Наталья Аверкиева
В тени твоих ресниц

Глава 2

– Машка! Машка! Как я по тебе соскучился! Сто лет тебя не видел! Машка! Любовь моя!

Родриго, небрежно швырнув огромный букет на стол, подлетел ко мне, обхватил за талию и принялся кружить.

Три матерных слова…

Он потянулся, чтобы поцеловать, но я резко дернула головой, и Родриго промахнулся, попав губами куда-то в висок.

Тиль! Мат! Много мата! Тиль! Тиль!

– Отпусти меня! – взвизгнула я на русском срывающимся фальцетом. И отчаянно задергалась в его крепких руках. Не тут-то было! Родриго, лишь посильнее сжал объятия и наконец-то достал мой рот, ворвался туда языком, засосал губы.

Мат! Мат! Тиль! Мат! Мат! Очень много мата!

Я глупо замычала…

Тиль!

…и не придумала ничего лучше, чем укусить его за язык.

Родриго вскрикнул и ослабил хватку.

– Да ты охренел?! – возмущенно сорвалась в крик, чувствуя, что еще немного и вцеплюсь в его рожу когтями. Если освобожусь. – Какого хрена ты засасываешь меня при моем молодом человеке?! Руки убери… – Голос сиплый, последние слова я громко прошипела.

Гнев сейчас взорвет изнутри.

Я зло его отпихнула и растерянно уставилась на серого, как холст, Тиля – глаза огромные, рот приоткрыт, лицо такое, будто его ударили ни за что.

– Кто это? – Голос звенел, словно перетянутая струна, вот-вот лопнет. И я поняла, что поползу за ним на коленях до самой Германии, лишь бы умолить не уходить.

Рада бы ответить, да не могу – язык не слушается. В голове всего три слова. Три матерных слова. У меня натуральный столбняк с полной парализацией всего организма и мозговой деятельности в частности. Стою между ними и ничего с собой не могу поделать – ни с места сдвинуться, ни слово произнести, лишь с ужасом смотрю на Тиля. Тело начинает бить мелкая дрожь.

– Милая моя девочка. – Родриго сделал шаг ко мне и приобнял за плечи. – Ну же познакомь меня со своей… своим… с этим… эээ… С этим милым созданием!

Услышала тщательно скрытую издевку в интонациях. Родриго говорил по-русски. Голос – сладчайший мед. Тиль видел, что он давно наблюдал. Значит, не заметить наши отношения не мог. Следовательно… Черт! Откуда он свалился на мою голову!

Скинула его руку.

Мозг вообще не работает. Лишь к трем матерным словам добавилась одна идиотская мысль, стучащая в висках великим колоколом, – что делать?

– Кто это? – прозвучало одновременно глумливо по-русски и ошарашено по-немецки.

– Это мой бывший парень. Я рассказывала… – выдавила по-немецки, не сводя с Тиля глаз. Голос едва слышен, дрожит, местами вообще пропадает или срывается в какой-то писк. – Клянусь, я понятия не имею, что он тут делает.

– А он в курсе, что он бывший? – Струна с жалобным визгом лопнула, больно поранив мою душу.

Торопливо кивнула. Потом еще раз и еще. Дерьмо какое! Я просто сейчас рухну перед ним на колени и вцеплюсь в ноги.

– Да, – с шумом выдыхнула. Господи, только поверь мне! Только поверь! Жизнь за тебя отдам! Только поверь!

– Ефремова, ты, блин, меня представишь своему… – Вижу, что Родриго едва сдерживается, чтобы не захохотать. Внимательно рассматривает парня. – Он только по-немецки понимает? Do you speak english, детка? – Сел перед ним на стул и облокотился на стол, сильно поддавшись вперед к отпрянувшему Тилю. – Ты, мать, как я погляжу, педофилией страдаешь. Ему хотя бы пятнадцать исполнилось? Ты паспорт проверяла?

Он говорил очень нежно и ласково. Идеальный вариант замаскировать грубость перед человеком, который не знает языка.

Я вспыхнула и презрительно поморщилась. Гнев рвется наружу, но я не позволила ему взять вверх. Зашла Тилю за спину. Положила руки на плечи. Пальцы сами собой пробежались по шее, по скулам. Нежно его поцеловала в щеку и гордо сказала по-английски (твою мать, хочешь знать, кто это, – узнаешь!):

– Родриго, познакомься, это мой… – запнулась. Бойфренд звучит пошло. Как? – Это мой любимый мужчина.

– Твой любовник? – уточнил Родриго по-русски.

– Нет, – упрямо отозвалась по-английски. – Это мой любимый молодой человек. Это мой мужчина. Которого я люблю. Его зовут Тиль. Прошу тебя не хамить ему и относиться с уважением.

Губы Родриго скривились в усмешке. Я гладила Тиля по плечам, одновременно успокаивая себя, что, если ему сейчас придет в голову сорваться с места и сбежать, я не позволю. Вновь нежно поцеловала в щеку – надо расставить приоритеты с самого начала. Тиль никак не реагировал на все мои действия, застыл. Только я лица его не вижу. Не знаю, что с ним происходит.

– Тиль, это Родриго. Мой хороший друг и бывший любовник. Я тебе рассказывала про него в Москве, помнишь? – тоже по-английски, теперь чтобы понял Родриго.

– Значит я любовник, а он любимый? – улыбается сеньор Гарсия-Пуговкин, ласково уставившись на меня. – Вот этот вот?

– Родриго, уважай мой выбор, – отвечаю твердо на английском. Хочу, чтобы они оба понимали, о чем я говорю.

Неожиданно Родриго вскочил. Несчастный стул в очередной раз с грохотом отлетел в сторону. Я не заметила, как от страха впилась ногтями в плечи Тиля. Его рука мягко накрыла мою, аккуратно разжал пальцы. Он легко коснулся губами запястья. От сердца отлегло. По крайней мере, если бы он сейчас мечтал послать меня далеко и надолго, то не стал бы целовать руку.

– Уважать твой выбор?! – орет Родриго по-английски. – Уважать?! Я хорошо помню, как ты простонала его имя в постели! А еще я хорошо помню, как мне звонил твой крестный и просил привести тебя в чувства, потому что ты невменяемая из-за какого-то козла! И я отлично помню, что возился с тобой полтора месяца, пытаясь хоть как-то вывести из депрессии! Все развлечения были к твоим услугам! Лучший ресторан? Пожалуйста, Маша! Хороший секс? Пожалуйста, Маша! Хочешь дорогую цацку? Ни вопрос, Маша! А какие ты истерики закатывала?! И из-за кого? Из-за какого-то сопляка?! Вот из-за этого ублюдка ты полезла щекотать себе нервы в гетто? Вот из-за него ты едва не погибла в Венесуэле? Это из-за него ты чуть не сдохла в горячке в Москве, когда тебя еле откачали?! Ефремова! Ты сумасшедшая! – В запале переходит на русский: – Я-то думал, там мужик, настоящий, здоровый! Вот с таким хреном! А что я вижу? Вот это ты называешь мужчиной? У этой инфантильной телки член-то есть? Или вы искусственным пользуетесь? Ради кого все это? Ради вот этого чмошника, который даже на мужчину не похож?!

Я счастливо улыбнулась, прижавшись животом к плечам Тиля. Потрепала его волосы. И, довольная, сморщила носик, чмокая в макушку.

– Да, Родриго, это все ради него.

– Ты спятила? – искренне недоумевал он.

– Да, я спятила.

– Машка…

– Родя… Я люблю его.

Тиль отодвинул поднос с мусором и поднялся. Я напряглась. На всякий случай засунула палец в шлевку на его джинсах, чтобы хоть как-то удержать. Оказалось, что они одного роста. Только Родриго, двадцати восьми лет от роду, активно занимающийся самбо, дзюдо и бодибилдингом, гораздо шире в плечах. И Тиль, восемнадцати лет от роду, ничем не занимающийся, кроме пения и танцев, рядом с ним смотрелся мелко и как-то хрупко.

– Мария мне рассказывала о вас. Приятно было познакомиться лично, – выдал он на английском. Потом обнял меня и поцеловал в шею. – Извините, у нас планы на вечер.

– Сядь, мальчик, – процедил Родриго. – У меня тоже были планы на вечер. И ты в мои планы ну никак не входил. Ефремова, ты про работу не забывай. У нас завтра мероприятие. Мне плевать, как ты от этого идиота будешь избавляться, но завтра в четыре утра я жду тебя в отеле у ресепшен. Мы едем в буш на праздник рождения новой луны. Тебе должен был позвонить Петрович и все рассказать про экстремальный туризм.

– Стой, так это ты организуешь эту поездку?

– Ну да. И завтра мы едем в буш.

– Когда ты прилетел?

– Сегодня в три часа дня.

До меня дошло, про кого говорил крестный… Я же не рассказывала никому про Тиля, кроме подружки Полинки, которая и втравила меня в эту авантюру с немецкой группой. И с какого перепугу я решила, что Петрович расспрашивал меня про Тиля? Идиотка! Как я сразу не догадалась…

– В каком отеле ты остановился?

– В том же, где и ты. Только на десятом этаже. Номер 1011.

– Ладно, я поняла. Извини, Родриго, у нас на самом деле с Тилем дела. Увидимся.

И я дернула Тиля к выходу.

Мы молча возвращались в отель. Тиль впереди, я за ним. Неловкость во всем. В том, как он медленно бредет по улице, почти не смотря по сторонам и не улыбаясь. В том, как я молчу – мне есть, что ему сказать, но как-то не хочется начинать первой. В голове проносятся тысячи мыслей. Я уже знаю, что и как объясню. Если спросит. Он не спрашивает. Молчит. Под ногами землетрясение. Мой мир пошатнулся. Все труднее и труднее удерживать равновесие. Главное, не паниковать! Что мы имеем? Родриго, который свалился как снег на голову в Сахаре в разгар лета. Ну, бывают и такие катаклизмы. Конечно же, теперь ни о какой поездке и речи быть не может. Это даже не обсуждается. Я не сведу их вместе с Тилем. И дело не в том, что я не уверена в себе и боюсь, что Родька вернет меня, завоюет заново. Дело в том, что, если Родриго втемяшилось в голову, что меня надо вернуть, он сделает все, чтобы разрушить наши с Тилем отношения. Отношения, которыми я дорожу, которые начали только-только налаживаться, которые мы только начали строить. Я неожиданно поняла, что безумно боюсь его потерять. Когда чувства еще не сформировались, когда было еще не понятно что и как, было не так страшно за него, за себя, за нас. А теперь… Я стала зависимой от него, от его мнения, от его слов. Если он уйдет, мой мир разрушится. Я не хочу, чтобы он рушился! Тиля надо удержать. Он ревнивый и вспыльчивый. Он не простит мне измены, а я не смогу доказать, что никакой измены не было, что я целиком и полностью принадлежу ему. Он верил мне раньше… Сейчас Родриго сделает все, чтобы доказать ему обратное. И если Тиль поверит Родриго, а не мне… Нет, я не могу поехать в буш, зная, что Родриго будет постоянно провоцировать конфликт. Я никуда не поеду.

В номере Тиль уселся в кресло с ногами, сжался в комок и обхватил голову руками. Я хотела погладить его по спине, но рука так и замерла в миллиметре. Не решилась…

Черт, надо что-то делать! Что?

Родриго наговорил много лишнего и ненужного. Но, сам того не зная, ляпнул и еще много того, что было полезным для ушей Тиля. Главное, он подтвердил, что даже с ним я постоянно думала о Тиле. Другое дело, сам Тиль плохо понимает английский, и не факт, что пламенное выступление Родриго дошло до его сознания в полном объеме и с неискаженным смыслом. Не могла же я, право слово, синхронным переводом опять заниматься…

Что же делать?

Ладно, начнем оправдываться первыми.

– Тиль, я… – и заткнулась. Не получается у меня сегодня говорить – скулы сводит.

Тиль резко встал и вышел из номера.

– Всё, – пробормотала я, когда за ним закрылась дверь. И не литературно выругалась матом.

Глава 3

Я тупо стояла посреди комнаты с каменным лицом, прокручивая в голове возможные варианты развития событий. «Если он уйдет – это навсегда, так что просто не дай ему уйти» – явственно стучало в висках. Так, Машка, думай, голова – два уха. Во-первых, Тиля сейчас трогать нельзя – он злой. Пусть отойдет, там будем действовать по обстоятельствам. Во-вторых, надо понять, каким образом Родриго оказался в Макдональдсе. Это было бы последнее место, где искали бы знающие меня люди, – я не питаюсь в Макдональдсе вообще, даже с большой голодухи. Его могли послать с ресепшен. Или он за нами следил от отеля? Он прилетел на час раньше Тиля. Он мог увидеть, как мы регистрируемся. Черт! Надо будет выяснить. Неспроста этот букет роз! Он мне цветы в жизни не дарил! В-третьих, когда мы последний раз с ним общались? Как раз три недели назад. Родриго сделал мне предложение по электронке. Я ответила смской, что не готова к такому серьезному шагу и дружба меня вполне устраивают, впрочем, как и страна проживания. Поэтому предположение Тиля о ничего не подозревающем о разорванных отношениях Родриго, более, чем разумно. Но, простите, Родриго взрослый, умный мужчина, он должен был понять, что его культурно и вежливо послали! А если он это понял, то появился здесь не просто так. Вариантов два – либо переехать в другой отель, либо тщательно избегать контакта с ним в ближайшие дни. Иначе отношениям с Тилем наступит конец. Если уже не наступил. Я не прощу этого Родриго.

Набрала номер его комнаты. Он взял трубку сразу же, словно ждал.

– Родя, это я. Хочу сказать, что мы не поедем завтра никуда. Я плохо себя чувствую, очень устала и хочу эти два дня отдохнуть перед перелетом. Я три недели пахала, как проклятая, имею право на отдых. Если у вас с Петровичем будут ко мне какие-то претензии, то вычтите эти дни из зарплаты. Я устала и хочу отдохнуть.

Он усмехнулся мне в ухо.

– И еще, ты можешь разрушить наши отношения с Тилем. Но так ты наживешь себе врага в моем лице. Подумай над этим.

– Завтра в четыре у ресепшен. И, будь любезна, не опаздывать.

И повесил трубку.

А вот хрен тебе!

Прошло два часа. Я уже знала, что Тиль телефон не взял. Деньги тоже. Документы валяются на постели. Значит, либо он где-то бродит по улицам, что вряд ли, учитывая его нелюбовь к пешим прогулкам, либо находится где-то поблизости. Я старалась прислушаться к себе и понять, что с ним. Результат нулевой. В Москве получалось. В Венесуэле получалось, как потом выяснилось. А в Сиднее ни фига. На столике рядком стояло пять рюмок из-под коньяка и четыре чашки из-под кофе. Главное, не паниковать и не истерить. Время – двенадцать ночи. Жду еще полчаса и звоню в полицию.

Нет! Если он хочет побыть один, то не надо поднимать шум. Он взрослый. Справится с эмоциями и вернется. Все равно без документов он никуда не денется. Главное, чтобы с ним ничего не случилось в чужом городе…

Решительно разделась и забралась под одеяло. Нагуляется – вернется. Он взрослый. Я не должна за ним бегать. Не должна. Вернется. А если с ним что-то случилось? Если он опять влип в какую-нибудь историю? Тоже мне, нашлась ясновидящая! Надо звонить в полицию! Нет, еще десять минут… Осталось десять минут до половины первого.

Мне казалось, что после лошадиной дозы кофе, я не буду спать несколько дней, но коньяк оказался сильнее – вырубилась, едва голова коснулась подушки, провалилась в пустоту. А проснулась от того, что в номере кто-то бубнил. Сознание включилось моментально – дверь не заперта, мог войти чужой. Замерла. Прислушалась. Нельзя показывать, что голос меня разбудил. Но надо быть готовой к тому, что придется громко орать и защищаться. О! Какой забористый мат. Конечно, не русский аналог, но… Кто-то наткнулся в темноте на что-то, судя по всему, навернулся и заматерился чуть громче. Тиль, – расплылась я в довольной улыбке. – Моя радость вернулась.

Он что-то бормотал про game over, грозился кому-то показать Кузькину мать и разве что туфлей не стучал в гневе по столу. Причем фраза «game over» его особенно возмущала. Он повторял ее раз за разом, сопровождая заковыристым матом. А я никак не могла разобрать, что ж он прицепился к этим несчастным словам. Тиль очень аккуратно пробрался под одеяло и прижался ко мне всем телом, холодный, как лягушка.

– Game over… я ему покажу… game over! … я ему такую game вместе с over покажу, что… – пробубнил он мне в затылок и поцеловал.

Даже мой не слишком дышащий после десятиминутной истерики перед сном нос уловил кошмарный запах алкоголя и сигарет. Сигарилл… Черт! Capitan Black Little Cigars Original! Тиль насквозь пропах табаком Родриго… и какими-то тошнотворными духами. К немецкому мату добавился русский в моем исполнении. Черт побери! Это что такое? Это кто? Откуда? Где он был? Родриго! Что Тиль делал у Родриго и почему от него воняет женскими духами? Женскими духами? Я его тут жду, изнервничалась вся, извелась, а он где-то шляется! С бабами! С другими бабами! Посильнее стиснула зубы. Не спрашивай сейчас ни о чем! Только не спрашивай. Пусть мучается, что мне не интересно, где он шлялся до двух ночи. Пусть мучается. Мне не интересно. Вообще не интересно. Где был, что делал – не важно. Но, если Тиль был у Родриго, то тот мог наговорить ему всякой гадости про меня, лишь бы поссорить, развести. Но ни черта у Родриго не выйдет! Я ядовито усмехнулась.

Аккуратно развернулась к нему лицом. Обняла, уткнувшись носом в грудь. Он тут же сгреб меня в охапку и положил ногу на бедро, хмыкнул своим злым мыслям и поцеловал в макушку. Начал гладить по спине, приговаривая сладко:

– Спи, спи… Еще рано… Спи… Нет, урод… Game over! Ха! Черта с два!

Было уютно и хорошо вот так лежать в его объятиях, слушать голос и… Ой, нет, не будем про запах… Усмехнулась. Остается выспросить, о чем они говорили. Ох, я пришибу эту полукровку, если он натрепал про меня что-то лишнее.

Рука сама собой ползет по его спине. Подушечки пальчиков едва касаются кожи. Ряд позвонков. Чуть выступающие лопатки. Поясница. Ямочки на крестце – я их обожаю. Выдыхаю томно на грудь. Поднимаю к нему глаза. Темно. Ничего не видно вообще. Какие хорошие гардины. И как не вовремя. Он тоже нечего не видит. Тыкается ко мне лицом. Губы находят губы. Гнусный Capitan Black… Он курил эту гадость. И, кажется, пил текилу. Языки ласкаются. Настойчиво, нежно, страстно. Его вкус – мой вкус. Он гладит меня, просто гладит. Везде, где достает свободная рука. На второй приютилась моя голова. Гладит так, что хочется умереть от неги, раствориться в ней. Он оберегает меня сейчас от всего, от всех, от любого зла мира. Чувствую это. Осязаю это. Осознаю. Тону в его нежности. Ловлю каждый момент, чтобы запомнить навсегда, чтобы думать об этом, когда мы расстанемся послезавтра, расстанемся всего на несколько дней. Что меня ждет с ним? Редкие встречи украдкой. Осторожность во всем. Пристальное внимание чужих людей. Агрессия поклонниц. Хочу запомнить сейчас его руки. Хочу помнить вкус этих губ. Хочу видеть эти глаза. Он целует мою шею. Невесомо касается языком за ухом. Легкий стон ему в плечо. Маленькие поцелуи век, бровей, кончика носа. Губы жадно ловят его. И, найдя, опять ласкаются. Он как волны в море – такой же сильный и нежный. Он как солнечный луч – такой же теплый и ласковый. Он как ветер – такой же невесомый и трепетный. Наверное, никогда в жизни меня так не любили. Всё, что хранилось в нем, всё, на что он был способен, всё-всё сейчас принадлежало мне. Весь его мир. Все его чувства. Вся его любовь сейчас принадлежала только мне. У нас на одних целая Вселенная. Огромная. Звездная. Яркая. Только наша. У нас на двоих одно дыхание, одно сердце, одна душа. Сегодня не было агрессии, когда зубы сводит от удовольствия на шее партнера, когда перестаешь себя контролировать и дерешь кожу в экстазе, сегодня было море любви и нежности, огромная вселенная тепла и ласки. Он двигался очень аккуратно и целовал, целовал, целовал. В тишине, в темноте, без глупых, никому не нужных слов. И я в какой-то момент поняла, что мне ничего не надо в этом мире, лишь бы слышать, как бьется его сердце, лишь бы видеть его глаза, лишь бы ощущать его руки. Мы кончили одновременно, так же тихо, как занимались любовью, с легким стоном, с закрытыми глазами, на какой-то грани сознания. Он любит меня. Он со мной. Он рядом. Его губы собирают капельки пота с моей шеи. Переплетенье наших рук. Переплетение наших ног. Пальцы сжимают пальцы. Прижимаюсь к его животу спиной. Обнимаю руку, на которой лежит моя голова. Целую каждый пальчик в благодарность. Мне безумно хорошо. Трусь затылком о его грудь и проваливаюсь в разноцветные облака самого счастливого сна на свете.

Я не сразу поняла, что это стучало – боль в висках от запаха или что-то другое. Вокруг творилось что-то ужасное: мобилки, сменяя друг дружку, противно трезвонили, телефон на ночном столике у кровати разрывался, в дверь кто-то колотил так, что казалось ее сейчас сорвет с петель. И при этом дикая головная боль простреливала из затылка через висок в глаз. Я села на кровати и по глупости тряхнула головой. Взвыла… Кажется, это мигрень. Чертовы сладкие духи и Capitan Black! Дурацкий коньяк! Как же мне плохо и хочется пить… Схватила с кресла покрывало, замоталась в него и поплелась открывать.

– Я так и знал! Время полчетвертого, а ты еще спишь? – рявкнул свеженький как раннее утро Родриго.

Пригладила стоящие дыбом волосы и постаралась разлепить глаза. Безрезультатно.

– Чего ты хочешь? – промямлила я, совершенно неприлично зевая. Упаду и умру прямо здесь. Спать… Как же я хочу спать…

– У тебя есть полчаса на сборы. Живо! Шевели булками!

– Я тебе вчера сказала всё. Давай, Родриго, иди уже отсюда. У меня выходной. Иди к черту.

Родриго грубо схватил меня за плечо и потащил в ванную. Включил душ и окатил ледяной водой.

– Просыпайся, чудовище! Просыпайся! Машина ждет уже.

Я взвизгнула. Сон улетучился. Он пихнул меня обратно в комнату. Набрал воды в какую-то емкость, я так и не поняла, что это и для чего, подлетел к кровати, сдернул с Тиля одеяло и облил. Подозреваю, что тоже холодной водой. Тиль выругался, и спрятал голову под подушкой, стараясь натянуть одеяло на тело. Но разве Родриго угомонится? Он скинул одеяло на пол, а Тилю со всей дури шлепнул по голой заднице так, что остался красный след от пятерни:

– Вставай, я тебе говорю! – по-русски.

Тиль приподнялся на локтях и зло зашипел:

– Можно я трусы надену?! Выйди вон! – по-немецки.

– Полчаса! Understand?

Уходя, Родриго ударил по выключателю и хлопнул дверью. Яркий свет неприятно резанул по глазам. Я скривилась и жалобно посмотрела на сидящего на мокрой простыне недовольного и мятого Тиля, ошарашенно ахнула: на щеках, подбородке, лбу красовались следы от помады, сильно стертые, но все равно различимые, на шее и ключице четыре черных пятна – засосы. Твою мать… Я подошла поближе – нет, пять засосов. Меня затрясло… Пять чужих засосов. Пять! Чужих! Засосов! И этот мерзкий запах сладких бабских духов, которым я, кажется, пропахла до самых костей. Твою мать… И как это понимать? Пять засосов…

Только не ори… Главное, не ори… Вдох. Раз, два, три. Выдох. Раз, два, три. Вдох. Твою мать! Пять засосов! Выдох. И помада! И духи! Вдох… Губы сжаты. Зубы скрипят. Выдох. Глазами хочется выжечь эти черные пятна на его шее до самого мяса! Вдох. Только не ори. Он был у Родриго. Тот мог подставить парня. Скорее всего так и было. Выдох…

Тиль перехватил мой офигевший взгляд и расшифровал его по-своему:

– Да, вот так по утрам выглядят рок-звезды, – с вызовом и какой-то обидой. – Вот такие они страшные и опухшие. Что, не нравлюсь? – Руки в волосы. Голова на грудь. Легкий болезненный стон.

Только не говори мне больше ничего, иначе узнаешь о себе много нового…

Вдох. Два, три… Выдох… Не ори. Родриго. Он был у Родриго…

Кое-как сдержала злорадную усмешку. О да, мальчик, у тебя странные представления о том, как по утрам выглядят рок-звезды. Лучше молчи, рок-звезда сопливая. Зато я знаю, что сейчас тебе хочется умереть, как минимум, – перепить Родриго еще никому не удавалось. Что у русского ни в одном глазу, то немцу смерть от интоксикации. Дитё непутевое, хоть бы пить научился, бабник чертов. Будем тебя лечить, ибо мужчина с похмелья – злой мужчина. В чашку положила двойную дозу Alka-Seltzer. Достала из мини-бара две бутылки минералки: одну себе (все-таки коньяк даже с кофе на мой неокрепший организм повлиял не менее плохо, чем текила на организм Тиля), а вторую этому страдающему ловеласу, хотя я бы с удовольствием сейчас ею в него запустила. Взяла себя в руки и улыбнулась, внутри все клокотало от злости и негодования. Села на краешек кровати и протянула шипучку.

– Ты самая красивая опухшая рок-звезда, которую я когда-либо знала, – постаралась, чтобы голос звучал ласково. – А еще сегодня была лучшая ночь в моей жизни.

Он с подозрением уставился на жидкость.

– Пей. Конечно, сейчас было бы лучше выпить крепкого сладкого чая с мятой, но его нет, а это хотя бы снимет головную боль.

Парень, сильно морщась, выпил лекарство. Сжался весь от холода. Я обняла его за плечи. Тиль доверчиво потерся носом о мое плечо. Скользнул рукой по бедру и чмокнул в щеку. Ох, какой перегар зверский.

– Я позвоню на ресепшен, попрошу, чтобы нам постель поменяли. Ты иди, умойся, а я пока номер проветрю – дышать невозможно.

– Да, – кивнул Тиль. – Вонь страшная. А чем пахнет?

Я ядовито усмехнулась, не удержалась и съязвила:

– Твоими женщинами.

– Да ну тебя. – Он шутливо меня оттолкнул и рассмеялся. – Надо одеваться. Мы же едем к аборигенам.

– Нет, мы ложимся спать.

– Нет, едем к аборигенам. Родриго ждет.

Мои брови взлетели на лоб, а глаза удивленно распахнулись. Я прикрыла отвалившуюся челюсть и переспросила:

– Что Родриго делает?

– Ну, мы же с тобой вчера решили, что едем к аборигенам на экскурсию, – наивно хлопая пушистыми ресницами, заявил Тиль. – Так что мы едем к аборигенам. Одевайся.

– Эй, погоди! Мне кажется, что ты не слишком хорошо понимаешь ситуацию, Тиль.

– О, нет! Как раз я ее очень хорошо понимаю. И мы с тобой поедем к этим чертовым аборигенам.

– Тиль, стой! Послушай. Родриго знал о тебе, знал, что я люблю другого. Я рассказывала ему. Три недели назад он сделал мне предложение…

– А ты? – он прищурился.

– А я… А мне Дэн позвонил в тот же вечер, и я, не раздумывая, улетела в Париж к тебе. Родриго приехал сюда, чтобы вернуть меня.

– А ты?

– А я хочу быть с тобой.

– Тогда чего ты боишься?

– Я боюсь, что он сделает тебе больно. Тиль, он будет подставлять тебя. Ты это понимаешь? Он сделает всё, чтобы отбить меня. Всё, понимаешь?

– Ну вот и поиграем.

– Черт! – я вскочила и заметалась по комнате, подхватив спадающее покрывало. – Как ты не понимаешь? Это не игра! И это ты говоришь про меня! Я не приз, чтобы на меня играть!

Тиль вздохнул, пошарился по комнате в поисках трусов, натянул их и подошел ко мне.

– Я уверен в тебе. Я уверен в себе. И мне интересно на все это посмотреть. Доверяй мне. И потом, я ни разу в жизни не видел живых аборигенов, – обнял и поцеловал. – Ну, пожалуйста, поедем. Все будет хорошо. Ты мне веришь?

Я скривилась от кошмарного амбре. О, Боже, пожалей мой нос.

– Ежик, иди помойся… – проныла, высвобождаясь из его объятий.

Тиль хихикнул и скрылся за дверью.

Я тут же подскочила к ванной и прислушалась. Не хотелось пропустить ЭТО.

ЭТО не заставило себя долго ждать. Тиль сдавленно застонал и выругался. Я злорадно потерла руки. Хе-хе, звезда полей и огородов… О, как Тиль матерился. Просто атас! Я за эти несколько часов мата от него услышала столько, что впору словарь составлять. Он решил принять душ. Тоже правильно. А я пока соберу нас. Ох, не было у Машки печали, завела себе Машка мужчину.

Кинула в рюкзак документы, деньги… Одежда нам не нужна, мы на один день едем… Что еще? Солнечные очки… Все, наверно. Диктофон. Фотокамера. Телефоны. Нищему собраться – только подпоясаться.

Вы когда-нибудь видели, как из кухни на полусогнутых лапах выползает щенок, только что сожравший коронное блюдо хозяйки за пять минут до гостей, и полностью раскаивающийся в своем преступлении? Так вот, Тиль выглядел раз в десять забавнее. Он вцепился руками в горло и смотрел на меня, развалившуюся в кресле, так жалостливо, что я с огромнейшим трудом удерживалась от смеха. Молчу. Лицо серьезное. Ну, насколько его вообще можно состроить серьезным в этой идиотской ситуации.

– Я… – залепетал он. – Я… это… там была… были… девушка… женщина… две… я… ничего не было! Клянусь! Ничего не было! Это ничего не значит! Клянусь! Ничего… там… Я был в баре… Песня… Я хотел песню… Подсела какая-то девушка… Она хотела познакомиться…

– Меня на самом деле волнует сейчас другой вопрос. Ты проболтался, кто ты? Родриго знает, кто ты? – спокойно перебила я, чувствуя, что вот-вот взорвусь. Не хочу и не буду слушать ни о каких телках, которые хотят с ним познакомиться. Мне не интересно. – Это важно. Он журналист. И он настоящий журналист, который не откажется от сенсации.

– Нет, – трясет он головой. – Нет, я не говорил. Не мог сказать… Я помню, что он журналист. Я молчал… Он в баре меня увидел… Родриго… И еще какая-то девушка… Женщина…Девушка… Мы много выпили… Поднялись в номер Родриго… Там тоже… пили… много… А потом девушки начали приставать… Я… это… Правда… Я ничего не помню… – обреченно.

– Ты все еще хочешь поехать к аборигенам? – голос звенит, больше нет нужды скрывать недовольство и раздражение.

– Ты мне веришь? – с надеждой.

– Ты свободен в своих отношениях, Тиль. И я хочу, чтобы ты это помнил.

– Ты мне веришь? – едва слышно, с болью. Закусил губу. Ловит мой взгляд. Руки висят плетьми. Еще немного и, кажется, он разревется. Весь какой-то жалкий, маленький, взъерошенный. Вот так по утрам выглядят рок-звезды, милый?

Кивнула и улыбнулась настолько тепло, насколько смогла. Его губы задрожали, он часто заморгал. Закрыл руками лицо и тут же открыл. Шагнул ко мне, уселся на подлокотник и обнял. Облегченно выдохнул мне в шею. Мы сидим, прижавшись друг к другу, в полной тишине. Не знаю, о чем думает он, но я безмерно счастлива – мы вместе, он любит, я любима.

– Я хочу поехать к аборигенам, – неожиданно твердо произнес Тиль. Уголки губ приподнялись, как будто он хищно оскалился. – Хочу. Хм, черта с два ему game over. Ты только доверяй мне. Слышишь? Доверяй.