– Так вот. Знаешь, что? – повторил Гийом, расплываясь в той самой коварной улыбке, которая всегда всплывала в памяти Элизы, когда она думала о нем.
– Что? – спросила Элиза и изумилась тому, насколько игриво прозвучал ее голос. Она не помнила за собой манеру говорить с ним вот так. Это было немного страшно, но… будь она проклята, если перестанет!
Он снова прижал ее к себе, и она, повинуясь какому-то инстинкту, положила руки ему на плечи. Улыбка Гийома сделалась еще шире, он потянулся к Элизе и поцеловал ее.
Казалось, земля ушла у нее из-под ног. Единственное, что помогло Элизе в эти несколько мгновений устоять и не упасть – это крепко держащие ее руки Гийома. Она ответила на поцелуй, не очень переживая о том, что никогда до этого не знала, как это делается.
Элиза не поняла, когда они успели переместиться на кровать. Лежа под балдахином, они продолжали целоваться так, как будто больше никогда не собирались отрываться друг от друга. Захмелевший взгляд Элизы иногда бродил по комнате, но все ее внимание тут же перетягивало на себя жаркое дыхание Гийома.
«Слишком хорошо, чтобы быть правдой», – успела подумать она.
Стук распахивающейся двери беспощадно разорвал на кусочки миг блаженства, который они так страстно и жадно делили друг с другом.
– Милорд! Прошу прощения, милорд…
Элиза и Гийом отпрянули друг от друга, вскочив с кровати и уставившись на застывшего в дверях посыльного – тощего лопоухого молодого человека, который был едва ли намного старше их. Тот, в свою очередь, в ужасе выпучил глаза и раскрыл рот, словно в немом крике.
На несколько мгновений в комнате повисло напряженное молчание. А затем слуга, продолжая стоять в дверном проеме, сосредоточил свой опасливый взгляд на Элизе, заметил амулеты на ее шее и со страхом прошипел:
– Ведьма…
– Что тебе нужно? – не скрывая своей злобы, рявкнул Гийом.
– Ведьма! – повторил тот, словно не слыша слов графа, и несколько раз перекрестился. – Спаси, Боже… Демоница! Милорд, верно, околдован! Приворожила, дьявольская девка! ВЕДЬМА! Боже, спаси! – Его голос постепенно начал переходить на крик. Не прекращая креститься, он начал пятиться обратно в коридор.
Гийом в два шага преодолел расстояние до двери, втащил слугу за шиворот в комнату и хорошенько встряхнул его:
– Не ори, болван!
Тот посмотрел на своего господина круглыми от ужаса глазами. Он не прекращал осенять себя крестным знамением. С губ его срывался едва различимый лепет, а взгляд то и дело возвращался к девушке.
– Гийом, – обратилась Элиза и уловила в собственном голосе предательскую дрожь, – это неправда… я… я тебя не приворожила! Я никогда не стала бы делать ничего такого! Клянусь тебе!
– Я знаю. – Он стоял к ней спиной, все еще держа за шиворот злосчастного слугу, и она не видела его лица, но голос его тоже дрожал. От злости. – Я знаю, Элиза. Но тебе лучше уйти.
– Но я…
– Видишь, у меня теперь проблемы? – раздраженно проговорил юный граф, слегка поворачиваясь к ней. – Мне надо с этим разобраться. Я разберусь. И тогда… увидимся. – Он нервно улыбнулся краешком рта. – Иди.
Элиза коротко кивнула, взглянула на него и попыталась улыбнуться. Вышло немного нервно, но она решила, что это лучше, чем ничего. Прошмыгнув за дверь, она почти бегом бросилась вниз по лестнице. Гийом проводил ее глазами и снова повернулся к слуге. Тот сжался: взгляд графа не предвещал ничего хорошего.
– Объясни-ка мне, друг мой, почему ты решил ворваться в мою комнату без стука?
– Дверь была… м-м-милорд, дверь была приоткрыта, и я подумал…
– Ты подумал, – с нескрываемой злостью передразнил он. – Ты уверен, что умеешь это делать?
– Я п-прошу прощения, милорд, у меня было срочное…
– Что – срочное? – нетерпеливо прорычал Гийом.
– Милорд, меня послали сообщить, что прибыл ваш новый учитель.
«Только этого не хватало!»
– Учитель, значит? Не припомню, чтобы об этом был разговор…
– Чтобы учить вас, милорд, навыкам боя на мечах.
– Ах вот как, – задумчиво повторил Гийом.
«Очередная попытка приставить ко мне занудного надзирателя – на этот раз под предлогом того, что мне будет интересно?»
– Да, он… ждет вас в общей зале.
– Замечательно! – Гийом расплылся в улыбке, и на этот раз она вышла почти пугающе миролюбивой. – С нетерпением жду знакомства с ним, раз так.
Выйдя из своей комнаты и вытолкав оттуда слугу, Гийом с силой захлопнул дверь и стремительно направился по лестнице вниз. Он не рассчитал силу, отталкивая слугу, и бедняга врезался спиной в стену, сдавленно охнув. Гийома это не волновало. Ни хмель, ни желание еще не ушли до конца из его тела, и теперь первое будоражило ему кровь, а второе выводило из себя невозможностью удовлетворить его. Единственное, что вызывало радость – мысль о том, что сейчас ему будет, на ком выместить злость.
Выбежав во двор через дверь, которой пользуются слуги, и устремившись к опушке леса, Элиза помчалась прочь. Она даже успела столкнуться с кем-то в дверях, едва не сбив его с ног, но сердце ее колотилось так часто, а разум был настолько занят одной мыслью – «бежать!» – что она почти не заметила препятствия.
Добравшись до перелеска, она продолжила продираться сквозь заросли, будто чувствуя за собой погоню. Остановилась она, лишь когда в боку сильно закололо от долгого бега. Опершись рукой о ствол ближайшего дерева, она согнулась и приложила вторую руку к боку и попыталась отдышаться.
Дыхание понемногу пришло в норму, но в горле все еще стоял тяжелый противный ком – невыносимо горький.
«Что со мной такое? Что меня… так задело?» – спрашивала она себя и не находила ответа. Она лишь чувствовала, что мерзкое прозвище «ведьма», к которому она, как ей казалось, привыкла, внезапно прозвучало слишком ядовито. Момент, о котором она не смела даже мечтать, ускользнул от нее и был безвозвратно испорчен. А руки и губы до сих пор помнили прикосновения Гийома, и тело страстно жаждало их. Однако отчего-то Элиза знала, что вряд ли ей посчастливится оказаться в его объятиях снова в ближайшее время. Если вообще посчастливится…
«А чего я ожидала?» – спросила себя Элиза, мрачно усмехнувшись и сделав несколько шатких шагов в чащу. Она цеплялась за деревья так, словно лишь они сейчас могли удержать ее от погружения в омут горечи.
Обычно природа всегда умела утешить ее – любое горе и любая печаль смягчались, когда Элиза оказывалась в окружении леса и позволяла свободному, могущественному лесному духу захватить себя, сделать своей частью. Мать-Земля никогда не оставляла свою дочь, когда та приходила к ней за успокоением. Однако сейчас все отчего-то было иначе. Словно ее горе было гораздо больше, гораздо сильнее, чем тот покой, который лес мог поставить ему в противовес.
Элиза понимала, что не хочет делиться этим ни с Рени, ни с Фелис. Ей казалось, что понять ее не сможет никто. Никто!
«А чего я ожидала?» – вновь спросила себя она, бредя по чаще леса, уронив руки вдоль платья и задрав голову к небу, пытаясь не выпустить рвущиеся наружу слезы. – «Он граф, а я… кто я? Простушка. Лесная ведьма. Никто… я для него… никто. Как же могло быть иначе?»
Обессиленно привалившись к стволу ближайшего дерева, Элиза обняла его, уткнувшись лбом в шершавую, пахнущую смолой кору, словно надеялась, что так у ее печали будет меньше свидетелей, и разрыдалась в голос.
Пытаясь отыскать в своем разуме хоть что-то успокаивающее, она вспоминала, как во время своего бегства краем уха услышала, что Гийому нашли нового учителя. Злорадство, родившееся в ее душе, отчего-то заставило поток слез чуть стихнуть. Она знала, что обычно происходит с теми, кто пытается учить юного графа. Кем бы ни был этот человек, с Гийомом ему придется несладко, и мысль о его предстоящих мучениях заставила Элизу мстительно улыбнуться сквозь рыдания.
«Удачи вам, месье, кем бы вы ни были», – язвительно пожелала она этому незнакомцу, с удовлетворением думая о том, как тому достанется за то, что появился так не вовремя.
Мужчина со светло-русыми волосами, одетый во все черное, стоял, сцепив руки за спиной. Он с интересом глядел в окно, наблюдая за бурной жизнью во дворе графского дома.
Несмотря на почти болезненную худобу, он не производил впечатления слабого: идеально ровная спина, спокойный взгляд и твердость, с которой он стоял, намекали на то, что этот человек чувствует себя уверенно, даже будучи гостем в чужом доме. В его лице с выступающими от худобы скулами словно было что-то лисье. Более внимательный наблюдатель мог бы разглядеть небольшие петли у него на поясе, предназначавшиеся для ножен. Сейчас они пустовали, но можно было сделать вывод, что этот мужчина привык носить с собой оружие.
Услышав громкий звук приближающихся шагов, он повернулся, слегка прищурившись: после яркого света из окна в полумраке залы поначалу было сложно что-то разглядеть.
Створки дверей с грохотом распахнулись, заставив проходящую по коридору служанку взвизгнуть.
Высокий светловолосый юноша замер в дверях, обшарил взглядом помещение, и, остановив взгляд на госте, изучающе сузил глаза. Его доходящие до середины шеи волосы сильно растрепались от быстрой ходьбы, присобранная на поясе длинная синяя рубаха небрежно смялась. Льдисто-голубые глаза, тонкие скулы и брови вразлет добавляли ему сходства с каким-то хищным животным, которого только что оторвали от охоты или разбудили.
Не отрывая взгляда от гостя, граф вошел в помещение, медленно опустив руки. Если мгновение назад он почти бежал, то сейчас вдруг зашагал медленной, нарочито расхлябанной походкой, нехарактерной для знатной особы. По его внешнему виду гость довольно быстро заключил, что юный граф не совсем трезв.
Выйдя на середину залы, молодой человек хищно осклабился, отвесив непрошеному гостю манерный поклон, и с деланной восторженностью вскрикнул:
– Добрый день!
В его голосе сквозила такая неприкрытая издевка, что, казалось, ее бы различил и глухой. Чаще всего людей такая манера вводила в замешательство, однако гость лишь вежливо кивнул в ответ, прикрыв глаза с истинно христианским смирением.
– И вам, – тихо ответил он.
– Это вас прислали меня учить? – Юноша заложил руки за спину и задрал подбородок, резко убрав с лица улыбку.
– Боюсь, формулировка не совсем верна. Никто не присылал меня к вам, я лишь услышал весть о том, что вам требуется учитель фехтования, и изъявил желание явиться к вашим родителям, чтобы предложить свою кандидатуру. Поговорив со мной, они, надо думать, сочли меня достойным соответствующей должности – равно как и я нашел их предложение интересным.
Все это было произнесено спокойным, ровным, ничего не выражающим голосом. От такой манеры Гийом почти растерялся. Ему стоило огромных усилий снова собрать свою нарочитую дерзость в кулак и сохранить тон по-прежнему пренебрежительным. Желание вызвать у этого человека неприязнь теперь перемежалось с острой потребностью сбить с него спесь.
– Вот как, – юноша приподнял брови.
– Меня зовут Ансель де Кутт, – представился гость.
«И почему он такой раздражающе вежливый?!»
– Гийом де'Кантелё. Хотя, вы, наверное, и так в курсе. Но это неважно! – Не убирая рук из-за спины, Гийом сделал шаг навстречу гостю и придал лицу картинно скорбное выражение. – Видите ли, месье де Кутт, дело в том, что я не хочу у вас учиться.
Гийом помнил, в какой ступор такая постановка вопроса ввела пожилого напыщенного преподавателя риторики. Обученный ведению споров и дискуссий старик отчего-то совершенно растерялся перед лицом дерзости и напора юного графа. Гийом тогда испытал истинное наслаждение, разъясняя неудавшемуся наставнику, что учиться риторике у теряющих дар речи стариков – бессмысленная затея.
Однако на этот раз все вышло иначе.
– Не хотите учиться фехтованию или не хотите учиться именно у меня? – без тени обиды или раздражения уточнил Ансель. – В первом случае прошу меня простить: выходит, я по какой-то причине был введен в заблуждение. Как, впрочем, и ваш отец, рассказавший мне о ваших стремлениях. Во втором, – он чуть помедлил, – с вашего позволения, я хотел бы знать, почему.
Гийом победно хохотнул.
«Вот оно! Пора поставить его на место».
– Ха! Да потому что… – Гийом начал говорить почти скороговоркой, быстро и воодушевленно, однако отчего-то оборвался на полуслове, понимая, что не может найти толковых объяснений. Он призадумался, помедлил и глубоко вздохнул.
– «Потому что»? – с едва заметным намеком на улыбку подтолкнул Ансель.
Гийом поджал губы. Что-то вдруг заставило его ответить честно.
– Потому что, знаете ли, в этой семье есть обычай нанимать мне чрезвычайно назойливых наставников. Каждый, кто хотел чему-либо меня научить, очень быстро принимался меня воспитывать. Вероятно, я сужу о вас предвзято, – он манерно взмахнул рукой, – но я видел многих учителей, и мне сложно представить, что с вами все будет иначе.
Ансель понимающе кивнул.
– Вы основываетесь на своем личном опыте и доверяете своим суждениям. Я ценю такой подход. И все же я подозревал, что опыт в общении с людьми в каждом отдельно взятом случае должен быть подкреплен личным впечатлением, полученным непосредственно от них.
Гийом прищурился. Фраза показалась ему немного сложной, чтобы чуть захмелевший разум сумел воспринять ее. Он всячески попытался не показать этого, одновременно борясь с желанием переспросить.
– Не понимаете? – дружественно улыбнулся Ансель.
– Я не… – Гийом нахмурился. – С чего вы взяли?
– Видите ли, когда я говорю о таких вещах, многие молодые люди, вроде вас, искренне не понимают, о чем я. Вероятно, я сужу о вас предвзято, но я видел многих учеников, и мне сложно представить, что с вами все будет как-то иначе.
Гийом сжал челюсти так, что у него скрипнули зубы. Однако колкость Анселя не могла не вызвать у него мысленного восторга. Никто из его учителей прежде не смел вести себя с ним так. И ведь обвинить Анселя де Кутта хотя бы в намеке на грубость было невозможно!
«Вот ведь…» – с досадой подумал Гийом и вздохнул.
– Ладно, положим, я вас не понял, – нехотя признал он. – Вы поясните?
Ансель кивнул.
– Я хотел лишь сказать, что не знаю, чем именно создал у вас впечатление, будто собираюсь вас воспитывать, но такой цели я никогда не преследовал. Вы, конечно же, вправе мне не поверить, но – как и вы со мной – я сейчас был с вами предельно честен.
Гийом посмотрел на него с подозрительностью. Он готов был признать, что подобным умением убеждать и удивительно спокойной, собранной манерой говорить, пожалуй, не обладал ни один из его предыдущих горе-наставников. Все они отчего-то боялись Гийома, а этот Ансель – нет. И все же были и другие учителя, которые подавали надежды, но не оправдывали их. Гийом не хотел тратить время еще на одного.
– Боюсь, у меня нет желания проверять, врете вы или нет. С куда большей охотой я сейчас прокатился бы верхом. Ах да… этим, пожалуй, и займусь.
Слегка поклонившись – по своим меркам, даже более-менее учтиво – Гийом развернулся и направился к выходу.
– Боюсь, с этим могут возникнуть затруднения, – тихо проговорил Ансель.
– Простите? – Гийом остановился на полдороги, уставившись на него с утихшей было злостью.
– Я попросил слуг не пускать вас на конюшню. – Он будто бы равнодушно пожал плечами и добавил: – Сегодня.
«А ты крепче остальных, чертов пройдоха!» – усмехнулся про себя Гийом.
– Вот как! – На лице его появилась и тут же потухла ухмылка: к собственному удивлению, Гийом заметил, что повторяется в своих высказываниях. А ведь умение как следует огорошить горе-наставников он считал своим особым представлением, на котором повторные реплики были дурным тоном.
Гийом заставил себя собраться с силами.
– Интересно было бы знать, и как, по-вашему, они мне помешают?
– Вам просто не выдадут упряжь. К тому же, я попросил привратников закрыть главные ворота и не открывать их вам, – он кивнул, – сегодня. Выехать верхом через ход для прислуги, насколько я понимаю, проблематично. – Ансель слегка пожал плечами, с легкостью выдерживая уничтожающий взгляд молодого графа.
– А вы, я смотрю, провели большую подготовку, – хмыкнул Гийом. – Но все напрасно, месье де Кутт. Видите ли, я не настолько беспомощен, чтобы не суметь открыть ворота самостоятельно. Думаете, слуги вторят вашей дерзости и остановят меня?
Ансель не ответил, а лишь расцепил руки, которые до этого все время держал за спиной, и красноречиво подбросил на ладони внушительную связку ключей.
– Боюсь, вас остановит замок. Как и в случае с кладовой, в которой хранится конная упряжь, и оружейной, где вы держите арбалеты. Боюсь, моя изначальная формулировка была недостаточно точной. Позвольте мне исправить эту оплошность: даже если вам захотят открыть ворота, такой возможности не будет.
Некоторое время Гийом стоял, не шевелясь, будто не мог поверить в происходящее.
– У слуг тоже есть ключи, – возразил он и уловил в собственном голосе легкую беспомощность. Несколькими минутами ранее она привела бы его в неистовство, однако сейчас он был слишком ошеломлен, и это чувство затопило его полностью.
– Они тоже у меня. Я попросил слуг одолжить мне их на время нашего разговора. Под мою ответственность. Они согласились. Люди в вашем доме очень добры. – Ансель улыбнулся, смиренно прикрыв глаза, и про себя искренне поблагодарил слуг за оказанное доверие, а старшего графа и графиню Кантелё – за то, что выделили ему некоторое количество полномочий для выполнения задачи, за которую он взялся.
Ошеломление, наконец, схлынуло, и Гийому пришлось осознать, что этот выскочка сумел обхитрить его. Юноша скрипнул зубами, развернулся и снова направился к выходу. Единственным его желанием было сбежать как можно дальше отсюда – хотя бы и просто назло этому человеку. Он не сомневался, что придумает, как пробраться в конюшню, обдурить слуг – все это никогда не представляло для него особой сложности.
Однако при следующем его шаге створки дверей вдруг резко захлопнулись прямо у него перед носом, и он едва не врезался в них, не сумев сразу остановиться. С другой стороны послышался звук запираемого засова, и Гийому показалось, что он попал в какой-то безумный сон.
Несколько мгновений он стоял, тупо глядя на закрытую дверь. Осознание, что он заперт против воли в одном помещении с этим Анселем, доходило до него постепенно. Пришлось приложить огромные усилия, чтобы сохранить самообладание.
– Вы все предусмотрели, да? – елейным голосом проговорил он, медленно поворачиваясь и склоняя голову набок.
Ансель лишь пожал плечами. Он будто бы удивлялся, что никто не додумался поступить так до него, но не озвучил это недоумение вслух, дабы не обижать своих предшественников.
Гийом тем временем продолжал кипеть от злости.
– Задумали просто запереть меня? – хмыкнул он. – Я же говорил: с вами не будет иначе! Вы сказали, что не хотите воспитывать. Однако что же вы делаете сейчас?
Он почувствовал, что эти обличительные речи могут все же помочь достучаться до Анселя де Кутта.
– Вы, верно, мните себя человеком чести. Высоких нравов и принципов, – он прищурился. – О, да! Вижу, так и есть. – Гийом сделал шаг навстречу Анселю, слегка покачнувшись. – Так вот спешу сообщить вам, месье де Кутт, вы – не более чем простой лжец! Вы солгали мне только что.
По лицу Анселя пробежала едва заметная тень. Гийом заметил ее и решил, что выбрал правильный метод борьбы.
– Почему вы хотите меня учить? – продолжал напирать он. – Я вам не нравлюсь, уж это точно! И, знаете, что? – Он широко улыбнулся, посмотрев на Анселя с искренним вызовом. – Я не изменюсь. Вы питаете надежды, что в отличие от всех других наставников сумеете воспитать меня на радость отцу и матушке, но вы обманываете себя! Я останусь таким, как сейчас. А вам, даже если вы продолжите упрямиться, придется мучиться со мной, понимаете? – Он сделал еще шаг навстречу, снова покачнувшись. – Понимаете?
Ансель изучающе посмотрел на Гийома. Мысль, посетившая его изначально, лишь подтвердилась – юноша был нетрезв.
– Может, ты сядешь? – Он миролюбиво кивнул на стоящие вокруг длинного стола резные стулья. Юный граф лишь презрительно отмахнулся, увлеченный своим монологом.
– Зачем вам это все? Куда проще для нас обоих было бы, если б вы прямо сейчас убрались восвояси, а я бы догнал хорошенькую девицу, которую мне пришлось прогнать, и продолжил бы вечер в ее обществе. – Гийом осклабился, явно бахвалясь. Ансель в ответ заметно нахмурился. Юноша заметил его недовольство, и предпочел надавить: – Вы ведь понимаете, о чем я толкую, месье де’Кутт? Я говорю о…
– Понимаю, – оборвал Ансель с неожиданной жесткостью. – Нет необходимости подробно расписывать, что ты имеешь в виду.
– Отчего же не расписать? Так уж вышло, что я люблю эту тему, да смилостивится Господь над моей низменной душой за мои пороки. – Гийом небрежно пожал плечами, картинно закатив глаза. – Так что, если вы все же возьметесь меня учить, то постоянно будете слышать от меня нечто подобное. Другие мои рассуждения вам тоже не понравятся, а их у меня предостаточно. Я клянусь вам, это будет не работа, а пытка.
Ансель на миг устало прикрыл глаза, но ничего не сказал.
– Я ведь уже успел надоесть вам, – миролюбиво заявил юноша. – К чему такие мучения?
– Боюсь, ты не так много знаешь о мучениях, юноша, – отозвался Ансель, и что-то в его голосе заставило Гийома чуть присмиреть. – Что до твоего обучения, – он вздохнул, – я не склонен так легко менять свои решения. И пока оно остается прежним. Если ты мнишь себя единственным молодым человеком с собственными воззрениями, со склонностями к похоти, с избытком упрямства и с крепким норовом, ты глубоко заблуждаешься, а также недооцениваешь мое терпение.
Уже в который раз за этот разговор Гийом оторопел. Он не знал, что сказать. Сейчас он прекрасно понимал, как чувствовал себя тот учитель риторики, которого он прогнал, и подумал, что Господь решил воздать ему за тщеславие.
– Вы… что, действительно хотите стать моим учителем?
Ансель не изменился в лице.
– Я уже дал твоим родителям соответствующее обещание. Отказаться от него за один разговор было бы неразумно, учитывая, что непосредственно к тренировкам мы даже не приступили, и никаких аргументов, указывающих на твои конкретные претензии ко мне по поводу обучения, я не услышал.
Гийом сделал шаг назад, снова с интересом вглядываясь в собеседника. Охватившее его до этого раздражение испарилась, отчего-то сменившись любопытством, несмотря на тот факт, что его практически силой заставили вести этот разговор. Применить силу к безоружному мужчине, просто-напросто отняв у него ключи, граф почему-то даже не помышлял.
«Да кто же ты такой, черт тебя побери? Почему ты так себя ведешь? Что тебе нужно?» – думал он, глядя на Анселя. – «Зачем… я тебе?»
– Обещание, – он нахмурился, – это сильная вещь. Вы – человек слова, верно, месье де Кутт? Вы не отступитесь?
– Рад, что ты, наконец, это осознал.
Гийом вздохнул.
– Что ж, так и быть. – Он прищурился. – Но я все еще не понимаю, зачем это вам. Интересно, через сколько дней вы будете тайно замышлять грех убийства в отношении меня? Странно, что вы уже не мечтаете об этом. Или мечтаете? – Он хитро прищурился, вопрошающе кивнув, но Ансель, похоже, не оценил эту шутку, он лишь строго взглянул на новоиспеченного ученика.
– Лучше сразу приступить к тренировкам.
И снова ему удалось удивить юного графа.
– Сразу, то есть… сейчас? – опешил Гийом.
– Да. Не вижу причин откладывать. Ты ведь уже почти протрезвел.
– А вам… разве не нужно отдохнуть с дороги? Осмотреться? Поесть? Хоть бы расположиться с вещами в отведенной вам комнате?
– Я это уже сделал. Я трачу на такие вещи немного времени. – Ансель улыбнулся краешком губ, снисходительно наблюдая за удивлением на лице ученика. – Не они обыкновенно занимают мое внимание. Так что предлагаю идти, я уже заприметил на территории ваших владений несколько мест, хорошо подходящих для отработки начальных навыков боя на мечах.
Ансель направился к двери, которую в этот момент как раз вновь открыли. Проходя мимо графа, он небрежно бросил ему связку ключей, и Гийом поймал ее на лету.
Помедлив несколько мгновений, юноша качнул головой, усмехнулся и, сжав ключи в руке, направился за учителем.