Наталья Тихонова
Кассандра в Тавриде
Глава 4
Загребая ступнями еще неостывший песок, Саша задумчиво брела в свое пристанище на колесах. Идти туда совсем не хотелось. Откуда-то с берега доносились оживленные голоса и беззаботный женский смех. Видимо, ребята из экспедиции устроили ночное купание голышом, что они обычно делали после захода солнца. Это была летняя практика учащихся истфаков разных вузов страны, поэтому случайных людей в их компании не оказалось. Провести весь день на жаре, с лопатой в руках – удовольствие сомнительное, даже если ты искренне мечтаешь сделать великое археологическое открытие и прославиться.
Ставшее уже привычным чувство одиночества особенно остро ощущалось в толпе незнакомых людей. Да и знакомых тоже. Похожее на полет в вакууме, оно не приносило страдания. Окружающий мир воспринимался, как фильм, на который она смотрела из зрительного зала. В детстве Александра много раз спонтанно переживала состояние «здесь и сейчас», то которое мистики называют «вспомнить себя». Тогда это пугало невероятно, но повзрослев, она поняла, что только так человек встречается с самим собой. Большинство же, страшась внутренней пустоты, мгновенно начинает искать объект вовне для переключения внимания. Одиночество всегда тяжелое испытание для не слишком развитой души.
Перед тем как расстаться, оставляя коридор для маневра, Аристарх Львович ненавязчиво предложил ей под шум прибоя прогуляться вдоль берега. Коридором Александра не преминула воспользоваться. Чем романтичней выглядела обстановка, тем сильнее было желание из нее выскользнуть. Получив отказ, мужчина ничуть не огорчился, скорее наоборот – упрямство малышки с характером его позабавило, словно это была давно заезженная игра с заранее прописанным финалом. Хорошие манеры – процент с капитала для людей чистокровной породы. Им не нужно следить за своим поведением, это их естественное состояние.
Саша подняла голову. Миллиардами глаз Вселенная смотрела на нее. Мерцающий свет далеких галактик пробуждал реликтовый страх и первобытный трепет религиозного чувства дикаря. Касалось, протяни руку, и ты коснешься тайны, над которой до тебя бились тысячи поколений на планете. Александра не любила слово «Бог». Из-за слишком частого поминания всуе оно давно утратило свой исходный смысл. Если остальным «Создатель» представлялся мужчиной, то для нее это была рождающая из пустоты и темноты весь тварной мир Мать Вселенная. Глядя на звезды, Александра всегда чувствовала, что ее дом не на Земле. Здесь она чужая. Как будто прочитав ее мысли, два вырвавшихся из космической бездны метеора прорезали черноту неба, и, сгорая, понеслись вниз навстречу своей прекрасной смерти. Пока звезды падают, время загадывать желания.
«Интересно, – подумала Саша, – а которая из них моя? Вот бы сейчас вернуться в свой настоящий дом!» – и внезапно поняла, что все, что есть вокруг, она не узнает. Это оказалось за границами понимания – длинный туманный хвост Млечного пути раньше выглядел как-то иначе. Берег моря был ей незнаком, ровно, как и все окружающие звуки и запахи. Кустарники, растущие в стороне от линии прибоя, куда-то исчезли. Там, где только что светились дальние огоньки поселка, не было и пятнышка света. Где она находилась, было абсолютно не понятно. Все, что она сейчас перед собой видела – никогда прежде она не видела – словно выпала из своего измерения, и оказалась в незнакомом параллельном. Страх вогнал тело в ступор, и следом началась неуправляемая паника с дрожью в руках и ногах.
Но потеря ориентации во времени и пространстве продлилась всего лишь несколько секунд, и все быстро вернулось назад. Саша без сил плюхнулась на песок и с бешено колотящимся сердцем долго приходила в себя, пытаясь понять, что это сейчас ней только что произошло. Она была напугана. Боже, она еще никогда в жизни не была так сильно напугана! Просидев на земле минут десять, Саша медленно встала, отряхнулась и побрела к дому.
Подойдя к трейлеру, она услышала громкий заливистый смех двух своих соседок. Смех не понравился, и плохое настроение стало отвратительным. Девчонки-волонтерки, с которыми жила Александра, были моложе. С первого дня, как только они втроем заселились в маленьком трейлере, дружеские отношения как-то не сложились. Ее недолюбливали – она оказалась для них слишком чужая. Видимо, чувствовалась непреодолимая социальная дистанция – Александра уже выпускница факультета международной журналистики МГИМО, значит, блатная за края. Они же – студентки-первокурсницы какого-то провинциального пединститута, то есть – неудачницы по рождению, и слаще морковки ничего в жизни не ели. То, что она им обеим не нравилась, Александру трогало мало. Она редко с кем находила общий язык, поэтому привыкла к отстраненности.
Таня и Оля были подругами-одногруппницами, и в Крым приехали вместе. Третий человек им был лишний, так как проводили они свое свободное время в поиске развлечений того свойства, которое Саше было совсем не интересно. Александру они считали скучной и старой. Восемнадцать лет – это возраст, когда двадцать пять кажется уже критическим. А после тридцати, в представлении молодняка, жизнь и вовсе заканчивается. Секс после сорока? Ну, это вообще неприлично! Поэтому, за короткий срок надо успеть как можно больше наделать глупостей.
Девчонки уже вырядившись в свои дешевые шмотки и раскрасившись, как команчи на тропе войны, самозабвенно крутились перед небольшим, висящим на стене зеркалом. Саша молча прошла мимо и села на свою кровать.
– Что-то ты быстро вернулась? – голос Тани прозвучал предельно ехидно. – Мы-то думали, что ты до утра уже и не вернешься.
Саша промолчала. Спровоцировать на обсуждение ее странного свидания с начальником экспедиции этим двум курицам не удастся. Но на откровенность девчонки, видимо, и не рассчитывали, поэтому повернулись к зеркалу и продолжили доводить свой внешний вид до совершенства. Так как они его понимали.
Глядя на двух любующихся собой дурынд, Александра ощутила злость: «Вырядились, как проститутки! Ведь нарвутся идиотки малолетние!»
И в ту же секунду ей стало нехорошо. Это была внезапная и ничем необъяснимая тревога, словно что-то скверное уже случилось. Но вокруг все оставалась по-прежнему. Ничего у нее нигде не болело, но плохо было реально. Не понимая причины своего состояния, Саша неожиданно спросила:
– Вы куда?
– А, что? – Оля была поершистей, и в простоте двух слов сказать не могла.
– Да в Керчь смотаемся потанцевать, – вместо нее ответила более мягкая Таня. – Сегодня с местными познакомились. Ребята нас на машине отвезут. Сейчас заедут.
– Не ездите! Не надо! – Саша и сама не поняла, зачем это сказала.
– Почему? – удивилась Таня.
– День сегодня нехороший, может плохо кончиться.
– Ну, тебя! Если сама не развлекаешься, так хоть людям настроение не порть. Завидуешь что ли? – Оля не изменила себе и в этот раз.
«И вправду, чего лезу?» – раздраженно подумала Саша.
– Да ну вас! Езжайте куда хотите! – но немного помолчав, все же неуверенно добавила, – Только осторожней, на душе как-то неспокойно.
– Хорошо, мама Шура, – убегая, уже с порога бросили в ответ обе свистушки.
Александра терпеть не могла, когда ее называли Шурой и девчонки это прекрасно знали.
«Вот дряни! Получите по мозгам сегодня!»
Остаток вечера прошел в мелких хозяйственных заботах – простирнуть и подмести. Попив чаю с медом, Саша легла на свою узкую кровать и задумалась. Испуг от произошедшего на берегу не прошел до сих пор. Для одного дня слишком много эмоций и необъяснимых событий. В истолковании ее странного переживания диагноз «галлюцинация» наверняка бы удовлетворил психиатра, но негативная коннотация термина заставляла ее разум искать себе более комфортное объяснение.
«Ну, конечно!» – Саша испытала внезапную радость от собственного открытия, – «Как же сразу не догадалась! Это же вход в портал – телепортация в межпространственный лабиринт!»
Но в следующую секунду сев и свесив ноги на пол, поняла, что «галлюцинация» – это, пожалуй, лучше. Вглядываясь в темноту и слушая внутреннюю пустоту, Саша с удивлением понимала – что-то в ней изменилось. Сквозь шторы пробивался серебристый свет, делая знакомую обстановку ирреальной. Возникло недоумение: «как она оказалась в этом месте и что здесь делает?»
Но на планете сейчас не было ни единого существа, с кем бы она могла или даже просто захотела поделиться своими сомнениями. Но внезапно вспомнив, что Википедия – лучший друг всех невежд, Саша полезла за смартфоном под подушку. В надежде найти информацию похожую на что-либо из пережитого, немного подумав, она набрала в поисковике «никогда прежде не виденное».
Среди нескольких верхних ссылок на различные литературные источники чуть ниже ее внимание привлекла одна – слово было незнакомое – «Жамевю».
Жамевю или жаме вю (фр. jamais vu – «никогда не виденное») – состояние, противоположное дежавю, внезапно наступающее ощущение того, что хорошо знакомое место или человек кажутся совершенно неизвестными или необычными, как бы увиденными в первый раз. Возникает впечатление, что знания о них мгновенно и полностью исчезли из памяти. Исследования показывают, что ощущение дежавю хотя бы раз в жизни испытывает до 97 % человек. Жамевю встречается гораздо реже. Но повторяющиеся криптомнезии (так называют все искажения памяти) врачи считают одним из симптомов психического расстройства. Чаще всего это органический старческий психоз, эпилепсия, неврозы, частичный истерический транс или шизофрения. Жамевю может быть временным явлением у психически здоровых лиц при тяжёлом психическом напряжении или переутомлении.
Аналогичные явления: жаме векю (jamais vecu – «никогда не пережитое») или жаме епруве (jamais éprouvé – «никогда не испытанное»), жаме сю (jamais su – «никогда не знаемое»), жаме антандю (jamais entendu – «никогда не слышанное»).
После прочтения ссылки, мистицизм от пережитых сегодня странностей заметно поблек, и стало ощутимо легче. Или понятней, во всяком случае. Старческий психоз, эпилепсия и шизофрения, дай бог, мимо, а вот «переутомление» ей понравилось. Уснула Александра легко и быстро.
Глава 5
С открытой террасы дворца открывался дальний вид на уютную гавань, где над прибрежной линией рваными струйками дрожало тонкое марево утреннего воздуха. Отсюда хорошо было видно, как несколько одномачтовых беспалубных кораблей, пришедших к берегам Понта за хлебом, стояло в очередь под загрузку. Там, внизу у причалов, в облаке рыбного смрада и застарелого пота гребцов, в разноязычном гвалте до посинения торгующихся купцов кипела будничная жизнь тех, кто обеспечивал богатство и процветание самодовольного города.
Здесь же, наверху под покатой крышей, подпираемой строем кариатид, в спасении от палящих лучей или дождя протекала неторопливая праздность царского дома. Умелый зодчий продумал расположение колонн так, что по центральному нефу портика, как по трубе, всегда прогуливался свежий ветерок. В ниши стен бокового прохода, где стояли мраморные скамьи, солнце вообще никогда не проникало.
Пирамидальные кипарисы с узкими каноническими кронами и более низкие стволы вечнозеленого можжевельника, словно свечки, торчали по сбегающим к морю склонам. В сторону от акрополя, под тенью раскидистых платанов и магнолий, за городской стеной белели крыши и стены загородных домов богатых горожан. Это было сконцентрированное пространство энергии солнца, плодородной земли, чистой воды и свежего ветра.
Материнская цитадель за несколько столетий без потрясений и войн стала тесна для увеличившегося населения, и малоимущие жители начали селиться внизу за земляным валом под крутыми и обрывистыми склонами. Более защищенный на возвышенности акрополь теперь являлся священной территорией храмов и местом обитания высшей знати. Казалось, что так было всегда. И уже стали забываться седые предания старины, как пришедший сюда издалека северный народ и его храбрые и справедливые вожди «во время оно» ели из одного котла и прятались от невзгод под общей крышей небольшого детинца, с которого и начался город.
С утра пролился небольшой дождик, и благоухание напившихся и оживших после жары цветов зазывало в их чувственно распустившиеся лона шмелей и пчел для оплодотворения. После ночи в душных покоях, где окно ее спальни в целях контроля и безопасности выходило во внутренний двор с галереей, Александра, почувствовав на лице влажную свежесть, зажмурилась от удовольствия. Ветерок, как нетерпеливый любовник, ловко проскользнул под хитон из драгоценного персидского хлопка и, распахнув разрез на бедре, обнажил ногу девушки. Все, что было вокруг, хотелось вдыхать, осязать и ощущать. Александра развязала ремешки на щиколотке и сбросила сандалии. Шлепать босыми ступнями по холодному мраморному полу было верхом наслаждения.
С продольной стороны длинного нефа рядом с колоннами стояли люди и неодобрительно наблюдали за не по возрасту игривыми телодвижениями взрослой девушки. Впереди всех в царской диадеме и собранном во множество тяжелых складок пеплуме с пурпурной каймой стояла ее мать, а сзади братья с опущенными в пол взглядами. Радость благоухающего утра улетучилась мгновенно. Александра тоже опустила голову и смиренно поклонилась.
– Опаздываешь! – с долгим упором на «ш» недовольно прошептала мать. Вышло как-то по-змеиному.
Повернувшись к высокому мужчине, одного взгляда на которого хватало, чтобы увидеть и понять его божественный статус, женщина виновато произнесла:
– Она пришла, Лучезарный. Прости, что тебе пришлось ее ждать.
Толпа людей расступилась, и Александра обомлела: Таня и Оля в грязных и разорванных одеждах стояли пред ней на коленях. Заплаканные лица девочек были разбиты и поцарапаны, а волосы непристойно свисали клоками.
– Какое наказание ты еще бы хотела для своих рабынь? Или уже достаточно? Слово за тобой, царская дочь, – покровительственно улыбаясь, через долгую паузу спросил величавый красавец.
Мужчина показался Александре знакомым. И в следующее мгновение задохнулась от изумления – она узнала его – это был Аристарх Львович, только лет на пятнадцать моложе . . .
Грохот по железу мгновенно вырвал из сна, и следом внезапная боль обручем стянула, резко поднятую с подушки голову.
– Открывай! – голос снаружи прозвучал, как смесь истерики и угрозы.
Удар чего-то увесистого в дверь, а потом и еще несколько раз, заставил Сашу подскочить с бешено колотящимся сердцем. Первая пара секунд прошла в замешательстве, потом дошло – вернулись девочки. Раньше после загулов ближе к утру они украдкой проскальзывали вовнутрь, и, как нашкодившие мышки, молча ложились спать. Но сегодня видимо, что-то случилось. Саша спрыгнула с кровати, и, открыв дверь трейлера, обомлела. В лунном свете она увидела продолжение своего сна – зареванные Таня и Оля в грязной одежде, с размазанной краской по лицу и содранными коленками представляли собой предельно жалкое зрелище. Заплывший глаз у Тани и забрызганный кровью из разбитой губы и носа белый топик Оли сомнений не оставляли – девчонки крупно попали в передрягу.
– О господи!
– Что, о господи? – зло огрызнулась Оля.
– Я же предупреждала!
– Предупреждала она! – от унижения и злой беспомощности Оля готова была вцепиться в глаза. – Ведьма завистливая! Накаркала?!
Александра, преодолев первый испуг, почувствовала, что тоже заводится.
– Чему завидовать? Тому, что вы две дуры? – Но вспомнив собственное правило «не трать время на людей, которые тебе безразличны», сдержалась, и учить, как им обеим устраивать личную жизнь, дальше не стала. При отстраненном взгляде за чьей-то агрессией всегда можно разглядеть тщательно скрываемый страх или завуалированную мольбу о помощи.
Услышав, что утешать ее никто не собирается, Таня зарыдала еще громче. Давно известно – женские слезы – лучшая смазка для отпирания замков любой сложности. Саше стало жалко дуреху и, немного посомневавшись, она неловко притянула ее к себе. Обняв, спросила:
– Ну, что случилось?!
– Нас избили, – размазывая сопли и слезы по щекам, сквозь спазмы в горле еле выговорила Таня.
– Кто?!
– Девчонки местные в ночном клубе.
– А что вы там натворили?
– Ничего! Это из-за их парней. Но мы же ничего не знали! Они, оказывается, хотели позлить своих девок, а те на нас целой кодлой навалились.
– А кавалеры ваши почему не заступились?
– Они сбежали, как только кипишь начался.
– М-да! Мужики … – гладя по спине рыдающую Таню, с высоты жизненного опыта со значением произнесла Александра.
– Саш, а что теперь будет? Нас отсюда выгонят и в универ напишут? Да?
– С чего ты взяла? Придумаем что-нибудь. Скажем, что в темноте с обрыва свалились.
– Не получится. Нас охрана клуба в ментовку сдала. Местные отмажутся, а на нас, приезжих, всех собак повесят, – со злой обреченностью выговорила сквозь зубы Оля из своего угла.
Александре показалось, что что-то не срастается:
– А вы все договариваете?
И в следующую секунду почувствовав, как под рукой напряглась Таня, поняла, что попала.
– Нам парни еще две таблетки дали. Ну, чтобы расслабиться. Я свою съела. А Олька не успела. Ее в кармане нашли.
– Боже мой! Только этого не хватало!
– Сашенька, миленькая – схватив ее руку, с мольбой в глазах дрожащим голосом залепетала Таня, – поговори с Аристархом Львовичем. Он тебя так . . ., – девчонка запнулась, стараясь подобрать обтекаемые слова, – … уважает. Пусть он в универ ничего не сообщает. Мы больше так не будем. Ну пожалуйста . . .
Сама мысль, что придется о чем-либо просить руководителя экспедиции и быть ему потом обязанной, возмутила. Нести ответственность за глупые поступки других Александре совсем не хотелось. Но что-то помимо ее воли заставляло испытывать нелогичное чувство стыда и даже вины. С надеждой услышать категорическое несогласие, она посмотрела на Олю. Но та молчала, обреченно закусив дрожащую губу, и уставившись в стену. Выглядело предельно драматично.
И тут случился инсайд. Как удар тока по голове. Саша с изумлением увидела, как попала в ловко расставленную ловушку. Только что к ней была применена тонкая, но предельно эффективная тактика. Впервые в жизни она так ясно понимала всю подноготную ситуации – манипулирование состраданием. Эмпатия в приросшем к шкуре представлении, что просящему помощи отказывать нельзя, оказалась неотделимой частью ее личности. Все осознавая, Александра ничего не могла с собой поделать – культурный код «помоги страждущему» сработал неотвратимо, как гильотина. Саша видела ситуацию, какой она была на самом деле, словно бы нечаянно подслушала сторонний разговор или подглядела в щелку за чем-то непристойным. Но еще больше удивило, что только ей одной было стыдно и неудобно. Как будто это она, а не они угодили в историю.
– Ну, хорошо, – немного помедлив, неуверенно ответила она, – утром попробую поговорить.
– Правда? – Таня смотрела снизу взглядом приласканной дворняжки. Александра была выше ее на голову. – Спасибо тебе. Я знала, что ты добрая и не откажешь. Ты настоящий друг.
– Ладно, ладно …
«А не такие вы и дуры!» – сделала неожиданное открытие Саша, удивленно наблюдая, как быстро успокоились две маленькие манипуляторши. Она переживала смущение и то неловкое чувство сопричастности, когда знаешь про человека нечто постыдное, но вынужден скрывать свое знание и молча выслушивать его вранье.
Через двадцать минут после беготни и суеты в поиске антисептиков и бактерицидного пластыря все успокоилось и девчонки засопели, быстро уснув в своих постелях. Только Александра не могла прийти в себя почти до самого до утра, обдумывая свое новое «приобретение».
Глава 6
Видимо, рабочий день у ментов начинается очень рано, поэтому выспаться не удалось. Ровно в девять на пороге появился «нарочный» и передал девчонкам приказ тотчас явиться к начальству на «разбор полетов». Поймав на себе полный мольбы собачий взгляд Тани, Александра поняла, что отвертеться от работы адвоката не получится. Пришлось идти вместе.
Под навесом за длинным столом, где обедали и проводили совместные посиделки научный персонал и волонтеры, их уже ждали. Судя по зловеще-радостному лицу заместительницы начальника экспедиции и брезгливо-недовольному Аристарха Львовича, утро было недоброе. Мужчина сидел в складном шезлонге и отстраненным видом показывал, насколько ему неприятно разбираться в возникшей ситуации. Ну не царское это дело! Служенье муз не терпит суеты. Его дело – высокий полет творческой мысли, а бытовухой должны заниматься «рожденные ползать».
«Рожденная ползать», как Цербер у врат Аида, стояла рядом. Аделаида Ивановна являла собой даму неопределенного возраста, как правило, типичного для некрасивых, но не глупых женщин. Вроде бы еще и не старая, но осознание того, что никакие эксперименты с косметикой или одеждой уже не помогут, не оставляло ей шанса быть когда-либо по-настоящему молодой. То есть – спонтанной, ветреной и безрассудной. Это экономило силы и нервы на необходимость доказывать собственную состоятельность, которая, несомненно, помешала бы отдаться полезному делу со всей своей нерастраченной страстью. Вся административно-хозяйственная работа висела на ней, и делала она ее с рвением истовым – чуть ли не религиозным.
Самое страшное для такой женщины влюбиться. Без всякой надежды на взаимность и шанса устроить личную жизнь иссушающее влечение превращает ее в фурию на страже покоя своего божества. И если в группе оказываются молоденькие пользующиеся успехом женщины, то коварство Цербера проявляется в самом красочном виде – соперничество, интриги и сплетни им гарантированы. От пламенной охранительницы можно ожидать чего угодно.
Коллектив экспедиции в основном состоял из «продвинутого» университетского молодняка, поэтому тонко отражающие суть «никнеймы» они присваивали согласно своей профессиональной специализации. Аделаиду Ивановну за глаза звали мадам Тимос – в платоновской логике «яростный дух стражей». О ее страстном желании быть полезной и незаменимой для Аристарха Львовича знали все. Дамы одержимые ревнивым «тимосом» способны на многое в соперничестве за внимание предмета своего поклонения.
Саша относилась к тому малораспространенному типу женщин, чья сдержанность в сочетании с красотой создавала ауру холодной царственности, действующей на мужчин магнетически. Она об этом знала, поэтому опасаться ядовитых шипов Аделаиды Ивановны имела все основания. Но, видимо, глупые малолетки Таня и Оля по-бабьи были вполне себе на уме и ситуацию просчитали правильно – при виде Александры Аристарх Львович расслабленно растекся на спинке шезлонга, а брезгливо-недовольное выражение лица сменилось фривольным прищуром. Всем присутствующим мгновенно стало понятно, что экзекуция с дальнейшим вынесением смертного приговора отменяется.
Но в междоусобной борьбе представительниц прекрасного пола «темная» сторона тоже не хотела капитулировать, не дав сражения. Яростный дух толкал ее к битве за признание своей исключительности в глазах кумира. Не давая соперницам забрать инициативу на поле боя, мадам Тимос ринулась в атаку:
– Мы с Аристархом Львовичем все уже обсудили, решение принято, поэтому вам, девочки, лучше по-быстрому покидать в чемодан свои вульгарные купальники и отправиться за мост на большую землю. С полицией дело мы сами уладим, огласка и потеря репутации нам ни к чему, но в деканат о вашем замечательном поведении сообщено будет. Не сомневайтесь. Пусть они там сами решают: достойны ли вы высокого звания российского педагога.
Потом, повернувшись к Александре недовольно, но сдержанно насколько смогла, спросила:
– А вы здесь зачем? Вас же там не было.
Зная о слабости своего кумира к Александре, Тимос немного пасовала. За последние десятилетия общество стало менее эгалитарным, и Аделаида Ивановна интуитивно чувствовала, что девушка перед ней стоит не совсем простая. Степень формальности во взаимоотношениях уже не была размыта, как прежде, и границы между социальными стратами приходилась учитывать.
Саша понимала, что принимать окончательное решение начальник экспедиции все равно будет самостоятельно, и тратить время на ненужную дискуссию не стала. Придав голосу предельно чувственные интонации и просительно посмотрев ему в глаза, она смиренно проворковала:
– Аристарх Львович, прошу прощения, девочки, конечно, виноваты, тут и спорить не о чем, но вам не кажется, что они и так достаточно пострадали? Прошу вас, под мою ответственность, не выгоняйте их. Пожалуйста …
Повисла почти театральная пауза, в которой отчетливо слышалось недовольное сопение Тимос. Поднимая эмоциональное напряжение, мужчина не спешил с ответом. Нервы у Тани не выдержали, и она громко всхлипнула. Добившись предельной художественной выразительности мизансцены и максимального сосредоточения на собственной персоне, Аристарх Львович, наконец, покровительственно улыбнулся. У Александры отлегло.
– Сашенька, вы действительно искренне считаете, что достаточно? – с изрядной долей иронии спросил ее величавый красавец. Но увидев, как сжалось в злобно-страдальческий кулачек лицо его заместительницы, решил несчастную женщину не добивать. – Возможно, вы и правы. Но все же я думаю, что дополнительные воспитательные меры лишними не будут. Поэтому предлагаю вам, Сашенька, как поручителю, самой определить степень их вины и лично назначить наказание для своих подзащитных. Слово за вами.
Почувствовав, что остается не у дел, мадам Тимос поспешила напомнить о себе:
– Аристарх Львович, но мы же с вами уже все обсудили! – в голосе прозвучала нескрываемая обида и укор.
– Аделаида Ивановна, вы знаете, насколько высоко я ценю ваше мнение, но давайте будем гибче! Абсолютизация правил ведет к их окаменению. Мы же не какие-нибудь антикварные ретрограды, а современные руководители!
Тимос сдулась, мгновенно признав свое поражение. Но мысль, что ее мнение высоко ценится, стала сахарной глазурью, замаскировавшей горечь пилюли, которую она с радостью проглотила.
– Ну, что решили? – повернувшись к Александре, спросил мужчина.
– Недельный наряд на кухне – достаточное наказание.
Чистить жирные кастрюли и мыть грязные овощи в холодной воде здесь никто не любил. Работали все поочередно.
– Ну что ж, да будет так, царская дочь! Но рано или поздно я попрошу о взаимной услуге.
Александра испуганно вздрогнула. «Царская дочь» сработало, как спусковой крючок. Подобно вспышке из памяти вырвалось забытое видение. И следом нахлынуло пугающее состояние, когда иллюзия и реальность перемешиваются. Александра вспомнила, что сегодня утром перед самым пробуждением уже почти в полусне она увидела Аделаиду Ивановну. Видение было страшным – богато украшенная колесница летит по горному серпантину. Возница изо всех сил пытается удержать взбесившихся лошадей, но ничего не получается. Удар бортом о скалу – и женщина в белоснежных одеждах с перекошенным от ужаса лицом вылетает за борт и падает с обрыва.
– А как быть с полицией? – неуверенно вставила Тимос.
– Аделаида Ивановна, я думаю, у вас получится все уладить. Берите машину и съездите в Керчь. Порешайте там с органами. Ну, сами все знаете …
Женщина понимающе шмыгнула носом.
– Не надо сегодня! – вскрикнула Саша. Произошел спонтанный неуправляемый выброс. Как будто кто-то включил ее в розетку. Она и сама не поняла, почему это сказала.
Все удивленно уставились. Пауза показалась длинной, а молчание многозначащим. Надо было что-то объяснять.
– Аделаида Ивановна, вам лучше завтра съездить. Сегодня дорога … плохая.
– А завтра, значит, будет хорошая?! – мстя за собственное унижение, ехидство старой девы радостно нашло выход.
Почувствовав себя идиоткой, Александра стояла под недоуменными взглядами, как оплеванная. И только Таня смотрела на нее с неприкрытым страхом.
Через час Аделаида Ивановна уехала. А еще через несколько часов позвонили и сообщили, что, возвращаясь обратно, женщина попала в ДПП и сейчас находится в тяжелом состоянии в больнице Керчи. С этой минуты Саша больше не сомневалась, что открыв злосчастную шкатулку, она распахнула врата судьбы, и как Пандора выпустила из нее все свои несчастья.
