Наталья Кошаева
Высокий сезон
Опера-Буфф.
«…Я же в сторонку тихо направлюсь,
И позабавлюсь с той и другой,
Да с той, с другой, да с той, с другой.
Больше десятка их, для порядка,
Завтра запишешь в список ты мой…» из арии Дон Жуана из оперы «Дон Жуан»
Действующие лица:
Представители закона:
Старший следователь прокуратуры города Севильи
Младший альгвасил
Сеньорита стенографистка
Подозреваемый:
Дон Жуан де Тенорио
Пострадавшая:
Донна Анна
Свидетели:
Дон Оттавио жених донны Анны
Лепорелло – слуга подозреваемого
Донна Эльвира де Тенорио – утверждает, что она жена подозреваемого
Селяне и селянки
Место действия Севилия конец 17 столетия. Вечер. Отделение полиции в ближайшем пригороде Севилии.
Действие первое.
Дверь хлопнула и впустила в помещение полицейского управления старшего следователя севильской прокуратуры. В этот душный летний вечер разбираться с делами совсем не хотелось. Весь небольшой предбанник перед кабинетом был забит пестрой разношерстной толпой, а в обезьяннике, за художественными решетками отдыхал арестованный.
Сквозь зубы брошенное приветствие, щелчок пальцами и вслед за следователем пристроилась сеньорита стенографистка, а у двери кабинета застыл младший чин.
– Альгвасил, приглашайте сначала потерпевшую, потом свидетелей по одному. – возмущение толпы было пресечено следователем в зародыше только одним грозным взглядом.
Листы протоколов белели на столе из темного дерева. Аристократичный палец прошелся по столешнице, изъеденной жучком, и остановился у пачки бумаг. Холеный ноготь провел черту под именем главного подозреваемого. Глаза живо пробежались по первым строкам верхнего протокола.
Стенографисточка – тонкая, почти прозрачная, опустилась в углу и приготовилась записывать.
– Альгвасил! Давай первого! – дверь скрипнула, впуская молодую девушку, закутанную с головы до ног в черный траур. Она изящно опустилась на стул у стола следователя и приподняла густую вуаль.
– Доброго вам дня, – звук его мелодичного голоса заставил чиновника оторваться от чтения протокола и внимательно поглядеть на даму.
– С кем имею честь?
– Донна Анна, – просто ответила дамочка.
– Кем вам приходился пострадавший, то есть убитый?
– Убитый… – девушка осеклась, промокнула глаза платочком и продолжила – мой батюшка, Дон… Дон Командор.
Потребовалось время, чтобы потерпевшая глотнула воды и успокоилась, – Что можете рассказать по делу?
– Я сидела дома, – голос девушки то и дело прерывался от сдерживаемых рыданий, – вдруг передо мной возник мужчина в плаще и полумаске!
– Дальше, – сухие интонации следователя не давали потерпевшей скатиться в истерику. – Этот мужчина угрожал? Или же он совершал иные насильственные действия против вас?
– Нет! Что вы! Он же идальго! Он пал предо мною на колени и признавался в любви…
– И?!
– Все. – слезы высохли в момент, – Вы не понимаете? Мужчина! У меня! Это же конец моей репутации!
– Дальше!
– Я закричала, он умолял меня не шуметь и не звать на помощь. Попытался скрыться. Я ухватила его за край плаща.
– Я правильно понимаю, что подозреваемый вам не нанес вам никакого урона, кроме того, что неожиданно решил объясниться в неземной любви, и попытался покинуть место преступления сразу, как только вы подняли крик?
Благородная донна кивнула. – Этого мало?
– На шум вышел батюшка, а я убежала к себе.
– То есть вы не видели, что было дальше?
Девушка закрыла лицо руками и с надрывом протянула, – Нееееет…
– Когда я… вышла в сад, с женихом…, отец уже лежал на земле бездыханный…
– Ага… А жених…?
– Дон Оттавио.
– Да,– взгляд на протокол, – Дон Оттавио, он тоже был у вас в гостях? А как же ваша репутация?
Донна сначала покраснела, потом побледнела, и кусая губы ответила, – Но ведь он же жених…
Сеньорита в углу громко хмыкнула.
– Что дальше?
– Я поклялась, что отомщу убийце. И вот… мы с женихом решили прогуляться. Тут за городом встретили… нашего старого знакомого.
– …Это он… батюшку… – донна Анна снова задохнулась от рыданий.
– Как вы можете утверждать, что это он, если вы не видели его лица?
– У меня абсолютный слух, я узнала этот голос.
– Сеньорита, пометьте – провести следственный эксперимент. Да, еще экспертизу закажите – кровь на шпаге подозреваемого совпадает с кровью убитого. – И к потерпевшей, – Что-нибудь еще?
Донна Анна молча мотнула головой, и была тут же отпущена следователем.
– Простите… – прошептала молодая дама, опуская вуаль, и пошатываясь вышла из комнаты.
Следующим в кабинет зашел просто одетый немолодой мужчина со свежим кровоподтеком на скуле.
– Кто вы у меня?
– Я слуга господина Дона Жуана, Лепорелло.
– Что можете сообщить по делу?
Мужчина наморщил лоб, соображая, что сказать, посмотрел в потолок, оглянулся на стенографистку, а затем нагнулся ближе к следователю. – Я служу его милости уже… – загибая пальцы попытался сосчитать, – уже много лет…
– Ну ей богу, у меня уже больше нет сил терпеть его выкрутасы! Арестуйте его пожалуйста, пусть посидит. Может у него в местах, не столь отдаленных, мозги на место встанут? Везде, куда не приедем бабы, бабы, бабы, обманутые мужья, женихи, отцы, братья. Моя жизнь превратилась в кошмар. Мы ни где не задерживаемся больше чем на три дня. И ведь его милость он же как ребенок! Увидит бабу и все – готов! А они-то, они-то шагу ему ступить не дают. Летят к нему как мухи на сладкое. Уж я их гоняю, гоняю. И все равно некоторым удается просочиться.
– Это что? – свиток, поданный стенографисткой хрустнул в тонких пальцах следователя.
– Ах это… – Лепорелло мнется, – Да дурь полная!
– Мой, – кивок в сторону обезьянника, – список составляет якобы своих «побед»!
Следователь пробегает глазами длинный список, – Что правда?! Три тысячи?
– Ну какие там три тысячи! – Лепорелло морщится, – Я же говорю, дурь, и брехня!
Свиток отброшен в сторону, интерес к нему утерян. – Вы присутствовали при поединке между вашим господином и Доном Комондором?
– Да, ваша милость. – Лепорелло почесал затылок, – было дело…
– Значит, стою я у ограды и вижу выбегает во двор мой хозяин, а в него как пиявка вцепилась дамочка и не отпускает. Крику подняла. Ну батюшку и разбудили, он выскочил чуть ли не в ночном колпаке, но зато со шпагой в руке. Оне ж благородные! Дамочка хозяина отпустила и в дом убежала, а батюшка ейный начал ругаться и шпагой грозить. Мой все уйти порывался, но старик больно прыткий попался. Ему бы у камина сидеть кости греть, а туда же… Короче. Если бы мой шпагу не вытащил, сейчас бы по нему поминки справляли…
– То есть вы хотите сказать, что это была своего рода самооборона?
– Ну как есть она самая! И вот после этой самообороны, мы рысью к себе. По дороге от него еще одну Донну отлепил, потом мы еще чуть невесту не увели со свадьбы, ну и так по мелочи… А тут и та дамочка объявилась, нас арестовали и сюда доставили…
– Хорошо, следующего зови!
Через несколько мгновений место перед столом занял молодой худощавый мужчина. «Нервничает», – наметанный глаз следователя замечал все: и новомодный кружевной воротник, и серьгу из крупной жемчужины, и богатую золотую цепь на шее.
– Так, вы у меня кто? – интонациями следователя можно было замораживать, и это не смотря на духоту вечера.
– Дон Оттавио. – представился модник.
– Дон… Оттавио, Дон Оттавио… – пришлось пересмотреть все протоколы, нужный лежал самым последним. – Кем вы приходитесь пострадавшему?
– Я – жених Донны Анны. – гордо заявил свидетель.
– Понятно, – пальцы следователя забарабанили по столу, – А скажите мне пожалуйста, жених, где вы находились в момент убийства?
– Я был со своей невестой! – с вызовом ответил молодой человек.
– То есть в тот момент, когда убивали вашего будущего тестя вы были подле невесты? – о взгляд следователя можно было уколоться, – И даже не поспешили ему на помощь?
– Скажите, а где вы вообще находились, когда к вашей невесте заявился подозреваемый. Или нужно задать вопрос с кем?
Вопрос следователя застал жениха врасплох, он совсем не по-аристократически захлопал глазами. – Вы забываетесь! Как вы смеете…
– Смею, ваша милость! Так что же?
Молодой человек понял, что отвечать придется. Дон Оттавио насупился и нехотя поведал, что в тот момент, когда наверху разворачивалась драма, он приятно проводил время со служанкой. – Поклянитесь мне на распятии, что вы не расскажите об этом сеньорите. – потребовал он в конце.
– Свободны, дон Оттавио. – взмах руки в сторону двери, – следующего позовите.
Место подле стола пустовало недолго, его заняла заплаканная молодая дама, – Донна Эльвира, – представилась она.
– Я жена этого… супостата.
Удивлению следователя не было пределов. – И как, извините, вам это удалось?
И дальше, обращаясь к стенографистке, – Сеньорита, приобщите к делу, свидетельство о браке. И, да! Экспертизу подлинности, тоже.
– Итак, синьора де Тенорио, что можете сообщить следствию? Где вы были в момент убийства?
Дама мелко затряслась и всхлипнула, отрицательно мотнула головой. – Он же клялся мне… А всего три дня и поминай как звали.
– Посадите, посадите его, злодея! Чтобы до него наконец дошло, что … – дама опять зашлась в беззвучных рыданиях.
Донна Эльвира свела брови к переносице и изящным пальчиком несколько раз стукнула по столешнице, – Пусть посидит, подумает, как он обошелся со мной! Я его… Я его… – она дернула воротник и снова зарыдала.
– Я его ждать буду… – из-за обшлага прокурорского мундира был вытащен кружевной платок и подан расстроенной женщине.
– Все, сеньора де Тенорио, свободны, идите там в коридоре начинайте ждать своего супруга, поскольку срок ему светит вполне конкретный и позовите следующего. Много их там еще?
Супруга подозреваемого встала, опустила на лицо вуаль и двинулась к выходу. У следователя появилась минутка потянуться и размять затекшую шею. Дело вырисовывалось вполне ясное, нужно было уже заканчивать со свидетелями и переходить к подозреваемому.
Ну а пока еще двое – которые тоже ничего конкретного сообщить по делу не могли, но пылали праведным гневом и жаждали покарать преступника.
Пока опрашивали свидетелей уже стемнело, из открытого окна потянуло свежестью. После небольшого перерыва на кофе, альгвасил привел на допрос подозреваемого.
Это был ладно скроенный молодой мужчина, приятной внешности, одетый в изысканный камзол, слегка помятый во время задержания.
Мужчина, лишь войдя в помещение, сразу обратил внимание на стенографистку, сидевшую в дальнем углу.
– О! Киса! Рыбка! – широко улыбаясь мужчина плавной походкой двинулся к девушке. Стенографистка зарделась и смущенно потупилась.
– Подозреваемый, фу! – раздалась команда.
Мужчина застыл, обернулся, и его улыбка стала еще шире.
– Киса? Рыбка?! – в его черных глазах заплясали искорки.
– Сидеть! – снова скомандовала следователь и поднялась из-за стола, а подозреваемый наоборот опустился на стул, буравя влюбленными глазами сеньору следователя.
– Ну, Киса… – проворковал мужчина.
Следователь процокала мимо арестованного на высоченных двенадцатисантиметровых шпильках.
Мужчина, пока она дефилировала туда-сюда, успел ее раздеть глазами, а потом снова одеть.
– Рыбка! – мужчина еще прошелся горячим взглядом снизу вверх и обратно, сконцентрировавшись на умопомрачительно элегантных туфлях.
– Да, – сеньора следователь картинно выставила ножку в блестящей лодочке, – Босс носит Прадо, ну и нам тоже… приходится.
– Униформа, – пояснила она.
С этими словами Госпожа следователь уселась за стол, сняла треуголку и пригладила волосы около аккуратных рожек.
– Ну что, подозреваемый, признаваться будем?
– Киса! Рыбка! – мужчина прижал правую руку к сердцу, а левой послал ей воздушный поцелуй.
– Он мне, определенно, нравится. – пробормотала следователь под нос.
– Так как? Чистосердечное подпишем, супруге твоей подарок сделаем? – следователь пододвинула чистый листок и перо к мужчине.
Мужчина испуганно глянул на дверь, наморщил лоб силясь вспомнить, – Киса?.. Рыбка?..
– Да твоя киса тут у меня рыдала, обещала тебя дождаться…
Мужчина замотал головой, перебивая ее, – Киса!
– Тогда подписывай это! – рявкнула следователь и подтолкнула к подозреваемому другую бумагу.
Он восхищенно уставился на нее, – Рыбка! – и потянулся к чернильнице.
– Стой! – следователь остановила его руку, – кровью подписывай.
Подозреваемый с готовностью протянул ей руку и сеньора следователь острым стилетом кольнула его палец.
Как только окровавленный палец дона Жуана де Тенорио был прижат к договору раздался удар грома, и порыв ветра, ворвавшийся в открытое окно, задул все свечи.
В наступившей темноте светились только глаза госпожи следователя. Она встала, подошла к мужчине. Он поднялся ей навстречу и с готовностью предложил руку, обернутую краем короткого плаща.
Сеньора следователь усмехнулась, вложила свои пальчики в протянутую руку, – Я его забираю, – сказала она.
Снова ударил гром и с очередным порывом ветра они исчезли. Стенографистка, сидевшая в углу, не проронила ни слова, потому как она уже давно была в глубоком обмороке.
Действие второе.
Через три дня в зале опустевшей виллы Дона Жуана де Тенорио, Лепорелло наслаждался жизнью сидя у камина. Рядом с ним стояла пузатая бутылка в оплетке, к которой он то и дело прикладывался. Напротив него сидела молодая дама – корреспондент местной газеты с блокнотом в руках. Лепорелло давал интервью и рассказывал о своей жизни рядом с легендарным Доном Жуаном.
Это уже была не первая журналистка, за эти три долгих дня Лепорелло уже много раз рассказал свою историю, которая обрастала все новыми и новыми подробностями.
Эта дамочка была к тому же еще и очень хорошенькой она так мило краснела, когда Лепорелло рассказывал ей о похождениях его покойного хозяина.
– И вот господин мне и говорит: «Лепорелло, а не на эту ли сеньориту ты обратил внимание?»
– А я ему: «Да, ваша милость!»
– А он мне…
И в этот момент дверь с грохотом открылась и на пороге появился Дон Жуан собственной персоной, который увидав журналистку, сразу направился к ней.
– О! Киса! Рыбка!
Лепорелло тихо сполз с кресла на пол, – А я и не сомневался, – горестно пробормотал он.
– Три дня- то уже прошли. Небось и там, – Лепорелло неопределенно ткнул пальцем вверх, – набедокурил…
О пользе чайного гриба.
«Ча́йный гриб»(также «японский гриб», «маньчжурский гриб»)– обобщающее название нескольких разновидностей симбиоза дрожжевого гриба с бактерией. При помощи чайного гриба и воды изготавливается кисло-сладкий газированный прохладительный напиток, называемый чайным квасом. Используется в альтернативной медицине, хотя лекарственный эффект от употребления чайного гриба не доказан.» Википедия
В самые слякотные и темные осенние дни зараза меня все-таки достала. Ледяной ветер пробрался сквозь витки густо намотанного шарфа, да еще сапог предательски потек в глубокой луже – и вирус тут же явился со всеми своими сопутствующими удовольствиями в виде распухшего носа, слезящихся глаз и больного горла.
Пришлось целую неделю пить чай из ромашки, закусывая антибиотиками. Закутавшись в мягкий плед, целыми днями лежала на диване с романом популярного автора. Вернее, мы вместе с толстенным романом валялись на диване. Наше с книжкой мирное сосуществование иногда нарушали звонки моей бывшей свекрови, которая, услышав мои хрипы, тут же велела пить чайный гриб, ибо спасет только он. Кое-как уговорила свекровь не торопить события и оставить гриб в покое.
Свекровь, Антонина Петровна, была женщиной активной, к тому же фанатично верящей во всесилие чайного гриба и прочие шаманские практики. От разговора с нею я разволновалась, и температура поползла опять вверх, не заметила, как уснула, отодвинув бестселлер на край дивана. Проснулась от того, что на пол с грохотом рухнула моя книжка, которую я нечаянно столкнула. В темноте нашарила толстый том, отряхнула его от пыли и уложила рядом с собой. Пощупала лоб, температура упала.
– Ух я и спать! – потянулась и глянула на будильник, на нем светилось четыре зеленых нуля. Появилась законная возможность раздеться и лечь снова, уже под одеяло, а не поверх него.
А для того, чтобы произвести такую ротацию, нужно было все-таки отодрать свои телеса от горизонтальной плоскости.
Собрала силу воли в кулак встала и завизжала на такой высокой ноте, что больное горло тут же сжалось, а визг перешел в еле слышное сипение. В кресле рядом с моим диваном сидел старец.
Не дед, а именно старец – с длинными седыми волосами до плеч и такой же седой бородой. Острый взгляд из-под кустистых бровей был направлен прямо на меня.
Сипение перешло в приступ натужного кашля, который согнул меня пополам. Под взглядом старческих глаз-буравчиков нервно схватила кружку с давно остывшим ромашковым чаем.
Лишь после большого глотка связки наконец сомкнулись и сип превратился во что-то более членораздельное. – Уходи, глюк!
Я крепко зажмурилась и уверенно проговорила, – Сейчас я открою глаза и глюк исчезнет.
Осторожно разлепила один глаз – глюк сидел на своем месте. Зажмурилась еще раз, для верности закрыла лицо руками.
– Растворись, растворись, исчезни! – уговаривала я его.
Через какое-то время глянула опять, – глюк сидел все на том же месте и с укором смотрел на меня.
– Прекращай уже эту ерунду, – сказал он.
Я аж чаем поперхнулась – он еще и разговаривает!
– А ты не можешь просто исчезнуть? – попросила я его.
Старец закатил глаза и воздел руки к небу. – Сядь, а?
Села. Глюк вел себя до этого момента прилично, но кто его знает, что от него ждать… Держу на всякий случай ухо востро. – Ты кто вообще такой? – спрашиваю.
– А на кого я похож? – ухмыляется он в усы и поворачивается ко мне в пол оборота.
– Ну не знаю… на деда Мороза? Или нет… на деда Мазая!
Глюк фыркнул, – Ragazza stupida! Внимательней смотри!
– Рабиндранат Тагор? – спросила я наугад, глюк отрицательно мотнул головой.
– А если так, – старец как-то по-особому повернулся и свел свои кустистые брови в кучку.
– Замри! – воскликнула я, заметив, что-то отдаленно знакомое. – Точно! Василич, дедушка, что на лавочке сидит каждое утро!
Глюк совершенно издевательски покрутил у своего виска пальцем.
– Слушай, – обиделась я, – имей совесть, у меня побочка от антибиотиков, а он тут угадайку затеял…
– Леонардо я, да Винчи! – старец значительно поднял палец.
Я глупо захихикала, – А чего не Рафаэль?
Старец поджал губы и хищно прищурился, – Почему все сразу про этого выскочку из Урбино вспоминают?! Что он такого создал! А я… – дальше старец перешел на итальянский.
– Ну прости, – пошла я на попятный, – Ты самый гениальный, Рафаэлю до тебя далеко.
– Ну то-то же, – Леонардо довольно огладил бороду.
– И что же великий гений Возрождения забыл у меня в Ульянке?
– Вселяться будем.
– Ку-куда? – спросила я, оглядывая свою малогабаритную…
– В тебя, – в сердцах рубанул дед, и мне показалось, что он еще тихо добавил: «Дура!».
– Я согласия на то не давала! Почему в меня? И кто вам дал право меня же еще и оскорблять! Что более достойных не нашлось? Я готова уступить!
– Все сказала? – Леонардо терпеливо молчал, – А теперь меня послушай.
Он прочистил горло, расправил усы, – У нас там знаешь какой конкурс на вселение? Я столько лет ждал… Ты не понимаешь, как хочется опять ощутить радость творчества. Опять прикоснуться к девственно чистому холсту. У меня на тебя такие планы! Столько идей! Так что подбери нюни и давай скорее займемся делом!
Мне стало даже немного жаль Леонардо – я не художник ну ни на вот столечко.
– Лео, я же могу тебя так называть, может вселишься в кого другого, вот в моего бывшего хотя бы. Он художественную школу закончил, а я умею рисовать только две вещи – лошадку и телевизор.
– Бывший это Павел Приходько? Так в него как раз Рафаэль и вселяется. Но ничего, мы с тобой поставим на место этого урбинца. – Леонардо даже подмигнул мне.
– Ах так дело стоит! Значит в Пашку Рафаэль?! Тогда давай! А то этому балбесу все, а мне, как всегда, ничего! Давай Лео, что нужно делать? – я засучила рукава и подняла руки как хирург перед операцией.
– Ну что такое телевизор я не знаю, а вот лошадку ты мне изобрази. – попросил Леонардо.
Я положила листок на многострадальный том и нарисовала шариковой ручкой лошадку, как умею. А что, неплохо получилось, на мой взгляд.
Леонардо посмотрел и сам заржал, как конь. – Ой, не могу.
Он вытер слезы, катящиеся из глаз, – А почему у нее коленки вперед, а с задними ногами что у нее случилось? И почему хвост у этой лошадки, mi scusi, из задницы торчит?
– С лошадкой я понял, давай теперь второе, что ты там еще умеешь!
– Ну сам просил, – я взяла и пририсовала к лошадке еще и телек.
Леонардо уставился на этот рисунок, видимо ожидая продолжения.
– Все, – объяснила я ему.
– М-да… протянул гений итальянского Возрождения, – Тяжелый случай.
Он почесал бороду, – Эх была не была и своей левой рукой в мою руку залез, которая тут же потянулась к ручке.
– Эй! Ты что, я же правша! Я левой не умею! – попыталась я его остановить. Но он не слушал, а принялся моей рукой что-то там чирикать.
– Ну вот! – Леонардо вылез из моей руки и довольно хрустнул пальцами, – Можем же, когда хотим!
– Ух ты! – я глядела на рисунок и поверить не могла, что я своей рукой могла такое сотворить. Ну ладно, пусть и с призрачной помощью.
А у Лео загорелся глаз, – Так давай теперь попробуем эскизик набросать. Я давно задумал большую картину: нагая дева купается в реке, хи-хи-хи!
Старец гаденько захихикал, потирая ручки, – А за кустом притаился молодой пастух…
На том и порешили, надо признаться, что ему и нужна то была только моя левая рука, ну только иногда он просил, чтобы я отдала ему контроль и над правой. А так мы занялись своими делами. Меня сначала немного нервировало, что моя левая рука действует совершенно автономно от меня. Но я и сама некоторое время с интересом наблюдала, как линии, выводимые левой рукой, складываются в замысловатую картину. Но мне это быстро надоело, и мы с правой рукой занялись чтением сплетен из интернета. Я только попросила, чтобы Лео по возможности не щекотал меня своей призрачной бородой.
Случайно глянула на то, что получалось у Лео и чуть не подавилась ромашковым чаем. – Ты что такое натворил?!
– А ну быстро убирай лишний жир с ляжек нагой девы! – потребовала я.
– Ни за что! – недовольно притопнул ножкой Леонардо, – ты что не видишь красоту в этих складках?!
И он опять нагло завладел моей левой рукой, продолжая рисовать горы целлюлита и выпирающий живот. Я усилием воли вытолкала захватчика из своей руки, призывая его придать дряблым телесам купающейся девы более подтянутый вид.
– Отдай! – зло прикрикнул на меня Леонардо, – это мой шедевр – как хочу так и пишу. Тощая дева не может привлечь внимание пастуха!
Какое-то время мы просто боролись с Леонардо за право обладания моей рукой. Я уже устала и хотела сдаться, как наш поединок упрямств был прерван громким телефонным звонком.
Оказалось, что это снова бывшая свекровь, с беспокойством она спросила меня не видела ли я ее сыночка, который уже сутки не выходит на связь.
– Антонина Петровна, я когда последний раз его видела, он был такой бледный, уж не заболел ли… – свекровь охнула и быстро закончила разговор.
– Ну все, Рафаэль, можно сказать, нейтрализован! У Антонины Петровны не забалуешь – она сейчас упакует в банку чайный гриб и рванет к Пашечке. А чайный гриб – это, своего рода, боевое отравляющее вещество, используемое экзорцистами и адептами народной медицины.
– Так что у Рафаэля нет шансов. – констатировала я.
Леонардо как мог исполнил победный танец. – Девочка моя, наконец-то хорошие новости! А теперь не капризничай, предоставь мне свою ручку, дай дедушке похулиганить!
– Хотя, – Леонардо заметил, как я скривилась от одного только вида «нагой девы», – можем сходить в анатомический театр…
– Нееееет, – замотала я головой.
– А еще я думал проверить свои расчеты по крылатой машине… – я опять скептически на него поглядела.
– Слушай, у тебя хоть какие таланты есть? – в сердцах спросил старец.
Я задумалась, – Ну я пять лет акробатикой занималась. Хочешь на голову встану.
И не слушая возражени1 старца нагнулась, уперлась руками в пол и оттолкнувшись ногами от ковра аккуратно выпрямилась.
Но видимо антибиотики, скопившиеся в отдаленных уголках желудка, надавили на мозги, и я отрубилась, мягко провалившись в темноту.
Очнулась я утром. Я лежала на своем диване, заботливо укрытая одеялом, привычно нащупала рядом с собой книжку – здесь родимая, никуда не делась. Приподняла голову, Леонардо исчез. – Фу…А я уж думала…
– Проснулась? – раздался скрипучий голос рядом.
Повернула голову – батюшки! Сидит болезный! Только что-то он двоиться стал. Протерла глаза – нет точно их двое теперь. Пригляделась, а второй-то симпатичный, молодой, и глаза у него такие большие, грустные. Так и знала, что тонкая душевная организация художника не вынесет соседство чайного гриба. Грибу-то что, он так и останется в банке прикрытой марлечкой, а вы, если не хотите делить с ним жилплощадь, пожалуйте на выход. Ибо обижать гриб Антонина Петровна никому не позволит.
Но то, что душа Рафаэля ко мне прибьется я не ожидала, и место тут уже занято другим титаном Возрождения. Они же с Леонардо вроде друг друга не выносят, а тут сидят рядышком и как два приятеля болтают и на меня искоса поглядывают. Натянула на голову одеяло и попыталась зарыться в подушку.
Гении долго мне прохлаждаться в постели не позволили, подняли. Купающаяся нагая дева ждет. Оба хотели писать купальщицу, чуть ли не до драки. После долгих пререканий и торговли решили, что купаться будут две нагие девы, а в кустах, естественно затаятся двое пастухов.
Леонардо позаимствовал мою левую руку, так как был левшой, а Рафаэлю осталась правая. И вот так моими руками они начали творить. Мне оставалось только молча смотреть на то, как мои руки порхают по большому холсту. Интересно, а откуда он у меня? Рафаэль собой что ли притащил?
Леонардо работал сосредоточенно, долго примеривался и скупыми штрихами лепил фигуру купальщицы, а Рафаэль, наоборот, болтал без умолку, не забывая между делом щипать меня за бок и нашептывать на ухо разные шуточки. Работал он размашисто с удовольствием, без конца исправляя и переделывая.
– Сынок, у тебя опять что-то с пропорциями, не то она у тебя длинная какая-то, не то кривая…
Рафаэль, нашептывающий в этот момент мне на ухо очередной анекдот из жизни гениев, удивленно разогнулся и оглядел свое творение, а потом бросил взгляд на половину Леонардо, – А вы, маэстро, опять автопортрет пишете? Ну сколько можно…
– Ну да, ну да, это мне говорит художник, который в каждой модели видит эту свою римскую…
– И такого сфумато еще поднапустили….
– Мое сфумато это – сфумато, а не то, что у тебя выходит – позор один. Я бы со стыда сгорел с таким сфумато.
– Да где уж нам, мы же с королями да герцогами не якшаемся, как некоторые.
– Ага, ты только с папами! И у каждого в любимцах. Поделись-ка, юноша, как тебе это удалось?
– Верите ли, только исключительно за счет своего таланта и умения ладить с людьми.
– Говори уж прямо – лизоблюдства и подхалимажа!
Рафаэль насупился, отвернулся и некоторое время рисовал свою деву молча, только карандаш в мох пальцах только что не крошился, а холст того и гляди мог задымиться. – Даже Буонарроти оценил моего Пророка Исайю! – обиженно проворчал он.
– Это который? – Леонардо сделал вид, что усиленно вспоминает, – Тот который только и умеет, что хороший мрамор портить?
Старец ткнул меня в бок и склонившись к уху прошептал, так, чтобы Рафаэль тоже услышал, – Я как-то рекомендовал задвинуть его каменного косоглазого болвана в самый дальний угол за зданием синьории во Флоренции…
Рафаэль фыркнул, не дав старцу договорить, – Когда вы расписывали Палаццо Веккьо совместно с Микеле, мы все наблюдали за вашими перепалками и гадали чья же борода будет целее.
Дружеская беседа двух мастеров постепенно перешла в острую фазу. Будучи темпераментными итальянцами, они эмоционально жестикулировали и моими руками, и своими призрачными, совершенно забыв о моем существовании. Тем более они, не стесняясь сыпали непереводимыми идиомами на языке Данте и Петрарки. Я не понимала ни слова, но при том общий смысл был предельно ясен – гении собачились. Уже вовсю по квартире летали клочки призрачной бороды Леонардо, а рукав красивого одеяния Рафаэля был почти оторван. Молодость побеждала опыт. Но опыт на то и опыт, чтобы придумать нестандартное решение. Леонардо, злорадно ухмыляясь, схватил моей рукой карандаш и принялся портить рисунок Рафаэля. Рафаэль пытался спасти свое произведение, отпихивая Лео. Потасовка все больше напоминала разборки двух пятиклассников у школьной доски.
С трудом стряхнула обоих гениев с пальцев и бегом бросилась на кухню звонить Антонине Петровне. Я согласна, пусть у меня на кухне в трехлитровой банке, завязанной марлечкой, плавает не то плесень, не то мозги, зато сама сохраню остатки душевного здоровья и так расшатанного за последнюю неделю ромашковым чаем. Свекровь моя просьба совершенно не удивила,
– Давно бы так! – победно заявила она.
– Жди, сейчас принесу! – и отключилась. А я подняла голову и увидела, как передо мной стоят Леонардо с Рафаэлем и с укоризной смотрят на меня. Лео еще головой покачал, а Рафаэль, уже знакомый с чайным грибом его в бок локтем толкнул.
– Эх! -вздохнул сокрушенно Леонардо, – Опять не получилось… Ну ничего в следующий раз…
Договорить он не успел, потому что раздался звонок, это Антонина
Петровна гриб принесла, и гении Возрождения тут же поспешили откланяться, оставив мне на память только большую картину «Две нагих купальщицы и два пастуха».
