bannerbannerbanner
Зверь, именуемый Кот

Нани Кроноцкая
Зверь, именуемый Кот

Полная версия

Ведь родители о моих отношениях с бывшим понятия не имели. О беременности неудачной и о циничном предательстве они тоже не знали. Я молчала, а он был хорошим. Прекрасный мужчина, восходящая звезда науки и доцент, между прочим. И никчемная дочь их, послушно писавшая ему все знаковые научные работы, отмеченные узким научным сообществом как “прорыв”.

Мне стало вдруг грустно ужасно.

Никуда не поеду я завтра, буду спать, выключив все телефоны. И страдать даже во сне, я могу.

Все. Решено.

В моей серой жизни точно не место всяким давно и упорно молчащим котам.

4. Побег

Утро было мучительным. Надо заметить, что это жестокое время дня я вообще никогда не любила. А сегодня отчего-то еще и проснулась совершенно разбитой и даже измученной. Похмелье, практически.

Мамино: “Тебе на работу совсем не пора, я так понимаю?” настроения не улучшило.

И куда мне деваться? Рассказать о больнице и слушать весь день лекции о собственной жуткой никчемности? На работу теперь не сбежишь: туда меня просто не пустят, в мессе Миша-дизайнер ехидно об этом уже сообщил.

А в Питер я не поеду, еще вчера твердо решила. Нечего даже пытаться, нет-нет.

Вот люблю я загонять себя в такие безвыходные углы, просто профи.

Сползла с постели, мысленно попытавшись найти пути к бегству. Не смоглось. Поплелась умываться. На часы и смотреть не хотелось, но огромный настенный циферблат на кухне очень назойливо лез в глаза. Смирилась и посмотрела.

А ведь я успеваю еще…

Как же страшно решать… Как же жутко решиться.

Будь что будет, поеду! Сама погуляю по городу, отдохну, в кафе посижу, выключив телефон. Наверняка уже Кот позабыл обо мне, сгоряча просто ляпнул и выкинул из головы. Чего мне опасаться? Питер город большой, не найдет меня Марк и не догонит. А больной И.О. Король точно стоит немного развеяться.

План родился, и я побежала. Зачем-то напялила (под мамино громкое фырканье) темно-бордовое платье-футляр, когда-то давно, в другой жизни, пошитое мне мастерицей-подругой. Ни разу еще не надевала его и даже не знала, насколько мне в нем хорошо. Вдохновилась, впервые за последние пять лет накрасилась, стащив из маминой косметички тушь, помаду и тени. Она у меня красавица: яркая брюнетка с вишневого цвета глазами, крупными локонами темных волос, безупречной фигурой, нетронутой возрастом. Я же папина дочка. Разве что волосы в маму: их тоже много, густая копна. Только уже совершенно другие: непослушные, пепельные, вечно стремившихся к бунту пружинки. Стоило их распустить, как все сразу пытались завиться в какое-то безобразие. Но воли я им не давала: выпрямляла или носила строгий гладкий круг из спиральной косы на голове.

– Ты куда это собралась?

Мама моя была женщиной не только красивой, но еще и умной. Очень.

– Вообще-то, у нас день как бы рабочий.

– Вообще-то, не очень похоже.

Притворно вздохнула, призвала все свои актерские способности, сделала скорбную мину.

– Мне вчера спонсоры сделали замечание. А сегодня важные переговоры, вот, делаю вид.

Глаза мамины загорелись в ответ, ярко сигнализируя: “Я тебе говорила!”

Ну да, говорит постоянно: “Следи за собой, ты не женщина, ты – организм среднего пола!” Только мама моя никогда не работала. И понять, что такое восемнадцать рабочих часов из суточных двадцати четырех, она просто не в состоянии. К счастью, наверное.

Поцеловав ее нежно в лоб, накидываю серый (конечно!) вельветовый пиджак на плечи, ныряю в серые туфли, хватаю серую сумку, мельком смотрю на себя в наше зеркало. Вижу какую-то хмурую незнакомку.

О! Еще одна только деталь, совсем забыла. Приличные отдыхающие женщины носят свои драгоценные украшения. У меня даже есть. Сама себе как-то купила.

Возвращаюсь на цыпочках (мама верит в приметы), тихонечко достаю из крохотной своей шкатулки пару сережек. Серебряные, в виде маленьких раковин с черными жемчужинами. Снова все серое, но вот так уж повелось в моей жизни, увы.

Снова взглянула на часы Черт! Как назло, я абсолютно везде успеваю. Даже если пешком идти к остановке автобуса, даже если ползти на коленках – успею. Ладно, сомнения прочь.

Я шагнула в лифт со странным ощущением. Как будто бы на эскалаторе: один только сделала шаг, меня подхватила неведомая могучая сила и понесла навстречу волнительному и неизведанному. Вверх ли, вниз? Что я встречу там, в конце пути? Куда несет меня, вы скажите?

На автобус я чуть было не опоздала и бежала за ним метров сто. Как умудрилась? Учитесь, записывайте и запоминайте: по городу нужно выбрать самый длинный маршрут, заблудиться в трех старых соснах, потеряться, включить навигатор, зайти в тупик улицы, попытаться залезть на забор (в платье, колготках и на каблуках). Если станет совсем невмоготу, можно еще ключи уронить и потом их искать на газоне. Я справилась.

Растрепанная, изрядно вспотевшая (шеей и лицом, дезодоранта там не было), я вломилась в остановившийся автобус, чихая и кашляя от уличной пыли, выслушала лекцию о том, что вот так водитель не делает никогда, но девушка поскольку приличная, пассажиры просили, и он таки смилостивился.

Оплатила проезд, упала на мягкое автобусное сидение и выключилась.

Я себе обещала подумать над жизнью в дороге. Обещала вести себя очень прилично и даже разумно. Смешная. В двадцать семь лет поменять себя – это утопия. Так и быть мне всегда человеком по имени “Приключение на всю голову”.

Кто-то настойчиво тряс меня за плечо. Открыла глаза, увидела очень недовольного водителя.

– Девушка! Автово! Мы приехали, вы что, пьяная?

– Давно и практически безнадежно.

Встала и вышла, действительно ощутимо покачиваясь, с трудом понимая вообще: где я, что со мной? Проспект Стачек. Ага. Разворачиваюсь и иду. Куда? К метро. Зачем? Я собиралась прогуляться по городу.

Питер. Поздняя персидская сирень во дворах. Солнечный день. Суматошная пятница.

И я – никому не нужная, нелюбимая серая цапля двадцати семи лет. Я ковыляла к метро и отчего-то расплакалась, очень горько, размазывая остатки косметики по лицу и вызывая сочувственные взгляды случайных прохожих. Одна-одинешенька. Спотыкалась и дальше брела.

На подходе к горчично-желтому павильону станции “Автово” уже не было сил даже плакать. Достала из сумки бумажный платок, вытерла макияжную былую свою красоту, высморкалась и поползла дальше. “Поволоклась”, как мама моя говорит.

И только войдя уже внутрь, я внезапно сообразила: время то самое. Пропавший вдруг Кот может ждать меня в условленном месте: в вестибюле станции, на звезде, в самом центре, под куполом.

Ноги вдруг стали ватными, захотелось опять убежать. Психичка ты, Илона Олеговна, явная. Все равно нет его там, и быть просто не может, уймись уже.

Шаг, другой. Короткий спуск по лестнице. Ровно четыре ступени. Звезда мозаичная на полу, строго в центре круглой площадки под куполом вестибюля. И стоящий в ее центре мужчина, внимательно смотревший в свой телефон. Еще шаг, он поднимает глаза, мы встречаемся взглядами. И я понимаю… что зря.

Я напрасно шаги эти делаю, нужно разворачиваться и бежать или провалиться сквозь землю. Закрыть руками лицо, раствориться в толпе, испариться. Потому что прямо сейчас я пропаду.

Этот… человек Котом быть просто не мог, он право на то не имел совершенно. Потому что это для меня было бы слишком жестоко, несправедливо, ужасно, смертельно.

Мужчина, смотрящий сейчас мне в глаза, был моим идеалом. Рост, размер, прищур чуть раскосых темных глаз, нос, подбородок, улыбка и даже одежда. Вот как будто бы кто-то мстительный и очень злой поковырялся в мозгах у Илоны Король и слепил это чудо.

Он существует, реален, стоит, как ни в чем не бывало, и пристально смотрит на заплаканную и взъерошенную идиотку – меня.

Нет. Простите высокие силы, Господь Бог или ты, Мироздание, но больше я так не могу.

Развернулась и побежала. Куда? Мне было неважно. На край света, подальше, зарыться в песок с головою, умереть там от голода и от тоски. Прочь, прочь! Не видеть, не слышать, я не хочу больше мучится. Быстро!

В сумочке звонил телефон. Звонок, другой, десять, пятнадцать. А я бежала.

Со всего маху вдруг налетела на огромного толстого мужика, подвернула лодыжку, почти что упала.

Остановилась, приходя понемногу в себя, выхватила трубку из сумки, нажав на прием, все еще плохо соображая, что происходит.

– Просто остановись. Ты меня слышишь? Стой, где стоишь.

Его голос. С незнакомого номера он прозвучал как луч солнца в ночном кошмаре моего помутнения, как тонкая ниточка разума.

Я стояла и плакала снова. Горько, навзрыд, прямо посреди тротуара на проспекте Стачек. Клапан плакательный во мне был открыт накануне? Вот и получите.

Уже спустя пару минут чьи-то крепкие руки обняли, прижали к широкой груди. Я зажмурилась. В нос ударил очень легкий запах полыни, дорог, самолета.

– Что ты с собой сотворила. Люсь? Ну как оставить тебя, ты мне скажи?

– Ты пропал.

Две ладони обняли мое лицо, медленно отрывая от стремительно намокающей толстовки.

– Я же сказал тебе – прилечу. Это что значит?

Какая же я идиотка. Нет, конечно, в мою гениальную голову не пришла эта странная мысль: он был в самолете. Громко всхлипнула и открыла глаза, через секунду уже понимая, что точно погибла. Не нужно было мне останавливаться.

На меня тревожно смотрел мужчина из моих тайных снов. Из тех, о которых мы никому не рассказываем.

Русалочий разрез темных глаз, русые, слегка вьющиеся волосы. Крупный нос с горбинкой, тяжелый подбородок с милой ямочкой, резные красивые губы. На голову выше меня, очень широкий, от него просто веяло силой. И смотрел он на меня так… как на маленького ребенка: нежно и очень встревоженно.

Ну, здравствуй, беда моя новая. Мало мне было. Влюбиться в мужчину с самого первого взгляда, безнадежно и неразделенно? Могу, практикую, учитесь. Зато успокоилась сразу, поток слез как-то иссяк. Выглядела я, наверное, теперь потрясающе: опухшая, мрачная, красная и точно с круглыми глазами.

 

– Ты же… Кот?

Он улыбнулся, добив меня окончательно, обнажил ряд белоснежных зубов и продемонстрировал ямочки на щеках. Пристрелите меня, чтоб не мучилась.

– Марк Кирьянович. Почему ты сбежала?

Ну что тут ответишь. Особенно человеку, который, (о, ужас!) знает размер моих трусиков. Нда…

– Можно я сделаю вид, что всего этого не было?

Он меня все еще обнимал, а мы стояли посреди тротуара, явно мешая прохожим. Превозмогая себя, медленно отстранилась. Радуйся, дурочка, в твоей жизни были объятия с идеалом. Большего и не жди.

– Так. Ладно. Ты традиционно не ела, я тоже. Идем. Я бы, конечно, повел тебя завтракать в ресторан, да боюсь, ты туда не дойдешь, дорогая. Потому в “Теремок”. Вот там все и расскажешь. Мне твоя встреча не нравится.

Я молча кивнула. А что оставалось?

Только беззвучно страдать.

5. Завтрак с продолжением

В это время дня (очень позднее утро) заведения фастфуда пусты и свободны. Офисный завтрак уже завершен, а время обеда еще впереди. Выбрав столик на двоих в углу у окна, Кот отвел меня, усадил, ни о чём больше не спрашивая, протянул мне зачем-то маленькую упаковку влажных салфеток и ушел быстро к кассам.

Те немногие несколько раз… если честно, то немногие дважды, когда щедрые молодые люди водили меня в ресторан и кафе, они любезно интересовались моими вкусами и предпочтениями. А тут: просто сиди, жди его, ненаглядного, да помалкивай.

Снова я себе лгу малодушно. Кот отлично разбирается в моем персональном меню: я терпеть ненавижу овсянку, кофе не пью с молоком и вишня – мой личный наркотик.

А ведь я его совершенно не знаю. За все время нашего с ним знакомства мне было раскрыто лишь имя. Ни возраста, даже примерного, ни даже даты рождения, не говоря уже об интимных подробностях личной жизни. Ни-че-го. Терра инкогнито. Откуда он? Кто родители, где учился? Отсутствие обручального кольца на руке не давало весомой надежды. Во-первых, вовсе не все их носили. Во-вторых…

Я так задумалась, что пропустила явление двух подносов, загруженных ароматной едой. Блинчики, сырники, маленькие ватрушки – всего было с избытком.

– Ты выглядишь так, как будто тебя морят голодом. И давно, – прозвучало в ответ на мое удивление.

Прелестно. Ну а что? Зато честно. Он-то выглядел, как… как мечта моя, самая дерзкая. Поставив наш завтрак на стол, сел напротив, на сцепленные руки положил волевой подбородок. Очень красивые и очень мужественные пальцы у него, между прочим. Господи, дай мне силы.

– Врач тоже поставил диагноз такой: что-то там про недостаточный вес и обезвоживание.

Он поднял одну светлую бровь, вопросительно глядя мне прямо в лицо.

Пришлось заставить себя посмотреть ему строго в глаза. Это я совершенно напрасно рискнула. Они были… необыкновенными. Я таких даже и на картинках не видела, настоящие чудо-глаза.

У зрачка, в самом центре, яркая радужка отливала цветом летней грозы. Неминуемой, страшной, жестокой, грохочущей в моем слабом сознании ударами молний и раскатами грома. Ближе к краю цвет глаз становился медовым. Оттенок балтийского светлого янтаря. Опушенные светлыми густыми ресницами, словно загадочные лесные озера со светлыми песчаными берегами поросшими осенним камышом. Красота, целый пейзаж. И скажите, о чем я тут думаю?

Наверное, он даже не был красив. Но вид Марк имел очень мужественный, из серой толпы горожан выделяясь именно этой своей необычностью. Шрам тонкий над бровью, короткая светлая щетина на подбородке и щеках. Глаза хоть и смеялись, но под ними привычно лежали усталые тени.

Сколько ему было лет? Точно старше меня, но намного ли? Только губы красивые очень, они постоянно притягивали мой взгляд. Будто резные, яркие, с постоянно приподнятыми краями. Он словно все время чему-то загадочно улыбался, чуть щурясь. Ой! Кажется, я бессовестно пялюсь на соседа за столиком. Совершенно сдурела.

– Ешь. Приятного аппетита, не отвлекайся. И не сверли меня взглядом, пожалуйста.

– Скажи, а почему ты от меня так долго прятался?

Этот вопрос меня мучил все это время. Карлик, горбун и мужик – поросенок были бы отличным тому объяснением. Но то, что я перед собой сейчас видела…

– Уж точно не для того, чтобы кто-то сегодня так быстро сбежал. Неужели я страшен?

Пришлось срочно закусывать сырниками приступ стыда (под ехидными взглядами).

– Я врать умею, конечно. Но не тебе, ты же знаешь. Совершенно не страшен.

Он в ответ только молча жевал, глядя в окно на прохожих. Вилка и нож в его руках были инструментом привычным, я же (дочь офицера!) совсем не настолько уверенно ими теперь оперировала.

Разговор как-то не клеился. Стало тоскливо, и снова мучительно захотелось сбежать. Поймала на себе его пристальный взгляд. Кот тоже рассматривал меня очень внимательно, совершенно того не стесняясь.

Я отодвинула опустевшую тарелку, потянувшись к остывшему кофе. Такой и люблю, еще и с мороженным, и с вишневой подложкой. М-м-м-м-м.

– Знаешь, – Марк откинулся на спинку кресла, не сводя с меня глаз, – а ведь ты тоже пряталась. Совершенно другая. Серьезно.

Ну да, через дырочку видеокамеры он видел меня на работе другую: взмыленную, невыспавшуюся, уставшую. А теперь все тоже, только еще и заплаканная. Есть разница, несомненно.

– Ты не ответил.

Он тяжко вздохнул. Мы когда-то всерьез обещали друг другу не врать. “Если не можешь ответить мне честно, так и скажи: не могу”. И я до сих пор слово держала. С ним это было нетрудно, как-то само по себе получалось. Да уж… до тех пор, пока я его не увидела.

– Видишь ли… Я не страдаю от недостатка женского внимания.

О да. Я и не сомневалась ни разу, конечно. Это еще мягко сказано.

– А вот общения с доброй, умной, тонкой, ироничной девушкой мне всегда не хватало. Как воздуха.

Это он обо мне что ли? Надо запомнить. И что характерно: в его словах не было ни капли кокетства. Даже намека на самый легонький флирт не ощущалось. Он просто снова не лгал, привычно говорил мне, как думал.

– А если эта девушка такая добрая, умная, тонкая и ироничная, то откуда сомнения в ее адекватности?

Он рассмеялся, заставив меня сжать рефлекторно колени и гулко сглотнуть.

– Я в себе сомневался, пожалуй. Ты насытилась, голодающая? Хочу просто гулять, смотреть на нормальных людей и дышать хочу Питером. Побежали скорее.

Мой идеал медленно, но очень верно, опять становился Котом. Он возвращался, надежный и чуткий мой друг, прорываясь сквозь оболочку этого недосягаемого и невозможного принца. А кстати…

– Да, я тебе что-то должна? Ну… за завтрак?

Ого. Грозовой этот взгляд мог меня и обжечь ненароком.

Моя жеж ты радость. И тут не подвел: персональный мой квест на почетное звание “лучший мужчина первого уровня” пройден в рекордные сроки и без материальных потерь.

– Люсь, давай с тобой априори договоримся: я сексист, деспот и редкая сволочь. Тиран и диктатор еще. И чтобы от доброй, умной, чуткой и ироничной девушки рядом подобную ересь я больше не слышал. Все, идем.

– А почему тогда “Кот”?

Он улыбнулся опять лучезарно и очень лукаво. Расстегнул молнию на толстовке, выудив из нагрудного кармана очевидный ответ на мой сложный вопрос.

Достал небольшое портмоне, что-то там поискал и вытащил ламинированную карточку водительских прав, мне ее протянув.

Заторможено взяв, прочитала там надпись: “М.К. Кот”.

Потрясающе, Кот и И.О. Король. Прямо сборник смешных анекдотов. Он встал, нагло смеясь, забрал свои доказательства и, галантно отодвигая мой стул, протянул мою сумочку, снова жадно зачем-то вглядываясь в мое лицо. Небольшая заминка у столика, я слегка неуклюже шарахнулась, пойманная решительно под локоток, и мы вышли. Странный завтрак закончился.

Этот день очень быстро стал лучшим днем всей моей жизни.

Мы гуляли, болтали, смеялись и ели мороженое. Ближе к обеду стало жарко, и этот невыносимый котяра нанес еще один страшный и меткий удар по моему женскому самообладанию: он разделся. Тонкая серая футболка с короткими рукавами меня просто добила. Все эти… кубики, трицепсы, бицепсы, что там еще причиталось – у Марка в наличии был весь вип-комплект.

Высокий, загорелый, мускулистый красавец-мужчина с цаплей серой гуляет по городу. Он меня взял для контраста, наверное. А мне хоть глаза закрывай и иди, спотыкайся, врезайся в прохожих. Как бы развидеть прекрасное горе мое.

За этот день я узнала о нем очень многое. Пытаясь наверстать за год упущенное, неутомимо и жадно расспрашивала обо всем, что в голову приходило. В ответ он смеялся, конечно, но подробно на все мои глупости отвечал.

И о том, что родился он в Питере, на Фурштатской, в самом конце жаркого лета, а отец просто засыпал мамину палату роскошными розами и написал вдоль всего тротуара под окнами: “Спасибо, родная, за сына!”

О своем трудном детстве. Как умер отец, как им было мучительно трудно и больно. Мы даже съездили к школе его, посмотрели снаружи на старое красно-кирпичное здание. О друзьях, многочисленных увлечениях (лучше бы я и не спрашивала, ощутила себя сразу серой посредственностью), он рассказывал много и весело.

Если же Марк не хотел отвечать, он пожимал молча плечами. А я и не настаивала. Зачем? Кстати, выяснилось, что в Питере он действительно пролетом, и уже даже на целых два дня. На вопрос мой: “Куда?”, сказал коротко: “Служба”.

У меня же в запасе была целая неделя честно заработанного больничного. Но даже мечтать не хотелось о невозможном. Не стоит. Иллюзий в моей жизни было и так предостаточно, во что это вылилось, помнилось еще очень ярко.

День заканчивался, мне настала пора собираться. Грустное очень “пора”. Марк чутко это понял по задумчивым взглядам моим на телефон, а может, по скорбному виду или слезливому настроению, что совершенно непрошено вдруг накатывало.

– Знаешь… на Ленинском, на стоянке, стоит мной арендованная машина. Давай я тебя отвезу домой? Заодно еще немного погуляем. Гениальная мысль, как мне кажется, да?

– Не получится. У нас город закрытый, нужен спецпропуск.

– Военный билет не пройдет? Очень военный, со страшными формами секретности.

Я не знала, а рисковать не хотелось. От пропускного пункта, стоящего прямо на трассе, в пятницу ночером даже на такси невозможно уехать.

Он задумался ненадолго, мне подбадривающе улыбнувшись.

– Хорошо, давай мы тогда иначе поступим. Какая там самая близкая к КПП железнодорожная станция? Ты же на поезд у нас собралась, верно?

– Журавлиное*. И что ты задумал?

Получилось у меня как-то это сказать с придыханием низким. Совершенно случайно, клянусь.

– Мы поужинаем, потом посидим у залива, а позже я отвезу тебя к последней электричке. У вас же там безопасно, насколько я помню. Согласна?

Прозорливый какой.

Мне мучительно не хотелось сейчас никуда уезжать. Как я могла отказаться? Нет, я хочу выпить этот день до конца, до самого донышка. Пусть он у меня просто будет – самый лучший день в моей жизни.

Молча кивнула, тут же снова вызвав восхитительную его улыбку. Вот так бы сидела и грелась в ее теплых лучах. Но Кот, вдохновленный составленным планом, тут же меня поволок его реализовывать.

В шуме вечернего часа пик, в недрах общественного транспорта мегаполиса мы оба молчали, лишь сталкиваясь случайными взглядами. А еще прикасались друг к другу, как будто невольно. Я-то точно нарочно. То рукой задевала монументальное его плечо, то пальцами прикасалась к стальному бедру.

Не могла удержаться. Ведь все это скоро закончится. И больше не будет уже ничего. В лучшем случае – персонаж в телефоне. А может и нет. Может, он улетит. И еще в самолете, улыбаясь вот так же нежно, даже тепло, удалит меня из контактов и быстренько заблокирует. Незачем больше общаться с ней: квест не пройден, неинтересна.

А пока… Выходя из битком набитого автобуса на остановке “Ленинский проспект”, он поймал меня пальцами за руку, помогая спуститься. И тот добрый Ангел, что толкнул меня в спину нещадно локтем, словно услышав мои все молитвы, точно был моим личным хранителем. А я что? Девушка я очень даже понятливая: рухнула, как набитый костями мешок, прямо в объятия Кота, меня очень ловко поймавшего.

Секунда, другая. Мы так и стояли на тротуаре в тени остановки, зачем-то внимательно глядя друг другу в глаза.

Это было… непередаваемо, головокружительно. Больше, чем секс. Я его ощущала всем телом: горячего, крепкого и высокого. Я нюхала его запах и гибла на веки вечные.

Очумительно, дорогуша Илона, возьми себя в руки немедленно.

Моя внутренняя совесть всегда говорила со мной строгим голосом мамы. Пришлось ей последовать, осторожно освобождаясь из плена этих удивительных рук.

 

– Нам туда? Ты оставил машину на стоянке у моста? – спросила я, с усилием разжав губы.

Он все еще вглядывался в меня, словно ища следы ему нужной реакции. И, видимо, не находил, отчего и усмехнулся печально, взъерошив волосы на затылке рукой.

– Да. Иди через переход и подожди меня. Телефон не потеряла? Думаю, мне понадобится минут пятнадцать. Жди темно-синий Вольво седан с-60. Номер К 911 ОТ 98. Запиши в телефоне, пожалуйста. И никуда больше не сбегай от меня. Обещаешь?

– Я буду держать себя крепко в руках.

Не смешно получилось. Хотя я старалась шутить.

И держала. Даже когда прошел почти час, и я начала ощущать себя брошенной дурой, держала. Сидела и плакала молча, лишь хлюпая тихо носом на скамеечке остановки, словно сиротка. Себя было жалко ужасно. Вот все и закончилось. Зачем он вот так? Можно было просто сказать: “До свидания!” И спокойно уйти. А у меня бы остался в памяти этот день. Лучший день в моей жизни.

А потом вдруг пришла в мою глупую голову страшная мысль: “С ним же могло что-то случится!” Сбила машина, сознание потерял, да мало ли что? Я подпрыгнула, как антилопа, бегая вокруг остановки и дрожащими пальцами пытаясь набрать его номер. Хотелось не плакать уже, просто выть. Где ты, Кот. Просто ответь! Можешь даже послать, можешь мне нахамить, просто дай знать, что ты жив! Ну, пожалуйста!

– Я так и думал! – прозвучал низкий голос прямо над моим ухом. – Люсь, ну скажи мне, кто тебя так страшно обидел? О! Ты плачешь опять? – Кот стоял у меня за спиной и вид имел очень растерянный. – Миленькая, ну зачем же ты так? Иди сюда!

Притянул к себе, уткнув в широченную грудь, остро пахнущую разгоряченным мужчиной. Осторожно приобняв, тихонечко гладил по голове, что-то даже шептал. А я ревела. Откуда, скажите, во мне столько слез? Реки, моря и немножечко сверху. Молодец ты, Илона Король. Если найдется вдруг в мире мужчина, который не сбежит после этого, пятками ярко сверкая, это будет слепоглухонемой инвалид на всю голову.

Смутно, сквозь слезы услышала: Кот так спешил, (помня как я убегаю все время куда-то), что умудрился машину захлопнуть, оставив в ней телефон, документы и ключи, торчавшие в зажигании. Сейчас вызвал службу поддержки проката, и нам срочно надо куда-то спешить.

– Кот. Прости меня, я законченная идиотка. Давай я поеду уже на вокзал, и тебе станет легче?

И правда. Свалилась на голову вся такая прекрасная рева-корова.

– Ты – маленькая, очень сильно издерганная жизнью девочка, которой приходится быть нечеловечески сильной. И ты справляешься, солнышко, просто у всего есть предел. Кстати, мы стоим друг друга, поверь. Я такой же почти идиот. Все, пойдем, нас там ждут уже.

Схватил меня за руку и решительно потащил в переход, зев которого зиял сразу за же остановкой.

Принц вернулся: коня белого он в бою потерял, был немного сконфужен, но принцессу не бросил.

Ура.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19 
Рейтинг@Mail.ru