А Олли снова посмотрела за окно.
Люди торопились кто куда, парочка молодых людей с трудом тащила огромную ёлку. В Доме тоже стояла ёлка, правда, маленькая – какую смогли достать – но всяко лучше, чем ничего. Подарков никто в Доме не дарил, ведь из Дома выходить могли лишь несколько человек, а нагружать их списками покупок было неправильно. Да и без подарков все обитатели Дома знали о том, как они важны друг для друга.
Олли была одной из тех, кто ни разу не пересекал порог Дома с тех пор, как попал в него.
Это было очень давно, почти сразу же после смерти матери. В Дом маленькую Олли привёл отец со словами, что не желает держать это у себя. Это было в Рождество.
Тогда Олли впервые залезла на жёсткий и неудобный пуф под окном, смотрела на силуэт, идущий по улице, взяла в руку горсть снега и постаралась удержать её, чтобы загадать желание. Чтобы папа вернулся за ней.
Но звёзды растаяли, а со временем и желание утихло, ведь Дом и его обитатели заменили ей семью. А до нового желания так и не дошло.
Возможно, Олли бы хотела выйти на улицу… Да, она хотела бы этого. Выйти на улицу в Рождество. Ловить снежинки, падающие с неба, бегать по наледи, кидать снежки в прохожих и срывать светящиеся гирлянды с деревьев, чтобы обмотаться в них самой.
Но Олли не могла. От этого всегда становилось грустно.
Почему она не могла выйти на улицу? Улыбаться прохожим, гулять вдоль дорог? Почему все её мечты лежат за пределами оконной рамы, а она может лишь смотреть на них через стекло?
Потому ли, что она не такая?
Потому ли, что на её улыбки прохожие отходили в сторону?
Она ведь не виновата. Никто в Доме не виноват, что они такие… не такие, как все.
И перед тем, как Олли почти утопила себя в едкой печали за себя и своих друзей, перед ней резко возникло лицо, корчащее гримасу:
– Бу!
Олли от испуга попятилась на коленках, совсем позабыв, что она стоит ими на пуфе, который рано или поздно кончится, а после она плюхнется назад.
Так и вышло.
Уже сидя на полу Олли с обидой взглянула на внезапного гостя, но не сумела и секунды продержать маску на лице: перевёрнутый вверх тормашками друг со свисающим вниз поясом штанов и прядями непослушных рыжих волос выглядел слишком забавно, чтобы не залиться смехом.
– На́зу, слезай с потолка! – сквозь смешки попросила девушка, поджимая ноги под себя. – Что ты там забыл?
– Тебя пугал, – честно ответил юноша и ловко спрыгнул на пол, за долю секунды перекувырнувшись в воздухе. – Ты слишком задумчивая сидела, даже не слышала, как я тебя позвал. Ну, загадала желание?
По грустному вздоху Назу понял, что нет.
– Да ладно, не переживай, – махнул он рукой, и в воздухе заплясали огненные искры. – В конце концов, снег всегда тает от тепла.
– Это звёзды, Назу, – хмуро поправила Олли, и юноша улыбнулся, подавая девушке руку.
– Конечно, звёзды.
Он рывком поднял её с пола.
– Пойдём в зал! Там столько вкусного, сейчас всё разберут и нам не достанется. Клариса даже сделала для меня огненные спагетти, представляешь?!
Олли кивнула.
– Хорошо, только обуюсь и накину халат…
И свет резко выключился. Так резко, что оба в комнате вздрогнули от неожиданности, а Назу и вовсе загорелся.
Этим Назу Огненная Саламандра был не таким. Так было с детства – стоило юноше перестать следить за собой хотя бы на секунду, как тот самовозгорался. Во внешнем мире это было ужасно. Одежда сгорала на мальчике за считанные мгновения, что было особенно неловко на виду у других. А сколько пожаров Назу породил по неосторожности – сосчитать нельзя! Сирота без родителей, без дома, обладающий вот таким вот совершенно необъяснимым даром, что по мнению других было проклятием.