Наталья Ильина
Стражи миров
Глава 2
Скажи мне, кто твой друг
Чара брела по обочине дороги под мелким, сеющим с низкого неба дождём. Намокшая куртка тяжело давила на плечи. Девочка была голодна и дрожала от холода. С последней монетой она рассталась вчера в деревушке, растянувшейся вдоль дороги за полем незрелого мисса. Хлеб, кусочек сыра и две горсти земляных орехов – всё это было уже съедено. Беглянка механически переставляла ноги и размышляла о собственной глупости. «Ладно. Уйти из дома было правильным. Но не взять с собой ничего, кроме жалких медяков?» – бормотала она, постукивая зубами. Рука, невольно потянувшаяся к единственному глубокому карману куртки в поисках завалявшегося орешка, ничегошеньки там не обнаружила. В который раз.
Никто не обгонял Чару и никто не двигался навстречу – пустая дорога терялась в водяной завесе. На мрачных верхушках деревьев тяжёлой крышкой лежали серые тучи.
Всю свою жизнь она прожила под стенами Лугового замка и понятия не имела, насколько велик мир. Даже то, что понадобилось целых два дня, чтобы покинуть родную долину, никак её не насторожило. Она бодро шагала к Небесным скалам, уверенная, что вскорости доберётся до них…
Чара поджала губы. С волос стекали за шиворот холодные струйки воды. «Пусть, – упрямо думала она, шелестя ногами в мокрой траве, – пусть я – дура. Но Небесные скалы где-то есть. И есть Крылатые кони. И я найду их, рано или поздно!»
За пеленой дождя послышалось побрякивание и надсадный скрип. Звук приближался, нагоняя фигурку, одиноко бредущую по широкому вырубу вдоль обочины.
Чара оглянулась. Из водяного марева выплывала высокая крытая повозка, которую неспешно тянули два крепких конька. Повозка раскачивалась на ухабах и скрипела на всю округу. На высоких козлах ссутулился очень широкоплечий человек. Лицо могучего возницы пряталось под низко надвинутым капюшоном тёмного дождевика.
– Тр-р! – зычно рявкнул он, натягивая вожжи.
Лошади охотно встали, свесив головы. За спиной возницы в пологе фургона образовалась щель, и оттуда выглянула кудрявая огненно-рыжая женская голова.
– Дитё! – удивлённо воскликнула голова. – Чего сидишь, дубина? Помоги несчастному ребёнку взобраться к нам! – беззлобно прикрикнула она на возницу и скрылась.
Возница откинул капюшон и весело блеснул синими глазами из-под смоляных кудрей, поднимаясь. Чара невольно приоткрыла рот: незнакомец был настолько же невысок, насколько широк. Его квадратное тело опиралось на чудовищно кривые короткие ноги. Он наклонился и протянул девочке лопатообразную ладонь.
– Полезай в фургон, птица мокрая, – добродушно пробасил странный возница и легко, словно она и не весила ничего, вздёрнул Чару на козлы.
Девочка пропихнулась за перехлёст полога и замерла.
Под полукружьем тканевого потолка качнулась большая масляная лампа – повозка снова тронулась. Жёлтый свет падал на странное нагромождение ящиков, корзин и тюков. На Чару с любопытством уставилось четверо пассажиров необычного экипажа. Рыжеволосая женщина средних лет, которую она уже видела. Чумазый подросток, по виду чуть младше самой Чары. Толстяк в полосатой тунике, такой румяный, словно только что вылез из бани, и невероятно тощий парень неопределённого возраста, упиравшийся острым подбородком в острые же колени.
Рыжеволосая ловко обогнула ближайший к Чаре тюк и потянула девочку вглубь фургона.
– Давай-давай, не бойся. Не обидим. – Женщина улыбнулась, показав плохие зубы. – Карик! Найди сухую одежду, не видишь, дитё насквозь промокло! – прикрикнула она на мальчишку и обернулась:
– Садись, сейчас согреешься. Есть хочешь?
Чара только кивнула, растерянная и смущённая всеобщим вниманием. Мальчишка протиснулся к ним и протянул ей охапку вещей.
– А ну, все – отвернулись, живо! – скомандовала рыжеволосая, и обитатели фургона завозились, послушно поворачиваясь к Чаре спиной.
Длинная складчатая юбка, мягкая рубаха, колючие шерстяные носки до колен и выворотка козьего меха без рукавов – Чара перестала стучать зубами ещё до того, как закончила переодеваться.
Рыжеволосая отстранилась, оглядела девочку и удовлетворённо кивнула:
– Так-то лучше! Всё, мы закончили.
Толстый, тонкий и мальчишка обернулись и снова принялись рассматривать Чару.
– Меня зовут Триш. Это, – женщина ткнула пальцем в сторону толстяка, – Фонен. Там, – последовал тычок в уголок между двумя корзинами, – Лорд Всезнайка. А здесь у нас Карик.
Мальчишка сердито зыркнул на Триш чёрными, словно уголь, глазами.
– Под дождём мокнет Великан Атто, – продолжила Триш. – А все вместе мы – актёры. А кто ты? И почему бродила тут в одиночку?
– Меня зовут Чара, – пробормотала девочка. – Я… путешествую.
Толстяк хмыкнул. Мальчишка недоверчиво ухмыльнулся, а Триш только кивнула:
– Ну и славно. Мы тоже, вот, путешествуем. Держи.
Она протянула Чаре толстый ломоть чёрствого хлеба и варёную ногу некрупной несушки. Молчаливый и странный, состоявший, казалось, из одних острых углов Лорд Всезнайка кинул мальчишке луковицу. Тот ловко поймал её и передал Чаре.
– Спасибо, – выдохнула она.
Повозка скрипела, покачиваясь. Голова кружилась от тепла, запаха еды и незнакомого ощущения заботы, окружившего её со всех сторон в обществе этих странных людей. Чара моргнула, прогоняя невесть откуда взявшиеся слёзы, и вцепилась зубами в холодную птичью ногу.
Она собиралась всего лишь согреться и переждать дождь, но вышло так, что скрипучий фургон актёрки Триш уже несколько дней пылил по прямой, как стрела, дороге Больших равнин, а Чара всё ещё путешествовала в нём. Она сидела на козлах рядышком с Великаном Атто и грызла спелую крушу. По обе стороны от дороги до самого горизонта волновалось под ветром зелёное море трав. А по вечерам Белую луну окружали бесчисленные россыпи звёзд.
Лорд Всезнайка, или Югорь, как его звали на самом деле, научил Чару отыскивать в этом сияющем хаосе рисунки нескольких созвездий. И начал с самого важного – Летящего Стража, на левом плече которого мерцала яркая Путеводная звезда. Длинный, нескладный и невероятно застенчивый, Лорд Всезнайка оживлялся только в двух случаях: во время представлений или тогда, когда кто-нибудь проявлял интерес к его познаниям. Девочке казалось, что он знает абсолютно всё, ведь любую монету он готов был обменять на книгу или старинный свиток.
Чара размахнулась, и огрызок улетел далеко в поле. Жёлтое солнце лениво вползало в зенит по белёсому от жары небу.
– Скоро река, – ни к кому не обращаясь, пробормотал Атто. Ему тоже было жарко. Пот заливал широкое лицо, и он то и дело вытирал его подолом безрукавки.
Первыми почуяли воду два пожилых мерина. Они поставили уши и дёрнули фургон, прибавив шагу. За козлами появился заспанный Карик. Он сердито тёр лицо обеими руками и ворчал:
– Чего? Чего дёргать-то? Я головой треснулся…
– Река скоро. Купаться пойдём. Коней напоим, – отозвался повеселевший Атто.
Чара привстала. Ей показалось, что впереди блеснула серебряная полоска воды. Так и есть! Кони пошли ещё бодрее, почти срываясь в нестройную рысь. Фургон закачался, и Атто прикрикнул на них – «Тр-р, торопыги!», – натягивая вожжи.
– Милый, что там? – послышался из фургона мелодичный голос Триш, и Чара невольно улыбнулась.
– Река! – звонко воскликнула она, оборачиваясь. – Река!
Триш выбралась наружу и, ласково отпихнув с дороги Карика, встала за спиной мужа, держась за его могучие плечи.
– Пахнет водой… – мечтательно проворковала она.
Чара прикрыла глаза. Свежий ветерок принёс долгожданную прохладу и вода, действительно, пахла! Под пологом фургона забубнили и завозились остальные члены труппы.
Никогда ещё Чара не получала от стирки такого удовольствия, как в этот знойный полдень, стоя по колено в спокойных и тёплых водах неторопливой Великой реки равнин. Ниже по течению Атто и Карик купали коней, а на берегу Триш хлопотала возле большого котла. Чара счастливо щурилась от бликующей на солнце воды.
Нет, она не передумала искать дорогу в Небесные скалы, но мысли о том, что её пути с бродячей труппой Триш однажды разойдутся, причиняли ей боль. Неунывающая, весёлая и расточавшая любовь ко всему живому Триш заразила и Чару неведомым ей до сих пор чувством. Девочка с изумлением обнаружила, что когда ты любим и окружён заботой, возникает желание дарить любовь и заботу в ответ. Но сколько бы она ни отдавала – меньше не становилось.
Тем вечером она впервые заговорила о Стражах.
– Что за железку ты таскаешь на шее? – поинтересовался Карик, стоя на руках и болтая ногами в воздухе. Его тело было гибким, как прутик многолиста, и способным принимать самые немыслимые позы.
Чара торопливо заправила обратно кулон, выскользнувший из глубокого выреза лёгкой рубашки.
– Так… – невразумительно ответила она.
– А в самом деле, – подхватил Лорд Всезнайка, – что там у тебя?
Чара вздохнула. Отказать Югорю она не могла. Она придвинулась к костру и извлекла на свет свою единственную ценность.
– Крылатый конь. Всё, что осталось мне на память об отце…
Лорд Всезнайка рассмотрел резную пластинку и присвистнул:
– Это очень старая вещь. И сделана она не здесь, – добавил он, помедлив.
– Как это? А где же? – подняла на него глаза Чара.
– Видишь вот эти узоры по краям? Это не орнамент. Это – письмо. Буквы, – пояснил он, заметив, что девочка его не поняла. – На чужом языке эти слова что-то значат.
– На каком – чужом? – изумилась Чара.
– На том, я думаю, на котором говорят за Переходами. В Другом мире.
– К-каком мире?
– Другом. Не нашем.
– Не слушай его, малышка, – неожиданно вмешался молчаливый Фонен. – Болтаешь почём зря! Не дури бедной девочке голову! – сердито выговорил он Лорду Всезнайке.
Югорь замолчал, отстранившись, но Чару было уже не остановить.
– А вы видели Стражей? Кто-нибудь из вас?
– Ну конечно! – мягко ответила ей появившаяся у костра Триш. – Однажды двое Стражей даже смотрели наше представление! Это было… Где же это было? – Она растерянно покачала головой. В рыжих кудрях заплясали отсветы костра.
– На Большой Осенней ярмарке, – подсказал Карик. Теперь он стоял на мостике, а Атто поставил ему на живот тяжёлый кувшин с водой, лишь слегка придерживая его за горлышко.
– Какие они? – не унималась Чара, её глаза сияли, словно наполнились внутренним огнём.
– О! Молодые. Сильные.
– А кони? Крылатые кони тоже там были?
– Нет, они были без коней. Но мы часто видим их в полёте. И ты ещё увидишь. Непременно.
До городка с забавным названием Высокое место они добрались к вечеру следующего дня. Место для плоской равнины было действительно высоким – огромный пологий холм долго поднимался вдоль реки, откусившей у него самый краешек невысоким обрывом. В поле, у подножья этого холма, и собиралась каждый год Летняя ярмарка Равнин.
Дорога была забита повозками, пешими и конными людьми. Стоял многоголосый гвалт. Лошади ржали, колёса скрипели, путники потели и злились. А над всем этим висела поднятая с дороги пыль.
Два мерина Триш, воинственно заложив уши, медленным тараном проталкивались вперёд. Великан Атто глубоким басом переругивался с неловкими попутчиками, щёлкал бичом и подбадривал усталых коней.
Чара сидела на козлах и вертела головой. Такого количества людей она не видела никогда. Разнообразно, порой странно одетых, с оттенками кожи от серовато-коричневого, как у Карика, до невероятно бледного, но при этом – темноволосых и кареглазых… Про первых она сообразила сама – это были уроженцы горной долины Бецци. А про вторых ей рассказал Лорд Всезнайка, примостившийся рядом.
– Это Морской народ. Они редко появляются в такой дали от побережья – не любят сушу. У тамошнего лорда – восемь больших островов, сотня разных кораблей и бессчётное количество лодок. В Антраксе, когда мы туда доберёмся, ты увидишь, как их много. Это самый крупный порт на берегу Великого моря.
Чара засмотрелась вперёд, поверх дороги, воображая себя птицей, которая летит над бесконечной равниной вдоль широкой ленты реки далеко на юг, до самого моря…
– А какое оно, море? – не отрываясь от своих грёз, спросила она.
– Синее. Зелёное. Тёмно-серое. С волнами высотой в крепостную стену и гладкое, словно лёд. Непостоянное. Огромное, как небо.
Чара попыталась представить себе это самое «море» и не смогла.
Вся труппа Триш трудилась на ярмарке в полную силу. Они давали представления два раза за день. Утром для детишек, толпы покупателей и зевак, и к вечеру – для усталых торговцев и прочей ищущей развлечений публики.
Утром больше всего работы доставалось смешиле Фонену и Карику, вытворявшему настоящие чудеса на толстом канате, протянутом над головами толпы. Он жонглировал, прыгал и вертелся в воздухе, гнулся и плясал, завязывался узлом, и притом проделывал всё это на высоте в два, а то и больше человеческих роста. Фонен смешил толпу неуклюжими и нелепыми выходками и ужимками. Лорд Всезнайка сочинял и читал меткие стишки о тех, кого зрители выбирали из толпы.
По вечерам Триш, Атто и Фонен разыгрывали неприличные сценки из супружеской жизни всех сословий или одушевляли сказки о Деве и Герое.
Чара крутилась вокруг фургона и деревянного помоста, помогая, чем только могла. Готовила еду, подносила реквизит, собирала монеты со зрителей в широкую шляпу, служившую для этой цели. Суматошный водоворот ярмарки захватил её целиком.
После утренних выступлений Лорд Всезнайка брал её с собой побродить по торговым рядам. О любом предмете, на который Чара обращала внимание, её новый друг обстоятельно рассказывал, что это такое, откуда и для чего служит. Частенько и сами торговцы слушали Югоря, раскрыв рты.
Ту книгу первой нашла Чара. И вовсе не на одном из грубых деревянных прилавков, возле которых подолгу застывал Лорд Всезнайка, если там находилось что почитать. Эта находка лежала на пыльной дерюге, прямо на земле, в тени от большой телеги с тканями ярких расцветок…
Сначала Чара приняла её за широкую и плоскую деревянную шкатулку. Под истрескавшимся и потемневшим от времени лаком угадывался странно знакомый рисунок. Рядом стоял помятый с одного бока железный кубок, пылились пустые длинные ножны и тускло отсвечивала сталь парочки прекрасных метательных ножей, которые Чаре сразу захотелось покрутить в руках. Она вздохнула – пока что в этом не было смысла. Ножи мастерски метал Великан Атто на потеху публике и даже обещал Чаре, что научит и её, но это, наверное, случится нескоро. Она покачала головой и окинула взглядом остальное.
Всё припорошённое пылью «богатство» охранял щупленький старичок в грязной рубахе и штанах из самой грубой мешковины. Он подслеповато щурился, позёвывал и не обращал на Чару никакого внимания. До тех пор, пока её рука не коснулась «шкатулки». Со сноровкой, неожиданной для столь почтенных лет, он прихлопнул её ладошку к крышке.
– Пошто тебе? – недовольно проскрипел он, всё плотнее прижимая её руку к орнаменту своей ладонью, сухой, мозолистой и крепкой, словно корень старого дерева.
А потом что-то случилось. Руку Чары обожгло резкой болью, старикашка отпрянул, тряхнув седыми неопрятными космами. Чара охнула и уставилась на свою ладонь, где наливался краснотой тот самый орнамент в виде кольца из переплетённых между собой линий. Боль прошла так же внезапно, как и появилась, а вот рисунок остался.
– Что у тебя тут?
Чара вздрогнула, но это был всего лишь Лорд Всезнайка. Он присел на корточки и взял в руки «шкатулку».
«Осторожнее!» – хотела крикнуть Чара, но не успела.
Да ничего и не произошло. Старикашка хмуро поглядывал на Югоря, а тот откинул деревянную крышку, которая оказалась… обложкой книги!
– О-о! – только и произнёс Лорд Всезнайка.
– За всё – шесть монет, – скрипучим голосом сварливо обозначил цену старик.
«Шесть монет? Да он издевается!» – возмущённо подумала Чара. Но торговец был невозмутим.
– Мне не нужно всё, – отозвался Лорд Всезнайка, бережно переворачивая толстые пожелтевшие листы странной книги.
– Шесть монет, – упрямо повторил продавец.
– Югорь, – дёрнула своего спутника за рукав Чара, – можно подарить ножи Атто. Хорошие ножи!
Лорд Всезнайка с трудом оторвался от книги и посмотрел на ножи.
– Можно… – задумчиво протянул он. – Шесть монет, говоришь?
Девочка понимала, что цена немыслимо высока. Четыре монеты серебром им с матерью платили за Луну каждодневного труда, но ей отчаянно хотелось разгадать тайну книги.
Лорд Всезнайка вздохнул и распустил тесёмки на кошеле. Шесть серебряных монет легли на сухую, обезображенную болезнью суставов ладонь. Старикашка проворно поднялся и исчез в толпе. Лорд Всезнайка бережно прижал к себе книгу, Чара увязала в дерюжину остальное, и они поспешили обратно к своему фургону.
Кубок Триш определила в реквизит, как и ножны. Ножи высоко оценили Атто и Карик, который немедленно к ним потянулся, за что и получил увесистый шлепок по рукам.
Лорд Всезнайка унёс книгу в фургон да так там и остался, а Чара сгорала от любопытства, помогая Триш готовить помост к вечернему представлению. Ладонь совсем не болела, и она украдкой переворачивала её, чтобы убедиться, что орнамент всё ещё там.
Когда началось представление, она отошла под свет уличной лампы, окружённой роем мошкары, и стала до рези в глазах всматриваться в затейливый узор.
«Магия Стихий», – вдруг сложился загадочный рисунок в не менее загадочные слова, тихим эхом прошелестевшие у неё в голове. По телу девочки пробежала дрожь, словно при ознобе. Что-то беззвучно лопнуло в глазах, и зрение, помутившееся на миг, странно обострилось.
Чара испуганно огляделась. Представление шло своим чередом. Карик со шляпой обходил хохочущих зрителей. Где-то играла музыка. Что-то бормотал за полотняной стенкой фургона Лорд Всезнайка…
«Книга!» – Мысль обожгла её, и Чара, проскользнув за помостом, взлетела на подножку повозки.
Югорь расположился под лампой, передвинув туда один из сундуков. Книга лежала у него на коленях, раскрытая примерно посередине. Он с отсутствующим видом смотрел куда-то далеко, не замечая стенок фургона, да и всего поля Ярмарки вообще. На появление Чары он не отреагировал. Она присела рядом и тронула его за рукав.
– А? Чара… – Он неохотно оторвался от своих мыслей. – Как там представление?
– Хорошо. Что это за книга? – Девочка старалась скрыть нетерпение, ведь Лорд Всезнайка ничего не знал о его причине, а рассказывать о таинственном рисунке на своей ладони она не собиралась.
– Очень древняя и загадочная, как и всё, что попадает в наши руки через десятки Лунных лет… Она из Другого мира, конечно. – Он бережно огладил страницу.
– И что в ней написано?
– Не знаю, Чара. И не знаю никого, кто владел бы языком Ариса.
– А… чего? – не поняла Чара.
– Ариса. Так называется Другой мир.
Чара тряхнула головой. Тонкие прядки растрёпанных волос метнулись туда-сюда.
– Но кто может там писать, если там живут чудовища, от которых нас охраняют Стражи?
Лорд Всезнайка с удивлением посмотрел на девочку, словно увидел её впервые.
– Кто сказал тебе такую глупость? В Арисе живут, или жили когда-то, до Чёрных дней, люди, очень похожие на нас. Но – другие. Стражи охраняют Переходы именно от них и от того, что приходит вместе с ними.
– Чудовища?
– В некотором роде… Только их давно никто не видел, даже Стражи, наверное.
– А зачем тогда тебе эта книга, если ты ничего не можешь в ней прочитать?
Лорд Всезнайка взъерошил свой жиденький чуб:
– Я попытаюсь. Возможно, когда-нибудь и смогу.
– А по мне, – Чара заглянула в книгу, – так одни закорючки ничем не отличаются от других. – И она указала на стопку книг Югоря.
Немного расплывчатая вязь, похожая на клубки змей или переплетения плюща на крепостных стенах, дрогнула и размылась окончательно. Три странных, не имеющих смысла слова прошелестели в голове Чары и закончились вполне отчётливым «призвать воду». Она замерла, приоткрыв рот, не слушая, что там отвечает ей Лорд Всезнайка.
– …научить тебя читать, – долетел до неё обрывок фразы.
– О! – поспешно изобразила она радость, которой не испытывала. Странные слова не желали исчезать и просились на язык. Чара поднялась.
– Кажется, они заканчивают? Пойду, гляну.
– Да-да, – рассеянно отозвался Лорд Всезнайка, снова склоняясь над книгой.
«Призвать воду?» – недоумевала Чара.
Она забралась под фургон. За колесами негромко хрупали сеном Бодряк и Лентюх – кони Триш. Подумав о лошадях, она спохватилась, что их ещё надо напоить, для чего придётся натаскать воду от одной из больших бочек-на-колесах, в которых её доставляли на ярмарку.
«А что, если?.. – Сумасшедшая мысль сверкнула фальшивой монетой и потускнела, растеряв блеск от доводов разума. – Глупо. Нелепо. Вот ведь дурочка».
Она пролезла на другую сторону, к лошадям и пустым вёдрам. Здесь царила темнота. Лентюх шарахнулся было, но Чара успокоила его, погладив по тёплой шее. Она присела перед одним из вёдер, совершенно не понимая, что делать дальше. Попыталась представить его полным до краев и шепнула дурацкие слова.
В ведре отразилась Белая луна, разбитая на осколки рябью. Кони оживились. Чара, напротив, заледенела. Медленно, неуверенно протянула дрожащую руку и коснулась поверхности воды. С пальцев закапало.
Без единой мысли в голове она проделала тот же фокус со вторым ведром. Луна закачалась и в нём. Вспомнилось: «Магия Стихий…» Магия? Колдовство? Что-то крайне нехорошее, о чём даже говорить нельзя. И это случилось с ней!
Поставив тяжёлые вёдра так, чтобы лошади могли напиться, Чара обошла фургон. Её знобило, руки похолодели, а в ушах стоял шум. Так страшно ей не было ни разу в жизни: будто мало было оставленного за спиной мертвеца, теперь ещё и это… Аж два ужаса, которые не помещались внутри – убийство и магия. Они рвались наружу.
Толпа вокруг помоста сильно поредела – последнее представление закончилось. Утром они снова тронутся в путь. У Чары сжималось горло от горьких размышлений: стоит ли ей оставаться и дальше с новыми друзьями, не ведавшими, кого приютили под крышей старенького фургона?
Кто-то тихонько подошёл сзади и обнял девочку за плечи.
– Что с тобой, малышка? – ласково спросила Триш, разворачивая Чару к себе лицом. – Тебе нехорошо?
Голос актёрки, усталый после работы, похрипывал, но это не мешало расслышать в нём искреннюю тревогу.
Чара судорожно вздохнула раз, другой, а потом зарыдала, уткнувшись в мягкую грудь женщины, пахнущую потом и, совсем немного, дешёвыми духами. Прижавшись к ней так, как никогда не прижималась к груди матери.
– Я… я… – Она пыталась вытолкнуть страшные слова из непослушного горла. – Я убила человека…
Никто в труппе не сомневался, что девочка попала в беду. Она каждую ночь металась и вскрикивала во сне, ни разу не попыталась рассказать, как очутилась одна на безлюдной дороге, ни разу не вспомнила свой дом или родных. Но здесь не принято было лезть человеку в душу. Триш не сомневалась, что Чара обо всём расскажет. Когда придёт время.
И вот это время пришло. Захлебываясь слезами, торопливо глотая слова, Чара рассказывала ей грустную и наивную историю своего бегства. Триш гладила девочку по голове, по худеньким плечам, заправляла за ухо непослушную лёгкую прядку и слушала, слушала, слушала…
Когда поток слов иссяк, Триш достала пузатую бутыль и кружку. Напиток обжег Чаре горло и заставил закашляться.
– Глотни ещё, малышка. Это позволит тебе сегодня уснуть. А пока послушай-ка Триш. Ты прикончила негодяя под светом Трёх Лун, в единственную ночь, когда Богини собираются вместе. Неужели ты сомневаешься, что твоей рукой водила одна из них, а то и все они разом? То, что они избрали ребёнка для столь тяжёлого дела, конечно, странно, но не нам судить, что было у них на уме. А кони… Что – кони? Актёрка Триш тоже не родилась в фургоне посреди дороги. У меня был дом и была семья. Да только я мечтала бродить по свету. Погляди-ка! Вот она – я, перед тобой, с полной шляпой монет и в окружении верных друзей!
Найдём мы дорогу к Небесным скалам! Это я, Триш, тебе обещаю. И тогда уже ты посмотришь, стоила ли того твоя мечта. Только не смей сомневаться в этом сейчас!
По другую сторону помоста разгорался костёр, отбрасывая тёплые отсветы на усталое и доброе лицо женщины. Чара всхлипнула в последний раз и с удивлением обнаружила, что слёз больше нет. Как нет и горечи, мучившей её с той самой ночи. Лицо Колдея размывалось и таяло в памяти. Уходило. А оставалось жестокое знание, что она способна убить человека и… её новые, грозящие бедой способности, которые ещё предстояло по-настоящему осознать.
Глаза у Чары слипались, ей стало тепло и совсем-совсем не хотелось ни о чём думать…
Чуть позже Великан Атто осторожно отнёс спящую девочку в фургон, и труппа актёрки Триш непривычно тихо отпраздновала окончание Летней ярмарки Равнин.
