Наполеон Бонапарт
Итальянская кампания и экспедиция в Египет и Сирию 1796–1799 гг.
IV. Сражение у Кальдиеро (12 ноября)
Несмотря на неудачи Альвинци на Бренте, его операции увенчались самым блестящим успехом. Он завладел всем Тиролем и всей местностью между Брентой и Адидже. Но самое трудное было еще впереди: это было форсирование переправы через Адидже перед лицом Французской армии и соединение с Давидовичем, на пути к которому стоял корпус храбрецов, укрепившихся перед Вероной. Шоссе из Вероны в Виченцу идет вдоль Адидже, на протяжении трех лье, до Вилланова, где поворачивает под прямым углом налево, направляясь прямо на Виченцу. В Вилланова его пересекает речка Альпоне, протекающая через Арколе и впадающая в Адидже около Альбаредо.
Налево от Вилланова находятся высоты, известные под именем Кальдиерской позиции. Заняв ее, можно прикрыть Верону и ударить по тылам противника, маневрирующего на нижнем Адидже. Обеспечив оборону Монте-Бальдо и вернув стойкость войскам Вобуа, Наполеон решил занять Кальдиеро, чтобы получить больше шансов при обороне и придать своему положению большую прочность.
11-го в 2 часа пополудни армия перешла через веронские мосты. Бригада Вердье, следуя во главе ее, сбила неприятельский авангард, захватила несколько сот пленных и с наступлением ночи заняла позицию у подножия Кальдиеро.
Огни биваков, донесения шпионов, показания пленных не оставляли никакого сомнения в намерениях Альвинци: он готов был принять сражение и прочно утвердиться на этих прекрасных позициях, опираясь своим левым флангом на аркольские болота и правым флангом на гору Оливетто и селение Колоньола. Эта позиция была хороша в обоих направлениях. Он еще укрепил ее несколькими редутами и очень сильными батареями. На рассвете произвели разведку боевой линии противника: ее левый фланг был неприступен, правый, казалось, был слабее. Чтобы воспользоваться этой оплошностью, Массена получил приказ двинуться со своей дивизией для занятия холма, который выступал за правый фланг противника и который по небрежности не был занят последним. Бригадный генерал Лоней отважно взобрался на высоту во главе отряда стрелков, но слишком выдвинулся вперед и не мог быть вовремя поддержан дивизией, которая, тоже взобравшись на высоту, была задержана оврагом. Лоней был отброшен и взят в плен. Противник, осознавший ошибку, исправил вслед за тем свою позицию.
Не было больше возможности атаковать его с надеждой на успех.
Между тем огонь был открыт по всей линии и продолжался весь день. Хлынул проливной дождь. Земля настолько намокла, что французская артиллерия не могла сделать ни малейшего движения, в то время как австрийская, уже находясь на позиции, вела самый эффективный огонь. Противник произвел несколько попыток атаковать, но получил энергичный отпор. Ночь обе армии провели на своих позициях. Дождь продолжался всю ночь с той же силой, так что на следующий день главнокомандующий счел за лучшее отойти в свой лагерь перед Вероной. Потери в этом деле были равные. Противник с основанием приписывал себе победу. Его аванпосты приблизились к Сан-Микеле, и положение французов сделалось действительно критическим.
V. Ропот в армии и различные настроения французских солдат
Вобуа понес значительные потери; у него осталось не больше 8000 человек. Две другие дивизии, которые мужественно дрались на Бренте и предприняли неудачный натиск на Кальдиеро, имели в строю не больше 13 000 человек. Мысль о перевесе сил противника была у всех. Солдаты Вобуа с целью оправдать свое отступление заявили, что дрались один против трех. Противник, без сомнения, тоже понес потери, но он имел численный перевес, и ему удалось выиграть большое пространство. Он имел возможность точно подсчитать небольшое число французов и поэтому больше не сомневался ни в освобождении Мантуи, ни в завоевании Италии. В этом самообольщении он собирал и изготовлял большое количество осадных лестниц, угрожая захватить Верону штурмом.
Гарнизон Мантуи оживился, стал делать частые вылазки, беспрестанно тревожа осаждающих, насчитывавших только 8000–9000 человек против 25-тысячного гарнизона, из которого, правда, 10 000–12 000 человек были больны.
Французы находились в таком положении, что больше не могли предпринять наступление где бы то ни было. Их сдерживала, с одной стороны, позиция Кальдиеро, а с другой – ущелья Тироля. Но даже если бы позиция противника и позволяла что-либо предпринять против нее, то численное превосходство его было слишком хорошо известно. Следовало предоставить ему инициативу и терпеливо выжидать, что он вздумает предпринять. Время года было чрезвычайно плохое, и все передвижения производились по грязи. Кальдиерское и тирольское дело заметно понизили моральное состояние французского солдата. У него сохранилось, правда, еще чувство превосходства над равным по численности противником, но он не верил в возможность сопротивляться столь великому численному перевесу. Много храбрецов было по два, по три раза ранено в различных сражениях после вступления в Италию. К этому примешивалось дурное настроение. «Мы не можем одни выполнять задачу всех, – говорили они. – Армия Альвинци, оказавшаяся здесь, – это та, перед которой отступили армии Рейнская и Самбро-Маасская, а те сейчас бездельничают. Почему мы должны исполнять их обязанность? Если нас разобьют, мы, обесчещенные, побежим в Альпы; если, наоборот, мы победим, к чему приведет эта новая победа? Нам противопоставят еще одну армию, подобную той, что имеется у Альвинци, так же как сам Альвинци заместил Вурмзера, а Вурмзер – Болье. В такой неравной борьбе мы в конце концов обязательно будем раздавлены». Наполеон велел им ответить: «Нам осталось сделать только одно усилие, и Италия наша. Противник, без сомнения, превышает нас числом, но половина войск у него состоит из новобранцев. Разбив его, взяв Мантую, мы сделаемся хозяевами всего, наша борьба этим заканчивается, потому что не только Италия, но и общий мир зависят от Мантуи. Вы хотите идти в Альпы, но вы на это больше не способны. С пустынных и снежных биваков на тех бесплодных скалах вам было хорошо идти и завоевывать чудесные равнины Ломбардии, но из приветливых и цветущих биваков Италии вы не способны возвратиться в снега. Одни подкрепления к нам подошли, другие находятся в пути. Пусть те, кому не хочется больше сражаться, не ищут напрасных предлогов, потому что – разбейте Альвинци, и я ручаюсь вам за ваше будущее…» Эти слова, которые повторяли все благородные сердца, возвышали душу и постепенно вызвали чувства, противоположные прежним. Армия, упавшая было духом, хотела отступать, но теперь, полная воодушевления, стала твердить, что надо идти вперед: «Разве могут солдаты Итальянской армии терпеть провокации и оскорбительные выходки этих рабов?»
Когда в Брешиа, в Бергамо, в Милане, Кремоне, Лоди, Павии, Болонье узнали, что Французская армия потерпела неудачу, то раненые и больные, еще плохо поправившиеся, стали уходить из госпиталей, чтобы вернуться в строй. Раны многих из этих храбрецов еще кровоточили. Это трогательное зрелище наполняло душу волнующим трепетом.
VI. Ночной переход армии на Ронко; она переправляется там через Адидже по понтонному мосту (14 ноября)
Наконец, 14 ноября, с наступлением ночи, веронский лагерь стал в ружье. Три колонны начали движение в величайшей тишине, пересекли город, переправились через Адидже по трем мостам и выстроились на правом берегу. Час выступления, направление, являвшееся направлением отхода, отсутствие ежедневного приказа по войскам, обычно возвещавшего, что предстоит драться, общее положение дел – все указывало на отступление. Этот первый шаг к отступлению неизбежно влек за собой снятие осады Мантуи и предвещал потерю всей Италии. Те из жителей, которые связывали с победами французов надежды на свою новую судьбу, следили с беспокойством и со стесненным сердцем за движениями армии, уносящей все их надежды. Однако армия, вместо того чтобы следовать по Пескиерской дороге, вдруг повернула налево и пошла вдоль Адидже. К рассвету она прибыла в Ронко, где Андреосси заканчивал наводку моста. С первыми лучами солнца армия простым захождением налево очутилась, к своему удивлению, на другом берегу. Тогда офицеры и солдаты, которые во время преследования ими Вурмзера проходили через эти места, начали догадываться о намерении своего генерала: «Он хочет обойти Кальдиеро, которого не мог взять с фронта; не имея возможности драться на равнине с 13 000 человек против 40 000, он переносит поле сражения на ряд шоссе, окруженных обширными болотами, где одной численностью не сделаешь ничего, но где доблесть головных частей колонны решает все…»
Надежда на победу оживила тогда все сердца, и каждый дал обещание превзойти самого себя, чтобы поддержать такой хорошо задуманный и отважный план.
Кильмэн был оставлен в Вероне с 1500 человек всех родов войск; ворота ее были крепко заперты; движение по дорогам строго запрещено. Противник совершенно не заметил этого маневра.
Мост у Ронко был наведен с правого берега Альпоне, почти в четверти лье от устья, и это подверглось критике плохо осведомленных военных. Между тем если бы мост был наведен с левого берега, напротив Альбаредо, то, во-первых, армии пришлось бы продвигаться по обширной равнине, чего главнокомандующему хотелось избежать; во-вторых, Альвинци, стоявший на Кальдиерских высотах, занял бы стрелками правый берег Альпоне, прикрыв этим движение колонны, которая могла быть им направлена на Верону. Такая колонна захватила бы этот слабо охраняемый город и соединилась с Тирольской армией. Риволийская дивизия, попав между двух огней, была бы вынуждена отступить на Пескиеру, и Французская армия вся целиком оказалась бы под непредвиденным ударом. Вместо этого путем наводки моста с правого берега Альпоне французы получили неоценимые преимущества: первое – возможность завлечь противника на три шоссе, пересекающие обширное болото; второе – установить сообщение армии с Вероной по дамбе, которая ведет вверх по Адидже и проходит через селения Порчиле и Гомбиония, где находилась главная квартира Альвинци, тогда как у противника не имелось ни пригодной для занятия позиции, ни возможности прикрыть какой-либо естественной преградой движение своих войск, которые он направил бы для атаки Вероны. Подобная атака отныне становилась невозможной, так как Французская армия ударила бы ему в тыл, в то время как стенами города была бы задержана его голова.
От моста Ронко идут три шоссе: первое – левое – шоссе направляется к Вероне, поднимаясь вверх по Адидже, проходит через селения Бионде и Порчиле и выходит на равнину; второе – центральное – шоссе ведет в Вилланова и проходит через селение Арколе, пересекая ручей Альпоне по небольшому каменному мосту; третье – правое – шоссе спускается вниз по Адидже и ведет в Альбаредо. От Ронко до Порчиле – 3600 туазов, от Порчиле до Кальдиеро – 2000 туазов, от Кальдиеро до Вероны – три лье. От Ронко до Арколе – 2200 туазов, от моста у Арколе до Вилланова – 3000 туазов, от Ронко до устья Альпоне – 1000 туазов, оттуда до Альбаредо – 500 туазов.
VII. Аркольское сражение; первый день (15 ноября)
Три колонны начали движение по этим трем шоссе. Левая колонна поднялась вверх по Адидже до окраины болот у селения Порчиле, откуда с шоссе виднелись веронские колокольни. Противнику стало с этого момента невозможно наступать на город. Центральная колонна выходила на Арколе, где французские стрелки продвинулись до моста, не будучи замеченными. Два батальона хорватов с двумя пушками стояли там для охраны тыла своей армии и для связи с частями, которые гарнизоном Леньяго могли быть выдвинуты в поле, так как эта крепость была всего в трех лье от правого фланга. Местность между Арколе и Адидже была совсем без охраны. Альвинци удовольствовался распоряжением гусарским разъездам: объезжать три раза в день дамбы на болотах по берегам Адидже. Дорога из Ронко в Арколе через 1200 туазов встречает ручей Альпоне. Оттуда она на протяжении 1000 туазов поднимается вверх по правому берегу этого ручейка до каменного моста, где поворачивает направо под прямым углом и вступает в селение Арколе.
Бивак хорватов опирался правым флангом на селение, левым – на устье ручья и имел впереди фронта дамбу, от которой был отделен только ручьем. Стреляя прямо перед собой, они поражали во фланг колонну, голова которой подошла к Арколе. Колонна поспешно отступила до места, где поворот шоссе избавлял ее фланг от огня с левого берега. Ожеро, возмущенный этим отступательным движением своего авангарда, ринулся на мост во главе двух гренадерских батальонов; но, встреченный сильным ружейным огнем с фланга, он отошел к своей дивизии.
Альвинци, извещенный об этой атаке, не понял сначала ее значения. Однако, когда рассвело, он из Кальдиеро и с соседних колоколен увидел движение французов. Разведка его гусар была встречена ружейными выстрелами на всех дамбах, и французская кавалерия бросилась их преследовать. Теперь для него стало очевидно, что французы переправились через Адидже и находятся в его тылах. Для него казалось безрассудным бросить, таким образом, всю армию в непроходимые болота. Он думал, что с этой стороны наступают одни легкие войска, дабы беспокоить его и замаскировать действительную атаку, которая будет произведена по Веронскому шоссе.
Однако его разведка доносила, что под Вероной все спокойно, поэтому он счел необходимым прежде всего отбросить с болот эти легкие войска. Одну дивизию, под командованием Митровского, он направил на аркольскую дамбу, а другую, под командованием Провера, – на левую дамбу. Около 9 часов утра они энергично атаковали французов. Массена была поручена левая дамба. Позволив противнику приблизиться, он бросился в штыки, оттеснил его, причинил ему много потерь и взял большое число пленных. То же самое произошло на аркольской дамбе. Как только противник проник за изгиб шоссе, Ожеро встретил его штыковой атакой и обратил в бегство. Победителю достались пленные и пушки; болота были покрыты трупами.
Захват Арколе становился чрезвычайно важным делом, потому что оттуда, выйдя в тылы противника, было удобно захватить мост Вилланова на ручье Альпоне, бывший единственным путем отступления, и его надлежало закрепить за собой раньше, чем противник перестроится. Но когда Арколе устоял против ряда атак, Наполеон решил лично произвести последнее усилие: он схватил знамя, бросился на мост и водрузил его там. Колонна, которой он командовал, прошла уже половину моста; фланкирующий огонь и прибытие новой дивизии к противнику обрекли и эту атаку на неудачу. Гренадеры головных рядов, покинутые задними, заколебались. Однако, увлеченные беглецами, они не хотели бросить своего генерала; они взяли его за руки, за платье и поволокли с собой среди трупов, умирающих и порохового дыма. Он был сброшен в болото и погрузился в него до пояса. Вокруг него сновали солдаты противника.
Гренадеры увидели, что их генерал в опасности. Раздался крик: «Солдаты, вперед, на выручку генерала!» Эти храбрецы тотчас же повернули беглым шагом на противника, отбросили его за мост, и Наполеон был спасен.
Этот день был днем воинской самоотверженности. Ланн, лечившийся от говернольских ран и еще больной, примчался к бою из Милана. Став между неприятелем и Наполеоном, он прикрывал его своим телом, получил три ранения, но ни на минуту не хотел отойти. Мюирон, адъютант главнокомандующего, был убит, прикрывая телом своего генерала. Героическая и трогательная смерть! Бельяр, Виньоль были ранены среди солдат, которых они увлекли в атаку. Храбрый генерал Робер, закаленный в боях солдат, был убит.
Генерал Гюйо с бригадой переправился на пароме через Адидже в Альбаредо. Арколе был обойден с тыла. Но Альвинци, ознакомившись к этому времени с действительным положением вещей, осознал всю опасность своей позиции. Он поспешно покинул Кальдиеро, разрушив свои батареи, и переправил через мост все свои обозы и резервы. Французы с высоты колокольни Ронко с горечью видели, как ускользает от них эта добыча, и именно тут, при виде поспешных передвижений противника, смогли составить себе представление о размахе и последствиях наполеоновского замысла. Каждому стало ясно, каковы могут быть результаты подобной глубокой и отважной комбинации. Неприятельская армия благодаря своему поспешному отступлению избежала разгрома.
Только лишь около 4 часов генерал Гюйо смог двинуться на Арколе по левому берегу Альпоне. Селение было взято без выстрела, да теперь оно и не имело значения. С этим запоздали на шесть часов: противник занял уже свою естественную позицию. Арколе было теперь не больше как промежуточный пост между фронтами обеих армий, тогда как утром оно находилось в тылу у противника. Тем не менее этот день увенчался большими результатами: Кальдиеро было очищено, Вероне больше не грозила опасность, две дивизии Альвинци были разбиты и понесли значительные потери, многочисленные колонны пленных и громадное число трофеев прошли через лагерь, вызывая восторг у солдат и офицеров. Каждый вновь проникся доверием и чувством победы.
VIII. Второй день (16 ноября)
Между тем Давидович с тирольскими войсками атаковал Корону и овладел ею. Он занимал Риволи. Вобуа стал на высотах Буссоленго. Кильмэн, не опасаясь больше, вследствие очищения Кальдиеро, за левый берег, направил все свое внимание на веронскую крепостную стену и правый берег. Но если бы Давидович двинулся на Верону и вынудил Кильмэна броситься к Мантуе, он заставил бы снять блокаду этого города и отрезал бы путь отступления главной квартире и армии, находившейся в Ронко. От Риволи до Мантуи – 13 лье, от Ронко до этого города – 10 лье по очень дурным дорогам. Поэтому на рассвете следовало стать так, чтобы быть в состоянии поддержать Вобуа, обеспечить блокаду Мантуи и коммуникации армии и разбить Давидовича, если он днем двинется вперед. Для успеха этого плана было необходимо точно рассчитать время. Главнокомандующий, который не мог знать, что произойдет в течение дня, предположил, что у Вобуа дела идут плохо, что он оттеснен и занял позицию между Ровербелла и Кастельнуово.
Он распорядился очистить Арколе, стоившее столько крови, отвел армию на правый берег Адидже, оставив на левом берегу только одну бригаду и несколько пушек и приказал, чтобы на этой позиции солдаты варили себе суп. Если бы противник двинулся на Риволи, следовало снять мост на Адидже, исчезнуть перед Альвинци, прибыть вовремя для поддержки Вобуа и прикрыть Мантую. Он оставил в Арколе зажженные огни на биваках, поддерживаемые дозорами авангарда, чтобы Альвинци ничего не заметил. В 4 часа утра войска стали в ружье, но в ту же самую минуту один офицер от Вобуа доложил ему, что последний еще в 6 часов вечера находился на позиции в Буссоленго и что Давидович не трогался с места. Этот генерал командовал в свое время одним из корпусов армии Вурмзера. Он помнил урок и остерегался поставить себя под удар.
Между тем около 3 часов утра Альвинци, узнав об отступлении французов, распорядился занять Арколе и Порчиле и днем направил две колонны по обеим плотинам. Завязалась ружейная перестрелка в 200 туазах от моста Ронко. Французы бросились к нему со штыками наперевес, обрушились на противника, разгромили его и энергично преследовали до выхода из болот, которые были завалены телами врагов. Знамена, пушки и пленные явились трофеями этого дня, когда вновь были разбиты еще две австрийские дивизии. Вечером, следуя тем же мотивам и пользуясь теми же комбинациями, что и накануне, главнокомандующий предписал то же самое движение – концентрацию всех войск на правом берегу Адидже, с оставлением на левом берегу только авангарда.
IX. Третий день (17 ноября)
Альвинци, введенный в заблуждение шпионом, уверявшим, что французы двинулись к Мантуе и оставили у Ронко только один арьергард, выступил до зари из своего лагеря. В 5 часов утра французская главная квартира узнала, что Давидович стоит не двигаясь, а Вобуа находится на тех же самых позициях. Армия[46] перешла обратно через мост: головные колонны обеих армий встретились на середине плотины. Бой был упорный, и исход его определился не сразу. 75-я полубригада была отброшена. Пули долетали до моста. Главнокомандующий расположил 32-ю полубригаду в засаде, уложив ее на землю в небольшой ивовой заросли, вдоль плотины, около головы моста. Засада вовремя вскочила, произвела залп, ударила в штыки и сбросила в болото сомкнутую колонну противника в полном ее составе. Это были 3000 хорватов; они все тут погибли.
Массена на левом фланге не раз попадал в тяжелое положение, но он всегда шел во главе войск, подняв шляпу на конце своей шпаги, как знамя, и произвел ужасную резню в противостоящей ему дивизии.
После полудня главнокомандующий счел наконец, что настал момент завершить дело, ибо если бы Вобуа в этот же вечер был разбит Давидовичем, то ночью пришлось бы двинуться на помощь ему и к Мантуе. Альвинци двинулся бы на Верону, ему достались бы честь и плоды победы, а многочисленные преимущества, приобретенные за три дня, были бы потеряны. Если же вместо этого Наполеон оттеснит Альвинци за Вилланова, он сможет двинуться на поддержку Вобуа через Верону. Он распорядился тщательно сосчитать число пленных и установить приблизительно потери противника и получил доказательство, что за три дня противник был ослаблен больше чем на 25 000 человек. Таким образом, число бойцов у Альвинци превосходило французские силы не более чем на одну треть. Наполеон приказал выйти из болот и приготовиться к атаке противника на равнине. Обстоятельства этих трех дней настолько изменили моральное состояние обеих армий, что победа была обеспечена. Армия перешла по мосту, переброшенному через устье Альпоне. Эллиоту, адъютанту главнокомандующего, было поручено навести второй мост, но он был там убит. В 2 часа пополудни французская армия построилась в боевой порядок, левым флангом в Арколе и правым в направлении на Порто-Леньяго. Правый фланг противника опирался на Альпоне, а левый – на болота. Противник стоял по обеим сторонам дороги к Виченце. Помощник генерала Лорсе был послан из Леньяго с 600–700 человек, четырьмя пушками и 200 коней с целью обойти болота, к которым противник примкнул своим левым флангом. Около 3 часов, в ту минуту, когда этот отряд продвигался вперед и оживленная канонада началась по всей линии, а стрелки сошлись врукопашную, командир эскадрона Эркюль получил приказание направиться с 25 гидами и четырьмя трубачами сквозь камышовую заросль и атаковать крайнюю оконечность левого неприятельского фланга, как только леньягский гарнизон начнет обстреливать его с тыла орудийным огнем. Эркюль умно выполнил этот маневр и много способствовал успеху дня. Неприятельская линия была прорвана, и противник начал отступать. Его главнокомандующий эшелонировал 6000–7000 человек на тыловых рубежах, чтобы прикрыть обозы и пути отступления. На поле сражения не осталось никого, кроме французов. Неприятеля преследовали весь вечер, и он понес большие потери пленными.
Армия провела ночь на своей позиции. Несмотря на три победоносных дня, генералы и штаб-офицеры задумались над тем, что прикажет главнокомандующий на следующий день. Они полагали, что, удовольствовавшись отходом противника, он не станет драться на равнинах Виченцы и вернется в Верону по левому берегу Адидже, чтобы оттуда двинуться на Давидовича и занять Кальдиеро, – то было первоначальной целью его маневра.
Но противник понес за эти три дня такие потери и так пострадал в моральном отношении, что на равнине его можно было больше не бояться. Днем стало известно, что за ночь он отступил на Виченцу. Армия пошла за ним следом, но по прибытии в Вилланова одна лишь кавалерия продолжала преследование. Пехота остановилась до выяснения того, как будет держаться неприятельский арьергард.
Главнокомандующий зашел в монастырь Сан-Бонифачо. В церкви был расположен лазарет. Там лежали кучами 4000–5000 человек, из которых большая часть были мертвы. От них шел трупный запах. Главнокомандующий в ужасе отпрянул, как вдруг услышал, что кто-то назвал его по имени. Два несчастных раненых солдата три дня лежали среди мертвецов, без пищи, без перевязки. Они пришли в отчаяние, но жизнь вернулась к ним, когда они увидели своего генерала. Им была оказана всяческая помощь.
Получив донесения, что противник, отступая в величайшем беспорядке, не задерживается нигде и его арьергард прошел уже за Монтебелло, главнокомандующий, повернув налево, направился на Верону для атаки Тирольской армии. Разведчики задержали одного штабного офицера, которого Давидович выслал к Альвинци. Он только что спустился с гор и думал, что находится среди своих. Из его депеш узнали, что между обеими австрийскими армиями в продолжение трех дней совсем не было связи и Давидович ничего не знает о том, что произошло.
Альвинци потерял за три дня боев при Арколе 18 000 человек, из которых 6000 пленными, а также четыре знамени и 18 пушек.
