А он про звёзды ей говорит…
– Ты не должна прятаться. Люди должны восхищаться тобой, – она вцепилась ему в ладонь, а подбородок её задрожал, из-за чего свет стал немного дребезжащим. – Ты даришь свет, когда вокруг темно, хоть глаз выколи. Это ли не чудо?
– Отец говорил, что это болезнь…
– Пусть! – отмахнулся Назу весело. – Пусть болезнь, почему нет? У других болезнь, Олли! Посмотри на наш Дом; посмотри, разве кто-то здесь болен? Разве Джейз, что читает нам на ночь книжки со всех стран мира, больна? Разве Симон страдает, когда без проблем может есть самые вкусные лакомства? А Джет? А все остальные ребята? Это другие больны, Олли, больны своим страхом перед не таким! А ты… Знаешь, из нас всех ты, наверное, самая странная, потому что у тебя у одной не было странного прозвища. Ты осталась Олли. Просто Олли.
У Просто Олли даже слёзы светятся – падают на пол и не гаснут, пока полностью не впитаются в ковёр – а Назу плачет просто потому, что Олли очень красивая.
– Ты ведь даже не знаешь, какое желание хотела загадать, когда поймаешь звёзды, правильно? Зато я знаю. Я поймал звезду, – он переплёл свои пальцы с её пальцами. – Можно я загадаю желание?
Олли всхлипнула отрывисто, а Назу нащупал вторую её руку и закрыл глаза, будто ребёнок перед тортом со свечками, и шепнул:
– Я желаю, чтобы ты светилась всю жизнь, Олли. Чтобы, когда становилось темно, и когда не знаешь, куда идти, боишься споткнуться и упасть – ты бы светилась. Чтобы, когда становилось страшно одному в темноте, ты светилась и улыбалась. Чтобы, когда меня мучили бессонницы, я снимал подушку с твоей головы, гольфы с твоих ног и смотрел на стены, и делал на них зверей из тени. Чтобы ты не боялась светиться. Чтобы ты радовалась, когда светишься. И чтобы ты не гонялась за звёздами, не зная, чего хочешь у них попросить. Я просто хочу – очень хочу! – чтобы ты перестала прятаться от мира, Олли, потому что нельзя прятать звёзды.
У Назу сначала зарябило в глазах, защипало, а после отпустило – Олли обняла его крепко-крепко, сжавшись у него под подбородком, чтобы не сильно слепить. На его тёмной рубашке заскользили светящиеся золотые дорожки, мокрые, прямо как убегающий из рук снег. Только вот Назу чувствовал Олли и понимал, что она никуда не убежит, в отличие от тех крохотных звёзд, что ловила Олли.
В его волосах заплясали искры. Перепрыгнули на плечи, на руки, превратились в крохотные язычки пламени – Назу чувствовал их с закрытыми глазами и давал им свободно бегать по телу, и впервые он не боялся, что проказники спрыгнут с него на ковёр, оближут стены, залезут на потолок и разрушат Дом: ему было спокойно, и каждый из огоньков он чувствовал так же, как свою руку или ногу.
И глаза стало меньше слепить.
Назу смог открыть глаза, позволив огню поглотить большую часть своего тела, не давая ему гулять лишь в тех местах, где его касалась Олли. Огонь освещал стены комнаты, и сияние Олли перестало быть таким резким. Настолько, что юноша сам решился посмотреть ей в светящиеся глаза.
Сотканные из света ресницы дрожали, губы улыбались.
– Я ведь не падающая звезда, чтобы на мне загадывать желание.
– Звёздам необязательно падать. Они гораздо красивее в небе, чем на земле, правда ведь?