Столкнулись сестрицы-знахарки у самых дверей трактирщицы. Обе запыхались. Еще бы! Котомки-то тяжелющие притащили. Каждой хотелось мастерство своё показать и доказать, своё превосходство во всяких расчудесинах! Вот и набрали снадобий разных.
Раскладывая угощение на столе, хозяйка постоялого двора слушала и запоминала тайны знахарские, которыми щедро сыпали, перебивая друг друга, сестры-знахарки. А она-то всё сетовала на то, что, сколько голову ни ломала, а выбрать не может:
– Вот если бы что-нибудь этакое вы мне показали, чтобы сразу ясно стало, какая из вас посильней другой будет, как знахарка. Вот тогда, точно бросила бы я, трактирщица, все свои тёмные дела! И училась бы врачевать! И добрые дела творить наловчилась бы! – уверяла она доверчивых сестёр.
И большущая слеза сожаления скатилась по румяной и толстой её щеке.
Достала младшая сестрица с самого дна котомки два желудя. Один желудь – красной ниткой, а другой – чёрной ниткой обмотаны. Тот жёлудь, что красной ниткой обмотан был, отдала трактирщице. И строго настрого повелела:
– Как увидишь то, что сейчас сотворю, так скорее размотай нитку и окропи то, что увидишь; то во что я превращусь, тремя каплями из этого жёлудя. И, как только договорила, проворно черную нитку с желудя сняла. Ручонки над седой своей головой подняла, желудь разломила и, прошептала чего непонятное. Выпали из желудя три капли, да только ни одна не упала на голову старушки. А разлетелись все три звездным сиянием. Да таким, ярким, что и сестрица её, и хозяйка постоялого двора, аж зажмурились. А потом раскрыли глаза и увидели, что вместо старушки-знахарки сверчок сидит на столе и громко верещит. Заливается от удовольствия, что превращение так ловко получилось: «Полюбуйтесь! Мол!»