Наталья Антарес
Берега мечты. Том II
–Это становится невыносимым! – вспылил адвокат, – я исполнял волю твоего отца, Дарен, и если его воля была такова, что он завещал состояние Олдриджей своей супруге, значит, у него были на то причины, и нам обоим они прекрасно известны, но я бы не хотел озвучивать их представителям прессы. Пора заканчивать с этим цирком! Финк, пусть охрана тщательно проверит журналистов, чтобы исключить любую утечку информации, а я отведу миледи наверх. И проследите, пожалуйста, чтобы сэр Дарен немедленно покинул Олдридж-Холл.
–Ты уже здесь командуешь, Джон? –осклабился Дарен, – что же она тебе посулила? Сколько она тебе отстегнула в обмен на лояльность? Неужели твоя верность Олдриджам так дешево стоит? И не смей науськивать на меня охрану, у меня есть гордость, я уйду сам, но сначала я хотел бы поставить в известность твою подопечную, что без боя я не сдамся, даже если мне придется остаток жизни провести в судах. И запомните, запомните все, я поступаю так не жадности, а лишь потому, что не могу позволить этой твари надругаться над памятью о моих предках. И вы, все те, кто пришел к ней на ужин, кто будет принимать ее в своих домах, кто подаст ей руку, как же низко вы пали в своем стремлении сохранить добрые отношения с Олдриджами. Но настоящий Олдридж – это не тот, кто обманом унаследовал наследство и титул, настоящие Олдриджи получили свою фамилию по праву. Потакая этой авантюристке, вы и сами опускаетесь на ее уровень, подумайте об этом! Прощай, «мамочка», я ухожу, но скоро ты еще обо мне еще не раз услышишь!
–Дарен, постой! –ухо саднило так сильно, что пульсирующая боль непрерывно отдавалась в виски, но я не могла всё бросить на полпути. Не для того я собрала здесь этих людей, не для того отправила приглашения детям Родрика, чтобы в самый ответственный момент поджать хвост. Да, я, черт возьми, самозванка в чужих драгоценностях, но это не отменяет необходимости довести начатое до конца и расставить все точки над I. Второй раз я уже не отважусь на публичное выступление, а сейчас, на адреналине, я еще, возможно, смогу разорвать замкнутый круг недоговоренностей.
ГЛАВА LXXXIII
Если бы Джон Уитмор запоздало не сообразил вынуть из нагрудного кармана платок и красноречиво протянуть его мне, я бы даже не задумалась о том, что мне срочно необходимо чем-то зажать безостановочно кровоточащую мочку уха, но недвусмысленные действия явно обеспокоенного моим состоянием адвоката заставили меня наконец вспомнить о своей травме и равнодушно приложить кусок белоснежной ткани к ране. Так и я стояла за трибуной, одной рукой судорожно удерживая микрофон, а другой фиксируя намокший от крови платок, и, наверное, мой вид был сейчас настолько устрашающим и жутким, что повисшая в зале тишина превратилась в звенящее безмолвие, пронизанное напряженным ожиданием финальной развязки. Казалось, никто не смел просто пошевелиться, дабы своим неловким движением не нарушить последние секунды хрупкого равновесия, хотя каждый из присутствующих великолепно понимал, что девятый вал уже навис над Олдридж-Холлом и в любой момент накроет всех собравшихся с головой.
–Я не собираюсь слушать твою двуличную болтовню, – вполоборота бросил Дарен, -мне это не интересно, и так знаю, что ты за птица. Продолжай и дальше строить из себя аристократку, но я не намерен на это смотреть. Идем, Кейт, нам больше нечего здесь делать. Олив, ты с нами?
–Нет, Дарен, я останусь и выслушаю леди Олдридж, – ледяным голосом отчеканила Оливия Саффолк, и достаточно громко, так, чтобы ее услышали окружающие, добавила, – кроме того, как врач, я могу сказать, что после твоей мерзкой выходки, ей скорее всего понадобится накладывать шов, и чем быстрее будет оказана медицинская помощь, тем лучше. Поэтому если тебе больше нечего сказать, избавь нас от своего общества и не заставляй графиню терпеть боль.
–С каких пор ты встала на сторону этой женщины? – презрительно осведомился Дарен, явно раздосадованный бескомпромиссной позицией своей невесты и закономерно чувствующий себя публично униженным ее резкими фразами, прозвучавшими, как удары хлыста.
–Я на стороне здравого смысла, Дарен, а вот у тебя, похоже, ум окончательно зашел за разум, – для настоящей леди, воспитанной в чопорной гостиной семейного особняка, Оливия Саффолк безусловно вела себя чересчур прямолинейно и в чем-то даже вызывающе, но на фоне повсеместно господствующего ханжества ее решительная искренность невольно внушала симпатию, а та отвага, с которой она ринулась на мою защиту, не могла не восхищать. В шикарном вечернем туалете, с тщательно уложенными волосами и переливающимися в лучах электрического света бриллиантами, она все равно производила впечатление непримиримой бунтарки, сражающейся за право оперировать пациентов, а не вязать носки у камина.
–Оставайся, Олив, я не настаиваю, – с деланным безразличием усмехнулся Дарен, – мне неприятно видеть, что ты примкнула к лагерю моих врагов, но теперь во всяком случае я точно знаю, что мне не следует рассчитывать на твою поддержку. Идем отсюда Кейт, меня уже тошнит от этого балагана!
–Боже, это отвратительно! Как вы смеете так выражаться? – возмущенно всплеснула маленькими, изящными ладошками герцогиня Рагли, – вы немедленно должны перед нами извиниться!
–Не вижу причин, – передернул плечами Дарен, – я всего лишь назвал вещи своими именами. Кейт, ты идешь?
–Я хочу остаться, – внезапно заартачилась Кейт, до сего момента не проронившая ни единого звука.
–Но зачем? – взвился Дарен, – всё и так предельно ясно. Что ты надеешься услышать? Пошли отсюда, не доставляй этой мерзавке удовольствия над нами поглумиться!
–Если леди Кэтрин желает остаться, вы не вправе ей препятствовать, граф, -встал рядом с Кейт лорд Рагли, и его подчеркнуто официальные формулировки заставили Дарена издать сдавленный издевательский смешок.
–Вы-то куда лезете, герцог? –выразительно хмыкнул Дарен, – напрасно вы питаете иллюзии, вот что я вам скажу! Эта предприимчивая особа и ее прихвостень Уитмор давно вас обскакали. Смиритесь уже, что вам ничего не светит, или будьте, черт вас подери, мужчиной и покиньте это сборище вместе с нами! И вообще, у меня складывается впечатление, что вы вовсе не сопереживаете Кейт, а всего лишь заняты прагматичной оценкой наших шансов выиграть процесс, и вам банально не хватает данных.
–Не говори так об Артуре! – вспыхнули багрянцем бледные щеки Кейт, – хватит разборок на людях, Дарен! Ты пьян!
–Да, я немного выпил, ну и что с того? – значительно преуменьшил степень своего опьянения Дарен, но обмануть прожженного алкоголика вроде меня ему, естественно, не удалось. Судя по всему, он начал пить сразу после получения злосчастного приглашения, и, если честно, я ему даже в чем-то завидовала, – не волнуйся, сестренка, я не дам нашей «мамуле» повода выдворить меня с охраной. Хочешь, оставайся в этом храме лицемерия, я же не пробуду здесь и минуты.
Выдав во всеуслышание гневную тираду, Дарен уже приготовился напоследок хлопнуть дверью и под растерянными взглядами моих гостей раствориться в ночи, но прежде, чем он успел шагнуть за порог, к нему вдруг подбежала незаметная доселе Кара. К вящему изумлению взбудораженной публики, она порывисто схватила опешившего Дарена за рукав и быстро заговорила едва различимым шепотом, сопровождая свои слова активной жестикуляцией. Дарен недоумевающе тряс головой, мрачно отнекивался и всячески пытался избавиться от навязчивого внимания, по всем признакам, абсолютно незнакомой девушки, но в итоге сдался и, нервно махнув рукой, исчез в дверях, а не удосужившаяся элементарно попрощаться с гостями Каролина устремилась за ним.
–Делайте свое заявление, Рода, и я отвезу вас к доктору! – несмотря на то, что внешне Джон Уитмор сохранял поразительное хладнокровие, я физически ощущала, как у него внутри свирепствует буря. Адвокат одинаково сильно негодовал как в связи с моей обернувшейся кошмаром самодеятельностью, так и с безобразнейшим инцидентом с участием Дарена, и больше кого-либо жаждал поскорее свернуть идущее не по сценарию мероприятие. Похоже, Уитмор уже понял, что отговорить меня от выступления будет невозможно, и отчаянно старался хотя бы слегка ускорить развязку. Впрочем, я и сама смертельно устала от затянувшейся неопределенности. Шелковый платок на разорванной мочке пропитался кровью, и я сняла вторую перчатку, чтобы использовать ее в качестве дополнительного слоя. Обращенный на меня взгляд Оливии Саффолк выразил при этом такое откровенное неодобрение, будто я только что совершила тяжкое преступление, заслуживающее самого сурового наказания.
Я набрала в легкие побольше воздуха, выдохнула, отрешенно констатировала, как дрожат мои немеющие пальцы, и осторожно поднесла к губам радиомикрофон:
–Леди и джентльмены! В первую очередь я хотела бы попросить у вас прощения за испорченный вечер. Своим опрометчивым поступком я спровоцировала Дарена…графа Олдриджа на неадекватное поведение, и готова в полной мере понести вину за допущенную ошибку. Но к сожалению, время вспять не повернешь, и мне безумно жаль, что все вы поневоле стали свидетелями этого недоразумения. Конфликты такого рода, несомненно, должны быть урегулированы с глазу на глаз, а не вынесены на всеобщее обозрение, как это получилось сегодня. Отсылая графу Олдриджу приглашение, я ставила своей целью развеять глубокое заблуждение, в плену которого он по неведению пребывает, однако, моя попытка не увенчалась успехом, и я теперь вынуждена расплачиваться за свою недальновидность несмываемым пятном на репутации. Я прошу вас отнестись к ситуации с пониманием и извинить меня за излишнюю самонадеянность. Поверьте, я организовала этот прием вовсе не для того, чтобы покичиться богатством Олдриджей и показать себя полноправной хозяйкой фамильного имения, у меня и мыслях не было превращать званый ужин в шоу. Я очень благодарна каждому, кто почтил меня своим присутствием, я вижу в этом дань уважения моему покойному супругу, и для меня нет ничего важнее, чем сознавать, что добрая память о нем по-прежнему живет в ваших сердцах. Меньше всего на свете мне хотелось бы, чтобы эти светлые воспоминания омрачали грязные слухи о нашем браке, циркулирующие в обществе с того дня, как стало известно содержание завещания сэра Родрика. Я прекрасно понимаю, как выглядит наш союз со стороны, и сколько различных домыслов породила новость о том, что я указана единственной наследницей, но для того я и стою здесь, перед вами, чтобы рассказать правду о наших отношениях и позволить вам самим сделать выводы. Мы с Родом… сэром Родриком…нет, именно с Родом, потому что на момент нашей встречи я знала только его имя… Мы с Родом познакомились в Пуэрто-Рико, в тропическом раю, где вечно сияет солнце и никогда не бывает зимы, но так уж вышло, что наши души неприкаянно блуждали в аду, а наши сердца покрылись толщей льда. Мы оба недавно столкнулись с предательством близкого человека, мы зареклись отныне любить кого-то еще, но неожиданно полюбили друг-друга. Сейчас я понимаю, что наша разница в возрасте – это бездонная пропасть, над которой мы бесстрашно балансировали на канате, она изначально довлела над нами и заранее обрекала на разлуку, но тогда я об этом не думала, я жила одним днем и радовалась каждому мгновению. Вы можете подозревать меня в притворстве, но я клянусь, что ничего не знала ни о титуле Рода, ни о его финансовом положении. Он был для меня тем, кто вытащил меня из бездны и заново научил доверять людям, тем, кто трогательно заботился обо мне и оберегал от падения на дно, тем, кто показал мне, что такое любовь и вернул мне вкус к жизни. Свадьба на острове Вьекес прежде всего стала символом нашего единения, но в силу обстоятельств мы оба не верили в совместное будущее, и по обоюдному согласию расстались на следующее утро. С этого дня у меня в душе поселилась пустота, и я сотни раз раскаялась, что позволила Роду уйти. Я вернулась на родину, моя жизнь постепенно вошла в обычное русло, я убедила себя, что порознь нам будет лучше, и поддерживала в себе эту уверенность, а по ночам скрежетала зубами от бессилия, представляя, как счастливы мы могли бы быть вдвоем. А потом мне позвонил мистер Уитмор. Не стану утомлять вас ненужными подробностями, скажу одно: когда мне сообщили о гибели Рода, часть меня умерла вместе с ним. Знаете, что самое ужасное в таких отношениях, где между вами пролегает целых три десятилетия? Думаете, это косые взгляды или осуждающие реплики? Взрослые дети, упорно не желающие вас принимать? Кардинальные различия в мировоззрении? Раздражающие бытовые мелочи? Груз прошлых лет? Нет, самое страшное – это когда смерть безжалостно уносит в могилу того, с кем ты впервые почувствовала себя по-настоящему любимой, когда ты знаешь, что он все равно уйдет раньше тебя, и однажды ты останешься одна, потому что ты все еще сильна и молода, а его жизнь уже давно клонилась к закату. Не уверена, что меня поймут те, кто считает мои деньги и строит предположения относительно моих дальнейших планов, но я любила Рода не за его миллиарды. Я и вообразить не могла, что наш брак был зарегистрирован по всем правилам, и я тем более не имела никакого представления об изменениях в завещании. Я категорически отказывалась ехать в Лондон, так как не видела в этом смысла, и согласилась встретиться с мистером Уитмором лишь после долгих уговоров. Джон Уитмор, Стив Нэш, миссис Торнтон, леди Камилла, миссис Девенпорт – беседуя с ними я все больше укреплялась в мысли, что Род был особенным человеком. Я многого о нем не знала, но за время, проведенное в Британии, я словно открыла его заново, и это помогло мне окончательно определиться со своим решением. Возможно, кого-то из вас мой выбор удивит, кого-то озадачит, а кому-то покажется спорным, но я сделала его по зову сердца. Сразу по приезду в Лондон я собиралась написать отказ от наследства в пользу детей Рода, я считала и продолжаю считать это справедливым, но если бы я поступила таким образом, то тем самым нарушила бы последнюю волю Рода, поэтому я приняла наследство в полном объеме. Однако, я также признаю, что у меня нет морального права распоряжаться завещанным имуществом, и ни на что не претендую. По моей инициативе был создан трастовый фонд, под управление которого я передаю всё причитающееся мне наследство. Дети Рода будут получать пожизненное денежное содержание в гарантированном размере, за ними сохранится право пользования объектами недвижимости, включая Олдридж-Холл, а учредительные документы траста содержат пункты, при соблюдении конкретных условий допускающие переход отдельного имущества в собственность сэра Дарена и леди Кэтрин. Что касается меня, то мне установлено скромное пособие, но лишь на время, пока я не встану на ноги. В ближайшие дни я покину Англию и вряд ли вы когда-нибудь услышите обо мне вновь. Это всё, что я хотела сказать, а теперь я приглашаю вас к столу! Наслаждайтесь ужином и чувствуйте себя, как дома! Увы, я не смогу к вам присоединиться, мне нужно остановить кровь. И, пожалуйста, если кто-нибудь случайно обнаружит на полу мою серьгу, передайте ее мистеру Финку – я хочу, чтобы бриллиантовый гарнитур графини Олдридж как можно скорее вернулся в сейф.
На миг гости Олдридж-Холла застыли в молчаливом потрясении, но затем в тишине внезапно раздались три одиноких хлопка: это Оливия Саффолк с неприкрытым восторгом аплодировала моей речи. Вскоре к ней присоединились Джон Уитмор с женой, и за ними взорвался овациями и весь зал. Не хлопала только Кейт, обессиленно привалившаяся к плечу герцога Рагли, который, если я правильно истолковала растерянное выражение его лица, еще толком не понял, выиграл он или проиграл. Все остальные же провожали меня такими бурными аплодисментами, словно я, как минимум, получила Нобелевскую премию. Зажимая ухо окровавленными тряпками я на ватных ногах шла сквозь расступившуюся толпу, и чувствовала сейчас лишь безграничное облегчение. Больше ничего не держало меня в Лондоне, со скандалом или без, но я выдержала это испытание, и с чистой совестью могла проститься с Туманным Альбионом.
ГЛАВА LXXXIV
Как и прогнозировала леди Оливия, ухо мне все-таки пришлось зашивать. Сначала предполагалось, что меня повезут в больницу Честера, но потом миссис Девенпорт удалось вызвать врача в Олдридж-Холл, и вся несложная операция была проведена прямо у меня в спальне. Накачанная лошадиной дозой обезболивающего, я провалилась в сон сразу после ухода врача, и, будучи под действием лекарственных препаратов, всю ночь провела в пограничном состоянии, изобилующем удивительно реалистичными галлюцинациями и пугающей чередой размытых образов. По словам старшей экономки, я спала без задних ног, однако, утром я проснулась с больной головой и еще долго ощущала себя полностью разбитой. Невероятная эмоциональная перегрузка предсказуемо обернулась безвольной апатией, я лежала в постели и ничего не хотела делать. Я даже не пыталась узнать у периодически заглядывающей ко мне в комнату миссис Торнтон, понравился ли гостям вчерашний ужин и в каком часу собравшиеся разъехались по домам, у меня совершенно не было аппетита, мной владело одно стремление плотно закрыть глаза и погрузиться в вязкую дремоту.
Ближе к обеду горничная принесла мне огромную корзину с цветами: найденная внутри карточка гласила, что подарок исходил от герцога и вдовствующей герцогини Рагли, желающих мне скорейшего выздоровления. В дальнейшем цветы посыпались как из рога изобилия – мистер и миссис Уитмор, маркизы Монтегю, граф и графиня Кранборн и еще превеликое множество громких фамилий, чьи обладатели в самых теплых выражениях проявляли искреннюю обеспокоенность моим самочувствием. Через пару часов благоухающие корзины стало негде размещать, а моя спальня превратилась в цветущую клумбу, и разбирающая карточки миссис Торнтон с торжествующим видом заключила:
–Это безоговорочный триумф, миледи! Никто не ожидал такого грандиозного успеха, вы покорили всех! Только посмотрите, сколько визиток! Между прочим, только что принесли свежую прессу. Хотите посмотреть передовицы?
–Что там? –безразлично осведомилась я, – нечистоплотные журналисты в красках расписали, как Дарен пытался задушить меня бриллиантовым колье старой графини, а когда у него это не вышло, едва не оторвал мне ухо? А мое фото в крови тоже попало на первые полосы?
–Ну, что вы такое выдумываете, миледи? – неподдельно ужаснулась экономка, – служба безопасности ничего подобного не допустила. По распоряжению начальника охраны все цифровые носители были изъяты на выходе, и мистер Уитмор отобрал только лучшие кадры для публикации. Вашу речь пустили в печать практически без купюр, но мистер Уитмор воспротивился обнародованию видеоматериала, и я считаю, он поступил правильно. Простите, миледи, но даже мне, человеку с достаточно крепкой психикой, было жутко наблюдать за тем, как вы зажимаете рану перчатками. Кстати, вы планируете обратиться в полицию?
–Конечно, нет! – воскликнула я, – мы должны замять этот неприятный инцидент, а не выносить его на публичное обозрение, или вы всерьез полагаете, что мне следует зафиксировать побои и заставить полицейских привлечь Дарена к ответственности? Ну уж нет, миссис Торнтон, пусть лучше Дарен протрезвеет и сам поймет, что натворил. Я не Эзри Грант, чтобы устраивать показательную порку, всё, что вчера произошло, останется в стенах Олдридж-Холла.
–Но тогда хотя бы оштрафуйте секьюрити! – посоветовала экономка, – охрана катастрофически не справилась со своей работой, где это видано, чтобы на хозяйку дома безнаказанно нападали в собственной гостиной? Сэр Дарен был абсолютно неуправляем, что если бы он причинил вам более тяжелые повреждения?
–Но не причинил же, – машинально коснулась пострадавшего уха я, – к чему теперь об этом говорить? Вы же понимаете, это был жест отчаяния, Дарен увидел на мне украшения своей бабушки и окончательно потерял контроль. Я ведь не зря отказывалась надевать гарнитур, это всё равно, что я бы плюнула детям Рода в лицо. Не удивительно, что у Дарена сдали нервы.
–Вы очень добры, миледи, порой даже чересчур, – заметила миссис Торнтон, – давайте я подам вам зеркало… Вот, смотрите, у вас остался след на шее, а ухо будет заживать еще несколько недель.
–Ну и черт с ним, – легкомысленно отмахнулась я, – это сущая мелочь по сравнению с тем, что всё закончилось, и я практически свободна. У меня имеются кое-какие незавершенные дела в Лондоне, но я рассчитываю разобраться с ними в течение пары дней.
–Значит, вы и вправду собираетесь уехать? – разочарованно уточнила экономка, и я внезапно поймала себя на мысли, что совсем недавно каждый наш разговор неминуемо выливался в беспощадную словесную перепалку, а сейчас неприступная миссис Торнтон, похоже, от души опечалена мои предстоящим отъездом. Да и я парадоксальным образом чувствую, что буду неизбежно скучать по Англии…
–Так нужно, миссис Торнтон, – вздохнула я, – я уже всё для себя решила. Сначала я отправлюсь на Бимини, а затем осяду в Пуэрто-Рико. Не волнуйтесь, траст будет и дальше выплачивать вам жалование, и я отлично помню свое обещание дать вам прибавку.
–Миссис Девенпорт горько сокрушается, что Олдридж-Холл снова опустеет, а мне, в свою очередь, грустно сознавать, что особняк в Кенсингтоне останется без хозяйки, – к моему вящему изумлению поведала до сего момента отродясь не отличавшаяся сентиментальностью экономка, – наверное, из моих уст это прозвучит вдвойне странно, но вы стали частью семьи, миледи, все слуги и здесь, и в Кенсингтоне успели полюбить вас. Что бы там не говорил сэр Дарен, вы –настоящая графиня Олдридж, и я глубоко сожалею, что была к вам несправедлива.
–Спасибо за ваши слова, миссис Торнтон, – непроизвольно растрогалась я, – я тоже к вам привязалась, вы многому меня научили, без вашей помощи я бы так и тыкалась слепым котенком, а вы, хотя и питали ко мне неприязнь, всё же сделали из меня леди. Мне будет страшно не хватать и вас, и дома в Лондоне, и Олдридж-Холла, но поколения сменились, на смену вашим прежним хозяевам придут Дарен и Кейт. Я уверена, что, когда страсти улягутся, они непременно взглянут на ситуацию под другим углом, и их потянет к своим корням. Я ничуть не сомневаюсь, что совсем скоро под сводами Олдридж-Холла раздастся звонкий детский смех, а лондонский дом заполнится гостями. Потерпите немного, миссис Торнтон, постепенно всё наладится. Основным условием создания траста я поставила категорический запрет на продажу фамильной недвижимости Олдриджей, чтобы внуки Рода родились там же, где родился он сам.
–Сэр Родрик гордился бы вами, – заверила меня экономка, – вы реабилитировали его в глазах общественности, очистили от той грязи, в которой его изваляли после развода с мисс Грант, и я, как и вы, от души надеюсь, что однажды сэр Дарен это оценит. Возможно, это произойдет не очень быстро, но я готова запастись терпением. Не знаю только, как поведет себя леди Кэтрин. Она слишком сильно подвержена влиянию герцога Рагли, а от него можно ожидать чего угодно. Я не исключаю, что герцог убедит леди Кэтрин присоединиться к брату и вступить с вами в судебные тяжбы за наследство сэра Родрика.
–Джон Уитмор однозначно сказал мне, что у них нет никаких шансов оспорить завещание, – недвусмысленно повела плечами я, – но даже если процесса не избежать, я не буду в нем участвовать. Выпишу Уитмору доверенность на представительство моих интересов в суде и уеду. Надеюсь, Дарен осознает всю бесперспективность этих разбирательств и не станет лишний раз доставать скелеты из шкафов, притом, траст его явно не обидел, как, впрочем, и Кейт. Может быть, лорд Рагли не настолько жаден, чтобы не понимать, что синица в руках гораздо лучше журавля в небе?
–Не забывайте, что есть еще и герцогиня, – ухмыльнулась миссис Торнтон, – а о ее патологическом транжирстве ходят легенды. Но мне хочется верить, что лорд Рагли способен на благоразумие. Судя по тому, что он выиграл соревнование за право первым прислать вам цветы, намерений с вами ссориться у него явно нет. Я могу лишь догадываться, как теперь сложатся их дальнейшие взаимоотношения с леди Кэтрин. Герцог искусно изображает любовь, но всем, кроме самой леди Кэтрин, давно ясно, что его мотивы вовсе не бескорыстны. Если лорд Рагли бросит леди Кэтрин, ее сердце будет разбито.
–Знаете, миссис Торнтон, у меня существует свое мнение по данному вопросу, – я подтянулась на локтях, подложила под спину подушку и удобно села в постели, – я могла бы выйти замуж за человека, который меня предал, и всю жизнь прожить в неведении, но роковая случайность открыла мне глаза. Я чуть не сошла с ума от боли, но именно в тот момент на моем пути появился Род, чего бы никогда не произошло при иных обстоятельствах. Иногда нужно рубить наотмашь и двигаться вперед, иначе ты рискуешь навсегда погрязнуть во лжи. Я за то, чтобы герцог Рагли показал свое истинное лицо, и Кейт, наконец, поняла, что он за человек. Да, это жестоко, но для нее будет лучше один раз вынести боль, чем впоследствии страдать от измен и недоверия. Судьба предоставляла мне неоднократную возможность простить своего жениха, но я сознательно ею пренебрегла, и ни разу об этом не пожалела. Я встретила Рода, и пусть мы были вместе всего неделю, я благодарна небесам за нашу встречу, так и Кейт однажды встретит того, сделает ее счастливой. Я, наверное, безнадежный романтик, но я верю в любовь, потому что сама ее испытала.
–Вчера ваша речь заставила некоторых дам смахнуть слезу, – проникновенно сообщила миссис Торнтон, – а маркиза Монтегю украдкой вытирала глаза даже за ужином. Они вам поверили, миледи, поверили в вашу любовь, а это дорогого стоит. Высший свет Великобритании принял вас, перед вами открыты все двери, зачем вы уезжаете? Вы от чего-то бежите или, напротив, что-то ищете?
–Скорее второе, миссис Торнтон, – на миг заглянула в себя я, – я должна побывать на месте гибели Рода, для меня это крайне важно. Мне трудно объяснить, почему меня влечет Бимини, по большому счету, я и сама этого толком не знаю, но я интуитивно чувствую, что найду там ответы на свои вопросы. А Пуэрто-Рико… Я связана с этим местом невидимой нитью, для меня Пуэрто-Рико значит не меньше, чем для Рода.
–А что если вы просто гонитесь за тем ощущением счастья, которое потеряли со смертью сэра Родрика? – задумчиво опустилась на стул экономка, -но вы ведь понимаете, что ни на Бимини, ни в Пуэрто-Рико вы этого не найдете? Не выйдет ли так, что вы разбередите раны, только-только начавшие затягиваться? Вы снова пройдете по тем улицам, где гуляли под руку с сэром Родриком, но его не будет рядом с вами. Подумайте, миледи, нужно ли вам это на самом деле?
–По чему я буду скучать в большей мере, так это по вашей потрясающей прямоте, миссис Торнтон, – вымученно улыбнулась я, – вы правы, я не уверена, что обрету покой, однако, я обязана попытаться. И да, мне это нужно, я должна пройти через эту исцеляющую боль и научиться жить без Рода, потому что с каждым днем это удается мне всё хуже и хуже. Завтра утром я возвращаюсь в Лондон, я должна встретиться с Джоном Уитмором и посетить заседание совета директоров «Aldridge Estate Group», а как только все вопросы будут улажены, я немедленно вылечу на Бимини.
–В любом случае я желаю вам удачи, миледи, – качнула головой экономка, – и где бы вы не находились, не забывайте, что ваша комната всегда готова.
На ланч я так и не спустилась. Горничная принесла мне разнос с разнообразной снедью, но я лишь немного поклевала сэндвичи и выпила чашку горячего чая с бергамотом. После ланча мне доставили газеты, и я смогла сполна насладиться своими фотографиями на обложках. К чести Джона Уитмора, в прессу попали наиболее удачные снимки, и я даже не ожидала, что вечерний туалет вкупе с высокой прической и ярким макияжем окажутся мне настолько к лицу. Вдовствующая графиня Олдридж, ставшая главным ньюсмейкером сегодняшнего утро, выглядела строго и величественно, а посвященные званому ужину статьи пестрели восторженными эпитетами. Даже таблоиды вроде знаменитой «The Sun» старательно избегали упоминаний о пьяном дебоше Дарена, и я могла лишь строить версии, как Уитмору удалось пресечь утечки. Наверняка, в интернет уже просочилась окольными путями инсайдерская информация, но ведущие британские издания не опустились до погони за сенсациями, что говорило о своевременно принятых к их корреспондентам мерах. В целом журналисты выдерживали исключительно доброжелательную тональность, а моя приведенная с незначительными сокращениями речь, видимо, была призвана разбавить сухой репортаж нотками драматизма.
Так как желания вставать у меня по-прежнему не возникало, я разместила лэптоп на коленях и нажала кнопку включения, планируя ознакомиться с содержанием новостных лент, но как только система загрузилась, на всю комнату раздался сигнал входящего звонка по видеосвязи. Бедная мама, у которой не было даже моего британского номера телефона, с раннего утра неотрывно созерцала экран компьютера в надежде увидеть напротив моего имени заветную зеленую галочку, и стоило мне выйти в онлайн, схватилась за мышку, а я, как назло, оказалась совершенно не готова к откровенному разговору. Да и представать перед мамиными глазами в окружении подушек и одеял, да еще и с заштопанным ухом мне как-то совсем не улыбалось, вот я и до последнего тянула с ответом, безуспешно пытаясь собраться с разрозненными мыслями. В итоге я кое-как замаскировала многострадальную мочку прядью волос, поставила ноутбук так, чтобы в объектив камеры не попадал барочный интерьер моей спальни и обреченно навела курсор на мигающий значок. Я была близка к панической атаке, а в голове вертелось лишь два вопроса: известно ли маме о моем нынешнем статусе и почему мне так трудно просто взять и рассказать ей всю правду обо мне и Родрике.
ГЛАВА LXXXV
Всю жизнь у меня были достаточно доверительные отношения с родителями и в частности с мамой. Не скажу, что мы считали друг-друга близкими подругам и делились сокровенными тайнами, но, как ни крути, я была единственным ребенком в семье, и мне всегда уделялось такое количество внимания, в котором я нуждалась на тот или иной момент. С мамой в любое время можно было поговорить по душам, поинтересоваться ее мнением или спросить совета, а отец, хотя и не вмешивался в «бабские дела» никогда не оставался в стороне от моих проблем. Конечно, родителей откровенно тревожило, что я на глазах превращаюсь в синий чулок, и когда мне перевалило за двадцать пять, мама начала прямым текстом намекать на необходимость срочно менять вполне устраивавшее меня положение вещей, однако, пинком замуж за первого встречного меня, в сущности, никто не гнал. Были попытки свести меня с сыновьями друзей и племянниками коллег, робкие поползновения напомнить, что часики неумолимо тикают, а я совсем засиделась в девках, но ближе к тридцати родители фактически поставили на мне крест. Наверное, их успокаивало прежде всего то обстоятельство, что я не чувствовала себя ни одинокой, ни ущербной и не капала ядовитой слюной при виде успевших обзавестись семьями ровесниц. Как-то раз окончательно смирившаяся с моей невостребованностью на рынке невест мама даже осторожно предложила задуматься о покупке машины вместо того, чтобы и дальше откладывать деньги мне на свадебное торжество. Но тут вдруг появился Ален, и родители воспрянули духом, а я с удивлением осознала, что детские мечты о пышной церемонии и белоснежном платье вот-вот воплотятся в реальность. Как и как было мне не ликовать, если за мной никто толком не ухаживал еще с университета, а те, у кого я все же вызывала желание познакомиться, либо обладали отталкивающей наружностью, либо абсолютно не подходили мне по интеллекту и ментальности? Ален нравился мне по всем критериям: у него и внешность была довольно приятная, и голова на плечах присутствовала. Мы не испытывали значительных разногласий во взглядах на жизнь, целеустремленно смотрели в будущее, и нам было хорошо в постели – чем не залог счастливого брака? А уж какое взаимопонимание образовалось между нашими родителями! Обе стороны пребывали в восторге от сватов, потенциальные свекры обожали меня за скромность и трудолюбие, а готичная сестричка Алена ценила мою деликатность, не позволяющую мне задавать бестактные вопросы касательно ее, мягко говоря, эксцентричного облика.