – иногда провинившийся отделывался лишь парой синяков или выбитым зубом, а тот, кто попадался под горячую руку, мог неделю не вставать, зализывая раны.
Данька прибавил шагу – если сам Паук ищет его, то задерживаться не стоит. Забежав за угол, он пролез в дыру в бетонном заборе, и нырнул в люк, который служил входом в подземелье. Некоторое время его глаза после яркого солнца привыкали к полумраку тоннеля, освещённого грязной электрической лампочкой.
Пройдя в «апартаменты» предводителя, Данька осторожно отодвинул занавеску – засаленную тряпку, закрывающую логово Паука от посторонних глаз.
–Здрассьте, – робко произнёс мальчуган. Не зная, как вести себя на «ковре» у начальства, он мялся у входа, угрюмо глядя исподлобья на двухметрового амбала, восседающего на грязном матрасе.
Паук получил своё прозвище из-за татуировки на правом плече. Он старался, по возможности, не носить одежду с длинным рукавом, чтобы не закрывать устрашающий рисунок: мерзкое насекомое, сидящее на паутине, обхватывало всю руку своего хозяина, раскинув четыре пары длинных мохнатых лап. Когда-то Паук имел свой бизнес, но большие деньги испортили его характер. Из-за снобизма и самодурства он потерял друзей и жену, проиграл в казино всё, до последней нитки, и нашёл себя в новой ипостаси – предводителя бомжей. Его неимоверная сила и деспотичный характер помогали поддерживать, как казалось Пауку, дисциплину в сообществе из нескольких ослабленных постоянным пьянством и недоеданием бомжей и беспризорной ребятни. На самом деле дисциплиной тут и не пахло, просо страх остаться одному и замёрзнуть где-нибудь в подворотне, заставлял каждого из обитателей подземелья подчиняться правилам, установленным Пауком. Он ненавидел детей, и давно прогнал бы эту мелюзгу, да больно хорошие деньги приносили они, получая милостыню. Сердобольные люди не могли пройти мимо тощего оборвыша, не подав ему хотя бы несколько монет, а то и купюру.
Паук сделал многозначительную паузу, нагоняя страху на Даньку, при этом он пристально разглядывал сорванца, вероятно, решая, какое наказание придумать на этот раз.
–Как жизнь, боец? – наконец спросил Паук.
–Потихоньку, – робко ответил Данька.
–А скажи-ка мне, друг сердешный, как думаешь, хорошо ли воровать? – с каждым словом в голосе предводителя всё отчётливее слышались стальные нотки.
–Я не воровал… Никогда, – Данька посмотрел прямо в глаза сытому, наглому детине, возомнившему себя великим прокуратором.
–А как это назвать прикажешь? – Паук поставил перед собой жестяную банку из-под чая с изображением розовощёкой купчихи, сидевшей у самовара и попивающей горячий напиток из блюдца.
У Даньки защемило в груди. Это была его банка, он нашёл её в старом заброшенном бараке и приспособил для хранения денег. Прятал он этот капитал за обмоткой трубы у своего спального места, сооружённого из картонных коробок и тряпок, найденных у мусорных бачков.
–Я всё объясню, – пролепетал Данька, судорожно соображая, кто же смог найти такой надёжный тайник, ведь взрослым почти невозможно было пробраться в узкий лаз, отделяющий убежище ребятни от остальных помещений. Значит, сдал кто-то из детей.
Паук тем временем сделал проницательную мину и протянул:
–Интересно будет послушать, чем можно объяснить, то, что ты позволяешь себе крысятничать, когда все остальные должны отдавать выручку в общий котёл? Ведь мы все едим с общего стола, а ты, значит, ешь за чей-то счёт. Что же это, если не воровство? Давай, рассказывай, слушаю тебя внимательно.
Паук устроился поудобнее, отхлебнул пива из бутылки и знаком дал понять Даньке, что бы тот начинал рассказ.
Данька в надежде, что его оправдания возымеют действие на Паука, и тот простит ему содеянное, рассказал свою историю со всеми подробностями. Он сбежал из детского дома в надежде найти родную мать. Он был уверен, что она не бросила его, просто он потерялся при каких-то очень непонятных обстоятельствах.
Эта идея, разыскать свою мать, сформировалась в его голове, как только в ней вообще смогло что-то сформироваться. Но долгое время ему никак не удавалось придумать план, чтобы эту идею осуществить. И вот однажды он услышал разговор двух женщин, работающих в детском доме. Они сидели на лавочке у двери в медицинский кабинет, не обращая внимания на Даньку, изучающего стенд с названием «Как правильно чистить зубы». В школу ему предстояло идти только через год, и читать он не умел, но ярких иллюстраций на плакате было больше, чем текста.
Пожилая нянечка, искренне радуясь, говорила:
–Любочка, ну как же я за тебя рада! Это такое счастье, ведь никто уже и не надеялся увидеть твоего сына живым. Сколько времени прошло с тех пор, как он пропал? Больше года! Что могло произойти с ребёнком за это время, страшно подумать.
–Да, Евгения Николаевна, как только я рассудка не лишилась из-за таких переживаний. В милиции каждый раз одно и то же твердили: «Делаем всё возможное», но, по-моему, они ничем не занимались, кроме оформления бумажек, – вздохнула медсестра Любовь Андреевна.
–Это такая удача, что ты нашла того сыщика, правда денег он больно много взял, – качала головой нянечка.
–Господи, да о каких деньгах можно говорить, когда твоё дитя пропало! И не сыщик это, а частный детектив. И деньги он просил не вперёд, а только за положительный результат своей работы, – Любовь Андреевна была благодарна тому сыщику, что нашёл её сына, считала его почти святым и готова была защищать от всех нареканий в его адрес.
Евгения Николаевна поняла, что сказала глупость и поспешила исправиться:
–Прости, Любочка, сама не ведаю, что мой язык городит. Рассказал тебе Алёшка, зачем из дома-то убежал и почему не возвращался?
–Ой, Евгения Николаевна, и не спрашивайте. Почему сбежал, уже и сам не помнит, а возвращаться просто боялся, глупенький. Думал, что сдадим его в детдом, я его этим пугала раньше, когда другие аргументы не действовали.
–А где же он обретался целый год?
–Доехал до Самары, прибился там к каким-то бродячим подросткам, так и прожил с ними по подвалам да по чердакам. Если бы не детектив, не знаю, увидела бы ещё когда-нибудь сына, или нет. Ведь правильно вы сказали, случиться могло всё, что угодно, – медсестра вытерла слезу платочком и спрятала его за отворот рукава.
–Видно, сильный ангел-хранитель у твоего сыночка, раз сберёг его, – улыбнулась Евгения Николаевна.
–Да, спасибо Господу Богу, – Любовь Андреевна встала, поправила белый халат и добавила, – Ну, пойду я, Евгения Николаевна, вы заходите попозже, чайку попьём.
–Да и нам пора. Даня! – позвала нянечка Даньку, которого приводила на осмотр в медицинский кабинет (у того болело ухо), – Пошли, хороший мой, уже и обед скоро.
Теперь Даньке всё было понятно: оказывается, есть на свете специальные люди, которые могут найти потерявшихся детей! А значит, они могут найти и потерявшихся мам. Но одно обстоятельство омрачало это открытие, Данька не знал, где найти «больно много денег», как сказала нянечка, чтобы заплатить детективу.
Тим, сосед Даньки по койке, убегал из детдома регулярно, но его всегда находили и возвращали. Несмотря на то, что Тима никто никогда не навещал, у него были карманные деньги, пусть мелочь, но всегда. Иногда он рассказывал Даньке, в каких городах успел побывать, и в какие ему очень хочется съездить.
Вечером того же дня, когда Данька услышал о детективе, он подошёл к Тиму, тот сидел на подоконнике и смотрел на улицу, обхватив руками колени. Вероятно, у него уже созрел план для нового побега.
–Тим, ты можешь открыть мне свой секрет? – полушёпотом, чтобы никто не услышал, спросил Данька.
–Что за секрет? – вопросом на вопрос отозвался Тим. Он был несколько старше своего собеседника, но жил в спальне малышей из-за своего взрывного характера. Тим лез в драку с любым, кто имел неосторожность задеть его, не обращая внимания на габариты соперника, и чувствовал себя победителем, даже если влетало ему самому. Но никогда Тим не позволял себе поднять руку на того, кто был слабее. Он всегда держался особняком, и имел определённый авторитет у всех воспитанников детдома, хотя было ему не больше десяти лет.
–Я хотел спросить, – продолжил Данька, – а где ты деньги берёшь?
–Тебе зачем? – Тим снова оставил без ответа своего соседа.
–Я маму хочу найти, – Данька боялся, вдруг Тим не поделится с ним своими знаниями и мучительно ждал, что тот ему ответит.
–Та-ак… Маму хочешь найти… а деньги-то зачем?
–Знаешь, Тим, я сегодня узнал, что бывают такие люди, которые находят тех, кто потерялся. Они детективами называются, я это слово сегодня весь день про себя повторяю, чтобы не забыть. Только им заплатить очень много надо, а где можно денег взять, я не знаю, – тяжело вздохнул Данька.
–Неплохая идея, – сказал Тим, немного поразмыслил и продолжил, – я тебе завтра скажу, что мы сможем сделать, ладно? А идея и вправду хорошая.
С этими словами Тим похлопал соседа по плечу, встал и вышел из комнаты. После отбоя Данька никак не мог уснуть, всё представлял, как мужественный дядя-детектив придёт и скажет, что маму он нашёл, и как женщина с длинными светлыми волосами прижмёт к себе крепко-крепко вновь обретённого сына. Под утро он снова видел тот, часто снившийся ему сон, после которого не хотелось просыпаться. Он был уверен, что в ночных видениях к нему приходила мать – женщина с длинной русой косой, склонившаяся над ним, напевая колыбельную. Слов Данька не слышал, а мотив не спутал бы ни с каким другим. Во сне, каждый раз, он пытался разглядеть черты лица своей матери, но видел лишь силуэт.
Нянечка вошла в комнату и сказала мягким голосом: «Доброе утро, мои хорошие! Просыпаемся!»
Данька укрылся одеялом с головой, в надежде, что сон продлится ещё хотя бы мгновение. Но тут же вспомнил, что Тим обещал ему сегодня рассказать, как достать деньги. Вынырнув из-под одеяла, Данька уставился на койку соседа, она оказалась заправленной. Холодок пробежал по его спине, Данька вскочил, оглядывая комнату, и только успел подумать, что Тим опять сбежал, как тот появился в дверях с полотенцем на шее.
Данька выдохнул с облегчением:
–Я думал, что ты снова удрал… а зачем ты встал раньше всех?
–Я всегда так встаю, чтобы в умывальнике не толкаться. Меня отец приучил рано вставать, делать зарядку и ледяной водой обливаться. Будешь так делать – никогда в жизни не заболеешь. «Вот я, например, никогда не болел», – сказал Тим, вешая полотенце на металлическую спинку кровати.
–Тебе повезло, ты хоть знаешь, кто были твои родители, – вздохнул Данька.
–Зато у тебя есть надежда, что ты всё-таки сможешь найти свою маму, а у меня всё ясно – сирота.
Отец Тима работал в милиции и «погиб при исполнении служебного долга», такая сухая формулировка в его личном деле поделила жизнь мальчишки на «до» и «после». Мать не смогла пережить потерю, стала пить и однажды её нашли замёрзшей в двадцати метрах от своего подъезда. Родных у Тима не осталось, по крайней мере, их не удалось найти, и он решил для себя (так ему было легче переносить одиночество), что он – суперсекретный агент, присланный с далёкой планеты, чтобы исследовать Землю, а семья на той далёкой планете ждёт его возвращения после выполнения задания. Для этой цели Тим и убегал из детдома, каждый раз выбирая новое направление, дабы охватить как можно большую территорию для изучения.
Данька знал, что Тим не любит говорить на тему семьи, поэтому перешёл к своему вопросу:
–Тим, ты обещал что-то сказать, помнишь?
–Помню, – сказал Тим, и, присев на краешек кровати соседа, продолжил шёпотом, – если тебе не страшно ехать за тридевять земель, жить, где попало и есть, что попало, то вечером будь готов.
–Я готов, готов! – быстро зашептал Данька, – не надо вечером, давай сразу.
–Вечером, – твёрдо ответил Тим, – и никому ни слова. Понял?
–Понял. Вечером. Никому ни слова.
В этот день время тянулось так медленно, что Данька никак не мог дождаться сначала обеда, а потом и ужина, ведь именно тогда наступал вечер. Перед самым отбоем Тим отозвал его под лестницу, там был укромный уголок подальше от посторонних глаз и ушей, и дал все нужные указания.
Когда все уснули, Тим осторожно толкнул Даньку, тот тихо встал с кровати, пытаясь не зацепить в темноте стул, взял в охапку аккуратно сложенные с вечера одежду и обувь, и последовал на цыпочках за старшим товарищем. Тим прекрасно знал в здании каждую щель, и, хотя все двери на ночь тщательно запирались, выбраться незамеченным на улицу, для него не составляло никакого труда. Тенью проскользнули они по лестнице на первый этаж, там, в конце коридора, находилась комнатушка, в которой хранили швабры, тряпки, сломанные стулья и тумбочки, кипы старых газет и всякий хлам. Раз в год всю сломанную мебель пересчитывали, составляли акт на списание, и дети торжественно несли её в котельную для последующего сжигания.
Тим вынул из кармана скрепку, поковырял ею в замке, и тот разжал железную хватку, пуская друзей внутрь кладовой. За окном на улице горел фонарь, освещая тусклым светом беспорядок в комнатушке. Перевёрнутые стулья, сломанные полки и стопки газет отбрасывали на стену и пол таинственные причудливые тени. Прикрыв за собой дверь, ребята оделись на свободном от хлама пятачке и стали пробираться к окну. Тим давно приметил, что это самое удобное место для побега. Старая рама легко открылась, с улицы пахнуло свежестью августовской ночи. До земли было совсем низко и, легко спрыгнув с подоконника, Тим сказал Даньке:
–Давай!
Тот, не мешкая, последовал за ним.
Теперь нужно было добраться до забора, находившегося метрах в десяти от стены, к которой прижались ребята. Для Тима этот побег был всего лишь новым приключением, а Данька очень переживал и вздрагивал от каждого шороха.
–Не бойся, – сказал Тим, – до утра нас не хватятся, а утром мы уже далеко будем.
–Я не боюсь… не очень, – прошептал Данька.
Тим пригнулся и опрометью кинулся к кирпичному забору, там, под широкой кроной старой яблони, он оказался вне досягаемости света уличного фонаря. Данька не отставал, через секунду и он был под сенью дерева. Древний забор был в удручающем состоянии, его ремонтировали только со стороны фасада детского дома, а здесь, на задворках, он практически рассыпался. Ребятам не составило большого труда покинуть территорию своего приюта, они пересекли небольшой пустырь и оказались на железнодорожных путях.
–Здесь недалеко станция, – сказал Тим, уверенно выбрав направление, – электрички ещё ходят. Нам бы только отсюда до большого города добраться, лучше, конечно до Москвы, там люди богатые, подают много, там ты быстрее заработаешь на своего детектива.
–А ты уже был в Москве? – спросил Данька.
–Нет, до Москвы не успел добраться, сняли с поезда, вернули в детдом. Но теперь мы по-другому действовать будем.
Немного погодя, ребята добрались до станции. На втором пути стоял грузовой состав.
–Лучше не бывает, – сказал Тим – теперь нам электричка не нужна. Поедем на этом.
Данька не задавал лишних вопросов, полностью положившись на своего проводника. Тот шёл так быстро, что Данька едва за ним поспевал, и уже изрядно вымотался. Тим, пройдя мимо нескольких железнодорожных цистерн, выбрал вагон, подходящий для их путешествия. Это был обычный старый деревянный вагон, в котором перевозили скот или, может быть, картошку. На сей раз он оказался пустым, и ребята упали в углу на какие-то мягкие стружки или солому и мгновенно уснули.
До Москвы они так и не добрались. Когда поезд утром остановился, Тим сказал, что пора выбираться. Городишко, в который они прибыли совсем не походил на столицу, такими уютными и тихими были мощённые камнем тротуары и узкие улочки, утопающие в зелени.
Тим заметил, что куда ни глянь, возвышаются над одно-двухэтажными постройками купола церквей.
–Это хорошо, – сказал он, – около храмов всегда подают.
И ребята решили остаться здесь, может быть ненадолго. А потом и до Москвы добраться. Тим спросил у прохожей старушки, где находится главный храм, та охотно показала на позолоченные купола, выглядывающие из-за тёмно-зелёных крон старых лип.
В первый же день, собрав неплохой, по мнению Тима урожай пожертвований, они устроили маленький праздник, купили по целой пицце и по бутылке кока-колы. Устроившись на набережной, они смотрели на облака у горизонта, окрашенные алым закатом, ели горячую пиццу и каждый думал о своём.
–Ты знаешь, – сказал Тим, – что на облаках живут ангелы?
–Почему на облаках? – удивился Данька.
–Оттуда они наблюдают за людьми. У каждого человека есть свой ангел. Он смотрит, чтобы ничего плохого с этим человеком не случилось.
–Я вспомнил! Они ещё называются ангелы-хранители. Нянечка из детдома говорила, что у сына медсестры хороший ангел-хранитель, потому, что с этим сыном ничего не случилось, когда он потерялся, – выпалил Данька.
–Ага, – согласился Тим, откусывая очередной кусок от пиццы.
Данька задумался, а потом спросил:
– А ночью? Как они наблюдают за нами ночью, ведь ничего не видно?
Тим почесал затылок, отхлебнул колы и ответил:
–Наверное, ночью они тоже спят, как и люди. Чего на нас смотреть, когда мы спим… Я так думаю.
–Значит, я потерялся ночью, когда мой ангел спал, а когда он проснулся, то не нашёл меня, – подвёл итог Данька.
–Может быть, – согласно покачал головой Тим, – а может, твой ангел ещё не проснулся. Я слышал, что боги могут спать по сто лет. А раз ангелы живут на небе, то они тоже боги, только маленькие.
–А как узнать, когда ангел проснётся?
–Мне кажется, что когда твой ангел проснётся, – сказал Тим задумчиво и снова почесал затылок, – то он поймёт, что проспал долго, и сразу начнёт тебе помогать. И тогда ты очень быстро найдёшь маму.
–Скорей бы он проснулся, – вздохнул Данька, глядя на облака. На каком-то из этих облаков спал его ангел-хранитель.
Когда трапезничать закончили, Тим сказал:
–А теперь пора подумать о том, где ночевать будем. Я тут приметил старый дом, похоже, в нём уже не живут. Надо сходить посмотреть.
И Тим повёл Даньку по липовой аллее вверх от реки. Солнце, уходившее за горизонт, окрашивало в оранжевый цвет блёклую жёлтую штукатурку старых двухэтажных домов, цепочкой тянувшихся к центральной площади. Улица купалась в зелени, у каждого подъезда были разбиты самобытные клумбы из подручных материалов. Одна была сделана из белого кирпича, поставленного по диагонали, углом вверх, другая – из красноватого камня, под третью приспособили старую покрышку, раскрасив её во все цвета радуги. Георгины и астры всевозможных форм и красок пышным цветением радовали глаз.
Дойдя до последнего дома, седьмого по счёту, ребята остановились у заколоченного подъезда. Тим осмотрел все окна на первом этаже, выходившие на сторону улицы, ни одно из них не было разбитым.
Ребята обошли дом, с другой стороны. Во дворе стоял двухэтажный сарай, покосившийся на один бок. Его подпирали два здоровенных бревна, но ощущения надёжности всей этой конструкции они не придавали. Вероятно, в этом сарае жильцы хранили дрова и всякий ненужный скарб. Тим направился к нему, мало ли что полезное можно там найти. На некоторых дверях висели амбарные замки, другие были открыты нараспашку, а остальные двери и вовсе отсутствовали. В первом же помещении Тим увидел деревянную лестницу, пара перекладин на ней отсутствовали, но применение для неё он тут же нашёл. Вместе с Данькой они подтащили лестницу к дому, приставили к одному из окон на втором этаже, форточка которого была приоткрыта. И Тим отправился на штурм, прихватив железку, подобранную тут же. Данька стоял внизу, задрав голову, и следил за другом, ожидая указаний.
Тиму понадобилась всего пара минут, чтобы при помощи железного прута, загнутого с одной стороны в виде петли, через распахнутую форточку открыть шпингалет и забраться внутрь. Выглянув из окна, он позвал Даньку, тот моментально вскарабкался наверх. Тим оттолкнул лестницу от стены, и она упала, скрывшись в высокой траве.
–Как же мы теперь выберемся? – недоумевая, спросил Данька.
–Через окно на первом этаже. А лестницу так оставлять нельзя, обязательно заметят и прогонят, – ответил Тим, осматривая комнату, – ну пойдём выбирать себе жильё.
Они вышли в коридор, длинный и тёмный, в конце его светлым квадратом сияло небольшое оконце, освещая лестницу вниз. Ребята направились к ней, по пути заглядывая в комнаты, которые не были заперты. Деревянная лестница со стёртыми ступеньками, видно успела соскучиться по жильцам, и скрипела радостно и звонко при каждом шаге.
На первом этаже было больше хозяйственных помещений общего пользования, чем жилых комнат. Справа находилась кухня с несколькими плитами и ржавыми раковинами. По стенам висели полки, выкрашенные казённой зелёной краской. Напротив, кухни – что-то вроде прачечной с многочисленными кранами вдоль стены. Здесь даже висели на гвоздях, оставленные прежними хозяевами, оцинкованные шайки и стиральные доски – настоящий раритет. Ещё была душевая комната, окно в ней открывалось и закрывалось достаточно легко, и Тим решил, что оно им послужит входом.
Побродив по зданию, ребята выбрали для ночлега комнату на втором этаже, в которой стоял старый-престарый диван. В углу одиноко пристроился шифоньер-долгожитель, забитый стопками газет. Устав за долгий, насыщенный день, друзья уснули вповалку на диване, не обращая внимания на то, что не было ни подушек, ни одеяла.
Даньке снился город в облаках, где живёт его ангел. Ангел сидел грустный на краю облака и смотрел вниз. Он потерял Даньку из виду уже давно и никак не мог найти. Данька подумал, что надо чаще смотреть на небо, чтобы ангелу было легче узнать его. А ещё Данька постарался запомнить тот город на облаке и само облако, на котором сидел грустный ангел, чтобы каждый день искать его в небе.
Утром ребята снова направились к храму. Там провели почти весь день, собирая милостыню. Затем пошли в ближайший магазин, купили еду и обменяли мелочь на купюры. В общем, жить было можно, и за неделю Данька успел отложить несколько банкнот во внутренний карман своей куртки, который закрывался на молнию. Это был его неприкосновенный запас, предназначенный для поиска матери.
По ночам старый дом вздыхал, жалуясь на свой долгий век. Кое-где протекала крыша. Ребята раздобыли толстый шерстяной плед, который предлагал купить всем встречным пьяница, пропивающий последние пожитки. Они насыпали ему по горсти монет, тот их пересчитал, прикинул, что на опохмелку хватит, и поспешил в магазин. Теперь под тёплым пледом были не страшны прохладные сентябрьские ночи.
Сколько бы ещё прожили в этом ветхом бараке Данька и Тим, неизвестно, только однажды рано утром ребята проснулись от страшного грохота. Дом ходил ходуном, с потолка сыпалась побелка, стёкла вылетали из рам, звеня, как разбитые вазы. Тим схватил за руку Даньку и потащил к лестнице, надо было выбираться оттуда. Но лестницы уже не было. На месте небольшого окна зиял пролом во всю стену, и через него было видно, как несётся в их сторону огромный чугунный шар на толстом тросе. Дом сносили. Шар ударил в угол здания с такой силой, что онемевших ошеломлённых ребят сбило с ног, в них полетели снаряды щепок, кирпичей, штукатурки и облако густой непроглядной пыли.
Они снова ввалились в комнату, Тим бросился к окну, оно открылось не сразу, давая путь к спасению, но до земли было высоко. Тогда Тим привязал один угол пледа к раме и сказал Даньке:
–Давай, ты спускайся, а я подержу.
Данька на ватных ногах подошёл к окну, посмотрел вниз и засомневался, сможет ли он спуститься. Но очередная атака чёрного шара придала ему уверенности, он вскарабкался на подоконник и сполз по пледу вниз. Плед не дотягивал до земли, и Данька повис между двумя этажами. Тим не церемонился:
–Прыгай!!!– закричал он с таким надрывом, что пальцы Даньки разжались сами собой. Он рухнул прямо в клумбу с георгинами. Тим физически был крепче и проворнее Даньки, спуск дался ему намного легче.
Отбежав от дома на безопасное расстояние, ребята с ужасом смотрели, как строительный кран размахивал чугунным шаром, превращая в кучу обломков их пристанище. Угрюмые и удручённые пошли они по привычке на паперть. Данька был рад, что деньги, отложенные для детектива, ему удалось сохранить, ведь спал он прямо в одежде.
На обед Тим принёс мороженое в вафельных стаканчиках, для себя и для Даньки. Он был в приподнятом настроении и радостно сообщил, что ночевать они сегодня будут в тепле.
–Ты помнишь Костю, такого белобрысого коротышку, он машины моет, которые к храму приезжают? – спросил Тим.
–Да.
–Так вот, я его у ларька встретил, он нас позвал ночевать на теплотрассу.