Наталья Масальская
Ищейка Спиридонов

Полная версия

Крампус

– Ну какой еще злой дух? – Кирилл даже фыркнул от возмущения. – Вы молодая, современная девушка, а верите в какие-то бабушкины сказки. Лучше опишите потерпевшего.

– Ну а чего его описывать, – обиженно протянула девушка, наматывая ярко-розовую жвачку на указательный палец. – Немец как немец. Высокий, белобрысый, – она снова засунула резинку в рот.

Кирилл невольно поморщился.

– Куда пойдет, сказал?

– Конечно, – с вызовом ответила она. И продолжила, не выдержав пристального взгляда участкового. – На кладбище он собирался. Все расспрашивал, как туда попасть. У него дед вроде там похоронен.

– Значит, он говорит по-русски?

– Да нет, он на телефон наговаривал, а программа переводила. Ну есть такие специальные программы, – затрясла она перед лицом участкового рукой.

– Знаю я, – отмахнулся он. – Номер его покажете?

– Покажу. Меня, кстати, Верой зовут.

Изящно вильнув бедрами, девица обогнула стойку администратора и, то и дело оборачиваясь на молоденького полицейского, направилась к лестнице.

Осмотр номера результатов не дал. Судя по количеству вещей, приехал иностранец на пару дней. В его сумке Кирилл нашел пожелтевшую от времени фотографию немецкого солдата. Похоже, тот действительно прибыл в поселок на могилку деда. Он быстро окинул взглядом безвкусно обставленную узкую комнатку. Таблички на английском, типа: «not smoke», придавали незатейливому сельскому комфорту дешевого шика.

– Говорю вам, это все Крампус, – наблюдая за перемещениями участкового, подытожила Вера.

Кирилл обернулся.

– Не говорите ерунду, – отрезал он и направился к выходу. – Загулял где-нибудь, а теперь спит пьяный.

– Не-а, – надула розовый пузырь Вера. – Сегодня его точно никто в дом не пустит, – проговорила она и тоже принялась лениво разглядывать номер, будто была здесь впервые.

Кирилл не выдержал ее молчания.

– И почему же?

– Вот вы, товарищ участковый, не верите мне, а я правду говорю. В канун Рождества выходит на охоту злой дух – Крампус. Тот, кто впустит его сегодня к себе, лишится души. Он может обернуться даже в знакомого вам человека, чтобы обманом в дом проникнуть. Так что никто в поселке дверь ему не откроет.

Кирилл скептически поджал губы.

– Проверим, – ответил он, прикидывая, как бы ему протиснуться мимо стоящей в дверях девушки.

Вера с бесстыдной прямолинейностью, свойственной красивым женщинам, разглядывала мнущегося парня. Ей явно нравилось смущение на его лице и неуверенность в движениях. Наслаждаясь своей неожиданной властью над ним, она не двигалась с места.

– Позвольте, – стараясь придать голосу прежнюю решительность, проговорил Кирилл, отодвигая девицу черной папкой из кожзама, как паука со столешницы.

Получив наконец свободу, он бойко сбежал по лестнице на первый этаж и, застегивая на ходу теплый полицейский бушлат, бросил уже в дверях:

– Возможно, мне понадобится еще что-то уточнить. Никуда не уходите.

– Ага, – протянула Верка, накручивая на палец кончики длинных светлых волос. – Ниче такой, бойкий, – продолжала она размышлять вслух, когда за участковым закрылась дверь.

Оказавшись на улице, Кирилл остановился, Его взгляд зацепился за пожилую пару на крыльце дома напротив. Судя по жестикуляции женщины, она была явно чем-то недовольна. Кирилл, недолго думая, направился к ним.

Хозяйка, которая на время отвлеклась от мужа, бестолково смотрела на нового участкового. Видимо, его рассказ казался ей чем-то нереальным либо дурацкой шуткой, и после того, как он в очередной раз спросил, не видела ли она чего подозрительного, выдала:

– Немец?

– Да, немец, – начал заводиться Кирилл. – Так вы видели, как он выходил из гостиницы?

– Из гостиницы? – язвительно улыбнулась женщина. – Ты про Веркин притон? – она зло зыкнула на стоящего неподалеку мужа.

Тот схватил полные ведра и быстро пошел к бане.

– Только и горазда жопой вилять, а этим, – она кивнула в сторону удаляющегося мужчины, – только того и надо. Тьфу, кобели, сил моих нет.

Видя, что разговор свернул не в то русло, Кирилл засобирался.

Он вежливо кивнул продолжающей сыпать ругательства женщине и быстро вышел за калитку.

– Эй, – крикнула она ему в спину. Я знаю, кто его того…

Кирилл медленно вернулся к калитке и расстегнул папку, чтобы достать блокнот и ручку.

– Крампус. Слышали? – понизив голос до громкого шепота, сообщила она.

– Да вы что, сговорились? – буркнул себе под нос Кирилл, убирая блокнот. – Спасибо, – ответил он и быстро пошел прочь.

– Это вы зря не верите, – продолжала кричать ему в спину женщина. – У Михеича спроси, он его не раз видел. Да и я тоже, только издалека, —перекрестилась она.

– Что за Михеич? – крикнул Кирилл, который уже отошел на приличное расстояние.

– Сторож на кладбище.

***

Сейчас, при свете дня, кладбище выглядело спящим. Кирилл невольно передернул плечами, стараясь не думать о его обитателях. С небольшой часовенки у ворот с криком поднялась стая ворон, делая это место еще более зловещим. Он вошел в ворота, метров через десять оказался у небольшого деревянного домишки – явно местного сторожа. Он открыл тяжелую, обитую клеенкой дверь и вместе с клубами пара вошел внутрь. Везде дремала тишина, и только старые ходики громко отсчитывали секунды. Из-за тканевой занавески, которая служила хозяину межкомнатной дверью, послышалась неясная возня, будто пришло в движение что-то большое. Кирилл невольно остановился, вспомнив, где он. Резко отдернув полог, перед ним появился коренастый старик в валенках и теплом овечьем жилете.

– Простите, вы Михеич? – смутившись, что не догадался узнать имя, спросил Кирилл.

– Ну я. А ты кого-то ищешь? – спросил он степенным басом.

– Ищу, – ответил Кирилл, показывая сторожу удостоверение. – Вы не видели здесь вчера, может быть, позавчера иностранца?

– Так как же, приходил. Своей шайтан-машинкой в рожу мне все тыкал. Ну, такая, которая с ихнего бусурманского на наш переводит, – пояснил Михеич. – Могилку деда, значит, искал. Ну, я ему показал, он мне, как положено, на пузырек дал. Это значит, чтобы помянуть усопшего, – затараторил он, когда понял, что брякнул лишнего. – Ну, я и… – приложил он ребро ладони к шее. – А чего? У меня все прибрано, жмурики мои, как дети малые, спят – тихо-тихо. Хотя, ты знашь, шумел тут кто-то. Аж жутко стало. Никак Крампус из могилки своей выбирался.

Кирилл вздохнул, но отвечать не стал. Бесполезно. Вся деревня как с ума от этого Крампуса сошла, будь он неладен.

– То есть на улицу вы не выходили, чтобы проверить, что там за шум?

– Да бог с тобой, мил ты человек. Кто ж на улицу выходит, когда нехристь этот из могилы своей лезет? – замахал на него руками дед.

– Ну хорошо, а поподробнее про Крампуса этого вы рассказать можете?

– Так расскажу, чего не рассказать-то, – он зашаркал к небольшому, накрытому пестрой клеенкой столу и воткнул в розетку вилку пожелтевшего от времени металлического чайника. Тот тяжело запыхтел, наполняя маленькую комнатку уютом.

– Да ты садись, в ногах-то правды нет, – предложил Михеич, усаживаясь на покрытый потертой овчиной табурет.

Трясущимися то ли от старости, то ли от похмелья руками он придвинул в центр стола разномастные чашки со следами всего, что из них когда-то пили, вытащил из небольшой коробочки пакетики заварки и разложил по кружкам.

– У меня и медок есть, – придвинул он ближе к гостю пол-литровую банку, наполненную на треть засахарившимся медом. – Так вот, значить, – начал он неторопливо, разливая по кружкам кипяток. – Во время войны дело-то было. В деревне нашей немцы стояли с неделю. Уж дело к победе шло, поэтому не так уж они озорничали. И вот один солдатик возьми да и прибейся к нашей Зинке. Баба, я тебе скажу, она знатная была. Королевна, – улыбаясь во весь рот, проговорил Михеич. – Ну так немца того она и спрятала. Держала у себя в подполе, кормила, поила, языку учила. Потом на свет его выводить стала. Поначалу никто и не знал ничего. Мемтой и немтой, мало ли увечных с войны-то приходило. А там, глядь, Зинка-то уж с пузом ходит. Тогда много мимо нашей деревни служивых прошло. Все по домам возвращались. Так вот кто-то узнал немца ее. Чего тут началось! Мишка Косой, тот, что тоже, значит, за Зинкой ухлестывал, смуту поднял. Собрались они с мужиками да и порешили немца. Зинка с лица спала, захворала, а потом и сама померла вместе с дитем нерожденным. А через пару лет он и появился – Крампус. Шкура черная, рогов дюжина. Мишку и порешил. В деревне шептаться стали, что, когда Зинка-то помирала, прокляла обидчиков. Сказала, до тех пор чудище приходить будет, пока всех виновных до седьмого колена не изведет. Так-то, – с предостережением закончил дед и громко втянул сухими морщинистыми губами горячий чай.