Наталия Широкова
Пиратка
Второй город, который мы планировали посетить, пройдя по каналу и выйдя уже в Южное море, был Траплертвен. Городок был маленький, чистый, с белыми однотипными домиками. Нашему капитану необходимо было встретиться там с одним из перекупщиков, поэтому опять пришвартовавшись в очередной бухточке, капитан сошел на берег и исчез в направлении городской ратуши, она была единственным высоким зданием в городе и видна со всех сторон. А команде разрешил в свободное время сходить в дальний лесок, набрать воды, помыться и привести себя в порядок. Боцман разделил команду на две половины, и первая потрусила в дальний лесок, пока вторая приводила в порядок палубу и снасти. Когда на борт вернулась первая часть команды, практически чистая и довольная, настала очередь другой половине отправиться в лесок. Меня тоже прихватили с собой. Эм… тут папаша Анджело не уследил, а мне отказываться было неудобно. От всей пиратской души ведь пригласили. Однако по пути к леску с озерцом, я все отставала, отставала от компании, пока не свернула на тропинку, ведущую к опушке. На этой чУдной лесной опушке стояла заброшенная пасека. И там были пчелы. Настоящие. Невдалеке слышались радостные вопли пиратов, они устроили помывочную и постирушечную в лесном озерце. А я занялась изучением домиков с пчелами. Пчелиные домики выглядели ветхо и не знаю, как держались на ножка-палочках. Но трудолюбивый маленький народец по-прежнему хлопотливо делал мед. Ммм. Я любила очень этот натуральный и сладкий продукт и решила угостить им моих моряков. Но как же собрать мед.
Тут за моей спиной послышалось кряхтенье, я обернулась и увидела, что ко мне приближается наш плотник Тесак с трубкой во рту. Дым, я вспомнила что пчел сначала надо прогнать дымом, а потом уже и собирать мед.
– Тороп, – я обратилась к плотнику по имени, – подойди, и дунь пожалуйста в отверстие этого домика!
Зря я не уточнила что дунуть надо было дымом от трубки. Тороп подошел и, набрав в свои легкие воздуха, из-зо всех сил…дунул…на домик…, а пчелиные домики стояли достаточно близко друг от друга…Они попадали как домино. Один с краю правда задержался, только крышка съехала набок. Трудолюбивые жители этих ветхих лачуг с удивлением стали вылетать из них и группироваться в рои. Я думаю, им стало интересно кто покусился на их, как оказалось, движимость. И вот вместо того, чтобы бороться друг с другом за один оставшийся домик, три роя сгруппировались в один большой и одним густым облаком набросились на единственных врагов, которых увидели, или учуяли, я не помнила уже от страха ничего из энтомологии. Мы с Тесаком заорали как резанные и бросились по тропе обратно к кораблю. На наши вопли со стороны озера уже бежала к нам на помощь остальная часть команды. Зря это они. В итоге к кораблю неслась уже стая “безумных антилоп”, подгоняемая разозленными пчелками. На бегу в моей голове мелькали обрывки мыслей, я вспомнила, что в детстве мне читали сказку, там было что-то про поросят, домики и ветер, а ещё вспоминалась сказка про девочку и как её домишко унесло ураганом. Странная аналогия. Пожалили нас основательно, пока мы не залетели с головой в воды бухты. Через некоторое время, когда утихший рой вернулся к разрозненным пенатам, мы смогли вылезти из воды и вскарабкаться на борт корабля. При входе у трапа нас встречал Боцман. Мне не надо было даже угадывать, кого он собирался наказать за этот цирк.
– Найт, шустро взял ведро, швабру и облагородь все-таки капитанский гальюн! – каркнул он. – Остальным отдыхать.
Я, постанывая и почесываясь, укусы начали давать о себе знать, пошла за ведром и шваброй. И тут меня осенило. Облагородить, значит, слово то какое выучил, ах ты каракатица усохшая, ладно, облагородим. Я смело пошла на камбуз, порылась у папаши Анджело в его мешочках с пряностями и достала гвоздику, корицу и пучок фенхеля. Гвоздику и корицу залила кипятком, а потом вылила заваренную душистую смесь в ведро. Пучок фенхеля и кружку взяла с собой прихватив под мышку, т.к. руки были заняты ведром и шваброй. Что капитанский гальюн в каюте капитана я, естественно, знала. Я же бывала в каюте раньше частенько.
Пройдя в знакомую дверь каюты, я направилась к дверце слева. Упс, нет, это шкаф. Значит справа. И точно за небольшой дверцей было довольно уютное помещение, пристройка и там даже стоял еще и бак для мытья. Однако.
Я поставила кружку на единственную полку, засунула туда пучок фенхеля. А заваренным крутым благоухающим отваром начала швабрить и пол и стены и все вокруг. Аромат стоял божественный. А что чем смогла, тем и облагородила.
Закончив свои труды праведные и прополоскав ведро и швабру и положив все это на место, я поплелась к Букашке Джиму, потому как кажется места укусов начали набухать, вот уже и глаз левый заплыл. И губы раздуло. Джим сделал мне примочки, и отправил спать.
Утро было прекрасным, в отличие от моего лица. Все что мне удалось рассмотреть в зеркало, что у меня нет левого глаза, ну прямо как Кривая жаба. И губы как у того же земноводного.
Выйдя на палубу, я не поняла почему так пусто на ней. Куда все делись.
Я хотела вернуться в свою каморку, чтобы своим видом не распугивать чаек, как меня остановил окрик, ясно капитан не в духе все и попрятались, одна я попалась:
– Найт! – то из своей каюты на палубу выходил капитан. Я даже залюбовалась им при свете солнца, роскошные волосы, большие глаза. А с чего у него такие большие глаза. По мере того, как капитан приближался ко мне его глаза и правда округлились до неимоверных размеров.
– Что с твои лицом? – спросил он приблизившись. – И почему у меня в каюте пахнет фиалками?
“Матерь!”, я не поняла взмолилась я, или выругалась, он такой красивый тут, а у меня же вид, как, да как у жабы. “Ну за что!” – пронеслось у меня в голове. Потом я поняла, что у моего такого душеумопомрачительного вида есть и свои плюсы. Скорее всего он шел меня ругать, а так я несчастная, меня пожалеть надо. Наивная.
Капитан стоял и ждал ответов. Сурово так ждал. Осуждающе…Глаза его опять приняли свою излюбленную позу прищура.
А вокруг нас уже стали собираться матросы. Увидев, что публики вокруг прибавилось, конечно, развлечений то у них в последнее время так мало было. Это сарказм. Я встала в позу обиженной покорности, склонила голову, но произнесла как могла старательно, ну насколько позволяли распухшие губы:
– Я нафла пафеку, на опуфке лефа, а там пфелы делаюф меф, мы ф Фефаком хофели дофать меф для фех, а пфелы наф покуфали. А Бофман прикафал мне облафорофить ваф гальюн ф накафание. – и ещё ниже склонив печально голову, добавила, – И там не фиалки, а фенфель. Офень муфкой жапах.
Капитан поднял глаза к небу и долго так смотрел, наверное, на чаек. Потом вздохнул и бросив кратко – Боцмана! – ушел в каюту.
Матросы больше не могли сдерживаться, дружный рев огласил округу. Они просто валились на палубу от хохота, вытирая слезы. А я опять поплелась плакаться в фартук папаше Анджело.
Дня через два укусы прошли и у меня, и у всех ужаленных матросов, а ещё через два дня мы причалили к городку Дарванстаден. Как ни странно это звучит, но для покупки одежды. Я гордо собиралась за покупками с папашей Анджело, он обещал прикупить мне новую рубашку, ну и ещё кое-чего, а для чего не сказал. А то однажды, заглянув в мою каморку и увидев, как я пытаюсь стянуть на своей груди края моей старой рубашки, он вздохнул и задумчиво прогудел, глядя на мои потуги:
– Да, деточка, волосы то мы с тобой додумались как замаскировать, многие у нас тут с косичками, – кстати он категорически отказывался мне их остригать слишком коротко, а предложил заплетать в косу, а сверху одевать платок-бандану.
Притом, что мой нос обгорел на солнце, а щеки немного опали на такой- то пище, но скулы выгодно выделялись и я лицом выглядела теперь как нормальный подросток. Вот только грудь…росла. Немного помогала куртка, да все чаще я носила Шурша за пазухой, но мы входили в тропические воды. В жару не походишь в куртке тем более с мехом внутри.
Поэтому папаша Анджело и взял меня отдельно от всей команды с собой. В городе, зайдя в лавку портного, кок сразу подошел к прилавку и показывая владельцу лавки на меня стал объяснять, что нужно мне из одежды. В итоге мне подобрали просторную бордовую рубашку с манжетами и воротником жабо, а поверх торговец предложил коротенький легкий серый объемный жилет. К этой двойке прилагались довольно просторные укороченные зеленые штаны. А на ногах все тут носили универсальную обувь – сандалии. Мне наряд понравился, и я сразу в него оделась прямо в лавке. Потом папаша Анджело оставил меня на площади, лакомиться вкусной плюшкой и смотреть на дрессированную обезьянку, а сам куда-то ушел, сказав, что ненадолго.
Я, устав смотреть на эту маленькую обезьянку, тем более её хозяин, та ещё старая обезьяна, стал делать мне какие-то недвусмысленные намеки, прошла вдоль улицы и заметила книжную лавку. Немного денег у меня было с собой, и я зашла посмотреть на книги. Просматривая книги на прилавке, я увидела брошюру по истории лингвистики. Дело в том, что в прошлом у нас в королевстве, как и везде говорили на двух языках, высшем и низшем. Высшему языку обучали знать, чтобы вести беседы в придворном кругу, а на низшем говорил простой люд. В высшем языке как оказалось из брошюры много было заимствованных слов из диалектов разных стран и королевств. Например, лереры – учителя, наставники, а суррами называли верхушку знати, приближенную к королям, а цимбалин – клавесин, только щипковый. Если честно, то по прошествии нескольких веков высший и низший языки уже давно перемешались и по всем странам и королевствам действовал один общий язык, единственное отличие было в диалектах. Полистав брошюру и немного удовлетворив своё любопытство, я закрыла её, а мой взгляд переметнулся на книгу по кулинарии. Интересная находка, подумав так, я купила книгу. Вернувшись с покупкой на площадь, я увидела мечущегося по ней обеспокоенного слона, громко гудящего моё имя. Обнаружив, что я жива и здорова, папаша Анджело подошел ко мне и, схватив за руку, потащил к таверне на окраине города, где мы договорились встретиться с капитаном и членами команды. По дороге к таверне кок размечтался, как мы скоро достигнем самого южного города Адынвайса, там у него живет старшая дочь с мужем и детьми, сойдем на берег, и, может быть, останемся у них жить. Он будет баловать своих внуков, а я их учить. А потом придумаем как вернуть мне мое наследие. Мечты.
Когда мы вошли в таверну все взгляды обратились естественно на нас, на кока в силу его габаритов, и на меня, довольную и наряженную. Но удовольствие от обнов и покупки книги сошло на убыль, как только я увидела обращенные в мою сторону темные от гнева глаза нашего капитана.
– Найт, деточка, пойди наверх в гостевую комнату и посмотри на это, – сунув мне в руки сверток, и подтолкнув к лестнице на второй этаж, прогромыхал папаша Анджело, а сам двинулся в сторону кэпа и команды, уже сидящих за большим столом.
Поднимаясь по лестнице, я услышала обрывок сначала тихого перешептывания кэпа с папашей Анджело потом крика постепенно с нарастанием звука.
– Анджело, ты совсем спятил, вырядить в кружева пацана? – прошипел капитан. – Ты б еще ленточки в косу вплел!
– Своего помощника я буду одевать как хочу – гудел в ответ обиженный бас.
– Но он выглядит в этой одежде, с рюшечками, странно, как девчонка!
– Может я скучаю по дочерям, и никто не запретит мне одеть пацана по моему вкусу, может он и…– тут папаша Анджело прикусил язык. А я уже поднялась наверх и не слышала, чем закончилась эта перепалка.
Наверху в комнате я развернула сверток и увидела там специальный укороченный корсет для стягивания груди. Папаша Анджело и в этот раз додумался как мне помочь. Укрепив данную конструкцию на своей теперь уже почти роскошной груди, я опять надела все свои обновки и спустилась вниз. Теперь мне не надо было даже сутулиться. Я гордо хотела спуститься с последней ступеньки в зал, но тут мне дорогу загородила неопределенных размеров масса, пахнущая перегаром. И дыхнув этим перегаром мне в лицо пьяно икнуло вопросом:
– А не хочет ли деточка развернуться и пройти со мной обратно наверх немного повеселиться, а?
Я даже не успела ничего сказать колкого этой пьяной роже в ответ, как рядом оказался капитан и рыкнул:
– Убери свои грязные руки от моего младшего матроса!
– Матроса, ха-ха, неужели таких симпатяг стали принимать в матросы, знаем мы какие это младшие матросы и для чего, – рожа все не унимался.
– Я сказал уйди по -хорошему и не создавай никому проблем, – капитан уже еле сдерживал себя.
Но вдруг пьяная рожа мгновенно выхватил ножик и с криком замахнулся на капитана.
Я стояла ближе всех, и конечно я была истинной дочерью своего отца, а мы защищаем тех, кому преданны…или любим?! Я заслонила своим телом капитана. Нож с глухим ударом ткнулся мне в корсет и скользнул по ребрам. От такого сильного удара у меня перехватило дыхание, и я банально, и от боли, и от шока, упала в обморок на руки капитану, а на бордовом растекалось красное.
Очнулась опять в той же гостевой комнате. Я лежала на кровати. Приоткрыв немного веки, я из-под ресниц огляделась. Заметила сидящего с виноватым видом и немного растерянного папашу Анджело, потом Букашку Джима, он смотрел на меня с сочувствием, потом я заметила недалеко от кровати местного лекаря, он вытирал полотенцем руки над небольшим тазом, в котором валялись кровавые бинты и обрывки нитки. Потом мой взгляд наткнулся на стену презрения. На две черных стены презрения – Кэп.
– Деточка, девочка моя, – виновато прогудел кок. – Колин все знает, я ему все рассказал.
Колин? Кто такой Колин? Мой разум пропустил “девочку”, но застопорился на имени Колин, а так вот как зовут капитана, расстроенный папаша Анджело назвал его имя. Красивое.
И вдруг я резко села на кровати, он все знает!!! И тут же рухнула обратно.
– Вышли все! – услышала я жесткий приказ кэпа, проваливаясь от боли в обморок.
Когда я очнулась во второй раз, я увидела капитана, стоявшего около окна. Презрение сменило раздражение. Раздраженно прозвучал и вопрос:
– Зачем ты обманула меня, зачем ты втерлась в доверие к моей команде, зачем тайком пробралась на мой корабль?
– Я не пробиралась тайком на твой корабль, меня принесли на него в коробе, – от возмущения на третий вопрос я чуть не задохнулась. И кстати, когда это мы перешли на “ты”. Видимо, когда я лежала без сознания.
Кэп хмыкнул, кивнул головой и продолжил:
– А к чему весь этот маскарад, зачем притворятся тринадцатилетним пацаном? А между прочим, столько тебе?
– Восемнадцать, – ответила я тихо.
Капитан окаменел.
– И давно тебе восемнадцать?
– С начала плавания.
Капитан совсем превратился в окаменелость, а что красивая такая статуя. Лежу любуюсь. Молча. И он молчит. Лучше б и дальше молчал.
– И чего же ты, сто тысяч морских угрей, не осталась-то дома, не вступила в наследие, не была представлена королю, не вышла замуж? – уже весь на нервах практически проорал капитан.
– Если папаша Анджело тебе все рассказал, то ты знаешь почему, – уже тоже орала я, не обращая внимания на отбитые легкие.
– Просвети меня ещё раз, – вкрадчиво спросил так, можно ведь и не орать было.
– Не хотелось унижаться, – уже тихо прошептала и я, а слезы предательски навернулись на глаза.
– Угу. Ну что ж, не хочу тебя огорчать, но от законов и устоев не убежать, и сурре, вступившей в возраст, но без мужа не пристало вообще никаким образом находится в компании мужчин, а тем более пиратов, а ты подставила меня и мою команду под виселицу таким своим поступком. Все равно нам придется тебя вернуть домой, а король и не будет слушать никаких отговорок казнит всех. Даже суда не будет, мы пираты этим все сказано. – ни злости, ни презрения, а безразлично уже так проговорил.
– Все равно решает команда, вернуть меня или оставить. – сказала я и тут же так ребра заболели и опять захотелось упасть в обморок на меня в упор смотрели полыхающие уголья, а не глаза человека.
– Ага, значит мы знаем пиратский кодекс, хорошо спросим команду. Но поверь, тебя может ожидать маленький сюрприз – опять еле сдерживаясь произнес капитан повернулся и вышел, хлопнув дверью. Психованный он стал последнее время. Интересно с чего это.
Прошло дня три мои ребра зажили. Меня навещал только папаша Анджело, ну может разок зашел Букашка Джим, видать кэп запретил всей команде меня проведывать. Кок рассказал, как все обнаружилось, что я совсем и не парень. Оказывается, не успел папаша Анджело сориентироваться, как капитан со мной на руках взлетел по лестнице, пинком открыл дверь гостевой комнаты, положил осторожно меня на кровать и разорвал рубашку у меня на груди. Хорошо, что на мне был корсет, и я была без сознания, а то непонятно кому было бы неловко больше. Капитан застыл надо мной с бордово-красными обрывками рубашки и так и стоял пока в комнату не вбежал запыхавшийся папаша Анджело и за ним Букашка Джим с местным лекарем. Его нашли в таверне, и даже не совсем пьяного. Лекарь промыл и зашил мою как оказалось небольшую ранку. А капитан, отмерев, выбежал вон из комнаты, прямо с остатками рубашки и выбежал. Уже потом он нашел папашу Анджело и тот ему все рассказал…
На четвертый день поправившуюся меня сопроводили на бригантину. Меня даже переодели теперь как подобает девушке, т.е. в платье, сандалии я оставила. У платья даже имелся вырез на груди и ниже большой передний карман, непонятно для чего. Но когда меня увидел Шурш и спикировав с мачты залез в него, я поняла, что с карманом удобно, т.к. запазухи то теперь и не было. Правда вырез я прикрыла нагрудным платком, ну чтобы не смущать тут особенно нервных. А то вон вышагивают по мостику и зыркают злыми глазами. Увидев меня с папашей Анджело на палубе, капитан, не откладывая на потом, тут же созвал голосование и объяснил остальной части команды для чего тут голосуем. Конечно все, почти, проголосовали за то, чтобы меня не возвращать никуда и никому, оставить в команде, провозгласить почетной пираткой и плыть дальше по морям и… морям, грабя встречные корабли. А вот когда пираты обрадованно отгалдели и я была совсем веселая, слово взял Боцман, он же квартирмейстер, и по- совместительству сушеный кальмар.
