Наталья Валенидовна Колесова
Нестрашные сны

– Юра, не отвлекайтесь!

– Угу… а это что? Нет, это мы уже видели… Ага, вот оно! «И был явлен мне то ли сон, то ли видение: девица в мужеской одежде беспрепятственно прошла через огненный рубеж моей Арки и вопросила: «Кто ты?»

Ученые оторвались от свитка и поглядели на Агату. Лаборанты тоже уставились. Агата осторожно всем улыбнулась.

– Ну да… все так и было. А что это такое?

А оказалось это легендой, которую проходят на уроках волшебной истории младшие школьники, все, кроме нее, конечно. В средневековье некий могущественный маг по имени Агнус, преследуемый с одной стороны инквизицией, с другой – страждущими помощи волшебника, в отчаянье замкнул сам себя в своей алхимической лаборатории с помощью огненной Алой арки, сквозь которую никто не может войти… но и никто не может выйти (Хм, а в огнеупорных костюмах они не пробовали?). Будучи сильным магом, Агнус смог обеспечить себя питьем и пищей, ингредиентами для исследований и даже односторонней связью – записи его опытов и размышлений регулярно появляются в так называемом Свитке Агнуса, который территориально принадлежит столичному ИМФ.

– Так этот Агнус бессмертный?

– Нет, понимаешь… – Осипенко задумалась, как бы понятней объяснить невежественной подопытной. – Он замкнул себя и во времени, то есть времени для него попросту не существует. Да, можно сказать, что Агнус вечный – как вечен и Магический Институт.

– Ваш ИМФ, – понятливо кивнула Агата. И опять не угадала. Оказывается, имеется теория единого Магического Института, раскинувшегося во времени и в пространстве. Любой костерок, разведенный первобытным шаманом для принесения жертвы, любая средневековая лаборатория алхимика, любой современный магический полигон, – все это Институт, беспрерывно развивающийся и разрастающийся. Даже уничтоженный какой-либо катастрофой участок этого странного организма некоторое время продолжает существовать, подпитываемый постоянно прибывающей магией.

Агата ткнула пальцем – не уверена, что в нужную сторону:

– Как половина вашего ИМФ?

Осипенко кивнула.

– Да. Благодаря эху мортимеровской магии половина здания все еще существует, но не здесь, не в нашем материальном мире, и попасть туда не представляется возможным. До сих пор не представлялось.

Осипенковский оценивающий взгляд Агате не понравился. Но тут она вздрогнула.

– И тогда мама… она все еще может быть там… как бы жива?

Осипенко прищурилась.

– В некотором роде.

– И я… я могу ее увидеть?

– Такая вероятность не исключена. Во всяком случае, ты можешь попробовать. С нашей помощью, разумеется.

По дороге в интернат Агата, конечно, поняла, что Осипенко специально подзадоривала, чтобы она не противилась экспериментам, чтобы у нее, как говорится, появился стимул сотрудничать. И все же – представить только! – она сможет увидеть маму! Может, даже поговорить с ней…

Келдыш по телефону сказал, чтобы она не очень на это надеялась. Один сон – хм, сон? – еще ничего не значит. Но Агата все равно должна держать его в курсе.

«Легенды Магии» оказались и в интернатской библиотеке. Стефи заметила, что самое время в экзамены сказки читать, и уселась разрисовывать себе ногти.

Глава 6
Голем

На следующий день интернат спешно эвакуировали. Воспитательница Валерия влетела в комнату, где Агата мирно учила иностранный язык (то и дело ненароком зависая над «Легендами»), гаркнула: «Бежим!» – и выволокла ее прямо в халате и тапочках из здания. Школьники приникли к ограде уже снаружи, с улицы, с жадным интересом наблюдая за родным интернатом. Оттуда то и дело выбегали по двое, по трое учащиеся, подгоняемые пастухами-охранниками. Агата пробралась через веселившуюся толпу к Стефи.

– Что там приключилось?

– Ой, обычный дурдом! Как экзамен по Стихиям, так вечная чрезвычайка! В этот раз наши отличились, – она кивнула на троицу из Земляных и Водяного. К ним то и дело кто-нибудь подходил, хлопал по плечу (или по голове – в зависимости от роста), и отпускал насмешливые замечания. Тощий Карл выглядел поникшим, Люси наблюдала за происходящим со спокойным ожиданием, а Зигфрид просто сиял оттого, что опять находится в центре событий и внимания. – Решили удивить всех преподов сразу: смастерили голема и притащили его на экзамен. А голем, не будь дураком, ка-ак припустит – только его и видели!

– Голем? – переспросила Агата, представляя себе громадную глиняную фигуру, бредущую по опустевшим коридорам интерната. Да уж, хорошо, что он не завернул к ним в комнату в гости на чаек…

– Проволока – каркас, глина – тело, вода – кровь, а двигатель – огненная искра.

– Огненная? А кто…

Стефи фыркнула.

– Ну, Димитров у нас не единственный Огневик, ты же понимаешь! Просто самый сильный… был. Вон, Костина Юлька тоже с ними выпендрилась.

Из здания бодрой рысью выбежал Божевич, и интернатовцы оживились: неужели и директор удирает? Божевич приблизился к ограде, сразу отыскав взглядом незадачливых экзаменуемых.

– Ты, ты, ты и ты! Ко мне!

Школьники подтянулись любопытствующей толпой следом. Не обращая внимания на открытые рты, блестящие глаза и бесконечные комментарии учеников, директор навис над «отличившимися».

– Кто вкладывал задание в голема?

– Я! – бодро отрапортовал Водяной.

– Но придумывали мы все, – уточнила справедливая Люси.

Божевич раздраженно отмахнулся.

– Уточни-ка мне формулировку!

– Пройти по столу экзаменаторов.

– Вы указали направление, отрезок пути, скорость и время… этой э-э-э… прогулки?

Четверка переглянулась и красноречиво промолчала. Карл еще больше втянул голову в плечи, долговязая Юля безуспешно попыталась спрятаться за спинами соратников.

– Не-а, а что, надо было? – удивился Зигфрид.

Директор протянул руку через решетку и отвесил ему звучный щелбан. Водяной не обиделся, потер лоб и расцвел – точно ему приз вручили.

Стефи, хихикая, объясняла Агате:

– Вложили в голем бумажку с нечетким заданием, он честно прошелся по столу и дальше побежал. Так и бегает без остановки по всему зданию, представляешь? А преподы – за ним.

Божевич глянул в их сторону.

– Надеюсь, Агата не принимала участия в создании куклы? Нет? Боже, какое счастье!

И уже не так поспешно направился обратно к зданию.

Голем был загнан в тупик возле чердачной лестницы и развеян по ветру. Но перед этим он до седьмого пота погонял преподавателей и воспитателей – видимо, от «родителей» ему досталось и знание всех переходов и поворотов сложной интернатской архитектуры. Отличившейся четверке поставили «хорошо» по Стихиям за удачное практическое воплощение теоретических знаний и «неуд» за незнание ОБМ – Основ безопасной магодеятельности.

– Если б наш голем успел пробраться на чердак, – сокрушался Зигфрид, – фиг бы его кто нашел!

– Почему это? – спросила Агата, и глаза Водяного сделались узкими и хитрыми-хитрыми.

– А потому что, – громким шепотом сообщил он, – там знаешь, что?

– Что?

– Там черная дыра! Или проход в другое измерение. И еще там живут и копятся все вещи, наколдованные интернатовцами.

– А! – сказала Агата, ни капли не сомневаясь, что ее разыгрывают. Как обычно новичка – пойдешь туда, козленочком станешь… А там уже сидят в засаде хихикающие старожилы, всегда готовые развлечься за твой счет.

Но и Стефи передернула плечами:

– Ой, ну я бы точно на чердак не пошла! Ни ночью, ни белым днем. Директор даже раз в год вызывает туда дезактиваторов с СКМ. Те, правда, ходят со счетчиками по всему интернату; где магия зашкаливает, проводят зачистку. В прошлом году Маньке (она сейчас в Академию поступила) всю комнату разнесли. Они с соседкой знаешь, как развлекались? Вызовут джина, мелкого, правда, и давай ему вопросы задавать – мол, любит меня там Вася со второго курса, а если не любит, как заставить его полюбить? Джин после какого-то раза озверел и пошел вразнос. Чуть полкрыла не выгорело!

Что-то это напоминает… Неужели волшебники так никогда и не вырастают?

Глава 7
Оборотень

Осипенко была занята и отправила Агату перекусить в буфет: «Сейчас как раз обеденный перерыв, коридоры не особенно активны, держись остальных сотрудников». Агата поспешно пристроилась в хвост проходящим мимо работникам ИМФ и чуть ли не на цыпочках дошла за ними до буфета. Взяла пончики с чаем и устроилась у окна. За окном была дорога и река Сень.

– О, гляди, какие здесь девочки симпатичные ходят!

Чуть не поперхнувшись, Агата скосила взгляд. У высокого стола слева стояла парочка парней – по виду студенты-старшекурсники с Академии. Агата наклонилась, чтобы волосы упали на лицо, и они не видели ее вспыхнувших щек.

– Девушка, а девушка, – продолжил тот же веселый голос, – вы здесь на практике?

– Нет, – буркнула она.

– О, так вы уже работаете?

– Нет, – так же содержательно отозвалась Агата. Злилась на себя – уж Стефи бы нашла, как поддержать беседу! Но подружка ведь никогда не краснеет, а остальных очень забавляет румянец на Агатиных щеках. Один из самых дурацких и частых вопросов, задаваемых ей: «А что это ты покраснела?» Как будто это от нее зависит! Ведь это все равно, что спрашивать – а с чего это вдруг у тебя глаза зеленые?

– А вы из какой лаборатории?

Агата упорно размешивала давно растаявший сахар.

– Из осипенковской. Лаборатория сна.

– О! – снова сказал парень, но уже с уважением. – А кем же вы там служите?

Она взглянула на него сквозь челку. Русый, коротко стриженный, глаза щурятся и искрятся смехом. Его молчаливый сосед-блондин ест и смотрит то на него, то на нее.

– Лабораторным материалом! – отчеканила Агата, бросая пончики и сползая с высокого табурета. – Приятного аппетита!

Услышала вслед растерянное:

– Приятного…

Агата замедлила шаг, присматриваясь. За окном, выходившим в коридор из какой-то лаборатории, что-то двигалось. Она огляделась (все обедавшие уже разбежались по своим страшно секретным кабинетам) и подошла поближе: а вдруг разглядит, чем там занимаются? Тоже кого-то исследуют? Или что-то? Бабушка говорит, на их втором уровне система повышенной безопасности. Ну насчет нее, конечно, зря, чего ее бояться…

Агата припала к окошку носом. То ли туман внутри, то ли просто такое стекло – молочное, чтобы ничего не было видно.

Внезапно что-то темное метнулось из тумана и ударило прямо перед ее лицом: по толстенному стеклу пошли мелкие змеистые трещины. Агата отскочила. Рука (теперь было видно, что это именно рука) вновь хлестнула по окну, растопыренная пятерня прижалась, словно пытаясь его выдавить. Потом появилось лицо – вытаращенные глаза, рот беззвучно раскрывался, повторяя одно и то же. Агата замерла. Кажется, она даже начала понимать, что ей говорят…

От следующего удара трещины побежали дальше. Человек вдруг дернулся, вновь ударив растопыренными ладонями – точно дерево ветками в окно в ветреный день – и исчез. Кто-то утащил его назад. В туман.

Агата, открыв рот, стояла перед стеклом, не зная, куда кидаться, кого звать, и что вообще делать. Хлопнула дверь лаборатории – вышел работник в сером халате, насвистывая, приблизился, поглядел на окно и покачал головой:

– Нич-чего себе!

Так же насвистывая, положил ладони на стекло, двинул ими, словно сметая в кучку мелкий мусор. Свист на время прервался, ладони сжались в кулаки, крепко сжались… Когда мужчина отнял руки, трещины исчезли, стекло стало по-прежнему целым и непрозрачным. Сунув руки в карманы, лаборант прошел мимо Агаты, покосился и неожиданно подмигнул. Свист стал громче.

Агата так и осталась стоять в коридоре, глядя то на закрывшуюся за ним дверь, то на окно.

Она поняла, что говорил человек.

Помоги, повторял он. Помоги мне.

Вечером Агата рассказала о происшествии бабушке.

– Я же говорила, что в ИМФ решаются очень сложные проблемы. Каждая лаборатория занята конкретной тематикой, которая вполне может быть секретной. (Вдруг представилась табличка на двери осипенковской лаборатории: «Наш секретный проект – Агата Мортимер»). Не забивай голову чем попало, ничего не бойся, безопасность там на очень высоком уровне… К иностранному готовишься?

Конечно. Вернее, учебники уже разложены. Вперемешку со Стефиными. Но ведь начало действия – это уже действие? Тем более она и так хорошо знает ин-яз.

– Готовлюсь, – сказала Агата, выслушала бабушкины наставления насчет режима и подготовки к экзаменам и повесила трубку. Может, она и правда выдумывает проблему на пустом месте? Да и вообще неправильно поняла то, что человек пытался сказать ей?

Послонялась по комнате. Будь здесь Стефи, живо б ее отвлекла и развеселила. Но Стефи ушла делать маникюр: уверяет, что ей лучше учится, если не отвлекают неухоженные ногти. Может, стоит попробовать? Агата выглянула в окно. Тучи никуда не делись – кажется, целый день так и ходят над интернатом кругами. Наверное, преподаватели специально их нагнали, чтобы школьники не отвлекались от экзаменов в первый теплый летний месяц.

Агата села на подоконник, свесила ноги наружу и стала грустить. Грусть сгущалась вместе с тучами. Скоро было одинаково серо на улице и на душе. Да еще пошел дождь…

Вот тогда и позвонил Келдыш. Вообще куратор теперь звонит каждый вечер: осуществляет, как он говорит, дистанционный контроль. Если бабушку в основном интересует, что Агата съела и сколько выучила, то Игоря – что с ней проделывает Осипенко. Она добросовестно отчитывается и перед ним, хотя рассказывать особо нечего, каждый день одно и то же. Как можно любить науку до такой степени, чтобы раз за разом повторять все тот же опыт? С тоски можно умереть! Не понимает она этих взрослых: и на что только они тратят свою жизнь?

Агата вяло доложила о прошедшем дне и умолкла. Ждала, что Келдыш сейчас, как обычно, коротко распрощается и положит трубку. Игорь не торопился. Помолчал немного и спросил:

– Что-то еще?

Ему бабушка, что ли, сказала? Навряд ли. Она вообще старается лишний раз с Игорем не общаться. Да и он с ней тоже.

– Алё-о! – позвал куратор. – В чем дело, Мортимер?

Понимая, что поступает глупо, Агата все-таки рассказала про соседнюю лабораторию и про человека, который просил – не просил? – у нее помощи. Игорь сказал:

– Ясно, – и отключился.

Агата поглядела на замолчавший сотовый у себя в руке. А ей так ничего не ясно. Или это что-то вроде пожелания спокойной ночи?

Куратор перезвонил уже в двенадцатом часу. Стефи пришла с сияющими ногтями, с новой стрижкой, с кучей глянцевых журналов. Подружки успели их рассмотреть, обсудить и даже немного поготовиться к экзаменам. И улечься спать.

– В этой лаборатории, – начал Келдыш с места в карьер, – изучают оборотней. В данный момент там находится опытный образец – доброволец, который дал согласие на ежемесячные обследования в надежде, что однажды его избавят от оборотничества. У Глеба нормальная, человеческая семья, не маги даже, поэтому он находит эту свою способность очень… раздражающей. Так что там не занимаются пытками и не проводят запрещенные эксперименты, как видимо, почудилось вашему богатому воображению. Спите спокойно.

И опять отключился. Даже не дал ей возможности сказать ему спокойной ночи.

Или спасибо.

– Стефи, не знаешь, а оборачиваться больно?

Стефани изогнула шею, пытаясь увидеть, что ее соседка читает, и Агата прочла название книги вслух:

– «Оборотни: легенды, вымыслы, правда».

– Профессиональный термин – не оборачиваться, а перекидываться. Ну а ты сама-то как думаешь – не больно? Вот представь себе: ломает как при гриппе, болят все мышцы, кости – тело перестраивается, потом начинают расти зубы, помнишь, как они у тебя резались? Не помнишь, конечно, и я не помню, но мама говорит – температура очень высокая, больно… Лопается кожа…

– Кожа лопается?!

Стефи наслаждалась агатиной реакцией. Понизила голос.

– И вот из твоего тела вылезает нечто… Но знаешь, что самое страшное?

– Что?

– Самое страшное – заглянуть в зеркало и увидеть, в КОГО ты превратилась! Я бы сразу же с ног… то есть с лап долой!

– А ты когда-нибудь оборотней видела?

– Ну не зна-аю… никто же не представляется: здравствуйте, я – оборотень! До полнолуния они выглядят как обычные люди, а маги только вампиров могут отличить. Вот ты вампиров видела когда-нибудь?

– Да, конечно, – просто сказала Агата.

Стефи аж подпрыгнула на кровати. Глаза ее вспыхнули.

– Ты – видела – вампиров?! И молчишь?!

– Ты же не спрашивала… А ты разве нет?

Агата считала, что раз Борис ходит в давних друзьях у Келдыша, то все маги наверняка имеют таких же знакомых.

– И как они тебе? А глаза какие? А правда, что они все очень сексуальные? Зубы их видела? Ты с ними разговаривала?

– Выглядят как обычно; клыков никаких особых не заметила. А! Двигаются очень быстро. Сексуальные… ну я даже не знаю…

– Ой, ну конечно, тебе-то твоего секс-Игоря за глаза хватает! – ревниво заметила Стефи. – А тут… у родителей знакомых вампиров нет, в наш интернат их не принимают, наверное, справляются со своими «трудными» сами, может, тоже в каком-нибудь специнтернате. Агаточка, а ты познакомишь меня с каким-нибудь вампирчиком, а? С хорошеньким каким-нибудь?

Агата сразу вспомнила Малыша. В принципе, симпатичный. Интересно, а посмеет он подойти к ней после разборок, которые, по словам Келдыша, устроил Борис в Сообществе?

– Попробую. Если только он выйдет на связь. Стефи, а вдруг он тебя укусит?

Стефи нетерпеливо отмахнулась.

– Я ему укушу! Нет, ну это прикольно – иметь знакомого вампира, и молчать себе в тряпочку! Про оборотней вон так трещишь целый день, не переставая!

Трещала, как обычно, сама Стефи; Агата помалкивала, вполуха слушая возмущенно-восхищенную подружку и пролистывая жутковатые литографии и рисунки в книге. Бедный-бедный подопытный сосед! Всю жизнь, из месяца в месяц переживать такие муки превращения, то есть, перекидывания – конечно, захочешь от оборотничества избавиться!

– А если оборотень и вампир укусят друг друга одновременно? Кто кого инициирует? Это зависит от глубины или площади укуса? От иммунитета? Или еще от чего-то?

– Научный магический мир спорит об этом уже несколько веков, – важно сообщила Стефи, нехотя берясь за свое «Целительство». – Даже пытались название для такого гибрида придумать… Исследования остановились за недостатком фактического материала.

– Почему?

– А ты попробуй заставить их укусить друг друга! Оно им надо?

Глава 8
Маячки

Бабушка уезжает. Шрюдер нашел какой-то дивный курорт за границей, где лечат как раз после инсульта – но ехать надо сейчас, потому что в разгар лета там будет не протолкнуться.

– Бабушка, а как же… – начала Агата.

– Конечно, плохо, что я уезжаю во время экзаменов, – согласилась бабушка. – Но ты теперь под присмотром, и учителя говорят, что ты практически не отстала, так что все будет хорошо. Справишься и без меня. Да ты даже не заметишь, что меня не было – все равно целыми неделями в интернате – а я буду каждый день звонить. Всего месяц, Агатка!

– Нет, я… – и Агата прикусила язык. Она волновалась вовсе не из-за экзаменов.

Лидия вздохнула, явно борясь с собой. И все же сказала – довольно сухо:

– С тобой остается твой куратор.

Агата видела, как ей хочется поехать. Да бабушка все эти годы даже на день не оставляла ее одну – не считая больницы! Наверное, она так устала… И от внучки – тоже. Агата сказала как можно беспечней:

– Конечно, езжай! А Шрюдер тоже едет?

Бабушка покраснела – обычно так вспыхивает сама Агата – отвернулась и стала бормотать, что Генрих как раз закончил передавать дела, да еще столько лет не был в отпуске, а тут как раз подвернулась путевка на двоих, и он решил ее сопроводить…

– Да ладно, баб, – великодушно сказала Агата, – хорошо, что ты там тоже будешь под присмотром!

– И нечего так улыбаться! – одернула ее бабушка. И ушла в другую комнату собирать вещи. Вскоре она уже напевала.

Провожали уезжавших они с Келдышем вдвоем. Бабушка крепко обняла Агату на прощание, забормотала ей в макушку:

– Ох, что-то мне не по себе! Может, остаться, а, Агатка? Ну ее, эту путевку! Съезжу как-нибудь в другой раз…

Так хочется, чтобы она осталась!

– Чешуистая чушь! – буркнула Агата. – Давай лечись и возвращайся поскорее здоровой! Все будет хорошо. За мной Келдыш присмотрит. Да и я себя в обиду не дам.

– Вот этого-то я и боюсь, – пробормотала бабушка – непонятно о чем.

Келдыш со Шрюдером пожали друг другу руки, бабушка окинула Игоря суровым взглядом:

– Ну, смотрите тут у меня…

Келдыш насмешливо поклонился.

– Доброй дороги, Лидия!

Спасибо, хоть не сказал – скатертью дорожка! Агата, томясь, вздохнула: боялась, что перед отъездом они опять поругаются. Бабушка смолчала, еще раз торопливо поцеловала ее и долго потом махала из-за плеча проводницы…

– Ну все, хватит, – сказал Келдыш, и Агата обнаружила, что стоит на пустой платформе. Уехали. Пошел мелкий дождь.

Они брели по перрону. Келдыш смотрел в одну сторону, Агата – в другую, смахивала торопливо слезы. И чего это она? Ведь не насовсем же!

– Вы, наверно, в первый раз расстаетесь?

Агата вздохнула.

– Да.

Келдыш помолчал.

– Завтра снова едете в Институт? Не против, если я поеду с вами?

– Да, да, конечно! – вырвалось у Агаты.

Келдыш резко развернулся и встал перед ней. Спросил требовательно:

– Мортимер, что происходит? Что они там с вами делают?

Агата отвела глаза. Пожала плечами.

– Вроде бы ничего такого страшного… Но я почему-то Осипенко боюсь.

***

Поехали не на институтской, а на келдышевской машине: «Себе я доверяю больше».

– А почему ИМФ так далеко?

– Потому что там сплошные «феномены», как говорит одна наша общая знакомая. Экологически вредные предприятия ведь вынесены за город? Если что, могут пострадать невинные жители. Поэтому защита там на уровне, – Келдыш покосился на нее, – хм, Котла. Надеюсь, вы не собираетесь пробовать на прочность еще и институтскую защиту?

– Ничего я не собираюсь, – пробормотала Агата.

Они поднимались привычным уже путем на второй уровень – ну почему не называть просто, как все люди, второй этаж! Агата плелась нога за ногу: всегда оттягивает неприятное на потом, даже уроки по нелюбимым предметам старается делать самыми последними – а что может быть приятного в том, что тебя обследуют? Или исследуют? Да еще и потертая красная ковровая «дорожка», расстеленная в коридоре, извивалась, точно кто-то прошел перед ними, не хуже нее волоча ноги, и сбил ковер вкривь и вкось. Агата пару раз запнулась. Чуть не упав в третий, пробормотала с досадой:

– Да что ж такое сегодня!

Шедший впереди Келдыш оглянулся. Приостановился.

– А, ну да, конечно!

Пол за спиной у Агаты вспучивался и неуклонно надвигался на них – точно под дорожкой полз кто-то большой и опасный. Слабо взвизгнув, Агата уцепилась за рукав Келдыша. Игорь наблюдал за приближением, приподняв бровь. Под его насмешливым взглядом «пол» замедлил движение и нерешительно замер в паре метров от них. Келдыш показал дорожке кулак. Послышалось что-то вроде сдавленного хихиканья и бугор опал. Даже сама дорожка выправилась, легла гладко, ровно, как по линейке.

– Что это было?

Келдыш пожал плечами

– Коридоры… Нам в тринадцатую?

– Здравствуй, Агата… а вы что здесь делаете, Ловец? – влетевшая в лабораторию Нона встала, как вкопанная. Игорь неторопливо отложил журнал, неторопливо поднялся. Улыбнулся.

Любезно.

– Добрый день. Выполняю свои кураторские обязанности.

Осипенко не поздоровалась и не улыбнулась. Смотрела, сузив глаза; ноздри ее шевельнулись, точно она учуяла какой-то неприятный запах.

– И в чем они заключаются?

– Всячески способствовать развитию способностей и личности курируемого, но так, чтобы при этом оному не был нанесен какой-либо физический или моральный вред.

Кажется, это была цитата откуда-то – так заученно гладко все прозвучало. Осипенко передернула плечами.

– Лидия уже присутствовала на прошлых сеансах и сочла мои методы вполне приемлемыми и безопасными!

– Ну а теперь поприсутствую я, – вежливо сказал Келдыш. – Если вы помните, наш новый начальник упомянул, что Мортимер еще несовершеннолетняя, а посему присутствие на испытаниях взрослого лица, представляющего ее интересы, не только желательно, но и скорее обязательно… Есть еще какие-нибудь возражения?

Агата со злорадством увидела, как Осипенко поджала губы – точка. Сказать ей было нечего.

– Да бога ради! – сказала доктор резко, проходя и усаживаясь напротив Агаты. – Сегодня ты просто будешь вспоминать. Садись поудобнее.

– Я уже сижу, – сказала Агата, не меняя позы. Ей не хотелось отваливаться на спинку кресла – уж очень это напоминает сеанс у психотерапевта. А она совершенно здоровая. – А о чем вспоминать?

Осипенко свела пальцы у самого рта.

– Расскажи, как ты управляла магией в Котле.

– Я же вам говорила – я ею не управляла!

– Хорошо-хорошо, тогда просто расскажи, как все было…

– Но я ведь уже сто раз рассказывала!

– Не упрямься, Агата, здесь тебе не детский сад!

Агата вздохнула, закрыла глаза и представила себе несуществующий уже Котел. Непонятное, близкое, странное, страшное и бесконечно-бесконечно печальное…

– …невозможно, – бормотала Осипенко, пальцы ее метались над столом, точно что-то печатали или сплетали какую-то картинку, – но это совершенно невозможно!

Келдыш сидел, подавшись к Агате и подпирая подбородок руками. Тоже слушал, словно зачарованный. Отозвался невнятно:

– И тем не менее…

– Магия – стихия, а не разумное существо. С ней невозможно общаться или о чем-то договариваться.

– Расскажите об этом Агате. Или самой магии.

– Значит, ты ею никак не управляла?

– Я не умею, – сказала Агата. – Управлять. Я вообще никаких команд… то есть заклинаний не знаю. Я просто ее отпустила.

– Безответственно, – сказала Осипенко рассеянно. – Крайне безответственно.

Келдыш поглядел на нее и поднялся.

– Вы закончили на сегодня?

– Да-да, – так же рассеянно отозвалась Осипенко. – До завтра.

– Маркеры снимите.

– Что?

– Снимите с нее маркеры. Не хотите? Сам сниму. Постойте-ка, – он придержал Агату за плечо. Быстро, не прикасаясь, провел ладонью вдоль ее тела; она чувствовала тепло его руки и видела изредка посверкивающие искорки – как от наэлектризованной ткани. Келдыш выпрямился и повернулся к Осипенко. Та глядела на него, поджав губы. – Не думаю, чтобы Констанц давал вам разрешение на круглосуточное наблюдение. И я поставлю в известность правомочного опекуна. До завтра.

До Агаты дошло только в машине.

– Она что, за мной следила?! Постоянно?

– И записывала.

Агата судорожно вспоминала, что делала и говорила в последние дни. Ой, кажется, они со Стефи обсуждали парней… и Келдыша тоже… и много еще чего… девичьего.

Игорь кинул на нее быстрый взгляд:

– Теперь не будет.

– А вы можете научить меня? Ну, разряжать эти… маркеры?

Он помолчал.

– Попробуем, – неожиданно завернул руль вправо, съезжая с дороги на захламленный пустырь за каким-то зданием.

– Что, прямо сейчас?

– Думаю, у вас не так уж много времени. Смотрите, – он протянул ей руки. – На одной сейчас маячок.

– Маячок?

– Маркер, метка. Попробуйте определить, на какой именно.

Агата с подозрением осмотрела его руки – руки как руки. Чистые… Она что, должна просто ткнуть наугад – угадает или нет? Келдыш перевернул их, показывая, как фокусник, пустые ладони.

– Закройте глаза. Попробуйте увидеть их внутренним зрением.

Если оно такое же плохое, как и… наружное, фигушки что она увидит. Агата послушно закрыла глаза.

– Что я делаю? – спросил Игорь.

Она почувствовала тепло, скользнувшее по щеке.

– Вы… ну… – от смущения язык еле шевелился. – Меня гладите. По лицу.

– Даже не дотрагивался, – мягко сказал Келдыш. – Нет, не открывайте глаза, следите за моей ладонью.

Либо то, либо другое… Тепло снова приблизилось – теперь к глазам. Замерло. Веки задрожали от усилия, чтобы не открыться, и Агата вдруг увидела тепло как цвет – желто-красный цвет. Тепло отдалилось, но теперь она за ним уже следила: качнулось, повернулось и… исчезло.

– …сжали руку в кулак, – Агата раскрыла глаза.

Игорь держал кулак перед губами. Кажется, был доволен – ничего у него не поймешь.

– А теперь снова поищите маркер. Даю подсказку – он на этой ладони.

Агата взяла его руку и опять закрыла глаза. Вертела головой так и эдак. Ничего не поймешь – цвет, прожилки, пятнышки…

– Попробуем по-другому. Открывайте глаза. Проведите рукой над моей ладонью. Чувствуете тепло? Хорошо. Теперь подальше. Все еще чувствуете? Отлично. Попробуйте – тепло везде одинаково? Не спешите, у вас все получается.

Да, кроме управления своей собственной магией… Агата водила рукой над его ладонью. Тепло, тепло… ай! Агата отдернула руку и почесала ее.

– Что? – спросил Келдыш.

– Вот, кажется, здесь, – ткнула под его безымянным пальцем. – Колется.

– Отлично. А теперь скажите… хотя нет – вы можете просто пожелать, чтобы маркер не работал. Вперед. Теперь проверьте. Нет? Дайте я проверю…

– Так, – Келдыш завел машину. – Поехали.

Так – получилось или так – нет? Наклонившись, Агата заглянула ему в лицо. Не отрывая глаз от дороги, Игорь сказал нехотя:

– Теперь таким же образом проверяйте и демаркируйте себя всегда, когда уходите из Института. Да и в течение дня – тоже, на всякий случай. Мало ли кто будет мимо проходить, еще подсадит «жучка».

Агата с недоверием оглядела собственные ладони. Неужели получилось? Прямо сразу получилось?

– А может, вы меня сами учить будете? Видите, все же получилось с первого раза!

Келдыш как-то криво усмехнулся.

– Нет уж. Это чревато.

– Чем… чревато?

– Многим. И вообще, вы за десять минут освоили то, что другие изучают месяцами.

Агата сжала коленками горевшие ладони. Не похоже, чтобы Келдыш этому радовался. Но она же не виновата, что у нее сразу получилось?

– А вы заметили, что Осипенко даже не спросила, куда подевалась ваша бабушка? – спросил Келдыш.

– Ну и что? Бабушка, наверно, ее предупредила.

– Может быть, – согласился Келдыш. – Только уж как-то очень вовремя подвернулась эта путевка…

Агата промолчала. Он намекает на то, что бабушку специально услали подальше? Зачем и кому это нужно? Может, бабушка права, и Келдыш действительно немного… параноик? И потому в любом пустяке ему видится заговор?