– Очуметь, – протянула Кисуля, забирая у меня из рук парик.
– Его передал для тебя Матео.
– Как тебе? – с восторгом спросила она.
– Ты очень, очень красивая. Можно?
Я дотронулась кончиками пальцев до ее лица, как несколько дней назад до лица Матео.
– Знаешь, все, что осталось от меня прежней, это – глаза, – с какой-то щемящей грустью в голосе сказала Кисуля.
– Какие они? Нет, не отвечай. Зеленые, как у кошки.
– Ты точно видишь сердцем. Знаешь, как называл меня Грош, когда мы ссорились? Бешенный сфинкс. – усмехнулась она. – Скоро увидимся, придурок.
Уже несколько дней мы шли по серым, окутанным туманом землям. Иссохшие в нестерпимом зное деревца и редкие каменные насыпи – вот все, что мы видели на своем пути. Я все больше волновалась, правильно ли выбрала дорогу, что Матео ошибся насчет меня. Но ни одним словом мои спутники не выказывали своего недоверия. Все, понурив голову, брели вперед. Кисуля едва держалась в седле – нужен привал.
Мы расположились за небольшой каменной насыпью и едва нашли дрова для костра. Кисуля почти все время спала. Вот и сейчас она лежала в спальнике Гроша и тихо бредила во сне. Разящий, переминаясь в ноги на ногу, стоял неподалеку. Он то и дело вскидывал голову во сне, и сбруя его, украшенная самоцветными камнями, звенела в тишине.
– Как ты стал королем этих земель? – я дотронулась до руки Матео, пытаясь привлечь его внимание.
Он долго смотрел на еле тлевший костер, а потом вдруг развернулся ко мне.
– Это место прекрасно. Когда-нибудь ты поймешь это. Я хочу сохранить его. Для всех тех, кого люблю, кого помню, в кого верю. Ведь каждый человек – это целый мир, с континентами, городами и странами. Мир без условностей, где в тишине сердца ты можешь найти дорогих тебе людей. Стоит только захотеть.
Его голос, чарующий и нежный, проникал в меня, заполнял. Сегодня мы спали в одном спальнике. Словно не могли оторваться друг от друга. Словно я жила лишь в те минуты, когда видела его глаза.
Проснувшись утром ни спальника, ни Кисули не было – лишь небольшая горка аккуратно сложенных камней.
– А где парик? – спросила я Матео.
Мы оба сидели на крыльце хозблока. На улице цвел май. Я слышала, как, лопаясь, раскрываются почки на деревьях, как птицы укладывают перья и веточки в свои гнезда, как жарко пахнет солнце.
– На ней. Она сказала родителям, что не хочет его снимать.
– Пообещай мне, – Матео поднялся на ноги, увлекая меня за собой, – что ты узнаешь то самое слово. Пообещай. Что бы со мной ни случилось. Как бы тьма ни преследовала тебя. Мы верим в тебя. Я, Грош, Кисуля. Слышишь?