Каково же было удивление Александра, когда на следующий день он, подъехав к дому Анни, увидел рядом со знакомым подъездом женщину, крепко держащую объект его непрошенной симпатии за руку.
Он заглушил двигатель и выбрался из комфортного салона. Анни встрепенулась, тут же у нему направилась та сама женщина, очевидно, бабушка подопечной Звягильского. Изрядного пенсионного возраста, сухопарая, высокая, с тонкими губами на узком, сморщенном лице. Ничего общего с ассоциациями, которые возникают со словом «бабушка». Пирожки с капустой для оравы внучат такая особа печь не станет, а вот ходить строем заставит наверняка.
– Александр Павлович, – отчеканила бабуля. – Меня зовут Антонина Захаровна, я – бабушка Ани. Как я понимаю, вы предлагаете сегодня посмотреть дом, который достался ей по завещанию.
– Совершенно верно, – Александр чуть поклонился, с лёгким удивлениям глядя на Антонину Захаровну.
Антонина, Тоня… более неподходящего имени для этой сухой старухи с поставленным, как у военачальника, голосом, пожалуй, не придумать.
– Я еду с вами! – заявила старуха.
– Простите?
Александр не опешил, не удивился, наверное, что-то подобное он ожидал. Посмотрел на молчаливо стоящую в стороне Анни, которая вцепилась бледными тонкими пальцами в небольшую сумку-рюкзак.
– Я еду с вами. Не думаете ли вы, что я отпущу Аню одну в компании совершенно незнакомого мне мужчины?
– Именно так я и думаю, – улыбнулся Александр.
– Это недопустимо, как взрослый человек вы должны это понимать.
– Почему же? – всё с той же улыбкой поинтересовался он.
У Виссарионова были деловые партнёры из разных концов света, в том числе тех, где пригласить девушку без сопровождения действительно недопустимо. Разговаривать с ней без присмотра старших родственников и серьёзных намерений – и то запрещено. Встречались и приятели, успевшие стать родителями несмышлёных малышей, которых звать на увеселительную прогулку стоило только после предварительного разговора с родителями. Если бы Александру вообще пришло в голову что одно, что второе. Здесь-то что за причина? Семья Анни вряд ли исповедует ислам, а сама она перешагнула порог совершеннолетия, успела даже на второй курс института перейти.
– Я не знаю вас, впервые вижу и не собираюсь отпускать с незнакомцем ребёнка!
– Уверен, вы навели обо мне справки, – спокойно ответил Александр. – Уверяю вас, у меня нет цели обидеть Анни, причинить ей вред. Поймите, у меня нет ни времени, ни желания заслуживать ваше расположение, входить в доверие, более того, мне это не нужно и неинтересно. Я собираюсь показать наследуемое имущество Лесонен Анни, для этого зарезервировал два места на катере. Два, а не три. Если вы имели твёрдое намерение направиться вместе с нами, должны были сообщить заранее, а сейчас никто не станет высаживать пассажира ради вашей прихоти.
– Мы можем отправиться позднее, – продолжала настаивать Антонина Захаровна.
– Не можем. Моё время не бесконечно. Анни – совершеннолетний, дееспособный человек, именно ей завещано имущество, и я не вижу ни одной причины в вашем сопровождении взрослой внучки.
– Знаете, что! – Антонина Захаровна подобралась, как пантера перед прыжком. – Значит, она не поедет вообще! Я не отпускаю её. Аня, домой, сейчас же!
– Значит, не поедет, – Александр равнодушно пожал плечами. – Если вы считаете, что Анни не нужно своими глазами убедиться в том, что недвижимость, за которую ей придётся в будущем платить немалый налог, действительно существует и находится в пригодном состоянии, она может остаться дома.
– Но?.. – опешила Антонина Захаровна, отступив на пару шагов от собеседника.
– Вы хотите, чтобы Анни получила кота в мешке, за которого потом платила со своих скромных доходов?
– Нет.
– Тогда будьте любезны, оставьте свой пыл. Анни? – он посмотрел на девушку, которая всё так же стояла, понуро опустив голову. – Нас ждут.
– Хорошо. Надеюсь, к семи вечера, как обещано, вы вернётесь, – каркнула старуха.
– Не сомневайтесь, – спокойно ответил Александр и открыл дверь автомобиля, куда через несколько секунд бесшумно скользнула Анни, окутав сладким и одновременно древесно-свежим ароматом, как пахнет сама юность и край, где они находились. Карелия.
– Добрый день, – произнёс он, когда сел за руль и посмотрел на пассажирку.
– Добрый, – пискнула та в ответ, щёки при этом едва заметно порозовели. – Извините, – добавила она, посмотрев в лобовое стекло на улицу, где осталась стоять Антонина Захаровна, изображая памятник оскорблённой добродетели.
– Ничего страшного, я понимаю, – солгал Александр.
Он не понимал подобной заботы. Это казалось ненормальным, нет, это и было ненормальным, вернее – нездоровым… Возможно, девятнадцать лет не самый взрослый возраст, вероятно, для бабушек внуки навсегда остаются маленькими, несмышлёными детьми, требующими неустанной заботы, но ведь и малышей стараются приучить к самостоятельности в пределах здравого смысла.
Как же часто взрослые неосознанно уродуют своих детей, превращая их в заложников собственных страхов, комплексов, нежелания видеть мир таким, каков он есть. Хуже только, когда они делают это осознанно, с циничной расчётливостью и единственной целью – навсегда привязать к себе. На внутренние рассуждения о мотивах бабули не хватило времени, показался причал.
Александр остановился, вышел, обошёл машину, подал руку Анни, помогая выбраться. В очередной раз отметил собственную реакцию на нечаянную секундную близость с этой странной девушкой. Постарался отбросить в сторону неуместную жажду, практически граничащую с похотью. Сумасшествие какое-то!
– О, здорово! – услышала он голос Петра. – Доброго денёчка, – обратился тот к Анни.
После недолгих приветствий Пётр продолжил:
– Вас Руслан, племяш мой родной, доставит. Катер новый, движок отличный, опыт у парня есть, не сомневайтесь. Я чуть позже буду, дела, – он кивнул в сторону покачивающихся катеров. – А вечерком посидим, поговорим по-человечески, не на ходу. Не возражаете? – он посмотрел на приятеля детства и его спутницу.
– Нет, – улыбнулся Александр. – Где посидим-то? Я здесь ни одного ресторана не видел.
– Зачем ресторан? У меня же дом недалеко от звягильских хором, там и посидим. Не помнишь, что ли? – усмехнулся Пётр. – Не мудрено, столько лет прошло. Участок Олегу от деда с бабкой достался, раньше там рабочий посёлок стоял, потом всё разваливалось потихоньку, как и везде, люди уезжали, перебирались в города. Сейчас восстанавливается – москвичи, питерцы покупают землю, коттеджи строят, сдают в аренду туристам.
– Тоже купил?
– Зачем? У меня ещё прабабка там жила, повезло. Считай, семейное гнездо.
– Раз гнездо, давай посидим. Магазины поблизости есть?
– Этого добра навалом, – засмеялся Пётр. – Всё для господ отдыхающих.
– Не возражаешь провести время в хорошей компании, Анни? – поинтересовался Александр.
– Нет, – ответила та.
«Нет, не возражаю» или «Нет, возражаю» он не стал уточнять.
Катер болтало из стороны в сторону, подбрасывало на волнах со страшным грохотом, чему, признаться, Александр был только рад, как и отсутствию привычного комфорта. Две обитые дерматином лавки на металлических прямоугольных ящиках вдоль бортов, друг напротив друга рассчитанные на два пассажира не имели ни ремней безопасности, ни каких-либо приспособлений, чтобы ухватиться покрепче.
Ещё два вполне сносных сидения на амортизаторах, одно из которых капитанское, второе с противоположной стороны. И парочка таких же тумб, обитых дерматином, на корме, прикрытой тентом из прозрачной плёнки, как зонтом. Невелико пространство.
Руслан – молодой, улыбчивый парень лет двадцати с копейками, кинувший заинтересованный, оценивающий взгляд на Анни, после которого Александру нестерпимо захотелось проломить ему череп, устроился на месте капитана.
Заскочившая следом за Русланом девушка демонстративно заняла соседнее кресло, тем самым застолбив не только удобное место, но и самого Руслана тоже, кинув при этом предостерегающий взгляд на растерявшуюся Анни.
Александр лишь усмехнулся, сел на лавку, подозвал к себе свою спутницу, предлагая устроиться рядом.
– Думаю, будет болтать, – сказал он.
– Ещё как, – подтвердил Руслан, подмигнув побледневшей Анни, чем вызвал явное неудовольствие девушки рядом.
– Рус, опаздываем! – одёрнула та, пытаясь по пути испепелить пассажирку взглядом.
Тот недовольно покосился на говорящую, извиняясь на Александра, который являлся клиентом и выслушивать истеричные выкрики был не обязан, более того, мог тянуть резину сколько угодно, в пределах разумного – расписание никто не отменял, – но всё же в мире извоза и туризма музыку заказывает тот, кто платит. А платил Виссарионов, причём щедро платил, так, словно катер был забит под завязку.
– Больше никого не будет? – шепнула Анни.
– Нет, только мы, – ответил Александр.
– А как же…
– Ты, правда, хотела, чтобы бабушка составила нам компанию? – с мягкой улыбкой ответил он и не без удовольствия наблюдал, как Анни в ответ качнула головой в отрицании и спрятала довольный взгляд.
Почти наверняка довольный. Почти. Понять до конца это полумифическое, словно инопланетное существо Александр не мог, как ни пытался считывать эмоции и мысли.
Просто радовался, как сопляк, от того, что Анни вынужденно устроилась в его объятьях, иначе бы не удержалась при бешеной качке, и крепко прижимал её фигурку к себе, обхватив рукой.
Анни была в том же костюме, что и вчера. Плотный трикотаж не должен был давать простор воображению, но Александра было не остановить. Он представлял, и от представленного ликовал, как пацан, впервые увидевший непристойную картинку.
От её волос одуряюще пахло духами и чем-то особенным, волшебным, невероятным. Он пододвинул к себе Анни, покрепче перехватил, воспользовавшись очередным прыжком катера, вдохнул запах, чувствуя не просто желание, возбуждение или похоть, скорее потребность в девушке в его объятьях. Незнакомое доселе чувство или забытое за давностью лет, потерянное в постелях раскрепощённых любовниц, знающих себе цену – порой это не было формой речи, цена за физическую любовь часто была озвучена и всегда заплачена.
Показалась береговая линия, которая быстро приближалась. Деревья, подступающие к воде, густые леса вдали, скальная порода, выступающая в озеро, покрытая мхами и редкой растительностью. Протоки между огромными, серо-красными булыжниками открывали поистине живописную картину, которая не могла не радовать глаз.
Именно такую красоту любил всем сердцем Александр – суровую, неприступную, часто пугающую оттенками серого, холодного, скального. Именно по ней скучал бесконечно долгие десять лет разлуки.
Берега, окутанные в камень, где проступает гранит, блестящий слюдяной сланец, зеленоватый диабаз, с распластанными по ним зарослям мха, с низкой растительностью и неизвестно каким чудом растущими соснами – вот что на самом деле могло ублажить взор Виссарионова.
Какого чёрта он на бесконечные годы отказался от этого? Ради чего? Кого? Что доказал и кому?
Остановились у деревянного пирса, далеко убегающего в озеро. Руслан ловко выскочил из катера, накинул трос на установленный кнехт.
Александр вышел, следом выбралась Анни, смотря широко распахнутыми глазами по сторонам, он помог бледной спутнице, придержал, когда у неё закружилась голова – девушку качнуло в сторону, она лишь беспомощно взмахнула руками и пискнула.
– Дом прямо напротив пирса, – сказал Руслан. – Деревянный, белый, с огромной верандой, в районе семисот метров больше ничего нет, не перепутаете.
– Спасибо, – кивнул Александр.
– Спасибо, – в унисон ответила Анни, слегка покраснев, что сильно не понравилось Виссарионову.
Пирс перешёл в деревянный помост, который привёл прямо к невысокому забору с калиткой, на которой висел почтовый ящик, рядом пристроилась табличка с адресом. Действительно, невозможно перепутать.
Александр открыл замок, распахнул калитку и пропустил новую хозяйку дома в будущие владения. Что ж, неплохое имущество…
На просторном газоне, поросшем сорняками, раскинулся двухэтажны дом в скандинавском стиле, глядя панорамными окнами веранды в сторону Ладожского озера. На территории рядом с забором несколько мачтовых сосен подпирали небо, под окнами были клумбы, на которых не росло ничего, кроме высокого бурьяна и остатков садовых многолетников.
С другой стороны дома обнаружилось несколько хозяйственных построек, зона для барбекю с беседкой в том же дизайне, что и дом, и добротный сруб русской бани, не вписывающийся в окружающую стилистику.
В дом вело крыльцо с деревянными перилами и металлическая дверь, стилизованная под дерево. Внутри пахло пылью, немного сыростью, нежилым помещением. Мебель была тщательно укрыта плёнкой, со стен сняты картины или фотографии – что бы там ни висело раньше, остались лишь крепления.
Такая же картина наблюдалась во всех комнатах, включая второй этаж, просторную кухонную зону и веранду, выглядывающую стеклянными окнами-стенами на некогда ухоженный газон, пирс, уходящий в серые воды Ладоги, белыми барашками подбегающие к берегу.
– Я была здесь, – задумчиво глядя в окно на открывающийся пейзаж, сказала Анни. – Дом был меньше, но окна так же выходили на Ладогу. И те две сосны, и пирс был этот же, поэтому я узнала. Это было ещё до того, как меня прооперировали в Израиле, я уже не ходила, не могла. Олег… Максимович сажал меня у этого окна в кресло-качалку, огромное такое, как корабль, мне тогда так казалось, и я могла часами смотреть на озеро. Однажды я видела, как они целовались. Мама и Олег, – засмеялась она. – Во-о-о-он у той сосны. Наверное, забыли, что я всё вижу, – тихо договорила она. – Я помню этот дом.
Целовались. Целовались во-о-о-он у той сосны. Олег – его лучший друг, – и Марта – женщина, которую он любил. И всё это видела её дочь, о которой ему, Виссарионову Александру Павловичу, не рассказали.
Пётр позвонил ближе к обеду. К этому времени Александр с Анни успели осмотреть её будущее имущество. На взгляд Виссарионова, скромное, несмотря на то, что он отлично отдавал себе отчёт о стоимости приличного куска земли на берегу Ладожского озера и просторного дома с личным пирсом – по факту это огромные деньги для среднего жителя страны, которой и являлась Анни Лесонен.
Не удивительно, что девушка казалось растерянной, скорее даже потерянной, когда осматривала будущие владения. Трёхэтажный меблированный дом, похоже, смущал её, она словно пыталась надеть пиджак с чужого плеча, который сползал, болтался на груди и талии.
– Всё-таки это неправильно, – тихо проговорила Анни, оглядывая спальню на третьем этаже.
Единственное жилое помещение, остальное пространство занимала огромная комната, видимо, выполняющая роль гостиной. На первом этаже также была просторная гостиная со сплошными панорамными окнами, камином, кухонная зона и небольшая столовая, выходящая окнами и отдельной дверью на внутреннюю часть двора с зоной для барбекю – удобно для отдыха. Второй же делился на почти одинаковые по размерам комнаты-спальни, какая из них была детской, хозяйской или гостевой, угадать было невозможно. Дом был хорошо, со вкусом обставлен, насколько это можно было рассмотреть под слоем плёнки, при этом безликий.
– Что именно? – Александр слегка нахмурился.
Поведение Анни, её настроение, всё больше ему не нравились. Утренний позитивный настрой сменялся какой-то зажатостью, неявной грустью.
– То, что Олег… Максимович завещал мне этот дом, – интонационно она выделила «мне».
– Думаю, Олег Максимович знал что делал, – Александр попытался ответить как можно мягче, видя, что спутница готова совсем расклеиться.
– Это дом его семьи… Нехорошо это. Я могу отказаться?
– Нехорошо, Анни, не выполнить последнюю волю усопшего. Видимо, это место много значило для него и… твой мамы. Олег решил, что правильней будет передать дом тебе, – предположение о Марте буквально вгрызалось в горло, пришлось кашлянуть, чтобы голос звучал более уверенно.
Марта, Марта… за что же ты преподнесла такой сомнительный дар? Почему всё время молчала о том, что у тебя есть дочь? Про роман с Олегом? Неужели он бы не понял?..
Скорей всего нет, не понял. Сейчас, в тридцать пять, Александр прекрасно понимал, что десять лет назад не понял бы, не принял ложь, даже во спасение не принял, но какая-то подспудная обида подбиралась к груди и не давала покоя. Именно здесь, в этом доме начинала угнетать. Возвращать жёсткими флешбеками в прошлое, туда, куда не было смысла смотреть, то, что не нужно было помнить, думать об этом не стоило.
– Но там жена осталась, дети, я видела… на кладбище, в день похорон. Им нужнее.
– Поверь мне, они ни в чём не будут нуждаться. Олег не пожертвовал бы любой, самой незначительной суммой, если бы это хоть немного ущемило его семью.
– Но… – Анни сморщилась, будто у неё заболел зуб или голова.
– Давай, ты не будешь решать за взрослого, уже покойного человека. Если он так решил, значит, у него были мотивы, вероятно, тебе непонятные, но были. И стоит их уважать, – твёрдо проговорил Александр.
На самом деле он сам бы хотел разобраться в мотивах поступков Звягильского.
Тогда, десять лет назад, всё было понятно. Марта покорила сердце не только Александра, но и Олега, впоследствии выбрала его. Имела право, в конце концов, люди нарушают любые клятвы и договоры, а между Виссарионовым и ней, по сути, не успело случиться ничего, кроме бурной сексуальной связи и нескольких совместных поездок на отдых. Остальное придумало пылкое воображение озабоченного двадцатипятилетнего юнца. Не были произнесены даже тривиальные обещания и признания.
После, что было после гибели Марты? Что двигало Олегом, элементарная человеческая порядочность, жалость к сироте, память о былых чувствах к погибшей?
И всё же, землю, которая досталась ему от предков, правильней было оставить родной крови, плоти от плоти, а не посторонней девочке, пусть и обделённой судьбой с самого рождения.
От мыслей отвлёк звонок Петра, очень вовремя на самом деле. Анни окончательно загрустила, что совсем не нравилось Александру. Не такое путешествие он планировал с девушкой, которая заинтересовала его в первую очередь как мужчину, затронула самое нутро, заставляя содрогаться то от жгучего интереса, то от желания.
Какое путешествие он хотел? Что именно планировал? Чёрт знает. Заинтересовать, увлечь, соблазнить? Возможно. Но что-то останавливало от этого шага, хотелось насладиться нечаянным чувством близости, которое испытывал рядом. Иррациональным, даже глупым, однако пробирающим до самой печени.
– Мы приглашены в гости, ты помнишь, Анни? – спросил он после короткой беседы с Петром.
– Да, – она как-то неуверенно кивнула. – Правда, мне неудобно… Может быть, я останусь здесь, подожду, пока вы… поговорите? Нехорошо, я там буду лишняя.
– Не выдумывай, – отозвался Александр, едва не закатив глаза от очередного «неудобно» и «нехорошо». – Что ты будешь делать в нежилом, неотапливаемом доме?
– Ничего страшного, не хочу стеснять.
– Раз не хочешь стеснять, пойдём со мной. Я обещал твоей бабушке вернуть тебя в целости и сохранности, будет спокойней, если ты будешь рядом, а не в пустом доме незнакомого посёлка. Ты не находишь? – надавил он.
– Нахожу, – смутилась Анни, побледнела, после резко порозовела и снова побледнела, тяжело вздохнув.
– Пойдём, – мягко проговорил Александр, подавая руку девушке.
Так они и сошли по деревянной широкой лестнице с перилами, будто по дороге к алтарю… Александр усмехнулся про себя, надо же, какие аналогии приходят в голову. Неужели настолько хочется секса с Анни, что готов повести её к алтарю? Глупости!
Нужно заканчивать эту историю с наследством Звягильского, возвращаться к своей жизни, где нет места суровой природе Карелии с её озёрами, лесами, густыми красками, насыщенным кислородом воздухом, зато всегда можно найти хорошо обученную, не краснеющую женщину, которой всегда, везде, в любой ситуации и позе «удобно» и «хорошо». В конце концов, навестить Веру вне графика, устроить романтический уик-энд, насколько слова «Вера» и «романтика» совместимы, конечно.
Пётр прислал геолокацию, но и без неё найти его дом оказалось довольно легко. Петляющая среди высоких сосен, берёз и кустарников шиповника, со свежим асфальтом улица привела прямо к новенькому эллингу на берегу озера, а после свернула в проулок, где на воротах красовалась вывеска с нужным адресом и стоял сам хозяин с Русланом.
– Здоров ещё раз, – поздоровался Пёрт. – Руслана вы знаете. Проходите, не стесняйтесь, будьте как дома.
– В магазин, наверное, стоит сходить или заказать чего-то. Есть здесь поблизости ресторан, кафе с доставкой? – ответил Александр после короткого приветствия.
– Да мы так-то не голодаем, – усмехнулся хозяин дома. – Кафе есть на центральной пристани, только что там заказывать? Лохикейтто, солянка из форели или лосятины, грибной суп да калитки – набор восхищённого туриста, – усмехнулся он. – Это и Нина моя приготовит, даже вкуснее будет. Рыба ещё, солёная и копчёная, но это вообще отдельный разговор, – засмеялся. – Я же сам и поставляю им эту рыбу. У нас коптильня своя, на пару местных забегаловок хватает, и на свой магазинчик.
– О как, – похвалил друга детства Александр. – Хорошо развернулся.
– Жить надо, детей кормить, обуть, выучить, всё не копейки стоит, вот и крутимся как можем.
– Есть на Ладоге-то рыба? – поинтересовался Виссарионов.
Когда-то, он помнил, они ловили рыбу. Улов всегда был скромным, потому что заканчивалась такая «рыбалка» совместной попойкой, гонками на катерах и быстрым сексом под адреналином с местными девчонками.
– Мало, места знать надо, – ответил вместо Петра Руслан. – Нерпа[3] всё сожрала, скоро самой нечего есть будет, передохнет. А убивать нельзя. Закон, – он небрежно выдохнул, явно пряча крепкое выражение. – Животины дороже людей.
– О природе тоже надо думать, – вдруг пискнула Анни, вызвав немалое удивление Александра.
– Ну, да, белёк акибы[4] хорошенький, сил нет, – засмеялся Руслан, нагло подмигнув говорящей.
Дом Петра был в привычном для этих краёв скандинавском стиле. Щитовой, видно, что перестроен из старого, так называемого «финского» дома, оставшегося от прежних хозяев территории. В советское время в таких домах, с удобствами на улице, жили рядовые граждане региона, пока не началась застройка панельных пятиэтажек, да и сейчас нет-нет, да встречаются жилые «финские» дома, порой на несколько квартир, благо хоть удобства перенесли в дома.
В отличие от дома Звягильского, дом Петра был одноэтажный, не слишком-то просторный, при этом добротный, когда каждый гвоздь вбит в своё, строго отведённое место, свежевыкрашен, ухожен.
– Это Нина, жена моя, – представил гостей хозяин дома, когда тех завели в небольшую, уютную гостиную. – А это, Нинок, Сашка, я тебе рассказывал, и знакомая его, Анни.
– Добрый день. Проходите, проходите, – засуетилась Нина.
Выглядела она под стать мужу. С причёской, каких Александр не видел в своём окружении уже лет десять, а то и пятнадцать. Невысокого роста. Объёмные бёдра, округлый живот и большую грудь обтягивало нарядное платье из трикотажа. При этом какая-то основательная, что ли…
Александр не мог точно сформулировать свои мысли и впечатления, но при одном взгляде становилось понятно, что как у Петра каждый гвоздь на своём месте, так и у Нины каждый уголок дома под контролем, включая детей, родителей и домашних животных.
Нина, очевидно, та женщина, к которой по сотне раз на дню обращаются с просьбами домочадцы, и которую опасаются обидеть, потому что маму трогать нельзя – от отца влетит. Кому-то такие домашние кумушки не нравились, Александр же питал подспудное тёплое чувство к подобным женщинам.
Психоаналитик наверняка сказал бы, что всё идёт из детства – его мать всегда больше заботилась о себе и впечатлении, которое производит на посторонних людей, чем о душевном и физическом состоянии родных. Сейчас-то Виссарионову-младшему было откровенно наплевать на вздорный характер матери, её поверхностные претензии, а в детстве хотелось прижаться к мягкому материнскому боку и жаловаться на все беды миры, которые сваливаются на любого пяти-семилетнего человека: сломалась любимая игрушка, поругался с другом, отец не купил сторожевую собаку, бабушка отругала за разбитую сахарницу.
– Ты накрывай пока, а мы с Саньком перетрём о том, о сём.
– Всё готово уже, – махнула рукой Нина. – Вы проходите, проходите, – показала на выход на застеклённую, тёплую террасу и пошла вперёд на правах хозяйки.
Несмотря на то, что обстановка и ситуация в целом Александру была непривычна, ему было странно уютно в доме друга детства. Он уже забыл, когда в последний раз сидел вот так, по-домашнему, с людьми, которые не были коллегами, настоящими или потенциальными. С теми, кто помнил его детство, и чьё детство почти помнил он. Главное – с теми, кто не заинтересован в нём, как в инвесторе, бизнес-партнёре, в его деле, деньгах, возможностях, связях.
Пётр особенно не расспрашивал о делах Виссарионова, сказал лишь:
– Слышал, ты высоко взлетел, как и Звягильский.
– Говорят, взлетел, – коротко ответил Александр.
Уточнять, что местный король играл в детские игры в сравнении с оборотами Виссарионовских капиталов, не стал. К чему пустые разговоры и бахвальство? Не в правилах Александра подобное поведение.
– Дай бог, чтоб во благо, – вздохнул Пётр. – Давай, что ли, не чокаясь.
– Давай, – вздохнул Александр.
Выпили молча, закусили свежайшим сигом. Давненько Александр не ел ничего вкусней. Вроде доступны любые деликатесы мира, самые безумные и дорогие, а такая малость, как свежевыловленный сиг, привёл в неописуемый восторг. То ли правда настолько вкусно, то ли соскучился по пище детства, по совершенно особенному запаху этой некрупной рыбки, которую часто готовила бабушка, когда маленький Саша у неё гостил.
– Эта, – за столом появился Руслан, с ним зашла та девушка, которая с утра была с ними в катере. – Если домой к семи собирались, то поздно.
– Почему поздно? – мгновенно отреагировала Анни, вскинув взгляд на Руслана.
– Шторм, только передали, – ответила за него подошедшая девушка. – Меня Настя зовут, я с ним, – подчеркнула она последнее, вцепившись в рукав клетчатой рубашки Руслана.
– Как шторм? – нахмурился Александр, скосив взгляд на растерявшуюся Анни.
– Ладога, бывает, – ответил Пётр. – Да не расстраивайтесь вы так, у нас можно переночевать или в Звягильских хоромах. Нина там убиралась, когда Олег приезжал, ну и так, приглядывала, расскажет что там и как новой хозяйке дома… – кинул он на Анни.
– Я ещё не вступила в наследство, – пискнула Анни.
– Волокита бумажная долго будет длиться, знаем мы наших бюрократов, а дом стоит, в случае надобности можно и переночевать. Так ведь, Саш? – Пётр многозначительно улыбнулся, глядя на них с Анни.
– Можно и переночевать, – поддержал его Александр.
И правда, разве его вина, что конец августа, начало сентября – сезон штормов на Ладожском озере. Не рисковать же теперь жизнью, возвращаясь в город ровно к семи вечера. Интересно, одобрила бы бабушка Анни такой поворот? Вряд ли.
– Я позвоню бабушке, – тем временем озадаченная Анни встала из-за стола и двинулась в сторону улицы.
– Наследница Олега? – Нина посмотрела на мужа, потом на Александра. – Выходит, права была Гелька, была у Звягильского любовница, а мы её дурой ревнивой считали.
– Любовница? – Александр приподнял брови, в удивлении глядя на Нину.
– Чего мелешь, дура! – остановил жену Пётр. – Выпила лишнего, вот и несёшь, чего не попадя.
– Ой, и правда, – спохватилась хозяйка стола. – Пойду на кухню, пирог там… Настя сказала, присмотрит, но что-то не доверяю я ей.