В лучших традициях переменчивого горного климата погода портилась неуклонно и стремительно. Порывы пронизывающего ветра обжигали наши лица, а жесткий, колючий снег больно царапал кожу. Благодаря заколкам- невидимкам моя пилотка сумела удержаться на месте, а вот с Урмаса ветер сорвал фуражку и моментально унес ее в свободный полет. В таких поганых метеоусловиях, когда, как говаривал наш покойный КВС, хороший диспетчер даже собаке разрешения на выгул не даст, разглядеть что-либо вокруг уже через пару минут не представлялось возможным, но, судя по удаляющемуся гулу в небе, пилотам вертолета был отдан приказ приостановить разведку до улучшения видимости. Никогда не подозревала в себе обладателя столь пытливого ума, но сейчас мне стало по-настоящему интересно, как тут всё организовано в плане иерархии и распределения обязанностей. Это ж какой штат нечисти надо раздуть, чтобы обеспечить для каждого грешника свою отдельную «комнату страха» со всей необходимой атрибутикой? Или в исключительно тяжелых случаях наподобие нашего даже черти согласны на голом энтузиазме пахать в три смены, чтобы если уж наказать так наказать?
–Что-то здесь не так, ты не находишь? – неожиданно спросил Урмас, наряду со мной безуспешно пытающийся постичь суть происходящего.
–А чего ты ждал? – язвительно скривилась я, – пути Господни неисповедимы, а пытка неизвестностью – тоже та еще мука…
–Не знаю, не знаю, -задумчиво протянул второй пилот, провел ладонью по влажным от снега волосам и внезапно впился мне в лицо немигающим взглядом серо-зеленых глаз, – это ведь был вертолет спасательных служб, ты должна это понимать. Лайнер пропал с радаров и на земле забили тревогу. Нас ищут.
–На том свете с фонарями? – с ехидцей в голосе предположила я, – ты в своем уме? Ах, да, о чем это я, тут и спрашивать не стоит…
–Возьми меня за руку! – без какого-либо логического перехода попросил Урмас, и после того, как я многозначительно воззрилась на него полными недоумения глазами, милостиво снизошел до краткого пояснения, – надо кое-что проверить.
–Что именно? – уточнила я, разрываясь между инстинктивным отвращением, внушаемым мне одной лишь мыслью о тактильном контакте с этим чудовищем, и непреодолимо острым желанием, наконец, разобраться в хитросплетении окружающего нас безумия.
Вместо ответа второй пилот решительно стиснул мои дрожащие пальцы, и я с первобытным ужасом ощутила, что снова таю от счастья, будто забытое на жаре мороженое. Я так сильно испугалась нахлынувших на меня эмоций, что грубо вырвала руку и на всякий пожарный даже отступила в сторону на пару шагов.
– Что ты почувствовала? – словно специально вздумал поиздеваться надо мной Урмас, -говори, это очень важно!
–А ты? – в лоб осведомилась я в надежде выиграть немного времени и на ходу сочинить более или менее убедительную ложь, – расскажи о своих ощущениях?
–Слегка повышенную температуру тела и учащенный пульс, – спокойно озвучил свои выводы второй пилот, и у меня непроизвольно вырвался расстроенный вздох, – теперь твоя очередь.
–Всё тоже самое, – не стала мудрствовать лукаво я, -плюс, у тебя еще ладони вспотели.
–Отлично, – удовлетворенно кивнул Урмас, – сердца у нас бьются, кровь циркулирует, потовые железы работают. Что скажешь?
–А что тут сказать? – развела руками я и с выразительным стоном поморщилась, – разве только то, что у меня в довесок ко всему прочему поясница разламывается и после рвоты желудок к позвоночнику прилипает. Но разве не ты сам говорил, что мы призраки и все наши чувства фантомны? Это какая-то иллюзия, нам кажется, что мы способны реагировать на тепло и всё такое, а в реальности мы всего лишь астральные сгустки энергии или как там это правильно называется?
–Ладно, допустим, ты права, – не слишком впечатлился приведенными мною аргументами Урмас, – тогда следующий вопрос: эти горы, обломки самолета, труп КВС – тоже иллюзия?
–Наверное да, – кивнула я, несколько секунд подумала и неуверенно добавила, – а, может быть и так, что наши души бродят по реальному месту катастрофы.
–Это легко проверить, – заметил второй пилот, – смотри, вот это кусок от приборной панели, я наступаю на него ногой, и он ломается, ломается, потому что он настоящий. Отсюда третий вопрос. Наступив на осколок, я раздавил его собственным весом. Итак, сколько, по-твоему, весит призрак?
– Нисколько, естественно, – автоматически вырвалось у меня, – но это ничего не доказывает. Даже если бы при падении выжили лишь мы двое, а ты должен понимать, что это невозможно, то у нас сейчас бы ни одной целой кости не осталось. На нас нет ни царапинки, Урмас, мы умерли, смирись уже с этим! Когда погода наладится и сюда доберется спасательный отряд, нас никто не заметит и не услышит!
– Раз мы призраки, значит, мы должны проходить сквозь материальные объекты, да? – не унимался второй пилот, – попробуй, я с удовольствием посмотрю, что у тебя получится. Ну, давай, что же ты? Ничего не выходит? Хреновый из тебя призрак!
–На себя посмотри! – обиделась я, и вдруг осознала, что наш конструктивный диалог безнадежно перерос в театр абсурда, – прекрати нести околесицу! Честное слово, лучше бы меня черти живьем на гриле поджарили, чем заставили терпеть твое общество.
–Хочешь знать, я тоже не был рад тебя здесь увидеть, – отбил подачу Урмас, в течении последних минут лишившийся львиной доли самообладания, -я понятия не имею, как объяснить все эти нестыковки, но я готов поклясться, что мы не умерли, или не совсем умерли, я не знаю. Трупов нет, признаки жизни присутствуют, это же очевидно.
–Нет, это не ад, а психбольница сплошная! – в сердцах выдохнула я, будучи на грани нервного срыва, -дьявол намеренно сводит нас ума этими штучками с силой тяжести и так далее, вот что тут происходит! Это часть нашей кары, мы должны чувствовать себя живыми и страдать еще больше! Не веришь? Тогда давай дождемся поисковую команду! Мы будем для них невидимы, неслышны и неосязаемы, потому что мы мертвы! Мерт-вы, понял?
–Прости, но мы не будем никого ждать, – жестко рубанул второй пилот, – мы заберем аварийный самописец и покинем это место, как можно скорее. Ты примерно представляешь, как выглядит «черный ящик»?
–Прежде всего у меня сформировалось четкое представление, как выглядит убийца ста пятидесяти человек, а по совместительству еще и полный идиот! – взвилась от ярости я, – куда ты собрался идти? Отсюда нет выхода, это ад!
–Это Восточные Судеты на границе Польши и Чехии, – звенящим от напряжения голос сообщил Урмас, – я хорошо знаю эти места, когда-то мы тут часто отдыхали с семьей.
–О, Боже! – молитвенно сложила руки я и всенепременно опустилась бы на колени, если бы не проклятый копчик, не замедливший напомнить о себе при первой же попытке, – ты совсем свихнулся! Не зря говорят, что, если Господь хочет наказать человека, он лишает его рассудка! Делай всё, что тебе угодно, только оставь меня в покое!
–Нам нужно отыскать именно речевой самописец, CVR, запомни эти три буквы, CVR, – невозмутимо проинструктировал меня второй пилот, от которого мои обличительные речи, похоже, отскакивали не хуже гороха от стенки, – на параметрическом «ящике» есть маркировка «FDR», если обнаружишь его, просто не трогай, пусть «FDR» найдут спасатели. Искать надо среди фрагментов хвостового отсека, так что пойдем в обратную сторону. И поторопись, у нас мало времени, мы должны успеть найти наш «ящик», пока здесь еще никого нет.
–С чего вдруг я должна подчиняться сумасшедшему маньяку? –спросила я, до глубины души испуганная фанатичной решимостью Урмаса любой ценой осуществить задуманное.
–Потому что это в твоих же интересах, -поверг меня в глухой ступор второй пилот, однозначно, решивший не терять время даром и продолжающий вести со мной разговор прямо на ходу, – ты сама признала свою вину, и если ты попадешь в руки правосудию, то сгниешь в тюрьме.
–Какая мне разница, я уже умерла! – отчаянно пытаясь достучаться до затуманенного разума Урмаса крикнула я, – ну а если произошло божье чудо, то даже пожизненное заключение покажется мне недостаточно суровым наказанием за мою ошибку. Я остаюсь и жду спасателей. Будь что будет!
–Ничего не будет! Мы найдем CVR, а потом ты пойдешь со мной, – категорически не разделил моих планов второй пилот и весьма невежливо схватил меня за руку, отчего сам же первым и пострадал. Боль в запястье мигом дала о себе знать, Урмас сдавлено выругался, однако, мертвой хватки не разжал. К сожалению, я растратила все свои силы на недавний приступ дикой ненависти, и на активное сопротивление оказалась практически не способна. Поясница ныла, желудок скручивали спазмы, а в ушах крайне гадко шумело – одним словом, если я пока и не труп, то осталось мне так уж и долго.
Урмас увлекал меня в настолько быстром темпе, что я не успевала смотреть вниз, а с учетом непрекращающегося снега вскоре и вовсе перестала соображать, куда мы движемся. В мозгу всё перепуталось и смешалось, туфли промокли, ноги замерзли, а и без того похоронное настроение упало до критической отметки. В одном я была всецело солидарна со вторым пилотом: участок ада нам достался чрезвычайно навороченный, и обустроен он был, что называется, с душой и фантазией. Тут тебе и спецэффекты, и деструктивное воздействие на психику, и еще много всего такого, «что и не снилось нашим мудрецам».
Обычно бортовые самописцы, в обывательских кругах, известные как «черные ящики» поисковые команды ищут месяцами, а периодически и годами, причем аналогичное количество времени впоследствии тратится затем на расшифровку данных. Примите во внимание, что у поисковиков имеется специальное оборудование, принимающие сигналы от встроенных радиомаяков, и вам сразу станет понятно, насколько глупой и недостижимой выглядела затея Урмаса. Но иногда выражение «дуракам везет» внезапно приобретает поистине сакральный смысл. После почти часового блуждания среди догорающих обломков и жутко изувеченных останков пассажиров, я наткнулась на самописец буквально у себя под ногами. Ярко-оранжевый цилиндр наполовину ввинтился в землю и навскидку казался почти неповрежденным. Там, внутри огнеупорного и противоударного титанового корпуса скрывался модуль память, несущий в себе аудиозапись всех шумов и переговоров в кабине пилотов, а заодно и мое пронзительно-надрывное признание в любви, прозвучавшее за считанные минуты до катастрофы. А еще неубиваемый «ящик» в подробностях сохранил и мой последний разговор со Стекловым, когда я честно рассказала КВС о больничном листе Урмаса, так что в чем-то второй пилот был прав: доказательства моей вины зафиксированы на электронный носитель, и вместилище вышеупомянутого чипа сейчас находился прямо у меня перед глазами.
Я будто бы заново пережила развернувшуюся на борту самолета драму, и за переживаниями даже позабыла, что я сама тоже погибла при крушении. Но когда первоначальные эмоции немного отпустили, ко мне вернулось здравомыслие, и я с горькой усмешкой на потрескавшихся губах посоветовала охваченному ликованием Урмасу:
– Посмотри на «ящик» в последний раз и успокойся. Мы –призраки, и ничего не сможем отсюда вынести, материальные объекты останутся в своем мире, а мы – в своем. Да и Страшный Суд уже давно вынес нам свой вердикт. Мы –тени, обреченные вечно скитаться в аду.
–Надо найти что-нибудь на роль рычага и вытащить CVR,– прагматично рассудил второй пилот, по уже ставшему привычным обыкновению обратив на меня не больше внимания, чем слон на самозабвенно тявкающую Моську, – помоги мне, вдвоем мы приложим необходимое усилие и «ящик» поддастся. Быстрей, снег кончается, надо срочно уходить.
ГЛАВА XI
Прежде чем речевой самописец был извлечен из образовавшейся воронки, нам пришлось изрядно повозиться с импровизированным рычагом из обломка фюзеляжа, и когда «черный ящик», наконец, оказался на поверхности, я почувствовала себя до такой степени, разбитой и уставшей, будто всю ночь напролет разгружала вагоны с углем. Интенсивность осадков, тем временем, и вправду ощутимо поуменьшилась, плотно затянутое снеговыми тучами небо понемногу прояснялось, а окружающие долину горные вершины отчетливо проступали из густого белесого тумана. Наш самолет потерпел крушение в достаточно труднодоступном месте, но я не сомневалась, что при нынешнем уровне развития спасательной техники, первая поисковая группа появится здесь совсем скоро. По большому счету, я ничего не имела против того, чтобы в последний раз краем глаза взглянуть на живых людей, однако, второй пилот разбившегося авиалайнера придерживался диаметрально противоположной точки зрения. Урмас явно спешил, а его порывистые, торопливые движения с каждым мгновением становились всё более резкими и нервными. Я принципиально не желала ассистировать в выведении из строя радиомаяка и прочем сокрытии улик, резонно полагая, что с меня и так довольно сделок с совестью, но мое мнение заботило Урмаса примерно в той же мере, что и осла формула философского камня, и, по всем признакам, гораздо больше его беспокоили боли в запястьях. В моменты особо сильного напряжения, на лбу второго пилота выступали мелкие бисеринки пота, но в серо-зеленых глазах тут же вспыхивали яркие огоньки непоколебимого упорства, и я невольно понимала, что во имя своей безумной цели этот человек сейчас способен голыми руками свернуть горы, а возможно, также и шею тем, кто отважится встать у него на пути. Учитывая, что кроме меня в пределах досягаемости больше никого не наблюдалось, я благоразумно не стала лезть в бутылку, хотя объективно и сознавала, насколько глупо выглядит мой страх перед жестокой расправой за неподчинение. Это ж надо вообще такое придумать: двое покойников кардинально разошлись в позициях по ключевым вопросам текущей повестки дня и передрались прямо среди изуродованных останков пассажиров – вот уж где точно ад кромешный!
–Поищи более или менее целый плед, надо обернуть «ящик», иначе его будет слишком неудобно нести, – вновь озадачил меня безнадежно выживший из ума Урмас, вместо страстной любви отныне порождающий во мне атомную смесь из панического ужаса и жгучей ненависти.
–И далеко ты эту бандуру тащить собрался? – насупилась я, красочно вообразив, как мы карабкаемся по заснеженным горным тропам с тяжеленным самописцем наперевес.
–Посмотрим по обстановке, – уклончиво ответил второй пилот, – главное, отсюда убраться, дальше разберемся.
–У меня больше нет сил твердить тебе, что ад –это не то место, где захотел -вошел, захотел –вышел, -красноречиво вздохнула я, – мы навсегда заточены в преисподней, и точка.
–Я тоже так считал,– вскинул светловолосую голову Урмас и неожиданно добавил, – но кажется, у тебя есть уникальный шанс стать первым человеком, который побывал в аду и вернулся обратно.
–Вторым, – поправила я, рассудив, что спорить с психически неуравновешенным душегубом, отправившим к праотцам полторы сотни невинных людей, как говорится, себе дороже, – после тебя.
–Это навряд ли, – с мрачной серьезностью процедил сквозь зубы второй пилот, – для меня это всего лишь короткая отсрочка. Ты ищешь плед?
–По-моему, мы занимаемся обычным мародерством, – укоризненно заметила я, – помнишь, в прошлом году «Бобик» над Украиной сбили? Я слышала, там местное население все маломальские ценности мигом повытаскало, и по барабану, что с трупов пришлось снимать, а уж про цветмет я вообще молчу. Чем тогда мы лучше?
–Если найдешь два пледа, бери оба, – пропустил мимо ушей мою ремарку Урмас, – мало ли где нам придется заночевать…
–«Собственность компании «Авиастар», – вслух прочитала я надпись на порванной упаковке, и едва опять не разрыдалась в голос. В хвосте сидела та самая стайка школьников, опоздавшая на рейс, и успевшая вовремя попасть на борт только из-за непредвиденной задержки вылета. Естественно, неугомонным тинейджерам одеяла были нужны, как лысому расческа, вот и валялись теперь повсюду эти нетронутые пакеты с фирменными логотипами, забрызганными ошметками кровавого фарша. Эти люди, почти дети, были живы и здоровы каких-то несколько часов назад, они летели за границу, полные грандиозных планов, и не подозревали, что их судьба уже предрешена.
–Молодец, – похвалил меня второй пилот, окинув мимолетным взглядом мое позеленевшее от неконтролируемого приступа тошноты лицо, – давай пледы, я сам всё сделаю. А ты пока подумай, что из личных вещей тебе не жалко оставить на опознание. Так как наших трупов здесь нет, придется нам самим подбросить экспертам образцы для анализа.
–Зачем? – не выдержала и сорвалась практически на крик я, – зачем, черт побери, ты пытаешься инсценировать нашу смерть, если мы и так умерли?
–Это долго и сложно объяснять, – отмахнулся Урмас, тщательно укутавший самописец в плед и теперь старательно завязывающий свободные концы одеяла в тугой узел, – ты можешь мне просто поверить?
–Это еще с чего бы вдруг? – я многозначительно обвела рукой усеянную обломками самолета и фрагментами тел долину и со слезами на глазах воскликнула, – верить тебе – это все равно, что душу дьяволу продать.
–Слышишь? – внезапно приложил палец к губам второй пилот, – вертолет приближается. Мы уходим немедленно.
–Что ты творишь! – задохнулась от возмущения я, когда Урмас сорвал с моей груди бейдж, а затем столь же грубо сдернул с головы пилотку вместе с невидимками и весьма значительным количеством прицепившихся к заколкам волос.
–То, что надо, – торжествующе заключил Урмас, швырнув принудительно отнятое у меня имущество в самое сердце груды обломков, – следы моего присутствия остались в кокпите, да и фуражка тоже должна быть где-то здесь. Из-за моего растяжения «ящик» нам придется нести вдвоем, хватайся за эту сторону, а я возьму спереди, потом поменяемся. Как устанешь, говори, сделаем перерыв. Готова?
–Нет! – заартачилась я, – я подойду к спасателям и узнаю наверняка, призрак я или нет. Если ты прав, и я жива, то меня отвезут домой, и все будет хорошо, а если я труп, то бежать мне всё равно уже некуда.
–Дай мне ровно сутки! – попросил второй пилот, и странное выражение в его взгляде заставило меня усомниться в своих намерениях, – я обещаю, завтра в это же самое время ты будешь точно знать, погибла ты или выжила. Но сейчас ты должна пойти со мной и помочь мне унести CVR. Кстати, тот факт, что это возможно, уже сам по себе говорит в пользу моей версии.
–Ты боишься! – запоздало сообразила я, – тебе страшно, Урмас, не так ли? Ты убил сто пятьдесят человек и надеялся, что смерть избавит тебя от ответственности. Тебе кажется, что Бог специально спас тебе жизнь, чтобы ты посмотрел в глаза родственникам погибших, и, знаешь, вполне вероятно, так оно и есть. Все, что с нами случилось, это часть божьего промысла! Если мы живы, то наше спасение назовут чудом, но мы с тобой всегда будем знать, что на самом деле, для нас было бы лучше умереть. Что ж, попробуй оттянуть неизбежный момент истины, Урмас!
–Бери «ящик»! –потребовал второй пилот, и у меня всё похолодело внутри, когда он вплотную подошел ко мне. А меня он ведь тоже приговорил к смерти наряду с остальными членами экипажа… Урмас Лахт, которого я любила так отчаянно и сильно, что не пожалела бы ради него собственной жизни, хладнокровно поставил автопилот на снижение ради эффектного самоубийства, и плевать ему было на нас всех. И сейчас ему плевать, он трясется за свою шкуру, заметает следы и подчищает улики, а я необходима ему только для того, чтобы помочь нести самописец. Урмас избавится от «ящика», убьёт меня как единственного свидетеля, скроется в горах и начнет новую жизнь под чужим именем–похоже, я разгадала его план. Но если есть на свете высшая справедливость, он обязательно получит по заслугам, не важно, с моей помощью или без нее.
Рокот вертолета доносился уже совсем близко, солнечные лучи отражались от снега и слепили глаза, а поясница так противно ныла, будто проклятый CVR весил минимум под центнер. Периодически Урмас останавливался, задумчиво осматривался вокруг, и вновь продолжал уверенно шагать вперед. Сил на разговоры не осталось, судя по всему, у нас обоих, мы шли абсолютно молча, лишь изредка нарушая первозданную тишину горного пейзажа сдавленными стонами. Видимо, Урмас не солгал, когда сказал, что знаком с этим районом: он действительно неплохо ориентировался на местности и, хотя я понятия не имела, куда он собирается выйти, двигался он довольно целеустремленно. Оставалось лишь надеяться, что я не наблюдаю попытку суицида номер два в стиле Ивана Сусанина, и второй пилот не ведет меня на верную гибель, а то получится ситуация из серии «из огня да в полымя».
–Отдыхаем! –Урмас опустил узел с «черным ящиком» на снег, перевел сбившееся дыхание, и я вдруг поняла, насколько инородно выглядели двое одиноких людей в служебной униформе на фоне изумительно живописной природы. Вечнозеленые хвойные леса на пологих склонах, окутанные синим туманом выси, извивающаяся змейка узкой тропы и особый, ни с чем не сравнимый аромат свежего горного воздуха… Знать бы еще, мерещится ли мне всё это невероятное великолепие, или я чувствую последний всплеск жизни в остывшем теле, своего рода прощание с миром?
–Летом Судетские горы еще красивее, – прошептал Урмас, – всё цветет и благоухает. А какие здесь реки – студеные, прозрачные, кристально чистые…
–При других обстоятельствах я бы разделила твой восторг, -скептически хмыкнула я, – а сейчас у меня ноги замерзли и спина разламывается. Далеко нам еще идти?
– Что? – словно и не услышал моего вопроса второй пилот, глубоко погруженный в созерцание природных красот, – а…Не знаю, как повезет… Тут везде проходят туристические маршруты, нам желательно их огибать. В паре километров левее раньше была лыжная база, а сразу за ней – гостевые домики. Зимой они обычно пустуют и, если я не ошибся с направлением, мы сможем там переночевать. Ну что, идем дальше?
–Из меня не очень хороший альпинист,– многозначительно сообщила я, неохотно поднимая самописец, – и марш-броски с утяжелением мне нелегко даются.
–Призрак из тебя еще в сто раз хуже, – «утешил» меня Урмас и авторитетно посоветовал, – соберись с силами и сделай финальный рывок. Как на марафоне, ты же помнишь наши корпоративные забеги?
– Еще бы! – подтвердила я, – в прошлый раз ты замкнул первую тройку, тебе совсем чуть-чуть не хватило до победы…
–Верно, – неподдельно удивился моей осведомленности второй пилот, – а ты?
–Ничего особенного, пятая или шестая, – пожала плечами я, – для меня главное было участие, а вообще я эти корпоративные мероприятия терпеть не могу. Но я знала, что ты будешь на этом забеге, вот и записалась.
–Пятое или шестое место- это достойный результат, – не оборачиваясь, заметил Урмас, и мне опять показалось, что в мозгу у него встроен фильтр, позволяющий разом отметать мои спонтанные откровения,– вообще-то я тоже не поклонник массовых стартов, но для меня это был способ выделиться из толпы, жаль, не очень получилось…
–А самолет ты тоже ради славы разбил? – спросила я и от души порадовалась, что в этот момент не вижу глаз Урмаса. Сомневаюсь, что я смогла бы задать столь прямолинейный вопрос ему в лицо.
–Лучше помолчи и побереги дыхание, здесь довольно разреженный воздух – после непродолжительной паузы произнес второй пилот, и я интуитивно осознала, что уже во второй по счету раз попала в яблочко. От мысли, с каким страшным человеком я фактически осталась один на один, у меня болезненно екнуло сердце, а желание бросить CVR и галопом рвануть обратно к месту катастрофы яростно обожгло меня изнутри.
–Не вздумай этого делать! – через плечо предупредил Урмас, – не забывай, ты дала мне срок до завтра. Я сдержу свое слово только в том случае, если ты сдержишь своё.
ГЛАВА XII
В течение следующего получаса мы шли не только без «разговорчиков в строю», но и без остановок на привал. «Черный ящик» будто бы еще в разы прибавил в весе, словно ведущий малоподвижный образ жизни любитель мучного и сладкого, а ноющая боль в пояснице постепенно расползлась по всему телу. Меня поочередно бросало то в жар, то в холод, во рту пересохло, а в ушах неприятно звенело, не то от перепада давления, не то от обилия сугубо негативных эмоций. Несмотря на то, что за прошедшее время Урмас не издал ни звука, очевидные признаки физического переутомления можно было заметить невооруженным глазом. Не знаю, в какой момент второй пилот умудрился потянуть себе оба запястья, но тяжелая нагрузка на пострадавшие конечности сказывалась на его состоянии далеко не лучшим образом, и когда Урмас внезапно поставил самописец на землю, мне на секунду показалось, что его ослабевшие пальцы непроизвольно разжались и он едва не уронил CVR себе на ноги.
–Ты в порядке? – встревожилась я, вернее, та часть моей мятущейся души, для которой Урмас до сих пор являлся единственной любовью. Другая же половина меня быстро напомнила, что искреннее беспокойство по поводу самочувствия безжалостного убийцы ста пятидесяти человек фактически равнозначно оправданию совершенного вторым пилотом преступления, и я мысленно хлопнула себя по губам за опрометчиво слетевшую с языка фразу.
–Да, – односложно и потому крайне неубедительно солгал второй пилот, по-прежнему продолжающий стоять спиной ко мне, и неожиданно уточнил, – а ты?
–Если я свалюсь от усталости, как ты поступишь? –озадачила Урмаса встречным вопросом я, – бросишь меня и понесешь «ящик» дальше или сделаешь наоборот?
–Думаю, ты и сама понимаешь, что тебе совсем не выгодно ставить передо мной подобный выбор,– не оборачиваясь, усмехнулся второй пилот, – мобилизуйся и поднажми еще чуть-чуть, по моим подсчетам мы уже почти пришли.
–Вообще-то, я не марафонскую дистанцию бегу, -я помассировала виски, потерла вымотавшую мне все нервы поясницу, набрала полные легкие воздуха, и решительно взялась за свой край пледа, – ну что, раз, два, взяли?
– Взяли! – кивнул Урмас, судя по судорожно дернувшимся плечам, ведущий непримиримый бой с острыми болевыми ощущениями в местах растяжения сухожилий, и после того, как узел со злосчастным самописцем был благополучно поднят нашими совместными усилиями, вдруг сухо осведомился, – а каким был бы твой выбор?
–Не знаю, -в растерянности пробормотала я, но быстро справилась с сомнениями и с обличительной прямотой заявила, – «черный ящик» – это кусок железа, а ты – кусок дерьма! Действительно, попробуй тут выбери, если хрен редьки не слаще!
Вопреки моим опасениям, комментировать нелицеприятные эпитеты в свой адрес второй пилот почему-то не стал: не то запоздало признал полнейшую объективность данной формулировки, не то предпочел сэкономить находящиеся на пределе силы, отказавшись от непроизводительных конфликтов. У меня складывалось впечатление, что мы петляли по крутым изгибам пролегающей по горным склонам дороги целую вечность, а когда вокруг начали возникать первые признаки цивилизации, мной овладели смешанные чувства: с одной стороны, я мечтала поскорей обрести крышу над головой и избавиться от осточертевшего самописца, а с другой меня подспудно страшила перспектива встретить живых людей и окончательно удостовериться, что я превратилась в бесплотного призрака, неупокоенной тенью застрявшего на перепутье двух миров. Выходит, мы с Урмасом при жизни так основательно нагрешили, что нашим душам не нашлось приюта даже в нормальном каноническом аду, откуда нас выгнали поганой метлой, дабы не портили статистику и не разлагали дисциплину, вот и бродим мы теперь неприкаянные по горам, по долам, будто шуба да кафтан, правда, в той загадке родом из детства о «черном ящике», по-моему, ничего не говорилось….
Я прекрасно сознавала, что от голода, холода и регулярных «прострелов» в области копчика мне лезет в голову разнокалиберная чушь, но при этом особо не пыталась противиться стремительному помешательству. Попробуй тут сохрани здравый ум и твердую память, если даже сам дьявол отказался предоставлять нам постоянный вид на жительство в преисподней, вроде как, а не жирно ли вам, уважаемые? Ни за что, ни про что уничтожили пассажирский самолет, и хотите на всем готовеньком устроиться, вот уж нет, у нас в аду и так яблоку негде упасть, а в Геенну Огненную такая очередина скопилась, что скоро придется предварительную запись вводить! Не скажу, что я прямо-таки горела желанием подвергнуться адским мукам, но жестоко страдать от неопределенности своего нынешнего статуса мне тоже не очень нравилось: тут уж, как говорится, умерла так умерла, а то ни нашим, ни вашим…Не хотелось бы, конечно, богохульствовать, но, если мы стали свидетелями истинного чуда господня, то не мешало бы уже материализоваться поблизости какому-нибудь крылатому посланнику небес и провести краткий брифинг касательно возложенной на нас миссии.
–Посмотри направо, видишь? – за неимением свободных рук Урмас указал мне направление поворотом головы, и я уже вознамерилась было пасть ниц перед внявшим моим немым мольбам небожителем, однако, второй пилот акцентировал мое внимание на банальный подъемник, – это Мендзыгуже. В сам город мы не пойдем, спустимся чуть дальше, там, где начинается лес. Если не будем сбавлять темпа, то минут через сорок мы выйдем на агропоселение. Надеюсь, со дня марафона ты не потеряла спортивной формы?
–Сейчас как раз и проверим, – с вызовом поведала я, – вот только не хотелось бы замертво рухнуть на финишной черте, высунув язык.
–Тогда меньше разговаривай, и дыши носом, – порекомендовал Урмас и издевательски отметил, – что-то для покойника ты слишком боишься смерти…Согласись, так не должно быть. Самосохранение – это базовый инстинкт, но на том свете человеку уже без надобности волноваться за свою жизнь, но страх умереть в тебе силен, как никогда, ведь так?
– Меньше разговаривай и дыши носом, – в унисон огрызнулась я, – а то в случае чего, я однозначно, выберу самописец, он хотя бы весит поменьше.
Как ни странно, второй пилот даже не попытался оспорить мои слова, и не будь мы всего лишь двумя призрачными существами, скитающимися в поисках убежища, я бы непременно засчитала Урмасу моральное поражение, но в нашем незавидном положении у меня не возникло даже мысли протрубить победу. Доковылять бы уже до этого агропоселения, а там, хоть трава не расти: обессиленно упаду навзничь и вручу себя воле провидения.
Резкое ухудшение погоды значительно спутало карты местным лыжникам, и бесчисленные горные трассы массово опустели, но объекты сопутствующей инфраструктуры по мере приближения к лесному массиву попадались практически на каждом шагу. Яркие цветные флажки, элементы разметки и ограждения, знаки с указанием расстояния и направления красноречиво свидетельствовали о том, что маршрут пользовался большой популярностью в туристических кругах и нам здорово повезло избежать столкновения с приверженцами горнолыжного отдыха. И всё бы ничего, но просветление в небе оказалось кратким затишьем перед бурей: снегопад возобновился, ветер поднял в воздух воронки из снежной пыли, и я с ужасом осознала, что не чувствую пальцев рук. Из багрово-красных безнадежно замерзшие кисти стали пугающе белыми, я в панике огляделась вокруг и не увидела ничего, кроме снеговых завихрений и плотно обступивших нас деревьев. Проходящие через лес трассу напрочь замело, мои обутые в легкие туфли ноги по щиколотку утопали в снегу, на глазах выступили слезы, и в тот момент, когда я уже смирилась со своей горькой участью и приготовилась разжать отчаянно стискивающие заиндевевший плед пальцы, Урмас, как вкопанный, застыл на месте.