Наталья Собакарь
Агент угрозыска
ГЛАВА 9
В комнате на Петровке было тихо. Толстые двери отсекали кухонные склоки и бурную жизнь коридора. Мебели было немного, в основном, шкафы с книгами. У стены стояла железная кровать, заправленная по-солдатски одеялом под матрас.
В центре за круглым столом сидели Ольга и Семен. Свисающая с потолка лампа с абажуром разливала неяркий свет, смягчая жесткость лиц и неловкость молчания.
– Давно тут живешь? – спросил Карагач.
– Два года, – ответила Ольга. – Комнату мне от больницы дали. Даже телефон есть.
– Работа тяжелая?
– После военного госпиталя гражданский? – Она улыбнулась. – Почти курорт.
Карагач оглядел комнату и не нашел в ней следов пребывания другого человека.
– По-прежнему одна? Ты извини, что я так прямо спрашиваю.
– Работы много. – Она отвела глаза.
Семен окинул стройную фигуру с тонкой талией, стянутой солдатским ремнем.
– Ты красивая женщина.
– Лида была красивая. Я умная.
На лице Карагача промелькнуло слабое подобие улыбки. Он встал из-за стола и подошел к комоду, на котором стояла фотография двух девушек в гимназической форме и шляпках. Они старались казаться серьезными, но глаза обеих смеялись.
Та, что повыше ростом, несомненно, была Ольга, но так непохожая на ту, что сидела за столом. Ушли длинные кудри, мечтательность и восторженное ожидание жизни, полной захватывающих событий. Осталась короткая стрижка, проницательный взгляд и спокойная уверенность в себе.
Лида, в отличие от сестры, выглядела не девочкой, но рассудительной маленькой женщиной. Она сложила руки перед собой и уверенно смотрела в камеру. Она была из тех, кто с первых и до последних дней живет правильно. Из тех, с кем никогда ничего плохого не может случиться.
Пальцы Карагача нежно гладили деревянную рамку фотографии.
– У тебя есть кто-нибудь? – спросила Ольга.
– Работы много.
– Уже пять лет прошло.
– Разве? – Он поставил фотографию обратно на комод.
– Еще чаю налить? – спросила Ольга.
– Нет, мне пора. У меня к тебе просьба. – Карагач вынул из кармана кольцо и лист бумаги и положил их перед Ольгой. – Если завтра утром я не зайду, это кольцо и записку отнеси, пожалуйста, в угрозыск Федору Петровичу Шугарину. Тому, что лампу тебе в борделе держал.
Ольга, не отрываясь, смотрела на кольцо в форме бабочки.
– Давно не видела такой красоты. – Голос ее звучал хрипло. Она взяла чайник, добавила себе воды и сделала глоток.
– Это с ограбления на Мясницкой, – пояснил он.
– Грабителей уже задержали?
– Не всех, – уклончиво ответил Семен.
Он направился к двери комнаты. Ольга последовала за ним.
– Там, куда ты идешь, опасно? – спросила она.
– Не то, чтобы курорт.
– Можно мне с тобой?
– Это не женское дело, – отрезал он и взялся за ручку двери. Ольга положила свою руку сверху, останавливая его.
– Я врач, – сказала она жестко. – Я столько крови видела, что тебе и не снилось. И стрелять я умею.
– Я не то хотел сказать. И не так резко.
Семен взял ее руку в свою и нежно погладил ее, согревая своим теплом, как будто пытался растопить морозный холод, заполнивший эту женщину.
– У меня с этими людьми свои счеты. – Он посмотрел ей в глаза. – Никого другого впутывать не хочу.
– Будь осторожен, – тихо сказала она. – У меня из близких почти никого не осталось. Не хочу еще и тебя хоронить.
– Ты даже не представляешь, как я не хочу себя хоронить, – улыбнулся Карагач. – Не могу обещать, что приду завтра, но обещаю, что все для этого сделаю.
Он поцеловал ее руку и вышел.
В начале Петровки ему удалось поймать спешившего мимо извозчика, который за четверть часа довез его до нужного места. Карагач вышел из пролетки, расплатился.
– Прикажете подождать? – спросил извозчик, ерзая на козлах. – Место нелюдное. Мало ли что.
– Езжай, любезный, ждать не надо, – отпустил его Карагач.
– Ну, смотрите, дело хозяйское. – Мужик неодобрительно покосился, стегнул лошадь и через минуту исчез в темноте.
Длинное приплюснутое здание одиноко стояло на пустыре. Вдали в вечерней полумгле виднелись очертания деревянных домов. В окнах было темно: люди в этой части города ложились спать рано. Жечь свечи считалось баловством. Электричество сюда еще не провели.
Карагач переложил револьвер из кобуры в карман и подошел к складу. У входа стояли две тележки. Он аккуратно обошел их, стараясь не задеть. В щели между дверью и косяком виднелась тонкая полоска света.
Он прислушался. Внутри было тихо.
Немного подождав, Карагач аккуратно открыл дверь и вошел внутрь. Одинокая лампочка освещала сложенные штабелями мешки, ящики и ровные проходы между ними.
Карагач достал револьвер и начал медленно продвигаться вдоль ряда. Он дошел почти до середины, когда внезапно кто-то высунулся из-за ящиков и ударил его сверху по руке, выбив оружие на землю. Из-за мешков выбежали еще двое и набросились на него.
Карагач пяткой ударил одного по колену, тот охнул и ослабил хватку. Освободив руку, Семен впечатал свой кулак в лицо второго. Сзади послышались торопливые шаги.
Карагач обернулся и увидел в двери еще три силуэта. Он нырнул вниз, подхватил свой револьвер с пола и прицелился в одинокую лампочку.
Брызнули осколки, и навалилась темнота.
* * *
Федор Шугарин подошел к лестнице, ведущей на второй этаж. Он придирчиво оглядел себя в чудом уцелевшем зеркале, застегнул пуговицу воротника, одернул пиджак. Ботинки, собравшие уличную пыль, были единственной деталью, вызвавшей его неудовольствие.
Шугарин достал из кармана газету, оторвал клок, смял, плюнул и начистил обувь. Удовлетворенно кивнув, он вложил ставший грязным клок обратно в газету и сунул в карман.
– Нужна ваша помощь, – негромко сказал он, глядя в зеркало. – Обстоятельства сложились так, что мне нужна ваша помощь. Нет, не мне, а нам. Нам нужна ваша помощь. Да, лучше так.
Он снова одернул пиджак и стал подниматься по лестнице. Через пару минут он сидел на том же стуле, что и Карагач, и чувствовал себя также неловко в присутствии Ольги.
– Мне нужна ваша помощь, – начал он. – В том смысле, что нам нужна. Всем нужна.
– Слушаю вас, – ответила она. – Чаю хотите?
– Я к вам по делу. Не хочу затруднять.
– Вы меня ничуть не затрудняете.
Она добавила воды из кувшина в жестяной чайник и поставила его на керосиновую плиту. Вернувшись за стол, она поставила блюдо с нарезанными ломтями кекса, который принес Карагач.
– Неудобно получается, – стушевался Шугарин. – Гостю полагается с гостинцем приходить, а я с пустыми руками.
– Это от прошлого гостя осталось. Семен принес.
– Карагач? – Шугарин насторожился. – Он что, заходил к вам?
– Да, с полчаса назад.
– Зачем?
– Привычка ходить в гости друг к другу осталась у нас еще со старых времен.
Она заварила чай в изящном фарфоровом чайнике с буколической пастушкой, который резко контрастировал со спартанской обстановкой комнаты. Затем разлила его в две чашки и одну из них поставила перед Шугариным.
– Благодарствуйте. – Шугарин осторожно взял чашку. – Вы Семена давно знаете?
– Несколько лет.
– Как вы познакомились?
– Лида нас познакомила, моя сестра.
– Та самая, что его из банды вытащила?
– Вы знаете его историю? Он не часто ее рассказывает. – Она встала и принесла фотографию с комода. – Это мы в тринадцатом году снимались, еще до войны.
Шугарин взял фотографию и долго рассматривал ее.
– Какие у вас тут кудри длинные. – Он провел пальцем по волосам на снимке. – Очень красиво. Вы извините за прямоту, стрижка это у вас по идейным соображениям? В том смысле, что свободная женщина, без всяких этих буржуазных условностей, или после болезни?
– После тифа, – подтвердила она его догадливость. – Тогда всех брили. Потом я решила, что с короткими волосами удобнее.
– Значит, вас вылечили. Повезло, – вздохнул Шугарин. – А у меня и жена Настя, и дочка Любушка сгорели как свечки. – Шугарин поставил фотографию на стол и вернулся к чашке. – Крепкий какой чай у вас, это я люблю.
– Я тоже люблю крепкий.
Ольга пододвинула ему вазочку с вареньем. Рассказала, что это подарок соседки, у которой сестра живет под Москвой. У нее свой сад с яблоками, грушами, сливами, вишней. Летом вся родня собирается к ней помогать собирать ягоды и варить варенье. После чего разъезжаются по домам с банками, чтобы съесть их зимой и через год собраться снова. Они варили варенье при царе, теперь варят при большевиках. Если придет новая власть, так и при ней тоже варить будут. Надо же куда-то яблоки девать.
– Как, по-вашему, Семен хороший человек? – спросил Шугарин, глядя Ольге в глаза.
– Что вы вкладываете в понятие «хороший»? – Она отставила чашку.
– Разве это не для всех одинаково?
– Я тоже раньше так думала. Когда гимназисткой с идеалами была. Все либо черное, либо белое. Все полутона считала трусостью. Отец надо мной смеялся. Он за свою врачебную жизнь много такого видел, что нельзя отнести либо к одной, либо к другой категории. Сейчас я его очень хорошо понимаю.
– Где ваш отец теперь?
– В Ростове. Городской больницей заведует. Он хороший доктор.
– А человек он хороший?
– Очень.
– Такой же хороший, как Семен?
Пока Ольга обдумывала ответ на вопрос Шугарина, она поправила каждую вещь на столе.
– Если вы меня спросите, идет ли Семен всегда прямым и честным путем? Я не уверена. Доверю ли я ему свою жизнь? – Она посмотрела в глаза Шугарину. – Без сомнений.
– Тогда я спрошу так: пойдет ли он против закона, чтобы помочь преступнику? – задал Шугарин вопрос, который давно его мучил.
– Кто-то из его бывших… коллег? – спросила Ольга, и он кивнул. – Это сложнее. Семен ненавидит предательство. Не знаю, что вам сказать.
Шугарин сцепил пальцы. Он тщательно подбирал слова, чтобы не разорвать ту хрупкую нить доверия, которая протянулась между ними.
– Понимаете, своими действиями он поставил нас в трудное положение. С одной стороны, наверняка он не единственный, кто может опознать Белецкого…
– Белецкого?! – вскрикнула Ольга. – Он в Москве? Его видели?
Шугарин отшатнулся в изумлении:
– Вы знаете Белецкого? Откуда?
– Его банда ограбила поезд, в котором ехала моя сестра. Ее застрелили. Ее и ребенка, которого она носила.
– Вот оно что, – протянул Шугарин, не отрываясь от сверкающих Ольгиных глаз, прекрасных в гневе. – Я так понимаю, помогать Белецкому он не будет.
Ольга горько усмехнулась и покачала головой. Она прошлась по комнате. Руки ее искали дела. Она вернула фотографию со стола на комод, поправила одеяло на кровати, проверила, не вытекает ли керосин из плиты. Шугарин терпеливо ждал, пока она вернется за стол.
– Когда Семен узнал, что Лида погибла, он места себе не находил. Я одно время даже следила за ним, боялась, что он руки на себя наложит. Потом он как-то вдруг успокоился. Пошел в милицию работать, опросил всех выживших после ограбления поезда, нашел украденные вещи, проследил, от кого они получены. Так шаг за шагом он вышел на Белецкого. – Ольга пристально посмотрела на Шугарина. – Я уверена, что Семен приехал не опознавать Белецкого, а пристрелить его как бешеную собаку.
Шугарин слушал ее внимательно, кивая каждой фразе, как если бы она подтверждала его собственные мысли.
– Это я понимаю, – сказал он. – Я одного взять в толк не могу. Кольцо он для чего взял?
Ольга достала из верхнего ящика комода оставленный Семеном перстень и положила его на стол перед Шугариным.
– Он сказал, что если не вернется утром, то отнести его вам вместе с запиской. – Она протянула Шугарину сложенный листок. Тот развернул его и быстро пробежал глазами.
– Телефон у вас есть? – спросил он хриплым от волнения голосом.
– В прихожей.
Шугарин вышел из комнаты и набрал номер:
– Барышня, дайте дежурного угрозыска. Дежурный? Шугарин у телефона. Немедленно высылай группу на Винякинские склады. Я вас там встречу.
ГЛАВА 10
Прилично одетый мужчина в коверкотовом пальто и шапке-пирожке стоял рядом с Виктором Белецким неподалеку от входа на склад. Взгляд его злых умных глаз был приклеен к распахнутой двери, за которой ничего не было видно, зато хорошо были слышны выстрелы.
Звали прилично одетого мужчину Алексеем Терентьевым, но большинству друзей и знакомых, а также уголовному розыску, он был известен как Леша-Перебор. Размахивая пистолетом, он с жаром объяснял собеседнику:
– Он забился у дальней стены и бегает туда-сюда. Там ящики и тюки сложены как попало. Мы не можем его достать.
– Подождем. У него скоро патроны кончатся, – успокоил его Белецкий.
– Ага, а потом его дружки прибегут.
– Не прибегут. Карагач всегда один работает.
– Слушай, у меня две гранаты есть, – предложил Леша. – Давай я брошу их в угол и отпоем раба божия.
– Он мне нужен живым.
– На черта он тебе сдался, такой несговорчивый?
– Мне нужно узнать, где он кольцо взял, что Папаше показывал.
– Что за кольцо?
– Княгини Юсуповой.
Леша присвистнул:
– Это та, что цацки в саквояж собирала?
– Она самая.
– Что же ты раньше не сказал? – Леша передернул затвор. – Пойду, побеседую с гостем. Он снял шапку-пирожок, аккуратно сложил ее и положил в карман. Пройдя вдоль стены к железной двери, он дождался паузы и юркнул внутрь.
Белецкий поежился, поднял воротник и направился в сторону пролетки, ждавшей неподалеку. Напуганная выстрелами лошадь часто переступала ногами. Извозчик всеми силами старался ее успокоить.
– Поедемте отсюда, барин, – сказал извозчик. – Не нравится мне. Добром это не кончится.
– Мне человек тот нужен.
– Так пусть Мишка ждет. У него лошадь глухая на одно ухо. Вон смотрите, как смирно стоит. – Извозчик указал на стоящую рядом повозку. И правда, лошадь воспринимала стрельбу равнодушно, а извозчик едва не спал на козлах. – Моя-то девочка нежная. Долго не выдержит.
– Чего же ты нежную на дело взял?
– Зато она у меня такая резвая что любо-дорого. Любой автомобиль в два счета обгонит. При вашей работе, когда быстро уходить надо, самое оно.
Белецкий сел в пролетку и скомандовал. – Отгони подальше, но так чтобы вход видно было.
Стрелки были надежно прикрыты мешками с песком, в которых застревали пули, выпущенные Карагачом. Согнувшись пополам, Леша-Перебор добрался до них и чиркнул зажигалкой, осветившей раздраженные лица. Их было трое против одного, загнанного в угол, тем не менее, он не давал им подойти.
– Ну что? – прошептал один из троицы.
– Живым говорит, – ответил Леша.
– Говорить легко. Ты сделать попробуй, – отозвался второй.
– Давай пока я с ним калякаю, ты, – Леша ткнул стволом в первого, – по левому проходу иди. Ты, – он отметил второго, – по дальнему правому. Как дойдете, по команде начнете поливать, чтобы прижать к земле. А мы под это дело по центру рванем и возьмем его тепленького.
Леша потушил зажигалку. Коренастые фигуры, пригибаясь, расползлись по темноте и начали медленно двигаться в сторону цели.
– Эй, земляк! Мы поговорить хотели, а ты стразу за пушку хватаешься, – выкрикнул Леша.
– Слов не разберу, – крикнул в ответ Карагач. – Ты громче говори.
– Откуда колечко у тебя?
– Нашел.
– Место покажешь?
– Это место мое. Ищи себе другое.
– Не надо хамить уважаемым людям.
Карагач заметил тень, которая двигалась вдоль прохода, и услышал легкий шорох шагов из другого ряда.
– Обкладывают, гады, – буркнул он.
– Ты чего там бубнишь? – спросил Леша.
– Продолжаю хамить уважаемым людям.
– Так ты долго не протянешь.
Карагач посмотрел на три оставшихся патрона в револьвере.
– Это я и без тебя знаю, – тихо сказал он, вернул барабан на место и поправил фуражку стволом. – Я хочу тебе сказать на прощание, Семен, что ты идиот. Твое место в доме призрения для слабоумных. Но поскольку нет никого, кто бы тебя туда доставил, то помирать тебе придется здесь. Оркестра не будет.
Одно чувство наполняло его целиком – злость. Он злился не на Белецкого, который пришел с подельниками – было бы странно, если бы тот поступил иначе – и не на бандитов, которых подбирались все ближе.
Он был зол на себя. На свою самонадеянность, на жажду мести, которая затопила его разум, вытеснив холодный расчет. Он был уверен в своей правоте, в том, что сила на его стороне. План Карагача был прост: едва Белецкий подойдет на расстояние выстрела, он, Карагач, этот выстрел сделает. Что будет потом – пристрелят ли его подельники бандита или ему удастся уйти живым – было неважно.
Завтра утром сторож при обходе найдет его труп. Приедет милиция, сообщат в уголовный розыск. Шугарин приедет в морг, чтобы опознать тело. Он пожмет плечами, не понимая, зачем Карагач пошел поздно вечером на встречу с бандитами один.
Потом придет Ольга, принесет перстень и записку и расскажет его историю. Они поймут, что и зачем он сделал. Если бы он был жив, ему бы объяснили, что он глупец и геройство его пустоголовое. Может быть, даже записали бы выговор в личное дело. Но поскольку к тому времени он будет трупом, его положат в гроб и отнесут на кладбище. Там скажут речь о товарище, который геройски погиб в борьбе с бандитизмом. Семен Карагач станет примером беззаветного служения общему делу.
Но все это будет потом, а сейчас в памяти возникло лицо покойной Лиды. Она смотрела на него строгим взглядом классной дамы. Когда они только начали встречаться втайне от ее семьи, он находил забавной ее непоколебимую уверенность учительницы, но потом она стала утомлять. Ему захотелось приключений.
Он пришел, чтобы попрощаться. Давние друзья звали его в круиз по Волге, где намеревались еще раз распотрошить пузатые сейфы Волго-Камского пароходства. Она выслушала, кивнула, пожелала доброго пути. Прощание оказалось быстрее и легче, чем он ожидал. Разумеется, он не ждал нервического припадка, слез, заламывания рук. Лида никогда не позволяла себе ничего подобного. Но все же ее равнодушное спокойствие неприятно поразило его.
– Вы же не собираетесь грабить банки? Или делать прочие подобные глупости? – спросила Лида, когда он оказался у двери.
У Семена был припасен ответ, похожий на правду: он с друзьями едет на воды. Однако он почему-то замешкался: слова лжи, которые обычно выскальзывали с легкостью пули по хорошо смазанному стволу, в этот раз встали колом в горле.
Ему было трудно лгать этой прекраснодушной девочке.
Когда он обернулся, то увидел, что от ее хладнокровия не осталось и следа. Она шумно дышала. Маленькие, почти детские ручки были сжаты в кулачки. Она подбежала к Семену и этими крошечными молоточками стала барабанить по его груди и кричать «вы не смеете, слышите, не смеете быть плохим человеком; я вас люблю, а те, кого я люблю, не могут быть плохими людьми». Он тогда не нашелся, что сказать, и лишь схватил ее кулачки и принялся целовать их.
Потом он пришел к ее отцу и попросил руки его младшей дочери. Доктор Фельтинский не собирался отдавать свою дочь первому встречному. Лида увела его в кабинет, откуда он вышел, полностью признав поражение. Это было давно, в прошлой жизни, в городе, где цвели акации и воздух можно было резать на куски, чтобы пить с ним чай.
Карагач еще раз проверил барабан. В нем по-прежнему было три пули. Он ждал, пока приятели Белецкого подойдут ближе, чтобы стрелять наверняка.
Внезапно дохнуло холодным воздухом: кто-то снаружи открыл дверь.
Карагач с надеждой подумал, что Белецкий сам решил прийти на встречу со старым знакомым. Как бы хорошо было две пули из трех послать ему, а последнюю можно и себе. Бандиты тоже повернули стволы, ожидая появления новых действующих лиц, но проем был пуст.
Пауза затягивалась.
И вдруг в центральный проход въехала тележка, на которой сидела темная фигура, стреляя с двух рук. Бандиты рухнули на пол. Тележка промчалась вперед и врезалась в кучу мешков рядом с той, за которой укрылся Карагач. Темная фигура спрыгнула на пол и зацепила плечом ящик, который упал на нее.
– Ах ты, незадача какая, – потирая ушибленный бок, сказала фигура голосом Шугарина.
– Федор, неужели я слышу ваш голос? – радостно выпалил Карагач.
– Если вы, Семен, в таком шуме что-то слышите, то да.
Осознав, что прибывший пришел на помощь Карагачу, бандиты открыли огонь. Тот, что шел по дальнему проходу видел перед собой Шугарина как на ладони, и уже прицелился, когда Карагач выскочил из своего укрытия и всадил в него две пули. Шугарин успел скрыться за мешками.
– Куда ты лезешь прямо под стволы? – рявкнул Карагач сидящему рядом Шугарину. – Ничего, что я на ты?
– Я думаю уже можно.
– Чего ты сюда вообще пришел?
– Гостинцев принес. – Федор протянул Семену горсть патронов.
– Федор, я тебя люблю, как никого на свете! – Семен жадно схватил патроны и начал набивать барабан. – Как ты меня нашел? – спросил Карагач, перезаряжая второй револьвер.
– Зашел к доктору чаю попить.
– Кольцо она тебе отдала?
– Да. Ты его зачем взял?
– Длинная история. Если меня не будет…
– Ты куда-то собираешься?
– Ты видишь, сколько людей хочет отправить меня в последний путь?! – Карагач махнул рукой с револьвером в сторону стрелков.
– Тут темно. Я не успел посчитать. Чего они от тебя хотят?
– Польский саквояж они хотят.
– Скажи, пожалуйста, – покачал головой Шугарин, прицеливаясь в тень у окна. За выстрелом последовал крик боли. – И что, хорошая вещь этот саквояж?
Семен выстрелил несколько раз в штабель ящиков, выбил нижний, остальные рассыпались и преградили путь нападавшим. Бандиты откатились к входу.
– Пока они там думают, как нас по-другому убить, я тебе историю расскажу, Федор. Был такой ювелир по фамилии Шубников. Он держал магазин «Пале-Рояль» на Кузнецком. Когда немцы вошли в Варшаву в пятнадцатом году, богатые поляки рванули в Москву. Привезли с собой камешки и продавали их Шубникову. Если вещь стоящая была, он цену хорошую давал. Купленные вещи в саквояж складывал, а потом состоятельным людям в Москве перепродавал. Себя не обижал, конечно. Когда после революции арестованного царя с семейством в Сибирь отвезли, начали собирать драгоценности на подкуп конвоиров. Шубников отдал все, что у него оставалось в польском саквояже. Так вот в восемнадцатом году, прямо накануне отправки в Екатеринбург, ювелира пристрелили, а саквояж похитили.
Шугарин внимательно слушал.
– Правильно ли я понимаю, – сказал он, всматриваясь в темноту, – что семь лет об этом саквояже не было ни слуху ни духу, а теперь он всплыл.
– За два дня до смерти Шубников сделал список драгоценностей, которые хранились в том саквояже. Одну копию он отдал княгине Юсуповой, которая занималась сбором драгоценностей. Вторую сохранил у себя. Ее нашли в сейфе после его смерти. Я этот список хорошо помню. Когда я увидел изумрудное кольцо с бабочкой, то сразу понял, что оно из саквояжа. Значит, и сама сумочка где-то неподалеку. На нее можно ловить Белецкого, как на крючок.
– И тогда ты пошел к скупщику, показал ему кольцо, зная, что слухи дойдут до Белецкого, и он начнет искать тебя.
– Примерно так.
Шугарин посмотрел на Карагача взглядом, в котором явно читалось сожаление. – Ты, Семен, человек храбрый, но не умный
– Ты, Федор, меня обидеть хочешь?
– Я тебя уже обидел, больше не хочу. Решил быть приманкой – будь, но почему ты мне не сказал? Сейчас твоя история выглядит так: червяк пошел на рыбалку. Ни удочки, ни того, кто ее будет тянуть.
– Когда ты так говоришь, я выгляжу идиотом.
– Я специально не стараюсь, оно само получается.
Внезапно ливень огня со всех сторон обрушился на их шаткое укрепление. Пули чиркали по стене, не давая высунуть головы. Они ложились все ближе и кучнее. Нападавшие были совсем рядом. И вдруг снаружи долетел крик:
– Валим!
Белецкий первым услышал шум моторов подъезжающих машин и скомандовал отход. Резвые пролетки подхватили бандитов и унесли их в темноту ночи.
Коля Евсеев и Григорий Костанжогло помчались вслед за бандитами на машине, но уже через несколько минут вернулись. В полной мгле, которая окутывала окраину города, преследование было бесполезным.
– Когда уже фонари поставят? – возмущался Коля, вылезая из машины.
– В сентябре обещают в центре сделать, – ответил Костанжогло.
– Так это в центре. Сюда когда еще доберутся.
Из лабиринта склада к входу подошли Шугарин и Карагач. Луч фонаря в руках Костанжогло скользнул по их помятой одежде, собравшей на себя тонны складской пыли.
– Федор Петрович, что случилось? – спросил Григорий.
– Мы с Семеном перешли на ты.