Со временем Олли и сама перестала закутывать себя в одежду по ночам, ведь больше не было рядом отца, который кричал на неё за то, что та светится.
И Олли стала ещё одним обитателем Дома.
Назу при желании мог выходить на улицу, если сильно постарается расслабиться и не даст эмоциям овладевать разумом, а вот Олли нет. Ни днём, ни ночью. Даже сквозь одежду солнечный свет доставлял девушке болезненные ощущения, Олли в погожий день и окна обходила стороной, чтобы прямые лучи не падали на её белёсую кожу. А ночью она светилась, и одеждой нельзя было скрыть сияние, лишь приглушить его. И чем темнее ночь, тем ярче свечение.
Когда в комнате выключился свет, Назу, на чьём теле волной прокатилось пламя от неожиданности, перевёл удивлённый взгляд на Олли. Та неизменно начала светиться. Сначала тускло, а потом, когда от огня Саламандры не осталось ни искорки, так ярко, что юноша прикрыл глаза ладонью.
– Прости, – виновато прошептала она и потянулась руками к глазам Назу, надеясь защитить его чуткое зрение – не зря Назу звался Саламандрой, ведь сходство с огненной ящерицей было поразительным: ловкость, прыткость, звериное зрение, обоняние и слух, даже мифический огонь! Однако юноша лишь рефлекторно смухортился и накрыл глаза второй рукой. Олли отдёрнула ладони, с ужасом понимая, что ими она сделала только хуже. – Прости, я сейчас накину одеяло.
И когда Олли уже схватила одеяло с кровати, чтобы снова спрятать себя от мира, Назу сказал:
– Не надо.
Он часто моргал, а по щекам скатилась пара слёз от яркого света. Юноша щурился, тёр глаза, при этом улыбаясь:
– Я сейчас привыкну.
Олли на всякий случай отошла подальше, в другой угол комнаты. Назу уже мог смотреть на неё без слёз, но всё ещё щурился.
– Надо узнать, что со светом.
– Пробки, наверное, выбило, – пожал плечами юноша. – Давай сходим и проверим.
Олли замялась.
– Я не могу выйти, – пояснила она, слегка сжавшись в углу. – Там темно и… ребята. Но я могу надеть что-нибудь, и ты накинешь на меня одеяло, и надо найти маску, перчатки и гольфы, и…
– Странная ты, Олли.
Олли посмотрела на Назу беззащитным взглядом. Конечно, она странная. Конечно, она ведь не такая. Она в темноте светится.
– Прости ещё раз. Ты выйди из комнаты, а когда включите свет, я выйду, и мы пойдём в зал…
– Ужасно странная, – хмыкнул Назу и сделал шаг.
Олли с испугом смотрела, как он медленно идёт к ней, щуря глаза всё больше и больше, и Олли всё сжималась в углу, даже сама себе глаза закрыла, будто это могло бы помочь уберечь Назу от слепящего света, от которого его звериный зрачок сужался до тонюсенькой вертикальной полоски.
Она слышала его шаги, и ноги её подкосились, и девушка съехала по стенке на пол, закрывая светящееся лицо светящимися ладонями.
Назу опустился перед ней на колени.
– Ты странная, потому что столько лет ловишь какие-то крохотные звёзды, когда ты сама звезда.
Олли смотрела Назу в глаза – те совсем слезились, и юноше требовалось огромных усилий держать их открытыми. Он не видел ничего перед собой кроме безгранично огромного света. На ощупь он нашёл её сияющую ладонь, сжал в своей, улыбнулся так, чтобы стало понятно:
– Ты очень красивая.
Олли сама удивилась, когда всхлипнула. Дурак! Ему же больно смотреть, а он подошёл вплотную! Это ведь всё равно что лампочку перед носом держать!