– Уморился, бедняга! Отдыхай. Спасибо, что привёз нас.
Стэнн достал из заплечного мешка большой кусок мяса и кинул его Мурлыке.
– Ешь! Ты честно заработал этот обед.
Зверь с урчанием набросился на еду, а мы, поднявшись по пологому склону, заглянули в пещеру.
– Ой, как темно! – протянула я. – Ничего и не видно толком.
– Подожди, сейчас факелы зажгу.
Стэнн достал из мешка два больших факела и, прищёлкнув пальцами, пустил в каждый из них по маленькому огненному шарику. Факелы мгновенно вспыхнули ярким пламенем, и мы, согнувшись, пробрались через низкое отверстие внутрь.
Пещера была совсем маленькая. Не пещера, а пещерка. Факелы освещали её всю не хуже электрической лампы. Я огляделась: ни дополнительных выходов, ни подземных ходов, ни скелетов по углам… Словом, вполне добропорядочная и довольно скучная пещера.
– И что мы тут будем делать? – разочарованно спросила я. – Ты её так расписал, я уж думала, тут какая-то сказочная красота, а здесь – ничего особенного.
– Ты погоди, – улыбнулся друг. – Во-первых, отсюда изумительный вид на закат, и ты скоро в этом убедишься. А во-вторых, здесь неинтересно только при свете факелов, они слишком яркие для такой маленькой пещеры. А мы сейчас костёр разожжём вот в этой нише, – он ткнул пальцем в углубление в скале, над которым нависал небольшой козырёк, – а факелы погасим. И, когда стемнеет, тут таинственности ого-го сколько будет!
– Ладно, давай свои дрова, – сказала я и нагнулась за мешком. И Стэнн тоже нагнулся. Мы стукнулись лбами и я, вскрикнув, упала на колени, потирая ушибленное место.
– Ну, вот, теперь шишка будет.
– Ничего, – утешил друг, – ты мне и с шишкой нравишься.
Я улыбнулась, а Стэнн, присев передо мной, аккуратно отвёл мою руку:
– Давай, полечу.
Тоже опустился на колени для большей устойчивости, положил на ушиб ладони, одну на другую, что-то пробормотал, и, убрав руки, вдруг поцеловал меня – сперва в лоб, а потом, не дав мне опомниться, прямо в губы быстрым, коротким поцелуем. И, сев на пятки, настороженно посмотрел на меня: как я среагирую.
А я, как всегда, растерялась. Я вообще очень легко теряюсь, когда происходит что-то непредвиденное. И только и смогла сказать:
– Это что, тоже для лечения надо?
– Ага, – согласился юный хитрец. – Давай ещё полечу. Чтобы уж точно шишки не было.
И он снова потянулся ко мне. Но я, вдруг испугавшись, отшатнулась и быстро встала:
– Не надо, Стэнн, я… – замолчала, лихорадочно пытаясь найти причину, оправдывающую моё поведение, и торопливо закончила: – Я ещё не слишком взрослая, чтобы с мужчинами целоваться. Давай подождём хотя бы годик… а там видно будет.
– Тебе уже семнадцать, – пробурчал приятель.
– Вот именно. И тебе тоже. Мы ещё несовершеннолетние.
И отвернулась, скрывая смятение, и сама понимая, что дело здесь совсем не в возрасте. Просто я привыкла считать Стэнна своим братом, а когда брат лезет с поцелуями… Надо было срочно менять жизненную концепцию, а на это требовалось время. К тому же я вдруг подумала, что от братского поцелуя я бы, наверное, так не разволновалась. А это значит… Ой, лучше не думать, что это значит. По крайней мере, сейчас, когда мы собрались вдвоём ночевать в этой пещере.
Я отошла к нише и почему-то задрожавшим голосом повторила:
– Давай уже дрова.
Парень разочарованно вздохнул и потянулся за мешком.
И тут раздался скорбный вой Мурлыки.
Стэнн выпрямился и удивлённо оглянулся. Но не успел он и слова сказать, как мы услышали странный подземный гул. У меня появилось ощущение, будто из центра Земли начал подниматься огромный лифт, причём с неисправным механизмом.
Я испуганно взглянула на Стэнна:
– Что это?
– Не знаю, – встревожено прислушался он. – Сейчас посмотрю.
Вскочил и шагнул к выходу… и в этот момент стены пещеры дрогнули, заколебались, как шторы на сквозняке, пол заходил ходуном, и огромный камень, сорвавшись с потолка, рухнул между нами. За ним полетело множество мелких.
– Стэнн! – завизжала я, забиваясь в нишу, в которой мы хотели развести костёр.
Стэнн не ответил. То ли был слишком далеко и не слышал меня, то ли… Но эту мысль я старательно гнала от себя. Не мог он так глупо погибнуть! Не мог!
Я сидела, согнувшись в три погибели, в крохотной нише, и с ужасом слушала подземный гул и потрескивание каменных стен. К моему счастью, эпицентр землетрясения был далеко от этой пещеры, поэтому хоть земля ещё и подрагивала, камнепад быстро прекратился. Камни завалили вход и погасили факелы, и я оказалась в кромешной тьме, даже кончика собственного носа не видела. Потом гул прекратился, и наступила звенящая тишина.
– Стэнн! – почти прошептала я, боясь нарушить это страшное безмолвие.
Он не отозвался.
– Стэнн! – позвала чуть громче, но даже этого малейшего сотрясения воздуха хватило, чтобы с вершины насыпи, перегородившей дорогу к выходу, шурша, посыпались мелкие камушки. Я испуганно замолчала.
Я сидела, сжавшись, под ненадёжным прикрытием маленького козырька ниши, в полной темноте, слыша только шорох сползающих камней, не зная, жив ли друг, знает ли кто-нибудь, что здесь произошло, спасут ли меня, или эта мрачная пещера станет моей могилой…
Сказать, что я была испугана – ничего не сказать. Тёмный первобытный ужас поднимался глухой волной из глубины души, затапливал меня, заставляя сжиматься сердце. Зубы отбивали мелкую дробь, тело покрылось липким холодным потом…
– Господи, – вдруг прошептала я. – Помоги! Я не хочу здесь оставаться! Хочу исчезнуть отсюда и больше никогда тут не появляться! Я хочу домой! Пожалуйста, отправь меня домой!
Закрыв глаза, я истово молилась неизвестному мне Господу. Молилась впервые в жизни, всей душой желая получить Его помощь и поддержку. Вряд ли бы мои родители-атеисты похвалили меня за такое усердие, но мне сейчас было не до богословских споров. Я хотела остаться в живых, и Господь был единственным существом, способным мне помочь в этой, абсолютно безнадёжной, ситуации.
И тут земля снова дрогнула. Камень надо мной зашатался, и я всеми обострившимися от опасности чувствами поняла, что он сейчас упадёт и придавит меня. В ужасе закричала, срывая голос… и проснулась.
Я сидела на своей родной кровати, в незашторенное окно падал лунный свет, а на пороге стояла сонная мама:
– Что случилось? Ты чего кричишь? Кошмар приснился?
Я с трудом перевела дух:
– Да… что-то ужасное…
– Что? – мама подошла и села рядом.
– Не помню… совсем не помню… но что-то ужасное… страшное… не хочу вспоминать, не хочу!
– Ну и не вспоминай. Ты дома, мы с папой здесь, всё в порядке. А это был только сон.
Она уложила меня, поправила одеяло:
– Спи. А то не выспишься. Скоро утро.
Мама вышла, а я встала и, подойдя к окну, уставилась на тёмный двор, освещаемый только лампочками у подъездов. Сердце отчаянно билось, в ушах всё ещё стоял гул, который я слышала во сне, но вспомнить, что мне снилось, так и не смогла. Да и не особо пыталась.
… А на следующий день я выяснила, что дико боюсь лифтов. И потом ещё много лет даже на девятый этаж к друзьям ходила пешком, если у меня не было попутчиков, которые могли бы отвлекать меня во время подъёма разговорами…
Я осторожно вытащила руку из ладоней Стэнна и, отвернувшись, начала гладить громко мурлычущего зверя.
– Так вот почему я боюсь замкнутого пространства, – я не поворачивалась, спиной чувствуя внимательный взгляд мужчины. – Знаешь, я долгое время в лифтах ездить боялась. В детстве нравилось в них кататься, а потом – как отрезало. И до сих пор, собственно, их не люблю. А сейчас вспомнила, как мне было страшно в этой маленькой пещерке, где я сидела под потрескивающим камнем и молилась, чтобы он не свалился и не придавил меня. А потом мне захотелось исчезнуть оттуда, вернуться домой. И я проснулась. И напрочь забыла свой сон. Помнила только, что снилось что-то страшное, и очень не хотела туда возвращаться. Наверное, поэтому мне этот сон и перестал сниться.
– Наверное…
Стэнн положил мне руки на плечи, и от этого простого жеста у меня отчаянно забилось сердце, а по телу пробежала дрожь.
– Но сейчас ты здесь, и я очень этому рад.
– Я тоже рада, – я улыбнулась, взглянула на него через плечо, пытаясь взять себя в руки и от этого ещё больше смущаясь. – А ещё я рада тому, что мне не придётся пешком топать. Ты ведь довезёшь меня, правда?
– Конечно! Залезай!
– Милый зверь! – обратилась я к гепарду. – Ты прокатишь меня до города?
«Милый зверь» боднул меня головой так, что я покачнулась, и зевнул, показав все свои великолепные острые зубы.
Я сочла это знаком согласия и с помощью Стэнна уселась на мягкую кожаную попону, которой была покрыта спина этого необычного средства передвижения. Стэнн уселся сзади и тронул поводья.
– Мы ведь не торопимся? – спросил он. – Мурлыка может прогуляться не спеша?
– Ты так и зовёшь его Мурлыкой? – рассмеялась я. – Такой зверюга вымахал!
– Конечно, – улыбнулся давний друг. – Это же ты его так назвала. А я ничего менять уже не стал…
… Мы нашли этого крохотного, ещё слепого, котёнка, когда гуляли по лесу. Он лежал под корнями упавшего дерева и плакал, как маленький ребёнок.
– Смотри, какая кроха! – я кинулась было к нему, но Стэнн схватил меня за руку:
– Подожди!
И внимательно огляделся по сторонам:
– Вдруг тут мать поблизости. Пошли-ка лучше отсюда.
– Стэнн, он даже не в норе! Если бы мать была рядом, она бы давно прибежала. Что-то случилось. Слышишь, как он пищит? Буквально из последних сил.
Жалобный плач котёнка перемежался горькими всхлипываниями.
Парень снова оглянулся.
– Да. Наверное, ты права.
Мы подошли к малышу. Я взяла его на руки:
– Стэнн! Он худой, как велосипед! У него все косточки прощупываются! Его надо срочно накормить, не то он умрёт от голода!
Будто в подтверждение моих слов котёнок, нашарив мой палец, начал его сосать. Но сил у него не было даже на это простое действие и, сделав пару сосательных движений, он тихонечко заскулил, жалуясь на судьбу.
Сердце у меня заныло:
– Стэнн, бежим скорее! Его спасать надо!
– Бежим!
И мы со всех ног кинулись на полянку, на которой оставили чудо техники, созданное Стэнном по моим чертежам и описаниям – велосипед. До моего появления такого транспорта в этом мире не было. Ну, а чтобы мы могли ездить на нём вдвоём, юный умелец его сразу и модифицировал, удлинив раму и сделав двойное седло.
Вскочив на велосипед, Стэнн побил все рекорды скорости. Мне иногда казалось, что колёса отрываются от земли и летят над тропинкой. Хотя, кто его знает, может, так оно и было. Стэнн уже тогда неплохо колдовал. Врождённый талант, как однажды выразился про его способности друг семьи, ректор Высшей Школы магии и колдовства Атулис Гусоас.
Дома первым делом мы накормили малыша молоком. Лакать он ещё не умел, поэтому сначала, пока Стэнн шарил по кухонным ящикам в поисках какого-нибудь приспособления для кормления, я макала палец в молоко и давала котёнку его облизать. Потом Стэнн нашёл пипетку, и дело пошло веселее. Вскоре маленький обжорка перестал чавкать и упал на спинку, кверху тугим, как барабан, пузиком. Я пощекотала его животик, почесала за ушком, и он, довольный жизнью, вдруг громко замурлыкал, будто моторчик включили.
Я рассмеялась:
– Ах ты, мурлыка!
– Мурлыка? – переспросил новый хозяин гепьерда. – А что, давай так и назовём.
И стала наша находка Мурлыкой…
Я снова ласково погладила Мурлыку по крепкому загривку:
– Удивительно, что он меня вспомнил. Через столько-то лет.
– Он очень скучал по тебе, когда ты пропала. Ты ж для него второй мамой стала.
– Это да… – я снова погрузилась в воспоминания.
…Мурлыка рос очень быстро. Так быстро, что уже через полгода был мне по пояс, а, встав на задние лапы и положив передние мне на плечи, запросто вылизывал мою макушку. Хотя от этого выражения любви и преданности я всегда старалась увернуться. Он давно перестал пить молоко и перешёл на мясной рацион. Впрочем, этот обжорка не брезговал и кашами, пирогами, да и вообще обладал удивительной всеядностью. Но Стэнн никогда не перекармливал его, строго следил за его питанием и всегда ругал меня, когда я, не выдержав просящего взгляда чёрных раскосых глаз, пыталась подсунуть Мурлыке добавочный кусочек.
– Ты хочешь раскормить его до размеров свиньи и потом продать на мясо? – строго вопрошал он, в очередной раз делая мне выговор. – Это – дикий зверь. Он должен быть сильным, гибким и выносливым. А ты его балуешь.
– Ну, какой же он дикий? – жалобно ныла я. – Он живёт в твоём доме, ты его кормишь. Кличка у него смешная. Вполне домашнее животное.
– Жизнь длинная, мало ли как повернётся, – туманно объяснял Стэнн и грозил Мурлыке пальцем: – Ты опять к мамке подлизываешься? Знаешь, что она тебе отказать не может!
Мурлыка, обиженно мявкнув, уходил спать на свою лежанку, а я обзывала друга тираном и деспотом, впрочем, в глубине души виновато понимая, что в данном случае прав он, а не я.
Когда Мурлыка достаточно окреп, Стэнн решил, что из него получится великолепное средство передвижения – намного быстрее велосипеда, и педали крутить не надо. Обычная сбруя, которой пользовались, седлая местную разновидность лошади, для гепьерда не подходила, поэтому юный изобретатель разработал свою упряжь, держащуюся на Мурлыке, по-моему, только с помощью колдовства, но зато совершенно ему не мешающую и при этом позволяющую всаднику уверенно сидеть на гибкой спине широко скачущего зверя. И с той поры велосипед был забыт навеки. Сперва он валялся в углу комнаты, а потом Стэнн подарил его своему младшему брату, и Айтуба, благодаря этому, наконец-то смог подружиться с соседской девочкой, на которую давно поглядывал, не решаясь подойти. Но с таким чудом техники задача решилась вмиг: «Хочешь, прокачу?» – и девочка уже с визгом цепляется за его плечи, чтобы не упасть при быстром спуске с горы, а потом хвастается всем подружкам, какой замечательный у неё друг появился. Правда, после мы не раз подкалывали Айтубу, что, пожалуй, не надо было ему катать Кэйлис. Очень уж занудной и правильной оказалась эта девчонка. И даже нам со Стэнном не раз попадало от неё за наше, как она говорила, «ребячество», несмотря на то что мы были старше неё на несколько лет.
– Стэнн, а ребята как поживают? Айтуба, Кэйлис?
– О! Они ведь поженились, в конце концов. Айтуба лекарем стал. Травником. А Кэйлис так хорошо Высшую Школу закончила, что её там же и преподавать оставили. Историю магии и культурологические основы колдовства. По-моему, муть жуткая, а ей нравится.
– Она всегда любила поумничать, – улыбнулась я. – А ты сам как? Тоже женился?
– Я? – Стэнн помолчал, потом нехотя продолжил. – Нет. Так и не встретил девушку, с которой было бы так же хорошо, как с тобой. А ты?
– А я попыталась… Прожили совсем немного, а потом муж умер. Точнее, погиб. Гонял на мотоцикле и не вписался в поворот.
– Прости…
– Да ничего.
Мы помолчали. Я оглядывала окрестности, наслаждаясь дурманящими запахами трав и цветов, слушая жужжание пчёл и больших тёмно-коричневых жуков, со скоростью реактивного самолёта и с таким же гудением носящимися от дерева к дереву.
– Слушай, ты сказал, что у вас сорок лет прошло. А в нашем мире – только пятнадцать. Как это может быть? Мы же, вроде, с тобой одногодками были, а теперь ты меня намного старше.
– Не знаю, Селена, – по голосу было слышно, что Стэнн улыбается. – Фокусы времени. Может быть, дело в том, что ты спишь, а во сне многое можно, в том числе и управлять временными потоками?
– То есть, я сначала была в твоём прошлом, потому что играть с тобой сорокалетним мне было бы не интересно, а теперь оказалась в настоящем? Или даже в будущем? Ох, к этому надо привыкнуть…
Я снова проводила взглядом пролетевшего мимо крупного жука и перевела разговор:
– А что это за жуки? Что они носятся, как ненормальные?
– Это брунбики. У них брачный период, самцы пытаются самок догнать.
Я рассмеялась:
– А те что, замуж не хотят? Так улепётывают…
Стэнн тоже улыбнулся:
– Ну, кто их знает. Может, и не хотят. Давай поймаем и спросим.
Но я уже забыла о жуках, увидев быстро приближающуюся городскую стену и большие Южные ворота, всегда восхищавшие меня своим великолепием.
Обернулась к Стэнну:
– Помнишь, как мы через эти ворота на речку бегали? Здорово было, да? Интересно, а наше убежище ещё цело?
– Цело, – кивнул тот. – Я иногда там бываю. Только раньше мы с тобой и с Мурлыкой втроём туда помещались, а сейчас мне одному тесно, и Мурлыке приходится рядом в воде сидеть.
– Давай сначала туда сходим, а потом уже в город поедем?
Стэнн улыбнулся и вполголоса скомандовал:
– Мурлыка, на остров.
Гепьерд сошёл с дороги и, несколькими огромными прыжками проскочив пляж, с разбегу кинулся в воду.
Я взвизгнула от неожиданности и вцепилась в поводья.
…Когда Мурлыка подрос и стал носиться по дому со скоростью всё разрушающей баллистической ракеты, леди Икэсса, мама Стэнна, начала выгонять нас из дома на улицу.
– Там крушите, что хотите, – приговаривала она. – А наш дом мне пока ещё дорог. Хотя бы как память о бабушке. Мне надоело восстанавливать стены после ваших игр.
И поэтому каждый день мы втроём уходили через Южные ворота далеко в степь или в лес и давали Мурлыке вволю побегать. Всё-таки для дикого животного даже немаленькие размеры дома Фарроасов были слишком тесны.
Ну, а стену мы, положим, проломили только один раз, это уж леди Икэсса преувеличивала. Я в тот день, на её беду, рассказала Стэнну о каратистах, которые ребром ладони кирпичи ломают, а кулаком стены прошибают. Стэнну, естественно, сразу захотелось попробовать.
Он долго примерялся, бормотал что-то, подносил кулак к стене, снова отходил… Под конец мне всё это надоело, и я заныла:
– Стэнн, пошли уже. Мурлыка гулять хочет.
– Подожди, – отмахнулся экспериментатор. – Вот сейчас стену сломаю, и мы через этот пролом сразу к задней калитке выйдем. Обходить не надо будет.
– Ну-ну, – скептически пробормотала я, а вслух заявила: – Даю тебе три минуты, а потом мы с Мурлыкой уходим через дверь, как все нормальные люди.
Стэнн мрачно посмотрел на меня, размахнулся и с приглушённым воплем ударил кулаком по стене.
Та сперва прогнулась, как резиновая, потом пошла трещинами, а затем рухнула, и в появившемся отверстии я увидела испуганное лицо садовника, подрезавшего розы около калитки.
Стэнн и сам перепугался не меньше, когда увидел плоды трудов своих.
– Бежим! – сдавленно прохрипел он, и мы, ломанувшись в получившийся проём, сопровождаемые грохотом рушащихся колонн и балконов, выскочили на улицу и помчались к реке, к нашему тайному убежищу, устроенному на небольшом островке среди камышей.
Там, с трудом отдышавшись, я сначала покрутила пальцем у виска, демонстрируя свою порядочность:
– Ты совсем того, да? А если бы дом рухнул?
А потом, не выдержав, восхищённо продолжила:
– А как это тебе удалось? Стена же толстенная, не меньше метра.
И тут же забеспокоилась:
– Рука-то как? Сильно болит? Ушиб ведь, наверное?
Новоявленный каратист молча гладил левой рукой лежащего у его ног Мурлыку.
– Стэнн, ты чего? Болит, да?
Я перелезла через гепьерда и хотела взять друга за руку, но он отшатнулся и сквозь зубы прошипел:
– Не трогай.
И тут я увидела, во что превратилась его рука после фокуса с прошибанием стены.
– Стэнн! Ты же руку сломал! Смотри, она опухла и посинела! Какого чёрта ты сюда забрался? К лекарю бежать надо было.
У Стэнна дрогнули губы, но он ничего не сказал. И это напугало меня ещё больше.
– Стэнн, вставай. Пойдём к лекарю. Ну, пожалуйста!
Я уже чуть не плакала, и, наверное, именно это и помогло ему справиться с болью. Он терпеть не мог, когда я, по его словам, «распускала нюни, как последняя девчонка». Хотя, собственно, я ведь ею и была.
Морщась и изредка постанывая сквозь крепко сжатые зубы, он встал и медленно начал выбираться из камышей. Я плелась за ним, изо всей силы стараясь не расхлюпаться. Мурлыка встревожено поглядывал на нас, не понимая, что случилось, и, как всегда в таких случаях, держался рядом со мной: то ли пытался уберечь меня от неясной опасности, то ли, наоборот, сам нуждался в моей защите.
А на берегу нас ждали лорд Джэффас и Главный Королевский лекарь лорд Мэррас, брат леди Икэссы.
– Папа? – от неожиданности Стэнн остановился. – Папа… я знаю… я поступил неправильно…
– Руку покажи, – перебил его отец.
Стэнн подошёл поближе. Лорд Джэффас только головой качнул, глядя на посиневшее бревно, когда-то бывшее худенькой рукой его сына.
– Ну, что, Мэррас? Вылечишь?
Тот внимательно осмотрел повреждения, потом приложил к месту перелома ладони и что-то забормотал. Отёк стал спадать на глазах. Боль, видимо, тоже уходила, потому что на бледное лицо пациента начал возвращаться румянец.
– Теперь как? – через пару минут спросил Мэррас. – Не больно?
Стэнн замотал головой.
– Боль и отёк я ему снял, а кости буду сращивать уже в лечебнице. Тут регенератор нужен. Много мелких переломов, – обращаясь к лорду Джэффасу, сказал Мэррас. И повернулся к племяннику:
– А вот если бы ты не геройствовал, а сразу ко мне пришёл, давно бы всё в порядке было.
– Я испугался, – выдавил Стэнн и исподлобья бросил на меня хмурый взгляд. Ему было неприятно признаваться при мне в своей слабости.
– Испугался он, – усмехнулся лорд Джэффас. – Дом родной крушить он не боялся, а к лекарю идти испугался. Вояка.
И тут я, наконец, разревелась. Видимо, от облегчения, что весь этот ужас заканчивается.
– Не плачь, Селена, – лорд Джэффас подошёл ко мне, обнял и погладил по голове. – Со Стэнном всё будет в порядке. Сейчас лорд Мэррас его вылечит.
Я ещё пару раз всхлипнула и вытерла слёзы:
– Вы Стэнна не ругайте, это я во всём виновата. Если бы не я, ему бы и в голову не пришло всё это делать.
– И ничего не ты! Я сам виноват! – выкрикнул Стэнн. – Ты же не знала, что я колдовать буду. А без колдовства я бы не смог её проломить.
– Оба хороши, – вздохнул отец. – Идите скорее. Чем больше времени пройдёт, тем дольше заживать будет.
И повернулся к сыну:
– Дом чинить сам будешь. Я за тебя результаты твоих фокусов исправлять не собираюсь.
Развернулся и зашагал к городским воротам.
Лорд Мэррас поглядел на нас и весело улыбнулся:
– Ну, вы даёте, ребята. Когда я увидел, что от стены осталось, я удивился, что дом ещё стоит. Крупно повезло, что твой отец дома был. Он успел предотвратить крушение. Иначе бы нам всем не поздоровилось.
– Вы тоже при этом были? – поинтересовалась я.
– Да, имел счастье… Пошли? – и он, взяв Стэнна под здоровую руку, повёл его за собой.
Мы с Мурлыкой поплелись следом.
Мы уже подходили к лечебнице, когда мрачно молчавший всю дорогу Стэнн вдруг спросил:
– А как папа узнал, что мне помощь нужна?
– Это ты у него спроси, – ответил лорд Мэррас, открывая перед ним дверь. И обернулся ко мне: – А вы подождите здесь. Посидите пока на лавочке. Стэнн вернётся минут через двадцать.
Дверь закрылась, а мы с Мурлыкой, вздохнув, уселись ждать пострадавшего под высокой и толстой яблоней…
Мы сидели на островке, окружённом камышом, и Стэнн одной рукой обнимал меня за плечи, а другой крепко сжимал мою ладонь, словно боялся, что я могу исчезнуть в любой момент. И от этого ли, или от того, что островок был на диво маленький, а мы были уже достаточно большими, и, чтобы не вымокнуть в воде, нам приходилось сидеть, тесно прижавшись друг к другу, у меня внутри всё дрожало, и сердце билось, как ненормальное.
– И правда он крохотный, островок этот. А раньше каким большим казался.
Я повернулась к Стэнну, пытаясь улыбнуться дрожащими губами.
Он не ответил, только сильнее сжал мою руку.
– Ты выяснил тогда, как отец узнал, что с тобой беда приключилась?
– Да, конечно. Существует родительское заклинание. Если отец и мать прочитают его над ребёнком в первые часы после его рождения, они всегда будут знать, где он и что с ним. Правда, действует это заклинание только до совершеннолетия.
– Понятно.
Мы опять замолчали, слушая тихое шуршание камыша.
– А помнишь, как ты лифт изобрёл? – мне надо было унять переполняющее меня волнение, и эпизод с лифтом вспомнился весьма кстати.
– Конечно, – улыбнулся Стэнн. – Сейчас даже вспоминать смешно, какой я был глупый!
– Скажи лучше, какой ты был умный и талантливый мальчишка! Тебе ведь всего одиннадцать лет было. Лорд Атулис тогда тебя гением назвал.
– Серьёзно? – рассмеялся Стэнн. – Хорошо, что ты мне не сказала, а то бы я зазнался.
…Мы сидели на нашем островке, и я рассказывала о своём городе.
– А дома у нас не такие, как здесь, а многоэтажные. И девять этажей есть, и четырнадцать, и ещё больше.
– Как же вы на четырнадцатый этаж поднимаетесь? – удивился Стэнн. – Это же долго.
– У нас лифты есть для этого. Такие кабинки подъёмные. Маленькие комнатки. Заходишь в такую комнатку, нажимаешь кнопочку с цифрой нужного этажа, и лифт тебя туда сам довозит, а ты просто стоишь и ждёшь.
– Здорово! – восхищённо пробормотал Стэнн, и в его глазах зажглись уже знакомые мне искорки.
– Стэнн, только не надо ничего выдумывать прямо сейчас, – поспешно проговорила я. – Пошли лучше на велосипеде кататься.
– Пошли! – кивнул друг. – Кто последний, тот лягушка!
И мы наперегонки помчались к велосипеду, оставшемуся на берегу у городской стены под присмотром стражников. Конечно, Стэнн меня обогнал, и пришлось мне раз десять квакнуть, прежде чем он разрешил мне усесться в седло.
Когда я в следующий раз пришла к нему, он, ни минуты не медля, с таинственным видом потащил меня в сад.
– Смотри, что у меня есть!
На земле, у толстого ствола высокого дуба, лежала широкая табуретка, перевёрнутая кверху ножками. К ножкам были привязаны верёвки, уходившие вверх и терявшиеся в кроне дерева.
– Это что?
– Сейчас увидишь. Вставай внутрь.
Я забралась в табуретку, пытаясь догадаться, какую новую игру Стэнн придумал на этот раз.
Внезапно табуретка оторвалась от земли и, покачиваясь, начала довольно быстро подниматься вверх. При этом, вопреки всем законам физики, верёвки, к которым она была привязана, не натягивались, а шурша, свивались в кольца и падали прямо мне на ноги.
Перепугавшись до полусмерти, я присела, закрыла глаза и, вцепившись в ножки, завизжала так, что с дерева сорвалась отдыхавшая в ветвях стая птиц, а в окно кухни высунулась леди Икэсса:
– Стэнн! Немедленно опусти девочку!
Табуретка прекратила подъём, немного покачалась в воздухе, и не спеша поплыла вниз.
– Тебе не понравилось? – раздался над ухом разочарованный голос изобретателя, и я, наконец, открыла глаза.
Табуретка днищем прочно лежала на земле, но у меня перед глазами до сих пор всё качалось и кружилось, и я не сразу решилась разжать пальцы. На подгибающихся ногах выбралась из этого ненадёжного сооружения, сердито сказала:
– Дурак!
И быстро пошла к дому.
– Селена, ты чего? – растерянно спросил Стэнн, хватая меня за руку. – Я думал, ты обрадуешься. Я же лифт изобрёл!
– Разве это лифт! – закричала я, всё ещё не придя в себя от ужаса, охватившего меня в тот момент, когда я болталась высоко над землёй без всякой страховки. – Лифт – это кабинка. Стены со всех сторон. Знаешь, что не вывалишься. А тут что? Даже держаться не за что!
– Ну, так же интереснее. И видно всё, и качаешься, как на качелях. Здорово ведь? – воодушевлённо проговорил юный маг, но взглянув на мою насупленную физиономию, закончил упавшим голосом: – Или нет?
Я помолчала, думая, надо ли обижаться на этого глупого мальчишку. Он, вроде, порадовать меня хотел. А что не получилось – так на то он и мальчишка. У них вечно шутки дурацкие. Ладно, пусть живёт.
Пробурчала, глядя в сторону:
– Я высоты боюсь. Ты бы хоть предупредил сначала. А то всё качается, держаться не за что. Я до смерти перепугалась.
– Прости, – виновато погладил меня по плечу приятель. – Я не подумал. Я доделаю.
– Спасибо, – саркастически усмехнулась я, а сама подумала, что в этот так называемый лифт он в следующий раз меня сможет затащить только силой.
– Так, сын. Ну-ка, покажи, что ты тут изобрёл?
Мы оглянулись на голос. К нам подходили отец Стэнна лорд Джэффас и его друг лорд Атулис.
Стэнн сразу воодушевился:
– Это лифт, папа. Смотри!
И он, забравшись в табуретку, продемонстрировал его действие, взлетев до верхушки десятиметрового дерева.
– Я же говорил тебе, что твой сын – гений, – повернувшись к лорду Джэффасу, сказал ректор Высшей Школы магии и колдовства.
– Да, способности есть, – согласился Главный Королевский Колдун, не сводя глаз со спускающегося сына.
И обратился к вылезающему из «лифта» Стэнну:
– Скажи-ка, сын, кто научил тебя этому заклинанию?
– Никто. А разве тут есть какое-то заклинание? – недоумённо посмотрел тот на отца.
– Но ты как-то приводишь это сооружение в движение? Как?
– Да просто. Сначала я говорю себе, что очень хочу, чтобы оно поднялось. А потом делаю вот так, – и он едва заметно повёл ладонями вперёд и вверх. Табуретка опять подскочила на полметра и застыла в воздухе. Стэнн чуть сдвинул ладони вправо, и табуретка послушно заскользила в том же направлении. Повернул ладони вверх – табуретка птицей взмыла к верхушке дерева. Наконец, Стэнн опустил её на траву и повернулся к отцу:
– Вот и всё. Никаких заклинаний.
Мужчины переглянулись и едва заметно усмехнулись. А затем лорд Джэффас сказал:
– Теперь, сын, представь, что ты уже стоишь в этом, как ты говоришь, лифте, и сделай ещё раз то же самое, но без него.
– Это как? – не понял Стэнн.
– Ты только что проделал очень трудный фокус: ты поднял себя на вершину дерева вместе с табуретом, который ещё при этом умудрился не упасть. Сейчас облегчи себе задачу: проделай то же самое, но без табурета.
– Так, что ли, можно? Без лифта? – удивился юный гений.
Мужчины рассмеялись:
– А ты попробуй.
Стэнн кивнул, зачем-то зажмурился, сосредоточился, и я увидела, как его ноги оторвались от земли, и он начал медленно подниматься.
– Ты глаза-то не закрывай, – посоветовал лорд Атулис.
Парень открыл глаза, нашёл взглядом отца, чья голова была уже на уровне его ступней… и рухнул на землю.
– Сын, – глядя сверху вниз на сидящего в траве ошарашенного мальчишку, сказал отец. – К земле тянет не сила тяжести, а тяжесть мысли. И ещё страх. Избавься от неуверенности, и будешь летать, как птица.
И лорд Джэффас, прижав руки к туловищу, внезапно стрелой взвился в небо, дважды вихрем облетел толстый ствол и мягко опустился рядом с лордом Атулисом.
– Вот так-то, сын, – усмехнулся он, глядя на растерянное лицо Стэнна, и повернулся к другу:
– Продолжим нашу беседу?
И они не спеша пошли к дому.
Проводив взглядом уходящих лордов, я, наконец, захлопнула отвалившуюся от изумления челюсть, и присела перед приятелем:
– Стэнн, как здорово! Ты летать умеешь! Покажи ещё раз!
Под моим восторженным взглядом он быстро пришёл в себя.
– Сейчас.