Наутро Новоковский отправился к Лере в больницу. Он еще вчера вечером решил сходить к ней, показать паспорта тех двух солдат, чтобы она их опознала. Конечно, по правилам этого делать не разрешалось. Ведь если потерпевший опознает подозреваемых по фотографиям, то потом ему уже нельзя организовать очную ставку, так, чтобы он опознал тех же самых людей вторично. Но Новоковский решил подстраховаться, чтобы потом ехать в Сосновку уже наверняка. К тому же он хотел еще и просто навестить Леру, поговорить, подбодрить ее в больнице.
Погода на улице была почти весенняя, светило солнышко, и деревья, съежившиеся от долгой зимней стужи, как будто начинали раскрываться, протягивая свои длинные черные ветви к небу. Новоковский свернул во двор старого здания, в котором располагалась больница, и немедленно промочил ноги, случайно ступив в большую грязную лужу, предательски замаскированную выпавшим за ночь снегом. Впрочем, это его нисколько не смутило. Настроение у Сергея Александровича было хорошее – Руслан всё рассказал, героин нашли, и дело вроде бы подходило к концу. В таком настроении и нужно было идти в больницу – поддержать Леру, объяснить ей, что дело почти закончено и ее мучители скоро получат по заслугам.
В больницу Новоковский попал беспрепятственно – там вообще никого не было на входе, и можно было пройти хоть с гранатомётом. А вот найти Лерину палату оказалось несколько сложнее. Внутри больница была устроена довольно причудливо, и Новоковский долго плутал по лестницам и коридорам, прежде чем добрался до цели. Пару раз он останавливал попадавшихся навстречу медсестер и спрашивал их, как найти такую-то палату, но те только неопределенно махали куда-то рукой и спешили дальше. В больнице поражала невероятная бедность и разруха – на полу был набросан картон от коробок, явно для того, чтобы прикрыть разодранный линолеум и дыры в цементе, а по стенам тянулись провода допотопной открытой проводки, что привело Новоковского даже в некоторое замешательство. Старому зданию незамедлительно требовался ремонт, на который, естественно, не было денег.
Добравшись наконец-то до Лериной палаты, Новоковский постучал и, не получив ответа, осторожно открыл дверь и увидел довольно любопытную сцену. Все женщины (которых вместе с Лерой в палате было пять) расположись около Лериной кровати, кто на стульях, а кто и прямо на тумбочках, а сама Лера, поджав ноги по-турецки, раскладывала прямо на кровати карты Таро. Все были настолько захвачены этим увлекательным занятием, что не обратили на вошедшего мужчину никакого внимания. Новоковский не подозревал в Лере таланта к гаданию. Сам он, как и полагается серьезному здравомыслящему человеку, да еще и сотруднику прокуратуры, ни в какие гадания и вообще ни в какую мистику не верил и считал всё это глупыми выдумками, но прерывать женщин в их невинных развлечениях не стал. Он так и остановился у дверей и начал рассматривать палату, в ожидании, пока дамы сами его заметят. Длинная и узкая, вытянутая, как гроб, палата с ее выгоревшими пожухлыми обоями, провалившимся местами паркетом и убогой мебелью, находилась в том же плачевном состоянии, что и вся больница в целом. Впрочем, были в ней так называемые «остатки прежней роскоши», сохранившиеся с «царских» времен: сквозь огромное арочное окно в стене напротив входа вливались волны солнечного света, а на потолке красовалась великолепная старинная лепнина.
– А это что значит? – спрашивала тем временем соседка Леры, тыкая пальцем в какую-то карту на кровати.
– А это карта из масти Кубков, и означает она мечты, то есть что ты мечтаешь о встрече с ним, – важно поясняла Лера.
– Ну и что? Есть хоть какая-то надежда на встречу? – нетерпеливо спросила «клиентка».
– Почему нет, конечно есть! – обнадежила ее Лера.
Новоковский с минуту слушал «весь этот бред», надеясь, что его наконец-то заметят, но девушкам было не до него. Они внимательно рассматривали каждую выпавшую карту и с энтузиазмом ее обсуждали. Сергей Александрович, впрочем, был рад уже и тому, что Лера, видимо, пришла в себя и была в хорошем настроении. По дороге сюда он опасался худшего: он думал застать Леру в смятении, в отчаянии, боялся, что она вообще не захочет или просто будет не в состоянии с ним разговаривать. Но всё, похоже, было не так уж плохо.
Наконец Новоковский не выдержал, громко прокашлялся, чтобы привлечь к себе внимание, и когда все головы повернулись к нему, поздоровался и прошел к Лериной кровати, которая стояла в самой глубине палаты, прямо у высокого окна. Остальные обитательницы палаты сразу всё поняли и разошлись по своим койкам, а потом одна за другой потянулись из палаты в коридор.
К своему удовлетворению, Новоковский отметил, что Лера выглядит совсем неплохо. Синяки и другие следы от побоев почти прошли, и даже лицо, хоть и несколько бледное, было свежим и почти здоровым. Кажется, Лера и вправду неплохо восстановилась в больнице. Новоковский слышал от Жени, что Леру здесь очень жалеют и от всей души пытаются ей помочь. Кроме обычных процедур Лера еще занималась с психологом, и его старания, видимо, не прошли понапрасну. На лице и в глазах Леры больше не было страха, отчаяния и того затравленного выражения, которое Новоковский не раз замечал у нее прежде.
Новоковский порадовался этим переменам – он понял, что Лера сейчас вполне адекватна и с ней можно обсуждать любые проблемы. Впрочем, он до сих пор так и не разрешил для себя один вопрос, который беспокоил его всю дорогу: говорить или не говорить с Лерой о выкидыше? Нужны ли ей сейчас его соболезнования? Вдруг они только вызовут у нее раздражение? Если же, напротив, он совсем об этом ничего не скажет, не обидит ли он Леру своим равнодушием, не станет ли в ее глазах каким-то бесчувственным формалистом? Это всё были женские дела и тонкости женской психологии, в которой Новоковский мало что смыслил.
Поэтому для начала Сергей Александрович поинтересовался здоровьем Леры вообще. Та отвечала односложно, в том смысле, что всё более-менее, могло быть и хуже. Новоковский не стал углубляться в эту опасную тему и перешел прямо к цели своего визита. Он достал из портфеля два найденных тогда на квартире у Руслана паспорта и открыл их на первой странице, чтобы показать Лере фотографии.
– Вот, Валерия, посмотрите внимательно. Вам знакомы эти лица?
Лера взяла оба паспорта в руки и начала пристально рассматривать фотографии. События того ужасного дня уже не волновали ее так сильно – столько с того времени всего произошло. Но помнила она всё совершенно точно, сейчас даже лучше, чем в первые дни после избиения, когда у нее из-за сотрясения мозга начались провалы в памяти. Память ее с тех пор полностью восстановилась, и ей не составило никакого труда опознать тех двоих.
– Да, это они. Те самые, которые избили меня вместе с Русланом, – твердо сказала она, отдавая Новоковскому паспорта.
Новоковский с облегчением вздохнул, спрятал паспорта и начал объяснять Лере, что им предстоит сделать дальше.
– Видите ли, Лера, нам нужно будет еще вместе съездить в военную часть, в Сосновку, где эти подонки служат, с тем чтобы вы их там опознали на месте. Честно говоря, я вообще не имел права приходить сюда к вам с этими паспортами, – признался Новоковский. – Нельзя опознавать одних и тех же людей два раза. Но уж очень мне не хотелось таскать вас в Сосновку понапрасну – а вдруг это оказались бы не они? Так что уж вы меня не выдавайте и, когда поедем в Сосновку, никому ни по дороге, ни там на месте не говорите, что вы их уже опознали по фотографиям.
– Да что вы, что вы, я всё понимаю, – закивала головой Лера. – Не беспокойтесь, я всё сделаю, как надо. Больше я вас не подведу, – слабо улыбнулась она. Лера уже слышала от Жени о тех сложностях, которые начались у них после ее злосчастного обморока.
– Вы нас ни в чем не подвели, – твердо сказал Новоковский. Ему совершенно не хотелось, чтобы у Леры оставалось чувство вины, – только этого ей сейчас не хватало! – И не выдумывайте ничего лишнего. Сейчас вам нужно восстанавливать свое здоровье и думать о будущем. А всё остальное – наши проблемы.
Лера ничего на это не ответила, но, услышав про будущее, как-то вдруг погрустнела, отвернулась и уставилась в окно. Новоковскому даже показалось, что на глазах у нее навернулись слезы. Сергей Александрович понял, что задел больное место. Он понятия не имел, что говорить дальше. Любые слова сочувствия почему-то казались ему сейчас неискренними и фальшивыми. Настоящие же, глубокие и искренние слова, в которых выразилось бы его неподдельное сострадание, почему-то никак не приходили в голову.
Сергей Александрович совсем смутился, потерял нить разговора (что случалось с ним нечасто) и собрался было прощаться и уходить, как вдруг неожиданное появление нового лица спасло ситуацию.
В дверь постучали, и вошел Алексей. Новоковский посмотрел на него как на своего спасителя. Они не виделись уже давно, с тех самых пор как Лёша привел Леру в прокуратуру. Первое время Лёша ему еще звонил, а потом и звонки прекратились. Новоковский догадывался, что Лёша уже немного потерял интерес к этому делу, но его это не беспокоило – Лёшина помощь ему совершенно не была нужна. Сейчас же его приход оказался очень кстати. Похоже, у Лёши была удивительная способность оказываться в нужном месте в нужное время – способность, которая изменила ему только один раз…
Увидев Новоковского, Лёша несколько удивился, но одновременно и обрадовался. Сам собой предоставлялся случай обо всем разузнать, выяснить все обстоятельства дела.
Лёша с энтузиазмом поздоровался с Новоковским, пожал ему руку и принялся расспрашивать о том, как идет следствие. Сергей Александрович сжато пересказал ему самое необходимое – он не хотел посвящать Лёшу во все подробности. Лёша всё же был для него человеком посторонним, к тому же Новоковский считал, что он болтлив и несколько безответственен, так что выкладывать ему всё, как было, он не собирался.
Тем не менее появление Лёши и этот разговор сняли то напряжение, которое возникло между следователем и Лерой. Лера хоть ничего и не говорила, но внимательно слушала и не отворачивалась больше к окну. Видимо, приход Лёши ее очень обрадовал. Новоковский заметил это и окончательно успокоился, но обращаться к Лере больше не собирался. Впрочем, это сделал за него Лёша, который, выслушав отчет Новоковского, тут же повернулся к Лере и самым непринужденным образом начал ее утешать и подбадривать.
– Видишь, Лера, как всё хорошо складывается. Руслан сам во всем признался, героин нашли, а самое главное – выяснилось, кто эти два подонка. А в Сосновку мы поедем все вместе, я тебя одну туда не отпущу.
Новоковский удивленно поднял брови, услышав это странное предложение. Оно совершенно не входило в его планы – брать с собой посторонних он не собирался, еще неизвестно, как там всё сложится, в этой Сосновке. Он хотел уж было возразить, но вовремя сдержался – спорить сейчас не стоило. Во-первых, это могло снова расстроить Леру, а во-вторых, Новоковский уже понял характер Лёши, догадался, что он человек увлекающийся и несколько непоследовательный, а потому может еще передумать и отказаться от своего плана.
Лере же, видимо, было всё равно, как там всё сложится дальше, – она радовалась уже тому, что Лёша пришел, что он в хорошем настроении и проявляет заботу о ней. На всё, что он говорил, она только улыбалась и кивала головой. «Как мало нужно женщинам для счастья! – невольно подумалось Новоковскому. – Любимый человек пришел – и всё хорошо. И это после всего того, что с ней произошло!» Тем не менее следователь был доволен. Главное, что молодые люди не поссорились, не отдалились друг от друга. Видимо, то, что произошло, нисколько не испортило их отношений, а, наоборот, как будто еще больше сблизило их друг с другом. Он понимал, что Лёша человек еще очень молодой и легкомысленный и, наверно, не вполне осознаёт, что означало для Леры потерять ребенка. Но как знать – может быть, его легковесный оптимизм был сейчас лучшим лекарством для Леры, помогал ей оправиться от всех потрясений и поверить в то, что всё еще наладится?
Убедившись, что все недоразумения самым лучшим образом разрешились, Новоковский решил наконец-то оставить молодых людей наедине и начал прощаться. Впрочем, прежде чем дать ему уйти, Лёша попросил, чтобы Сергей Александрович держал его в курсе всех событий, а перед тем как ехать в Сосновку обязательно ему позвонил.
Новоковский всё это клятвенно пообещал, распрощался и вышел, довольный тем, что всё так удачно сложилось. На душе у него снова было легко.
Новоковский явился в прокуратуру в отличнейшем расположении духа. Визит в больницу его воодушевил – Лера чувствовала себя очень неплохо, их отношения с Лёшей наладились, и можно было уже через несколько дней организовать поездку в Сосновку.
На улице вовсю светило яркое солнце. Теперь уже действительно чувствовалось приближение весны. И это еще больше радовало Новоковского, который за столько лет жизни в Питере так и не привык к его дождям и вечно пасмурному небу и, как ребенок, радовался каждому солнечному лучику.
Так и вошел он, улыбаясь, в свой кабинет и весело поздоровался с поджидавшей его Женей. Новоковский уже хотел начать рассказ о своем визите к Лере в больницу – он знал, как сильно Женя переживает из-за этой истории, – но Жене, судя по всему, тоже было что ему рассказать. Ее лицо выражало беспокойство и удивление, и Новоковский понял, что случилось что-то непредвиденное.
– Что случилось, Женя? – поспешил спросить Новоковский.
– Я сейчас звонила в экспертно-криминалистический отдел, и они мне сказали, что в этом пакетике только тридцать граммов, – отчетливо произнесла Женя, сделав особенное ударение на слове «тридцать».
– Да что ты! Быть не может! – изумился Новоковский.
Непоседливая Женя, конечно, не смогла утерпеть и, не дожидаясь официальных результатов экспертизы, поспешила сама всё выяснить. Новоковский даже немного растерялся – еще час назад, выходя из больницы, он был совершенно уверен, что дело практически закончено. Теперь же для него стало ясно, что это далеко еще не конец, а может быть, и вообще – только самое начало. По показаниям Леры, которые и сам Руслан не отрицал, в том пакетике должно было оставаться как минимум девяносто граммов – значит, не хватает шестидесяти, что очень, очень много. Бесследно исчезнуть они не могли.
– Выходит, что Руслан мне соврал, – задумчиво проговорил Новоковский.
– Да, похоже на то, – осторожно согласилась Женя.
– Он, наверно, решил, что отдаст остатки и от него отстанут.
– Странно, что он так наивно в это верил. Неужели он не знал, что мы отдадим этот порошок на экспертизу?
– Тут что-то не так. Руслан – человек, может, и малограмотный, но далеко не глупый, – рассуждал Новоковский. – Наверно, тут кроется что-то серьезное. Что ж, придется мне еще раз его навестить.
– А можно мне с вами? – не терпелось Жене.
– Нет, Женя, пока нельзя. Кстати, – вдруг вспомнил Новоковский. Он так был поражен новостями от экспертов, что совсем забыл рассказать про Леру. – Я только что из больницы от Валерии.
– Ну и как она? – забеспокоилась Женя.
– Да ничего, совсем даже неплохо. Опознала этих парней по фотографиям. Лёша к ней приходит – кажется, у них всё в порядке. Знаешь, я уже думал, что через пару дней можно ехать в Сосновку, но теперь вижу, что до этого еще далеко.
– Да, наверно, – вздохнула Женя.
– Ладно, посиди тут еще за меня, а я пойду в изолятор, попробую продавить Руслана.
Новоковскому совсем не хотелось снова идти в изолятор и разговаривать с Русланом, но другого выхода не было – факты говорили о том, что молодой человек солгал. В то, что эти шестьдесят граммов мог припрятать или даже уже продать приятель Руслана, Новоковский не верил, интуиция подсказывала ему, что этот человек не стал бы сам торговать наркотиками – кишка у него тонка. Денис так напуган был вчера приходом следователя из прокуратуры, казалось, был таким искренним, что Новоковский просто представить себе не мог, чтобы тот скрыл от него что-то важное. Либо следовало предположить, что этот человек – прекрасный актер и просто разыграл перед ним испуг и неподдельное раскаяние. Но это было очень маловероятно. В любом случае, единственным человеком, который мог объяснить исчезновение этих шестидесяти граммов, был сам Руслан.
В изоляторе Новоковский сразу приступил к делу. Он был серьезно разочарован возникшими осложнениями, а потому раздражен.
– Руслан, мы договорились по-честному, а ты начинаешь врать, – с ходу заявил он молодому человеку, как только они снова разместились за тем же столом в следственном кабинете.
– Я вам всю правду сказал, – невозмутимо ответил Руслан. За последние сутки он несколько успокоился, и к нему вернулась прежняя самоуверенность.
– Где остальной героин? – прямо спросил Новоковский.
– Какой еще остальной? Я же сказал, что всё оставил в общаге у Дениса Максимова.
– Руслан, хватит врать. Мы были вчера у твоего приятеля, он действительно отдал нам этот пакет, но экспертиза показала, что там всего тридцать граммов героина, а должно быть девяносто. Где всё остальное?
– Ничего не знаю, – заперся Руслан. – Я ему всё отдал. Если чего-то не хватает, с него и спрашивайте.
– Что ж, спросим. И если надо будет, устроим вам очную ставку. А вдруг выяснится, что он не виноват и героин всё же спрятал или реализовал ты? Тогда я ничем не смогу тебе помочь – всё, что я тебе обещал, сразу потеряет силу. Ты получишь на полную катушку.
– Делайте что хотите. А я всё сказал, и добавить мне нечего, – резко и даже как-то озлобленно ответил Руслан.
Новоковский понял, что сделал ошибку, – он слишком поторопился наехать на Руслана, взял сразу с места в карьер и этим испортил всё дело. Раздражение сыграло со следователем злую шутку – в таком состоянии нельзя проводить допрос. Новоковский прекрасно это знал, но вот как-то не сумел взять себя в руки. Теперь Руслан вообще ничего не скажет. Надо было срочно что-то менять, смягчить тон разговора, чтобы расположить к себе Руслана. Иначе это дело грозило затянуться надолго.
Но только Новоковский подумал об этом, как вдруг зазвонил его мобильник. Новоковский снял трубку и услышал недовольный голос прокурора.
– Где вы всё ходите, Сергей Александрович? – Скворцов явно был не в духе. – Я вас целый день не могу найти.
– Да я в больнице был, а сейчас в изоляторе разговариваю с Имаевым. А что случилось?
– Да вот поступил сигнал о том, что пропал иностранный студент, вьетнамец. Вообще-то, он давно уже пропал, но милиции так и не удалось его найти. Какая-то темная история. Надо съездить в адрес и во всем разобраться. Он жил в общежитии от Технологического института, где он учился. В общем, поезжайте прямо сейчас, поговорите для начала с его соседями.
– Хорошо, Николай Андреевич, еду.
Новоковский опустил трубку и засобирался уходить. С Русланом сейчас продолжать разговор было бессмысленно – тот был настроен враждебно, а переубеждать его не было времени. Отчасти Новоковский был даже рад тому, что его срочно вызвали на другое дело. Теперь допрос можно было отложить до завтра и за это время подумать, как лучше говорить с Русланом.
Выйдя на улицу, Новоковский хотел сразу же отправиться в общежитие к вьетнамцам, как вдруг ему в голову пришла одна идея. Руслан ему не вполне доверяет и побаивается его – это он еще в прошлый раз заметил. И завтра наверняка будет то же самое, за один день отношение не изменится. А ходить к Руслану каждый день и вести с ним душеспасительные беседы у Новоковского не было времени. Значит, надо менять тактику. И тут свою роль «доброго следователя» могла бы сыграть Женя, которая уже не раз выручала своего обожаемого шефа, когда у него возникали сложности в общении с подозреваемыми. Новоковский и сам удивился тому, как он раньше об этом подумал. Наверно, потому что был уверен в том, что это дело уже почти закончено.
Теперь же Сергей Александрович решил заскочить в прокуратуру и попросить Женю завтра зайти к Руслану и попытаться всё у него выведать. Он был уверен, что Женя будет рада такому поручению.
Так и получилось. Услышав, что Новоковский поручает ей допросить Руслана, Женя страшно обрадовалась и засобиралась в изолятор. Но Сергей Александрович ее остановил.
– Подожди, не торопись так. Сегодня не надо его трогать. Пусть он опять посидит в камере, подумает. Ведь срок содержания мы ему продлили, пока он никуда от нас не денется. А вдруг и надумает что-нибудь за ночь? Да и тебе тоже надо всё продумать, решить, что ты будешь говорить и как. А завтра с утра иди прямо к нему и поговори с ним по-своему, по-женски. Я думаю, у тебя это получится.
Женя понимающе кивнула головой и добавила: «Хорошо, Сергей Александрович, всё сделаю». Новоковский же, довольный тем, что, кажется, нашел правильный выход из патовой ситуации с Русланом, отправился в общежитие.
Новоковский довольно быстро нашел терракотово-красное сталинское здание общежития Технологического института. Выяснив у охранника, где живут эти вьетнамцы, он поднялся к ним на второй этаж. Соседи пропавшего по комнате – два худеньких крошечных вьетнамца, которые показались Новоковскому братьями-близнецами, – были на кухне, готовили свою причудливую пахучую еду. Визита следователя они совсем не ожидали и страшно испугались, узнав, что к ним пришли из прокуратуры. Новоковский предложил всем вместе пройти к ним комнату, и они синхронно, в такт, закивали ему головами, как два болванчика, и засеменили своими маленькими ножками по коридору, да так быстро, что Сергей Александрович едва поспевал за ними.
Войдя в комнату, Новоковский сразу всё понял – можно сказать, что расследование закончилось, едва начавшись. В комнате стоял страшный дух – запах гниющего трупа. Очень быстро Новоковский определил и источник этого запаха – большой черный шкаф в углу у входа.
– Да уж… и как вы тут только живете… – неизвестно зачем сказал Новоковский. Он был до того поражен, что и сам не знал, что тут можно сказать.
Вместо ответа вьетнамцы опять торопливо закивали головами и на всякий случай заулыбались. Наверно, они и без того плохо говорили по-русски, а сейчас и совсем потеряли дар речи.
Подойдя вплотную к злосчастному шкафу, Новоковский заметил, что дверцы в нем заклеены скотчем, – видимо, вьетнамцы решили, что так запах будет слабее. Сергей Александрович попросил у сладкой парочки ножик и начал разрезать скотч. Всё это время вьетнамцы стояли ни живы ни мертвы – они были так напуганы тем, что их «тайна» открылась, что теперь не могли выговорить ни слова. Когда Новоковский наконец-то справился со скотчем и распахнул дверцы шкафа, его глазам представилась жуткая картина – завернутый в полиэтилен полуразложившийся вздувшийся труп. В нос ударил невыносимый запах, и Новоковский непроизвольно отскочил от шкафа. Хоть и опытный человек был Сергей Александрович, но с таким ему сталкиваться еще не приходилось. Новоковский почувствовал себя так, как будто он стал невольным участником сцены в комедии абсурда. Увиденное настолько поразило его, что он несколько минут не мог прийти в себя, а когда наконец взял себя в руки, то смог выдавить только довольно бессмысленное замечание.
– Вы бы его хоть на помойку вынесли, – иронично заметил Новоковский, но тут же опомнился и перешел к делу. – Как это случилось? Что у вас произошло?
Но вьетнамцы так, в свою очередь, были поражены и «нравственно убиты», что не смогли в ответ сказать ничего вразумительного. Они попытались что-то объяснить на своем ломаном русском языке, перебивая друг друга и забавно искажая слова, но Новоковский понял только, что речь шла о какой-то ссоре и последовавшей за ней драке. Дальше вникать он не стал – слишком диким ему всё это показалось. Он позвонил по своему мобильнику в прокуратуру и вызвал следственную группу на подмогу, чтобы арестовать вьетнамцев и разбираться с ними уже в изоляторе. Тут, весьма кстати, подошел и охранник снизу – ему захотелось узнать, что здесь происходит. Новоковский очень обрадовался его приходу и оставил вьетнамцев на него, а сам вышел в коридор, чтобы там дожидаться сослуживцев, – оставаться в одной комнате с гниющим трупом было просто невыносимо.
Когда следственная бригада во главе с Савиным наконец-то прибыла, Новоковский молча распахнул перед ними дверь и показал рукой на шкаф. Увидев его содержимое, Савин даже присвистнул.
– Вот это да! Весело они тут живут, – только и сказал он.
– Ты уж разберись с ними сам, Юрий Геннадьевич, – попросил Новоковский. – У меня и так сегодня голова кругом идет.
– Хорошо-хорошо, поезжай, Сергей, а мы тут найдем понятых и всё закончим с ними, всё выясним, – заверил его Савин.
Новоковский с облегчением сдал ему вьетнамцев с рук на руки, а сам отправился домой – он и так за сегодня успел сделать столько дел, сколько не каждому удается сделать за неделю.