Нагинская Валентина
Мои Сибирские корни
Учеба в институте началась не с лекций и семинаров, а с уборки картошки. Нас отправили почти на два месяца на помощь колхозу в уборке урожая. На жительство разместили по пустым избам, где в комнатах от стены до стены построили нары. Мы на них укладывались на ночь рядком, каждая на своём месте. Обед варили девочки из группы, которые вызвались быть поварихами, им привозили мясо, крупу, макароны, хлеб, а по вечерам бидон сливок или флягу молока. Будущий чемпион института по поднятию тяжестей Вася снимал их с телеги, нёс на плече к общему столу, и мы пили, сколько хотели. Питание было здоровым, ели в компании с аппетитом и многие, в том числе и я, заметно поправились.
До этой поездки я никого из группы не видела, но все очень быстро хорошо узнали друг друга, жили буквально «бок о бок», вместе ели и работали. У меня уже появилась подруга Геля, с ней мы познакомились по пути в колхоз. Знакомство началось в поезде с удара по голове будущей подруге. Мой рюкзак с банкой консервов при резком торможении упал на неё с верхней полки. Я испуганно извинялась, а она, глядя на меня большими серыми глазами, мужественно улыбалась и утверждала, что всё в порядке. С тех пор мы дружили всю студенческую пору, а затем поддерживали отношения всю жизнь до её смерти.
Большинство студентов нашего потока отделения были не прошедшие по конкурсу на
1955 г.Девушки группы, я справа в среднем ряду
первое основное отделение факультета, и все мне понравились. Правда, девочки совершили там весьма неблаговидный поступок. По какой причине они возненавидели одного парня. В качестве мести кто-то предложил плюнуть ему в тарелку супа, что и проделали. Но после того, как он начал есть, всем стало неловко. Мы с Гелей отказались участвовать в этом позорном действе, но я очень сожалею, что не приостановила его из чувства ложной солидарности. Мальчиков в группе было примерно столько же, сколько и девочек, почти все они были скромными ребятами, внимание нам, конечно, оказывали, но вели себя вполне нормально. Выделялся только один, условно назову его «моряк», хотя помню его фамилию. Он отслужил на флоте, о чём свидетельствовала тельняшка и выколотый на руке якорь. Стараясь произвести хорошее впечатление, «моряк» пел под гитару песни тюремной тематики. Он казался мне противным, несмотря на то, что был хорош собой, типа артиста Заманского, кто помнит. К моему ужасу, он уделял мне повышенное внимание и всюду преследовал. Однажды мы оказались с ним вдвоем около ж. – д. переезда перед мчавшимся мимо бесконечно длинным составом. «Моряк» обхватил меня руками мёртвой хваткой и попытался поцеловать. Я пригрозила броситься под поезд, если он это сделает. Тогда он понял, что имеет дело с «ребёнком из детского сада», отпустил меня и больше не приставал. К тому же после первого семестра его отчислили за неуспеваемость.
Во время первого курса обучения девочки нашей группы сфотографировались. Я первая справа во втором ряду, рядом подруга Геля. К студенческой жизни я адаптировалась не сразу. Частично это объяснялось тем, что не было понимания полезности обучения, меня не особенно интересовало содержание изучаемых предметов первого года обучения, а совершенная свобода не стимулировала регулярности занятий. Другой причиной была обособленность от коллектива группы, жившего в общежитии. Они быстро приспособились к учебному процессу. Постоянно находясь в тесном общении, они решали трудные вопросы, одновременно выполняли проекты, копировали друг у друга задания, делились перед экзаменами конспектами, не отмечали отсутствующих на лекции и т. п. К нам они относились хорошо, но общежитская солидарность на нас не распространялась, к тому же и мы сами к ней не стремились, находя общение друг с другом, вполне достаточным. Затягивание сдачи зачётов было нашей с Гелей настоящей бедой на первом курсе. То, что для «коллективного разума» в общежитии не было проблемой, для нас с Гелей любое непонимание останавливало работу над заданиями. Я ещё как-то справлялась, а Геля была на грани отчисления.
1955 г.Зачёт по сопромату, я справа
Были у меня трудности и с посещением лекций. Иногда я опаздывала, к первому часу, потому что жила далеко от института, а единственный автобус, до остановки которого надо было идти полчаса, ходил очень редко. Как бы рано ни пришёл, никакой уверенности, что удастся втиснуться в переполненный автобус, не было. В неблагополучные дни приходилось стоять на морозе или под дождём более часа и пропускать два, а то и три рейса. Но были и злостные прогулы, когда мы с Гелей сбегали с лекций, в основном, по марксизму-ленинизму. На первом курсе мы делали все графические работы у Гели дома, где у неё была отдельная комната с кульманом, достаточно бумаги и акварельных красок для «отмывания» фасадов. По многим предметам мы должны были делать задания на больших листах ватмана и, хотя для переноски они скатывались в рулоны, с ними было сложно садиться в переполненный автобус. Преподаватель по сопромату, принимая зачёт, спросила другую мою подругу Галю Скобликову, где же второй лист задания. На что Галя ответила, что трудно везти в автобусе сразу два рулона. Она вообще отличалась необычными ответами. Как-то отвечала на экзамене по физике: «сначала сверкает молния, а потом гремит гром, ой нет, наоборот – гремит гром, а потом молния». Преподаватель уточнил, что же сначала гром или молния и получил ответ: «всяко бывает».
После первого курса у нас была геодезическая практика. Мы выезжали в живописную местность на реке Ине под Новосибирском и жили в палаточном городке. Это было прекрасное время. Утром все шли на реку умываться, потом в столовую: навес над длинными общими столами. На завтрак почти всегда была манная каша с молоком и хлебом, мне она нравилась, а у некоторых вызывала неудовольствие, пели «одна лишь каша манная вот наша пища главная». Потом до обеда ходили с теодолитом, после него обрабатывали результаты и оформляли отчёты. Был июль месяц, прекрасная погода, тепло, купания. Сокурсник Ваня учил меня плавать брассом, даже выстругал для этого специальную доску. Вечерами – костры, разговоры, словом, весело и радостная студенческая жизнь с возникающими симпатиями, влюблённостью, ревностью. Но ярких любовных историй, а тем более сексуальных отношений не было. Времена были строгие, платонические. Помню, Миша Трахтенберг, который был заметно старше всех нас, призывал не терять времени, а здесь и сейчас найти себе спутника жизни, потому что такого большого выбора уже не будет никогда. Он был прав, но к его совету никто не прислушался, только к концу обучения в группе неожиданно для всех сложилась одна пара.
Со второго курса всё наладилось, я вошла в ритм учебного процесса. С самого начала 
1956 г. На строительстве свинарника
мне нравилось проектирование, и все проекты я выполняла с удовольствием. После второго курса мы работали на стройке в сельской местности как чернорабочие, строили свинарник арочного типа. Девочки вязали арматуру, подносили на носилках песок, гравий, цемент, мальчики месили бетон и заливали его в опалубку, напевая переиначенную тогда модную печенку "Тиха вода": "тиху воду лей в бетон, чтобы крепче вышел он." Но это заклинание не помогло: перед завершением стройки вся конструкция рухнула. Кажется, это была какая-то научная разработка аспиранта, которая не удалась. К счастью, это случилось ночью, и никто не пострадал.
Практика после третьего курса сложилась для меня неудачно. Собственно, всё было нормально, работала как все и каждый выходной день ездила домой. Нужно было что-то постирать, поменять одежду, взять необходимые бытовые мелочи. К тому же к моему приезду мама готовила целый таз холодца, который я очень любила. Я чувствовала, что ответственный за практику преподаватель относится ко мне негативно, но не понимала почему, и не придавала этому особого значения. Когда же на заключительном собрании были объявлены оценки за практику, выяснилось, что получили тройки только двое: я и моя подруга Рая. Это означало снятие со стипендии и меньшая чем остальным сумма денег, заработанных на практике. Кажется, он ставил нам в вину отсутствие рвения в работе и ещё мои отлучки, хотя ездила домой не я одна и всегда в нерабочие дни. Весь поток дружно встал на нашу защиту и под давлением коллектива оценки были исправлены.
Денег у меня было немного: летняя стипендия плюс то, что получила за работу на практике. Их хватило на билет в жестком вагоне и на мелкие расходы. Ехать надо было четверо суток, с пересадкой в Москве, но меня это ничуть не смущало. Случайно в том же вагоне оказался мой сокурсник Яша Ш.. Не помню, что мы что-нибудь ели, но довольно весело провели время. От Москвы до Ахтубы я ехала на верхней боковой полке без постельного белья и питалась твердокаменными пряниками, которые купила на свои последние деньги у Павелецкого вокзала. Могла ли я в то время представить, что через много лет буду почти ежедневно ходить через Павелецкий вокзал и покупать в той же булочной сладости для чаепития в институте.
Как я упоминала, Ахтуба расположена довольно близко к Астрахани, на одном из рукавов Волги и многие местные развлечения связаны с водой: пляж, рыбалка, пивные вечеринки с раками. Правда, пива я тогда не пила и раков есть отказывалось, но не могла оторваться от неповторимых астраханских сахарных арбузов и помидор. У Валентина было всё оборудование для рыбалки: лодка с мотором, мотоцикл в прицепом, снаряжение для лова, палатка. В мой приезд мы ходили с большой компанией на Волгу. Поймали много рыбы, в том числе громадную щуку, варили двойную уху в ведре, купались.
На практику после четвёртого курса нас отправляли по два человека на разные стройки в качестве помощников прорабов. Мы с подругой Галей выбрали Убинск, там жила её тётя и был обеспечен стол и дом. Прораб быстро ввёл нас в курс дела и после этого практически пропал со стройки. Бригады сами знали, что делать, нашей обязанностью было фиксировать выполненный объем работ, что мы и добросовестно выполняли. Наряды, конечно, закрывал он сам, не знаю, использовал ли он наши данные. Однажды мне пришлось пойти на ж.-д. станцию принимать платформу с лесом. При разгрузке неудачно сняли крепления и брёвна полетели на землю. Я едва смогла отскочить, не успев испугаться, но сильно напугала присутствующих. Но одну травму я всё-таки получила, но не здесь, а на строительстве трамвайных путей в центральной части города. Нас послали разгружать гравий с грузовиков и разравнивать его. Работа была авральной, и прораб-женщина пообещала нам «на туфли» если мы будем очень стараться. Поскольку вдали мерещились туфли, мы работали с большим энтузиазмом. Я видимо перестаралась и в одно не прекрасное утро не могла повернуть головы и пошевелить плечом из-за острой боли. Однако кое-как дошла до места стройки, чтобы сказать о своей болезни – боялась, что если не приду, то получу взыскание от института, а денег наоборот не получу. Но их мы всё равно не получили, обещание было только способом заставить нас работать на пределе сил.
4.3. Прочая жизнь
В мою студенческую жизнь в институте, кроме спортивных команд не существовало никаких объединений по интересам. Возможно, я о них не знала, что менее вероятно. Развлечением служили институтские вечера с танцами и вечеринки в общежитии по разному поводу. Они проходили в комнатах девочек нашей группы на основе складчины. Покупали колбасу, пряники, конфеты, лёгкое вино (водки не было никогда). Кроме того, Геля, которая жила сравнительно близко от института, готовила целое ведро винегрета и ещё что-нибудь прихватывала съедобного вроде сала и варенья из родительского дома. После застолья спускались в вестибюль, где были танцы под магнитофон. Танцы в общежитии были каждую субботу, но я на них была только однажды, когда там ночевала. По вечерам автобус ходил не регулярно, а пешком слишком далеко и опасно. Впрочем, и особенного желания не было, в общежитии меня никто не интересовал. А для всех, кто там жил, танцы были важным событием и девочки тщательно к нему готовились.
Одна девушка из нашей группы была по-деревенски очень осторожна во всех делах. Она перед танцами сшивала всю одежду на себе (комбинацию к блузке, блузку к юбке и т. д.) чтобы было невозможно её быстро снять. Это всех смешило, потому что о случаях насилия в то время не было слышно, тем более в общежитии. Шутили и по поводу её бережливости. Она оставляла все с вечера недоеденные кусочки, говоря при этом «завтра съедим замест мёда». Я до сих пор использую это выражение в подобных случаях. Иногда мы с Гелей ходили на институтские танцы с оркестром, тогда принаряжались и душились «Красной Москвой» её матери. На вечера приходили люди со всех факультетов, но мы обычно держались около своих. Были на факультете примечательные личности. Один суровый на вид парень, он ходил в институт босым, даже глубокой осенью, и одевался в телогрейку, даже в тёплое время года. Не знаю настоящей причины этих странностей, но по всему его виду было понятно, что из-за бедности. Это его не портило, он был высоким и красивым, и у него была очень красивая девушка.
С Гелей я дружила буквально с первого дня обучения, часто бывала неё дома, иногда оставалась ночевать. Её отец рад был нашей дружбе, считая, что я благотворно влияю на Гелю, помогаю ей в учебе, стимулирую к чтению серьёзной литературы. Как Геля потом рассказывала, во время моего прихода отец всегда распоряжался приготовить лучшую еду и выставлять на стол варенье и конфеты, чем её мать была недовольна, но подчинялась. Отец был крут в семье, ноне в моём присутствии. Он был, безусловно, умным, тактично расспрашивал нас об институтских делах, а сам рассказывал интересные случаи из политической жизни, в частности, о случившемся тогда Карибском кризисе. Обсуждая отношения в своей семье, Геля всегда была на стороне, как ей казалось, угнетённой матери, но, когда стала взрослой, кардинально поменяла своё мнение.
Историю наших отношений омрачает только один некрасивый случай, а честно говоря, просто воровство. Меня смущало моё зимнее пальто с пышным меховым воротником, оно выделяло меня в среде студентов. Я хотела пальто английского покроя с поясом, но ткань купить было невозможно. Её "доставали" через знакомства, которых у нашей семьи не было, но они в изобилии были у отца Гели. Он работал каким-то начальником по снабжению и дом ломился от всяких запасов. На чердаке лежало несчитанное число отрезов разных материалов. Один из них, асфальтового цвета Геля выбрала для меня, а я отдала ей деньги, полученные у родителей. Не помню, соответствовала ли сумма реальной стоимости и как Геля ею распорядилась, скорее всего мы их вместе дружно расходовали. Обычно мы вместо еды в институте покупали на мои деньги бублики, конфеты, соевые батончики и пряники. Деньги мне давали дома, кроме того, я получала стипендию. Геля стипендию не получала, и карманных денег ей не давали, несмотря на то что семья была зажиточной. Думаю, что родители Гели догадались о пропаже, но промолчали, хотя её мама подозрительно поглядывала на мою обновку. Но главным в семье был отец, а он, по словам Гели, меня любил и даже если догадался о происхождении ткани, то мудро не позволил возникнуть скандалу. Тогда мы обе не думали об этом позорном поступке, а сейчас я с большим стыдом это вспоминаю.
На третьем курсе я подружилась с Галей Скобликовой, которая училась в соседней 
1956 г. Три сестры. Светла слева и Ольга справа
группе, но была в одном потоке со мной. Галя серьёзно занималась фигурным катанием, была призёром города среди девушек-одиночек. Я очень любила ходить с ней на каток, гордилась её мастерством, а в паре с ней и у меня получалось неплохо. Первоначально нас сблизил общий интерес к моде, мы обе следили за самыми модными тенденциями и шили наряды из подручных материалов: вчера увидели, сегодня уже надели. Гале шила мама, а я имела репутацию умеющей "из тряпки дивный сшить себе наряд…". Одними из первых мы облачились в узкие брючки из отцовских штанов и подходящие кофточки, но в институт в таком наряде появляться было нельзя и мы гуляли по Красному проспекту, вызывая всеобщее внимание и различные замечания. Мы постоянно посещали магазины в отдалённых рабочих районах, где можно было случайно купить редкую вещь. Там я сделала несколько удачных покупок: пушистое демисезонное пальто серебристо – голубого цвета, бутылочного цвета кофту, стильного покроя шерстяное платье со шнурками вместо застёжки. Когда я явилась в нём в институт, то увидела точно такое же на одной из наших студенческих «звёзд» – дочери известного в Сибири врача. Она посмотрела на меня с большим недоумением «она-то где могла такое достать?!».
Не последнее место в числе друзей того времени занимали мои братья и сёстры. По дороге домой я часто заходила поболтать к двоюродной сестре Свете, а дома меня ждала младшая сестра Галочка. Она вспоминает. «Побелка перед праздником. Я сижу на самом верху сложенных на одной кровати постелей, что само по себе отлично. Приходит Валя. Со своей стипендии она купила мне книжку и пластмассовую голубую посудку. Невероятное счастье. И ещё два маленьких красивых махровых полотенца". Это я помню – стояла в очереди за этими китайскими полотенцами в Универмаге.
С братьями Володей и Юрой мы были по-прежнему близки, но вместе время проводили редко, все приходили домой только есть и ночевать. Каждый из нас был занят своей учебой и своей студенческой компанией, которые не пересекалась. Учился Володя в Геологоразведочном техникуме и на свои вечера меня не звал. Однажды его друг Вадим пригласил меня не то в кино, не то в театр, но поход не состоялся, видимо, Володя ему запретил со мной встречаться.
Так, в учении, трудах и скромных развлечениях прошли четыре с пполовиной года и началось дипломное проектирование. Нам была выделена большая аудитория, где мы в основном и работали, только отмывки фасадов и генеральных планов делали у Гали С. дома, под руководством её отца. Он был главным архитектором Новосибирска и руководил моим дипломным проектированием. Как-то он рассказывал нам, что перечертил весь лист из-за ошибки в один миллиметр в каком-то размере. Простая история, а запомнилась на всю жизнь тем, как следует относиться к своему делу. Я часто бывала у них в доме, и поэтому отношение к нему было не вполне формальное, но, конечно, уважительное. Он же постоянно над нами подшучивал, меня называл Ваки, а дочь Гаки, или вместе Ваки-Гаки. Я тогда на это прозвище немного обижалась, а теперь нахожу его забавным и взяла в качестве своего ника на одном из сайтов. С умелым и внимательным наставником дело продвигалось очень успешно и как только стало тепло, мы много времени проводили с Галей на пляже. К завершению диплома я стала коричневой, как после поездки на юг, да ещё пришла на защиту в платье подчёркивающим загар. Поскольку диплом был отличным, а по моему виду нельзя было сказать, что, разрабатывая его, я сильно утомилась, комиссия, видимо, заподозрила наличие посторонней помощи и снизила оценку до четверки. Это было несправедливо и огорчило и меня, и особенно моего руководителя. К Гале же, загоравшей слабо, комиссия подобных подозрений не имела и свою пятёрку она получила заслуженно.
Завершение студенческой поры, как и школьной, не поучилось торжественным, на этот раз по собственной вине. Мы Галей на церемонию вручения дипломов решили не ходить, обе не любили официальных мероприятий. Некоторое время спустя мы отправились их получать в канцелярию ректора. По дороге туда произошёл случай, который мы со смехом вспоминаем с ней до сих пор. В автобусе рядом с местом, где сидела Галя, стоял мужик и держался рукой с авоськой за верхний поручень. В авоське была живая бьющаяся рыба и одна из них выскользнула прямо в вырез платья на спине Гали. Возникла комичная ситуация – мужик запустил руку в платье, рыба трепыхалась, и он никак не мог её вытащить. Пассажиры наблюдали с большим удовольствием и давали советы.
В канцелярию мы явились в полной красе: в модных платьях и с лёгким макияжем, что привело сидящих там тёток в полную ярость. Они кричали нам в два голоса, что мы не достойны полученной профессии, не ценим дипломы, государство зря тратит деньги на таких и т. п. Наверное, они не знали о должности Галиного отца. Может быть, и знали, но это доставляло им дополнительное удовольствие. Так с дипломами в руках и с «добрыми» напутствиями мы вышли в самостоятельную жизнь.
Глава 5. Начало трудовой жизни
5.1. Освоение профессии
В советские времена над поиском работы можно было не задумываться, – государство само распределяло выпускников по нужным местам. Наш вуз обеспечивал специалистами всю территорию Сибири, включая стройки и проектные институты. Подруга Геля, например, поехала на остров Ольхон на Байкале. Но мы с Галей хотели работать только в проектном институте как архитекторы, уехать куда-нибудь в центральную часть России и жить самостоятельно. Мы обе почему-то не получили официального направления на работу, возможно их выдавали на выпускном вечере, а потом о нас забыли. А между тем, нас уже ждала работа в Курске. Это стало возможным благодаря тому, что главным архитектором города был друг Галиного отца, он подобрал нам подходящие места в проектном институте и поселил в своей обширной квартире, где жил вдвоём с женой. Нам был отдан его кабинет, и мы спали на большом кожаном диване.
Жили мы у них как дома, практически, ни о чём не заботясь, не стирали, не убирали, не готовили, однако понимали, что нельзя там «навеки поселиться». Пытаясь подыскать себе квартиру или комнату, ходили по жалким хибарам без всяких удобств, с маленькими окнами и косыми полами. Оставаться ни в одной из них не хотелось и уже через месяц стало понятно, что дома лучше. Сравнительно небольшой Курск много проигрывал Новосибирску с его знакомым окружением, театрами, концертами, друзьями и родными. Нашему возвращению родители ничуть не удивились, они заранее предугадывали исход этого мероприятия, но всё-таки мудро дали нам шанс попробовать.
Дома мы начали устраиваться на работу, обходя проектные организации. В модно одетых, молодо и легкомысленно выглядевших девицах никто не хотел признать архитекторов, и мы согласились на должность техников с окладом в 70 рублей. Когда сказали отцу Гали что подали заявления на работу, он с недоумением спросил: «Но почему на должность техников?! А если бы вам сказали работать бесплатно, вы бы тоже согласились?!» Туда мы больше не возвратились и, наконец, нас приняли на работу в Институте по проектированию промышленных зданий. Однако в отделе кадров предупредили, что и у них, и у нас могут быть неприятности из-за распределения и желательно как можно скорее выйти замуж. Галя действительно вскоре это сделала, конечно, не из-за этой рекомендации. Я тоже чуть было не согласилась на предложение выйти замуж, но вовремя опомнилась. В отделе кадров к этому вопросу больше не возвращались и нас никто так и не побеспокоил.
Мы освоились быстро, правда, я сначала стеснялась обращаться за помощью и иногда застревала. Помню, как на моём кульмане долго светились круги (цементные силосы в разрезе), потому что я не знала, как решить какой-то узел. Никто меня не упрекал за промедление и не подгонял, но главный инженер отдела видимо заметила, что на моём листе долго ничего не меняется, подошла и разъяснила, как и что делать. Руководителем моей группы была женщина тридцати лет, полная и немного с косинкой в глазах. Она ужасно смешила нас с Галей рассказами о своей взаимной симпатии с технологом из соседнего отдела. Мы делали заинтересованный вид, но не верили, что она может при такой внешности и в такие годы кому-то нравится. Руководитель Галиной группы, совсем уж на наш взгляд немолодая, как раз отмечали её сорокалетие, учила нас разным житейским мудростям: Гале давала советы по части семейной жизни, а мне – быстрее выходить замуж и поступать в аспирантуру. Аспирантура была для меня чем-то из области фантазий, научный мир совершенно далёким и недоступным, уделом беспросветных отличников.
А с проектированием я справлялась неплохо – чертила почти так же хорошо, как лучший архитектор отдела и втайне гордилась этим; быстро запомнила наизусть множество стандартов и требований, установила хорошие отношения с другими отделами (смежниками). Через довольно короткое время меня повысили в должности и в зарплате, и руководство решило командировать меня в столицу на курсы по использованию пластиков в строительстве. Идея мне понравилась, в том числе предстоящей продолжительной поездкой в Москву, но она почему-то не осуществилась.
Я любила разрабатывать проектные задания, где был больший простор для творчества. Однажды, выполненное мной проектное задание, было передано для разработки в другую группу и по завершению они получили на редкость большую премию. Меня в число премированных сотрудников почему-то не включили, что было для меня неожиданным ударом, но я старалась это скрыть. Последней каплей, переполнившей чашу моей обиды, было предложение внести какую-то сумму денег, чтобы участвовать в вечеринке по поводу премии. Я отказалась, а возвратившись домой, не могла сдержать слез. Обеспокоенные родители едва добились от меня, в чём причина моего горя. Узнав, оба успокаивали меня речами типа: «никогда не стоит плакать из-за денег, не в них счастье». На следующий день Владик Василенко, который сидел рядом со мной, сфотографировал меня, и никаких следов огорчения уже не было заметно. Кстати, этот портрет получил вторую премию на институтском конкурсе. Моей общественной работой была обязанность дружинника. Это же надо такое придумать посылать девушек бродить по ночным улицам и отлавливать хулиганов! Конечно, мы были совершенно бесполезны для такого дела, ходили мы по светлым центральным улицам по нескольку человек в сопровождении мужчин из отдела. Из официально значимых событий того времени – полёт Гагарина. Помню, главный архитектор. Засядь-Волк зашёл в отдел и громко провозгласил «Человек в космосе!». По этому поводу было много шума, а раньше, в 1960 году мы с большим интересом отслеживали яркую точку спутника с собаками Белка и Стрелка на тёмном небе.
Вскоре я поехала в свою первую командировку, но в противоположную от Москвы сторону, в Красноярск и Новокузнецк: надо было срочно внести изменения в генеральный план какого-то предприятия. Так спешили, что забыли связаться с этими организациями, чтобы меня встретили и поселили, а я по неопытности не проследила. Ещё в поезде девушка, с которой я в дороге познакомилась, предупредила меня, что в гостинице остановиться будет невозможно. В это время готовили к сдаче какую-то часть первого энергоблока Красноярской ГЭС, и в город наехало много народа. Девушка была санитаркой и сопровождала психическую больную до места жительства. Она настояла, чтобы я на всякий случай записала её адрес. В Красноярск я прибыла вечером, обошла несколько центральных гостиниц – мест, как и ожидалось, нигде не было. Спросила у нескольких редких прохожих, где ещё можно переночевать, но никто не знал. Стояла поздняя осень, на улице было холодно, дул сильный ветер с сухим снежком, а я была в лёгком демисезонном пальто. Надо было надеть зимнее пальто, но это было модным и подходило к красивой дорожной сумке, которую я позаимствовала у брата. Оставался один выход – ехать к попутчице домой. К счастью, я не выбросила бумажку с адресом, но оказалось, что дом находится в очень отдалённом районе на другой стороне Енисея. С транспортом тоже было неясно, и я пошла пешком через пустынный мост длиной около 2,5 км под пронизывающим ветром. Мне на всём пути не встретился ни один автобус, не говоря уже о пешеходах. Безусловно, этот поход был чистым безумием и совсем не безопасным предприятием. Конечно, надо было остаться на ночь в вестибюле гостиницы или на худой конец пойти на вокзал и переждать до утра. Но всё в конце концов обошлось благополучно, каким-то чудом в темноте я нашла дом и квартиру. Она была странная – совсем без мебели и на полу лежала какая-то ветошь. На ней уже лежала больная и ещё какие-то люди. Легла и я рядом с девушкой-попутчицей. Не помню, чтобы обстановка меня напугала, я наверное, даже спала.
На предприятии меня приняли очень радушно – радовались, что избежали крупной ошибки. Предлагали мне остаться хотя бы ещё на день, чтобы съездить на Красноярскую ГЭС, но я отказалась, и, в тот же вечер уехала в Новокузнецк. Там проблем с жильём не было, я остановилась у двоюродного брата Валерия в его новой квартире, и они с женой тоже очень уговаривали меня побыть у них ещё денёк. Но город произвёл на меня ужасное впечатление: задымлённость, пыль и запах угля, всё вокруг чёрное и я поспешила обратно домой.
На работе меня загрузили общественной работой, назначив дружинницей. Это же надо такое придумать – посылать девушек бродить по ночным улицам и отлавливать хулиганов! Конечно, мы были совершенно бесполезны для такого дела, ходили мы по светлым центральным улицам по нескольку человек в сопровождении мужчин из отдела. Из официально значимых событий того времени – полёт Гагарина. Помню, главный архитектор. Засядь-Волк зашёл в отдел и громко провозгласил: «Человек в космосе!». По этому поводу было много шума, а раньше, в 1960 году мы с большим интересом отслеживали яркую точку спутника с собаками Белка и Стрелка на тёмном небе.
5.2. Опыт преподавания
В Учебном комбинате, где работал папа, потребовался учитель черчения, и папа предложил мою кандидатуру. Это был мой первый преподавательский опыт, который прошёл вполне нормально, не считая небольшого конфликта с одним слушателем. Он не выполнял заданий и, видимо, рассчитывая на свою неотразимость, надеялся получить зачёт без них. Когда это ему не удалось, он заявил, что обойдётся и без ненужного зачёта. Однако при окончании курса задолженность у него обнаружили, не выдали диплом, и пришлось ему задержаться и сделать злополучное задание. Папа со смехом и даже с некоторой гордостью за мою непоколебимость, рассказывал об этом нам и своим братьям.
Однако в преподавателях мне не удалось задержаться надолго. Работала я по вечерам и после занятий до автобуса меня начал провожать преподаватель с очень импозантной внешностью. Я ничего про него не знала и не пыталась узнать. Он мне был интересен своей начитанностью и галантным несовременным поведением, хотя, думаю, был старше меня всего лет на 5–6. Кроме того, он снабжал меня запрещёнными в то время книгами и я очень благодарна ему за то, что он познакомил меня с литературой великих русских писателей. Помню, как я читала ночью роман «Антихрист» Д. Мережковского и плакала над судьбой царевича Алексея и сценами самосожжения староверов.
