Наталия Широкова
Пиратка
Я сразу призналась папаше Анджело что не умею готовить, а он в ответ прогрохотал своим смехом, как гром в дождливую погоду, и утешил, что мне не придется готовить, просто буду выполнять его поручения, не слишком сложные, и драить котлы.
А ещё меня мучил вопрос, что пираты сделали с командой торгового судна, неужели потопили вместе с кораблем. Я три дня пыталась задать этот вопрос Папаше Анджело, но все было не подходящее время.
И в один из вечеров, когда наш кок заканчивал прибираться на камбузе, а я полировать очередной котел, я решилась его спросить об этом:
– Папаша, а как пираты поступают с людьми на захваченных кораблях? – монотонно водя тряпкой по боку котла я подняла вопросительно глаза на кока.
– Топят. – не оборачиваясь и не отвлекаясь от своего дела прогудел кок.
Я замерла от ужаса, представляя себе в красках всю картину.
– Вы убили всех людей на том корабле! – прошептала я, и сжалась в комок.
И тут услышала гудение над головой, это папаша Анджело отвлекся от своего дела и наклонился надо мной, вытянув губы в трубочку и гудя как паровоз.
– Деточка, ну неужели ты подумала, что наш капитан такой жестокий? – спросил он. – Не переживай, посадили на лодки и отправили в обратную сторону от нашего фарватера, на них обязательно наткнутся другие корабли и подберут. Но корабль затопили для острастки.
У меня отлегло от сердца, и я с идиотской улыбкой на лице продолжила натирать котел. Поставив ещё одну галочку в пользу капитана.
– Давай-ка, детка иди спать, а то протрешь дыру в этом котле. – добродушно прогудел папаша Анджело и подтолкнул к моей каморке рядом с камбузом.
Я была благодарна папаше Анджело за ещё одну вещь. Как юной девушке в этом признаться, когда её окружают одни мужчины, а она притворяется мальчишкой, но мудрый старый волк скорее всего понял все сам про мои потребности, и как-то раз принес ворох постиранных и довольно чистых кусков парусины и остатков от старых фартуков в мою каморку. Свалил все это на мой гамачок и пробубнив что-то про “ох уж эти женские недомогания” быстро утопал по своим важным делам.
Благо эти женские недомогания у меня всегда были непродолжительными. И я никогда практически и не обращала внимания на них. Потому притворятся и дальше мне было довольно легко, да и с командой у меня сложились неплохие отношения, спасибо Возвышенной матери, или скорее всего Шуршу.
Моего зверька полюбили, я и не сомневалась, и даже пытались провозгласить талисманом корабля. Боцман запретил, сказал, что талисман корабля у них юнга Урч. Кстати, Шурш теперь и пропадал вместе с юнгой на марсе, это такая корзинка на верху грот-мачты. Там вдвоем они следили за облаками, и скалами, а потом Шурш любил планировать с мачты какому-нибудь зазевавшемуся матросу на голову. Но его никто не ругал за это. Ну как можно не умилится, глядя на эту озорную мордочку, длинные ушки и пушистый хвостик. Некоторые вот ни разу не умилились. Это я про Боцмана.
Старший Боцман меня возненавидел с первого взгляда, не знаю правда почему. Даже Шурш был бессилен. Наверное, у Боцмана был иммунитет против доброты к людям. А может должность обязывала быть бессердечным и жестким. А когда он по просьбе кока отдавал приказ плотнику пристроить к камбузу для меня маленькую каморку, то скривился так, как будто съел кислый фрукт. И спрашивается, что ему жалко что-ли, тем более место было для такой пристройки и доски тоже.
Одна его выходка в отношении меня отчетливо показала его отношение ко мне. Одним ранним утром, когда я шла выливать за борт воду из ведра, он подозвал меня и приказным тоном прокаркал. Голос у его был скрипучий такой, по ушам резало ужас как.
– Малец, бери швабру и несись на капитанский мостик драить капитанский гальюн! – и, подняв кверху свой острый подбородок отвернулся и отправился по своим делам.
Я хотела было крикнуть ему вслед что нет на мостике никакого гальюна, тем более капитанского, но прикусила язык. Так ты сморщенный морской угорь меня проверяешь. Хорошо же, я пойду драить капитанский гальюн. Я смело взяла ведро, швабру и четким шагом в раскачку двинулась в сторону кормы на капитанский мостик. Там я с деловым видом подошла к штурвалу и начала надраивать его шваброй. Получалось отменно по -идиотски. Дежурный пират, стоявший рядом обалдело смотрел на мои действия. А я продолжала как ни в чем не бывало елозить шваброй по штурвалу. Вдруг пират напрягся. На мостик входил капитан. При виде этого красавчика мое нежное девичье сердце Лианны затрепетало. Но трезвый мальчишеский ум Найта приказал себе не подавать никакого вида.
– Доброе утро! – произнес наш капитан, пока ничем не выказывая откровенного удивления.
И обернувшись к пирату, кажется Букашке Джиму, спросил. – Что здесь происходит?
– Э! – только и произнес Букашка в ответ, разведя руками.
– Синн, Капитан! – я звонко заорала на весь мостик. – Старший Боцман приказал отдраить капитанский гальюн на капитанском мостике! – и продолжила свое ответственно занятие.
Собственно, на палубе были матросы, собственно, все уже давно смотрели на мои странные действия со штурвалом. И собственно, после моего такого звонкого высказывания хохот стоял уже по всей палубе.
Я удостоилась взгляда темных прищуренных глаз, однако капитан отвернулся и крикнул в сторону матросов: – Тихо!
– Найт на камбуз, Боцмана ко мне в каюту. – кинул он через плечо и ушел с мостика.
Я, подхватив ведро и швабру, поплелась на камбуз к моему добрейшему коку папаше Анджело, чтобы как обычно опять поплакаться ему в жилетку, ну хотя в фартук будет точнее.
Боцман после этого происшествия меня не трогал пока. Но все равно зло смотрел мне вслед, если обнаруживал меня на палубе.
Наша бригантина весело бороздила морские волны по курсу на юг. На пути не встречалось больше никаких кораблей, но это благодаря скорее всего штурману в лице капитана, он умел прокладывать одному ему ведомые курсы избегая ненужных встреч.
В один из дней уже не помню какой уходящей в никуда недели, папаша Анджело подозвал меня и попросил отнести ужин в каюту капитана. Капитанская каюта находилась под полубаком, это я знала. Я взяла поднос с ужином и быстрыми перебежками, я уже давно научилась ходить по палубе, не мотаясь из стороны в сторону, помчалась к капитану.
Постучав в дверь его каюты, я громко произнесла:
– Капитан, это Найт, я принес вам ужин.
Дождавшись команды войти, я протиснула в дверь поднос и вошла сама. Капитан сидел за столом и хмурился над картами. Поставив поднос на краешек стола, я взглянула на карты и произнесла ещё не поняв, что этим выдаю себя.
– Капитан, нам осталось плыть ещё 2 недели до Стимбулина?
На меня подозрительно посмотрели опять прищуренные черные глаза. А капитан был красавчик. Черные, но не вьющиеся как у меня, длинные волосы собраны в хвост, виски немного подбриты, тонкий нос, прямые брови, и карие до черноты глаза с этим его всегдашним прищуром. Если бы не знала, что он пират, то подумала, что он потомок какого-нибудь благородного сурра. Эх, вздохнула во мне Лианна, и не мечтай прошептал во мне Найт.
– Найт, как ты догадался куда мы идем и сколько осталось дней? – вдруг произнес самый умопомрачительный голос на свете.
Я поняла, что нечаянно выдала себя, пацан моих лет не мог читать морские карты. Пришлось выворачиваться, придумывая на ходу историю с дядей -рыбаком:
– Капитан, к нам часто в гости приезжал мой дядя по отцу, он рыбак или что-то в этом роде, он много рассказывал про свои путешествия по морям, а я по его рассказам развлекался тем, что рисовал на кусках бумаги подобие карт. А ещё он рассказывал про звезды. – чтобы уж совсем наверняка добить своими знаниями добавила я ко всему этому вранью. – А потом у вас лежит эта такая специальная штука и отмечена точка на карте около названия города и стоят две цифры семь.
– Эта штука называется секстант, – произнес капитан и вернулся опять к своим картам и записям, – и да ты прав через почти две недели будем в столице южных земель. И спасибо Найт за ужин, свободен.
– Когда зайти забрать поднос? – я уже начинала удивляться своей храбрости.
– Хм, я позову. – сказал капитан, стрельнув в меня одним прищуренным глазом.
Выйдя из каюты капитана, я на ватных ногах побрела на камбуз. Странное дело, со мной не было Шурша, чтобы там пошаманить своей эмпатией, а капитан даже не наорал и на отругал за такое проявление любознательности. Устал, наверное, бедолага, надо попросить Папашу Анджело налить ему рома, отнесу, когда за подносом вернусь.
За подносом пришлось вернуться на следующий вечер, когда я принесла очередной ужин капитану. И да, на подносе стояла большая кружка рома. Я вымолила её у папаши для капитана. Правда кок скептически отнесся к этой моей вольности, но покачав головой ничего против не сказал, только наполнил кружку. Я уже самостоятельно добавила в нее несколько ломтиков кислого фрукта, пряностей и немного подогрела на огне. А что, про грог я читала.
Как обычно поставила поднос на край стола и забрав предыдущий, я позволила себе прокашлявшись проговорить тихим голосом:
– Капитан, я вижу, что вы утомлены последние дни, я предлагаю попробовать этот напиток, он снимет усталость и сон ваш будет долгим и крепким, – дурочка, я совсем с мозгами теперь не дружу при виде нашего капитана, как может простой парень говорить таким возвышенным стилем.
Видать наш кэп был того же мнения. Я теперь могла близко рассмотреть отнюдь не прищуренные его глаза. А наоборот широко открытые от удивления.
– Эту фразу меня просил передать вам папаша Анджело! – выпалила я, понимая, что врать так врать.
Капитан моргнул, кивнул и взяв в руки кружку отхлебнул глоток. Скривился, но потом хмыкнув сделал ещё глоток. Выпил все. И откинулся на спинку кресла. Эх, красивые глаза опять смотрели на меня с прищуром.
– А что Найт папаша Анджело просил ещё мне передать? – улыбнулся капитан.
Зря он это сделал, от его улыбки у меня подогнулись колени. Нет, ну зачем он пошел в пираты. Ему бы быть при дворе, танцевать на балах, очаровывать кокеток высшего света. Так остановись Лианна, давай сюда Найта, будем дальше притворятся и играть роль простоватого парнишки, сбежавшего из дома за приключениями.
– Больше ничего, я и это с трудом заучил, – понурившись прошептала я.
– Ладно, Найт, а что ты ещё знаешь про карты, звезды, эту штуку? – он показал на секстант.
– Да не так чтобы много, – ответила я.
– А хочешь узнать больше? -уже серьезно спросил капитан.
– Конечно! – у меня радостно заблестели глаза. Ха, знал бы мой ненаглядный капитан, что глаза у меня блестят отнюдь не потому, что он мне будет что-то рассказывать про звезды, море, карты, а оттого, что я хоть какое- то время буду находится рядом с ним.
С этого вечера и почти каждый вечер, мы проводили с капитаном за изучением карт, он рассказывал истории своих путешествий по морям, потом опять обучал как прокладывать курс по звездам или применяя эту штуку. Мы, шутя, так и называли секстант этой штукой. Было весело. Оказывается, с капитаном можно было говорить на разные темы. Конечно, в основном говорил он, т.к. Найт во мне теперь строго стоял на страже, не давая пробиться наружу моей высокообразованости.
Вскоре, на рассвете в последний из дней плавания показался берег. Как всегда наш юнга Урч продудел “Внимание! Земля!” в рожок там у себя на мачте, а Шурш опять, как всегда, спланировал бондарю Тесаку на его плешку. Мы готовились подойти к берегу достаточно скрытно, и пристать к нему в укромной бухте. А потом выйти на берег и уже отправиться договариваться о продаже груза в припортовый кабак. Меня тоже обещали взять с собой.
Это был мой первый раз, когда я наконец-то сошла на берег после моего почти месячного плавания по беспокойным водам нашего моря. Хотя папаша Анджело обещал, что впереди у нас ещё будет много путешествий по морям нашей страны. Моря было то всего два в этой части суши. Как бы ни звучало избито, но одно называлось Северным, другое – Южным. Мы сейчас плавали, или как говорили моряки ходили под парусами по Северному морю, а город Стимбулин как раз и находился между двух морей, и считался самым крупным портовым городом в королевстве. Перешеек или канал, по которому корабли проходили из северного в южное море назывался Севюжным. Ну да, у кого-то фантазия, ну совсем убогая. Но в народе почему- то прижилось название Кишка. Все это я ранее рассмотрела на карте в каюте капитана в один из вечеров, когда мы занимались изучением как прокладывать курс.
День захода в бухту и высадки на берег у меня слился в одну бесконечную монотонную картинку, когда кто-то куда-то бежал, кто -то чего-то перетаскивал, я понимала, что пираты исполняли указания капитана, но для меня эта жизнь на корабле была самобытна. И я ещё не чувствовала себя её частью, так может маленьким кусочком.
Сошли на берег не все, половина команды осталась с Боцманом на бригантине, а другая половина с капитаном папашей Анджело и мной направилась через холмы в порт. По дороге к порту нам встречались обозы, везущие разнообразные товары в город и обратно, конные стражи, они следили чтобы не было разбоя на дороге, и просто люди, семьями, или одинокие путники.
Уже вечерело, когда мы яркой и шумной толпой добрались в портовый кабак под названием “Кривая жаба”. Я удивилась такому названию, но, когда зашла внутрь и увидела за стойкой жабью морду с одним глазом, я поняла, что кабак назван в честь хозяина данного заведения. А вообще-то его звали просто Патом. И он был давно знаком с папашей Анджело. Еще с молодых их загульных времен. Наша компания обосновалась в углу кабака, сдвинув два стола и назаказав Пату еды и выпивки для жаждущих и голодных ртов. Всем налили в кружки довольно вкусного игристого напитка, его нам в больших кувшинах принесла старшая дочь “кривой жабы”. Капитан поднял свою кружку все чокнулись и выпили за благополучное завершение очередного приключения. И вот тут мое благоразумие меня покинуло. Очень вкусный был напиток, но коварный и назывался он не спроста хмелевкой. Я выпила две кружки и меня развезло.
– Уваж-жаемые матросы и хозяин, – я поднялась со стула неожиданно для всех, но предполагаемо для меня, чьи мозги затуманены алкоголем, – а я буду вам петь!
– Опля -ля! Изобразите Найту музыку! – захохотали матросы. – Он сейчас петь будет! Ха-ха!
Самое интересное, что у хозяина за стойкой на стене висела кутура, пятиструнная гитара, я шатающейся походкой обошла стойку взяла кутуру , взгромоздилась на эту самую стойку и устроившись поудобнее взяла несколько аккордов. Ничего сойдет, не цимбалин , но тоже ведь щипковый инструмент. Прокашлявшись, я взяла ноту ми второй октавы. На что у моих пиратов узкие щелки пьяных глаз расширились до диаметра тарелок, которые стояли на столе перед ними. В моем пьяном мозгу что-то щелкнуло, и я поняла – сопрано тут не подойдет, будем петь альтом. И завела единственную заунывную и печальную песню, которую слышала в детстве от нашей кухарки:
Встану утром рано до зари
Выйду в поле я коней пасти
А коням я гриву причешу
Гриву причешу им и хвосты…
И в этой песне было ещё двадцать два куплета: и о вольной воле, и о горькой доле и немного даже о любви…Как ни странно, но я ни разу не сфальшивила голосом и не взяла неправильный аккорд. Видать любовь к музыке и пению у меня была в крови. Когда я закончила петь в кабаке стояла полная тишина. А глаза моих бесстрашных морских волков были полны слез. Я от такого немного протрезвела.
Папаша Анджело что-то прошептал на ухо нашему плотнику Букашке Джиму и тот, взяв меня за руку, сдёрнул со стойки и повел из кабака. Кутуру я все ещё держала в руках.
– Возьми её, себе, на память, тебе пригодится! – услышала я, как Пат крикнул нам в след.
И также вслед мне опять задумчиво смотрели черные с прищуром глаза.
Джим привел меня на корабль в мой закуток проследил, чтобы я угнездилась в своем гамачке, закрыл дверь и ушел. Утро было туманное и хмурое. Мое утро. А так- то на небе ни облачка, море спокойное, птички поют…сволочи, как громко они тут чирикают. Вчвик- вчвик.
Я открыла тяжелые веки и свесив голову вправо увидела на полочке около гамака кружку.
Мой славный кок позаботился обо мне убогой. Налил туда опохмелёвки, он собственноручно разработал этот рецепт, чтобы приводить в чувство иногда не знавших меру в потреблении рома матросов. Даже не буду вспоминать что там намешано, иначе вывернет прямо в гамак. Лучше зажмуриться и залпом выпить, что я и сделала. Пять минут полежала, пока желудок и голова прекратят карусель и каждый встанет на то место, которое ему положено. В голове было пусто, но я вспомнила что вчера меня на корабль привел Джим.
Кстати, наш плотник Джим был самым тщедушным и маленьким человечком на корабле, а все матросы были как на подбор широкоплечие, с сильными руками. Но плотника своего никогда не задирали и не смеялись над ним. Единственно, прозвище он все- таки получил Букашка, но и только. Джим все время что- то мастерил из остатков дощечек, если не надо было чинить корабельные мачты или пробоины. А также он пользовал тех, кто заболел или ранен в бою. Отсюда и уважение к нему матросов было соответственное. Я тоже иногда присаживалась рядом с ним со своим котлом, он знал наизусть много баллад и легенд про чудесные страны, сказочных животных, бесстрашных рыцарей, прекрасных дев и драконов и мне нравилось слушать его рассказы.
А после моего славного бенефиса в кабаке команда признала меня корабельным музыкантом. Прямо так все и проголосовали за. А Букашка Джим посоветовал переложить на музыку несколько отрывков из баллад и получились очень красивые песни. Теперь вечера на корабле у нас стали веселыми и приятными. Все пираты, кто не был занят вахтой или работой, собирались на палубе под грот-мачтой, и Джим сначала рассказывал баллады под мою тихую игру на кутуре, а потом я начинала петь. Даже капитан иногда выходил из своей каюты чтобы послушать. А выходил он, только когда я начинала петь, и я ловила на себе его задумчивый взгляд.
Пока я маялась головной болью на корабле, папаша Анджело успел договориться об обмене пшеницы, кукурузы и части запасов вина с Патом на нужные нам припасы. Взамен Пат предоставил нам орехи, сушеные бобы, вяленное мясо, сухари, уксус и разные пряности. А также животный жир. Все это перенесли на бригантину в мешках, а наш бондарь Тороп, по прозванию Тесак, начал уже готовить бочки под эти запасы, чтобы можно было все сложить в трюме, укрепить груз и отправиться дальше.
