Тори Майрон
Подчиню тебя себе
Глава 3
Эмир
Вталкиваю её в комнату, завожу в ванную, говорю подойти к раковине. Когда Алина выполняет приказ, встаю за её спиной и чеканю:
– Смой с себя всю штукатурку, распусти волосы, расчеши их и подкрась ресницы. Этого будет достаточно.
Алина испепеляет меня глазами через отражение в зеркале и молчит. Бесит, не могу. Вроде и не перечит, но этот взгляд… В нём читаются протест и толика презрения. Смотрит она свысока, гордо вскинув голову. Королева, блять. Ну ничего, я поубавлю её спесь. Скоро станет шёлковая.
– Выполняй.
– Мне нужно будет сделать полноценный макияж, чтобы замаскировать все… – она осекается. – Следы.
– Не нужно. Пусть видят, чья ты.
– Эмир, я не могу показаться на людях в таком виде.
Подхожу к ней ближе и шиплю на ухо:
– С этой минуты ты будешь делать всё, что я говорю. Приступай. Или мне самому тебя умыть?
Злость ухает в висках с такой силой, что, кажется, ещё немного – и я придушу девчонку голыми руками. Не могу понять, что конкретно меня сейчас так бесит. Хотя нет. Могу. Я злюсь даже не на неё, а на себя, потому что снова ощущаю желание обладать ею. Долго. Жёстко. Во всех мыслимых и немыслимых позах.
– Не надо, я сама, – цедит она, берёт средство для умывания, открывает воду и склоняется над раковиной, упираясь при этом пятой точкой мне прямо в пах.
Дьявол! Она издевается?!
И ведь, по сути, мне нужно просто отступить на шаг, но я стою как приклеенный к полу и сжимаю зубы каждый раз, когда Алина наклоняется и выпрямляется. Член наливается кровью и каменеет. Я же только минут тридцать назад потрахался. Какого хрена происходит вообще? Эрекция настолько мощная, что напрочь отрубает мыслительный процесс. Невозможно контролировать похоть, рвущуюся наружу. Алкоголь плещется в крови, отрубая тормоза. Хотел просто расслабиться, но в итоге немного переборщил с ним.
– Тебе точно нравится именно так? – спрашивает Алина, закончив умываться и промокнув лицо полотенцем.
В её голосе сквозит сарказм. Гадина смотрит на меня через зеркало, всем своим видом показывая не смирение, а чёртову гордость.
– Ну что, – она усмехается, видя, как я пожираю взглядом её искусанные губы, покрасневшие глаза и засосы на шее. – Не передумал?
– Нет, – сиплю и прочищаю горло. – Так в самый раз.
Руки сами тянутся вверх, и я распускаю растрёпанную причёску, а затем зарываюсь пальцами в пряди и прочёсываю их, чувствуя, как Алина при этом напрягается.
Обожаю её волосы. Длинные, густые. На свету кажутся светлыми, а в полумраке – тёмными. И пахнут восхитительно. Обхватываю её за талию, прижимаю к себе вплотную, и Алина вздрагивает. Неужели боится? С чего бы это вдруг? Ничего плохого я ей не сделал. Пока ещё не сделал.
Наматываю её волосы на кулак, поворачиваю её голову, наклоняюсь и целую. Первые секунды она просто позволяет себя целовать, не отталкивая, но и не отвечая на поцелуй. А затем вступает в настоящую схватку с моими губами и языком. Следом мне в рот раздаётся тихий стон, и предохранители с грохотом выбивает.
Разворачиваю Алину и прижимаю к стене. Задираю её руки над головой, сжимаю хрупкие запястья и вновь впиваюсь в манящие пухлые губы. Трясёт так, будто у меня острая стадия лихорадки. Умом понимаю, что пора прекращать это безумие, однако оторваться от девчонки очень сложно.
Мне реально стоит неимоверных усилий, чтобы разорвать поцелуй, отпустить её руки и отстраниться. Алина смотрит на меня поплывшим взглядом, дыша при этом тяжело и надрывно. Её грудь, приподнятая корсетом, призывно и часто вздымается.
Отворачиваюсь и произношу настолько отстранённо, насколько это вообще возможно при данных обстоятельствах:
– Лучше тебе и правда затонировать кожу, а то похожа на дешёвую шлюху. У тебя пятнадцать минут, чтобы привести себя в порядок. Выпрями волосы и никогда больше не завивай. Не люблю кудри.
Не дожидаясь ответа, быстро покидаю ванную комнату, а затем и спальню. Захожу в кабинет, приближаюсь к картине и пялюсь на голую сучку, сжимая кулаки.
Раскалённая похоть гонит кровь всё быстрее и быстрее. Алкогольное опьянение оборачивается против меня, подталкивая вернуться к девчонке, задрать юбку и трахать, вколачиваясь жёстко, выбивая из неё стоны, крики и слова о любви. Пусть лживые, пусть навеянные лишь вожделением. Пусть!
Мне плевать, любит она меня или нет. Я сделаю её своей, подчиню и буду иметь, когда хочу, как хочу и сколько хочу. Во всё щели. Много. Долго. По-всякому.
От развратных картинок, проносящихся в мыслях, я начисто теряю контроль. Нужно возвращаться в реальность. Но стоит открыть глаза, я вновь вижу её. Стоит у окна и смотрит на меня своими бездонными глазами, соблазняя совершенными формами.
Чёртова картина! Хотел изрезать и выбросить, но рука не поднялась, а надо было. Сколько часов я уже потратил, рассматривая изгибы её обнажённого тела? Много, дьявол меня дери, непростительно много! Эта тварь засела в голове и не выходит. Ну ничего, я её вытравлю. Всё приедается. Рано или поздно. И эта девчонка мне тоже надоест. Как и многие другие до неё. Ничего в ней особенного нет. Это просто физиология. Похоть, не более. Наиграюсь – и отпустит.
Ровно в назначенное время я захожу к ней в комнату. Алина уже ждёт меня. Все мои указания она выполнила в точности. Только вот во взгляде её сквозит не благодарность, а высокомерие и толика – самая чуточка – но всё же страха.
Очень хорошо. Пусть боится. Я давно понял, что, внушая людям страх, можно добиться очень многого. Гораздо больше можно получить, когда тебя именно боятся.
Плевать на её уважение и любовь. Не нужно мне от этой сучки ни того, ни другого. Со вчерашнего вечера я хочу видеть лишь её покорность. Алина Воскресенская опустится передо мной на колени и будет сосать с благодарностью и восхищением. Как самая настоящая шлюха, каковой она и является.
– Я готова, – тихо произносит Алина, и я киваю.
Подхожу ближе, подставляю ей руку.
– Думала, меня поведёт папа.
Ничего не отвечаю, просто веду её вниз. Туда, где все уже ждут счастливых жениха и невесту. Да начнётся шоу.
Я привык носить маски. Привык не показывать себя настоящего и разыгрывать партии, вводя в заблуждение всех вокруг. Дарить обворожительные улыбки, когда хочется либо выть от отчаяния, либо проломить череп тем, кому улыбаюсь. Делать лицо кирпичом, даже если на душе так паршиво, что сдохнуть охота, или, наоборот, радостно.
Только с ней я был искренним. Самим собой.
Однако Назар ей не нужен. Он, как она выразилась, нищеброд и недостоин её. А ведь он был вовсе не нищий. Я примерил на себя образ простого парня, со средним стабильным достатком. Я был собой прежним. Назар Лавров твёрдо стоял на ногах. Хоть он и не являлся миллионером, однако мог обеспечить свою женщину всем необходимым: хорошей едой, нормальной квартирой, одеждой и прочими мелочами. И он любил бы её. Искренне. Всем сердцем.
Но Алина променяла это на дворец, бриллианты, люксы и мужа-миллиардера, который должен был бросить к её ногам весь мир. Однако нельзя получить всё и сразу. Так бывает только в сказках. А сказки Эмира Догана – это кошмары для Воскресенских. Не мир упадёт к ногам Алины, а она будет ползать в моих. Очень скоро.
– Можете поцеловать невесту, – подытоживает наши согласия служащая ЗАГСа.
Вот и всё, Алина. Ты поставила подпись, надела кольцо, сделала выбор.
Разворачиваюсь к ней, осторожно притягиваю к себе, провожу костяшками по её щеке, и Алина опускает густые ресницы. Ей нравится этот жест нежности с моей стороны. Разумеется. Я ведь не какой-нибудь нищеброд, от которого стыдно принимать ласку.
Обхватываю её голову ладонями и легонько касаюсь губ. Всё такие же вкусные и манящие. Но при этом – лживые и продажные. Алина накрывает мои ладони своими и распахивает огромные зелёные глаза.
Куда делся страх, девочка? Где твоё грёбаное высокомерие? И откуда взялась эта доверчивость?
Мне хочется проорать это вслух, но я лишь ласково улыбаюсь, делая вид, что простил её, и Алина улыбается в ответ.
Я целую её нежно, трепетно. Как в тот памятный вечер, когда нарисовал её, а она захотела остаться со мной. Со мной настоящим.
Целую и стираю из памяти этот эпизод нашей жизни. Вычёркиваю чёрными красками. Вытравливаю красными ослепляющими огнями. Они вспыхивают внутри меня. Отравляют и без того мёртвое сердце. И я даю себе слово, что больше не полюблю никогда. Не для меня это. Не про меня и не со мной. Некоторым просто не дано. Счастье – оно не для всех. Я возьму то, что хочу. Отомщу, восстановлю своё настоящее имя. Очищу его. Ради матери. Ради отца. Ради самого себя. И неважно, чего мне это будет стоить. Любовь может помешать моим планам. Как хорошо, что к Алине Воскресенской я испытываю лишь похоть.
Когда я отрываюсь от её губ, то замечаю в её глазах влажный блеск и толику надежды. Да, эта сучка и правда умирает последней.
– Объявляю вас мужем и женой!
Ну здравствуй, Алина Доган.
Под радостные выкрики толпы я веду новоиспечённую жену на середину зала. Свет приглушается, раздаются первые аккорды мелодии. Привлекаю Алину к себе, обнимаю за талию одной рукой, а другой сжимаю ладонь Алины и отвожу в сторону. Камень в кольце впивается в кожу, но это доставляет мне лишь наслаждение.
– Мне больно, Эмир, – шепчет Алина.
– Тебе больно? Поверь, ты не знаешь, что такое боль. Улыбайся, Алина Доган. Ты сорвала свой джек-пот.
Вижу, как тухнет её взгляд, как опускаются уголки губ, и сильнее сжимаю её руку.
– Я сказал: улыбайся. И постарайся не запутаться в платье.
Её щёки вспыхивают, а во взгляде появляется презрение. Выдохнув сквозь зубы, Алина всё же натягивает улыбку. Забавная девчонка, однако. Ну хоть скучно с ней не будет. Мне уже нравится семейная жизнь.
За первым танцем следует второй, потом третий. К нам присоединяются другие люди, а мы всё кружим, смотря друг другу в глаза. В этом немом диалоге так много смысла. Мы так близко физически, но так далеко по факту. Нас разделяет пропасть из лжи, предательства и мести.
Медленный ритм сменяется быстрым, и я утягиваю Алину к фуршетному столу. К нам сразу же подлетают фотографы, журналисты и просто желающие поздравить. Улыбаюсь гостям, принимаю поздравления, отвечаю на вопросы и держу Алину при себе. Не отпуская ни на шаг, не позволяя ей отойти от меня и пообщаться с родителями. Не хватало ещё, чтобы мамаша снова промыла ей мозги, а папаня надавал указаний. Теперь Алина моя, и я решаю, с кем ей говорить, а кого не подпускать к ней даже на расстояние выстрела.
Спустя несколько часов улыбок, тостов, танцев и застолья, я объявляю, что гостям можно веселиться хоть до утра, подхватываю Алину на руки и несу в её спальню.
– Спасибо, – выдыхает она, когда я ставлю её на ноги.
– За что?
– За то, что донёс. Я очень устала.
– Сейчас отдохнёшь. До завтра.
– А ты разве не останешься?
Зелёные глаза округляются, а на лице отражается печать непонимания.
– Я тоже устал. И я привык спать один. С утра важное совещание, мне нужно выспаться, а ты будешь мешать.
Пару секунд наслаждаюсь произведённым эффектом своих слов, а затем покидаю спальню. Должно быть обидно, когда тебя поимели как шлюху, но как жену проигнорировали. Пусть привыкает. Штамп в паспорте для меня ничего не значит. Я готов был дать ей всё, но она сама сделала выбор кем стать для меня.
Глава 4
Алина
Несмотря на неимоверную усталость, этой ночью уснуть у меня так и не получилось. Нет, я не плакала, не выла, не крушила всё в моей спальне, на это элементарно не осталось ни слёз, ни сил. Я просто ворочалась с одного бока на другой, не находя удобной позы, или подолгу всматривалась в лепной потолок, наивно надеясь, что На… то есть Эмир всё-таки придёт ночевать ко мне.
Но он не пришёл. Ни через час, ни через два, ни через три, ни под самое утро. А я всю ночь думала о нём, прислушивалась к тишине за дверью и из раза в раз прокручивала весь вчерашний вечер.
Свадьба – долгожданное событие для каждой девушки. И она обернулась для меня сущим кошмаром. Фарсом. Долбаным театром.
Я думала, выйти замуж по договору – самое страшное, что со мной может произойти. Но увы. Я ошибалась. Как же я ошибалась. Во всём. Выйти замуж за любимого человека, который в тебе полностью разочаровался и презирает – вот что ужасно. И теперь этот ужас будет сопровождать меня каждый день до конца жизни. Или же до тех пор, пока Эмиру Догану не надоест мной пользоваться.
А именно это он и будет делать. Вчера муж чётко дал мне это понять. Вопросов нет. Есть лишь горькое сожаление, боль, раздирающая всю грудную клетку, и добрая порция злости.
Я сожалею, что испугалась бедности и вместо любви выбрала беззаботное будущее. Мне больно, потому что теперь я знаю наверняка, что моего Назара и его чувств ко мне не существует. Они были всего лишь инструментами. С их помощью Эмир проверял меня. И я провалилась. По полной программе. Не сдала экзамен, о котором даже не догадывалась. Из-за чего, собственно, я и злюсь до неимоверности. Как на Эмира, так и на отца. Но на второго несоизмеримо сильнее.
Как он мог так со мной поступить? А как он мог так поступить с мамой? Он же нас обеих в свои грязные дела вмешал и при этом и словом не обмолвился. Я уже молчу обо всём, о чём он сговорился с Эмиром. До сих пор в уме не укладывается, что мой родной папа мог настолько меня подставить.
Интересно, а мама была в курсе их заговора с Эмиром? Она тоже меня обманывала всё это время, разыгрывая передо мной отменный спектакль? Если да, то я и её ни за что не прощу. Как не прощу папу и себя за свою беспросветную глупость.
Да! Я дура, каких ещё поискать. И лично об этом заявляю.
Я была ослеплена любовью и не замечала очевидных вещей. У меня даже подозрения не закралось, что Назар не такой уж простой бедный незнакомец, каким прикидывался.
Например, я напрочь забыла выяснить, откуда Назар узнал мой телефонный номер. Кроме папы, его никто не мог ему дать. Это же логично.
А его властные замашки? Я же с первой встречи оценила любовь Назара к приказам, от которых кровь стынет в жилах. Обычные механики или художники так не разговаривают. И не имеют столь бешенной энергетики и цепкого взгляда.
А поездка на частное озеро? Почему я так легко поверила, что на приватную территорию можно попасть, не нарвавшись ни на одного охранника? Абсурд, да и только. Обычно такие владения охраняются по высшему разряду. Знаю не понаслышке. И это лишь сильнее доказывает, что я конкретная идиотка, которая не сумела сложить два и два.
Назар смог беспрепятственно привезти меня на ту поляну только по одной причине – она принадлежит ему. И озеро, по ходу, тоже.
Как только рассвело, я увидела его. Окна моей спальни выходят точно на наше озеро. Всё такое же изумрудное, кристально чистое и спокойное, но, к сожалению, больше не вызывающее и крупицы того восторга, что оно вызвало у меня несколько недель назад. Лишь очередную порцию тоски, сожаления и злости.
Встряхиваю головой, отгоняя прочь счастливые и одновременно горькие воспоминания о времени, проведённом с Назаром, и тру сонные глаза. Они болят. И наверняка покраснели и опухли. Но пытаться заснуть я больше не буду. Да и смысл? Уже утро. Пора привести себя в порядок и встретиться лицом к лицу со своим первым днём супружеской жизни.
Что меня ждёт? Не знаю. Вряд ли что-то хорошее. Но я всё равно против своей воли ощущаю волнительный трепет от скорой встречи с Эмиром. И это неслабо бесит. Не должна я этого ощущать. Не после того, как он долгое время обманывал меня, а теперь планирует обращаться как с вещью. Ещё и указы вздумал давать, как мне следует выглядеть.
Чёрта с два! Вчера я стерпела, но сегодня не стану. Никогда ни под кого не подстраивалась и под него не буду. Ведь Эмир тоже не святой ангелочек, которого я, стерва меркантильная, задела за живое. Он тоже виноват во многом. И не собираюсь я превращаться в бесхребетную рабыню, потакая ему во всём и всегда. Естественно, перебарщивать и злить мужа я побаиваюсь, но чуток показать свой протест мне ничто не помешает.
Больше часа провожу в ванной комнате. Принимаю контрастный душ, чтобы взбодриться. Питаю тело кремами, лицо освежаю тоником и подкрашиваю ресницы. Помню, что Эмиру не нравится обилие штукатурки. Я и сама не люблю злоупотреблять косметикой, поэтому в этом плане я с ним солидарна. Но вот кудри… Не любит он их? Что ж… Прекрасно! Значит, накручу их пообъёмней. Так, чтобы он издалека заметил мою шикарную укладку и понял, что беспрекословная покорность – это не про меня.
Оглядев результат своего преображения в зеркале, я даже немного приободряюсь. Волосы – огонь. Порозовевшее лицо тоже загляденье. А туфли на высоких каблуках и утончённое шёлковое платье, длиною ниже колен, с целомудренным декольте, придаёт моей статной осанке элегантности и добавляет мне несколько лет. В хорошем смысле. Сейчас я действительно похожа на молодую жену успешного бизнесмена, а не на холёную мажорку, вечно ругающуюся с отцом.
Дополняю сей женственный образ серьгами с брильянтами и маленьким кулоном, а затем воодушевлённая встречей с мужем покидаю комнату и спускаюсь вниз. Мне требуется минут десять, чтобы найти столовую в этом огромном доме, а когда наконец нахожу, моё настроение неминуемо падает.
Эмира здесь нет.
– Доброе утро, Алина Григорьевна. Завтрак уже на столе, но, если вы желаете что-то определённое, скажите, и я приготовлю, – учтиво произносит прислуга, но я игнорирую её слова. Аппетита и до этого особо не было, а сейчас он и вовсе пропал.
– Где Эмир?
– Вы с ним разминулись. Он уехал буквально пять минут назад.
– Куда?
– Простите, Алина Григорьевна, но он не отчитывается перед нами. Сказал лишь передать вам, чтобы к двенадцати вы были готовы. Водитель отвезёт вас в аэропорт.
– Что? В какой ещё аэропорт?! – непроизвольно повышаю голос.
– Простите, этого он тоже не сказал. Было приказано приготовить вам завтрак и сообщить, что сегодня вы улетаете в Турцию.
– Как сегодня?! – вконец впадаю в шок.
Я, конечно, предполагала, что мы вскоре полетим к нему на родину, но не на следующий же день после свадьбы. Эмир, что ли, совсем обезумел? Ещё и к полудню сказал быть готовой? Так до двенадцати всего три часа осталось. Как же я успею за это время добраться до дома, уложить всю свою московскую жизнь в чемоданы, попрощаться со всеми друзьями и поговорить обо всём с мамой? Я обязана перед отъездом встретиться с ней, чтобы выяснить все волнующие меня вопросы вживую, а не по телефону. Однако мой муж явно считает иначе.
Перепуганная моим негодованием служанка также нервно блеет о том, что, оказывается, все мои вещи уже доставлены в частный джет Догана. Он сам прибудет туда аккурат ко времени отлёта.
Стоит ли мне описывать степень своего возмущения? И оно лишь возрастает в стократ, когда я узнаю у служанки номер Эмира и звоню ему, а он не отвечает. Звоню маме, потом предателю папе, но ни одна, ни второй почему-то не снимают трубку. Домашний телефон тоже никто не поднимает.
Чёрт! Да что ж такое?! Я не могу улететь сегодня! Не так быстро! И без предупреждения. Я же не в отпуск на недельку еду, а переезжаю из родной страны в абсолютно чуждое мне место. С другой культурой, людьми и традициями. Там не будет моих друзей, подруг, мамы. Я там буду одна… с мужем. Или лучше сказать – с презирающим меня незнакомцем, который в очередной раз уткнул меня носом в то, что я для него пустое место. Эмир не собирается ни обсуждать со мной ни одно своё решение, ни спрашивать моего мнения на тот или иной счёт.
Со вчерашнего дня я для него никто.
Заслуживаю ли я подобное отношение? Возможно. Но я не собираюсь с ним так просто мириться. И я сегодня же дам Эмиру это понять!
Глава 5
Алина
Ненавижу ждать. Вот серьёзно. И Эмиру об этом прекрасно известно, но он будто назло заставляет меня как верную собаку томиться в ожидании его прихода.
Водитель и, по всей видимости, мой очередной охранник привёз меня в аэропорт ещё пятьдесят минут назад. И зачем, спрашивается? На черта я бессмысленно просидела в салоне самолёта так долго, если это время могла потратить на более важные дела? Какие? Не имеет значения. Я бы что-нибудь придумала. И это в любом случае было бы куда важнее и продуктивнее, чем тупое сидение в кресле в одиночестве.
Мои нервные клетки на исходе, а руки так и чешутся придушить Эмира в первую же секунду, как увижу. И, честно, ещё через десять минут ожидания мне правда кажется, что я сделаю это. Однако мой воинственный настрой как по щелчку пальцев растворяется, стоит моему мужу войти в салон джета.
– İnsanlara ikinci şans vermediğimi biliyorsun, – строго произносит Эмир, разговаривая по телефону, а у меня от его голоса внутри вновь разворачивается девятибалльный смерч.
Чёрт… Какой же он… Убийственно красивый в этом тёмно-синем костюме. Солидный. Мужественный. Сильный. И я говорю не только про физическую силу, но и про ментальную. Появление Эмира вмиг наполняет воздух напряжением, смешивая его с мускатными нотками мужского парфюма. Даже не глядя на меня, Эмир морально придавливает меня к креслу своей мощной аурой, покоряет плавностью своих движений. Глаз оторвать от него не могу, пока он уверенной походкой приближается и садится в кресло напротив.
Дышать становится труднее, сердце предательски срывается с цепи, а вся моя злость с негодованием обильно сдабриваются возбуждением. В то время как Эмир продолжает спокойно вести деловой разговор, полностью игнорируя моё присутствие. Меня будто нет для мужа.
Поджимаю губы от досады и устремляю взгляд в иллюминатор, заклиная себя не пролить перед ним ни одной чёртовой слезинки. Потом где-нибудь в одиночестве я поплачу, но сейчас не будет этого. Довольно! Мне лучше следует вспомнить, что именно меня выводило из себя ещё пять минут назад, и держаться за эти эмоции.
– Anladım. İner inmez seni arayacağım.
С этими непонятными для меня словами Эмир заканчивает разговор и просит стюардессу передать пилоту, что можно взлетать. Та улыбается, кокетливо хлопая глазами, чем вымораживает меня до предела. Но ещё больше меня вымораживает Эмир, потому что он улыбается ей в ответ. Коротко. Всего на мгновенье. Но так ясно и очаровательно, как улыбался мне Назар ещё совсем недавно. А теперь… Теперь, кроме холодного взгляда чертовски сексуального чужака, я ничего не получаю.
Эмир наконец соизволяет посмотреть на меня. Сначала в глаза, затем медленно скользит по мне с головы до ног и обратно. Снова в глаза. Но на сей раз не просто обдаёт холодом, а будто покрывает мне всю кожу ледяной коркой, невербально давая понять, что он чем-то недоволен. Могу предположить, что моими шикарными локонами.
Уже со злорадством предвкушаю, как он сделает мне замечание и рассердится, однако меня ожидает облом. Причём конкретный.
К моему превеликому удивлению, никаких претензий мужа не следует. Ни одного слова не срывается с его уст. Он откидывается в кресле, пристёгивает ремень и всецело погружается в экран айфона, словно выстраивая между нами незримую, непробиваемую стену.
Я негодую и с трудом сдерживаю язык за зубами, пока мы в полном молчании взлетаем и набираем необходимую для полёта высоту. Но, как только гаснет значок «пристегните ремни», моё терпение кончается, а раздражение вываливается через край.
– Зачем нужно было заставлять меня так долго тебя ждать? – цежу я, повернув голову к Эмиру.
Он и бровью не ведёт. Весь его фокус направлен на смартфон.
– Ты меня слышишь, Эмир, или я со стеной разговариваю? – спустя минуту молчания высекаю я.
– Слышу.
Ох, надо же! Слышит всё-таки!
– Тогда, может, ответишь, почему я должна была целый час тебя ждать? Ты считаешь это нормально? И то, что ты не предупредил меня о том, что мы сегодня покидаем Россию, тоже нормально? Я даже с родителями не успела попрощаться. Про друзей вообще молчу. Тут вообще-то вся моя жизнь, Эмир, а ты вот так просто увозишь меня!
– Теперь вся твоя жизнь – это я, Алина. И советую тебе прямо сейчас уяснить это и смириться. Думаю, для тебя это не составит труда. Это же твой выбор, – ровно проговаривает он, оставаясь абсолютно спокойным, пока меня разрывает на части. Я едва держу себя в руках.
– Да, мой, но это не значит, что я не имела права нормально попрощаться со всем, что мне дорого здесь, – запальчиво выдаю я, и Эмир с шумом выдыхает, словно уже успел устать от нашего короткого диалога.
– Я вижу, тебе дико хочется поработать ртом. Так вперёд, – он откладывает телефон на соседнее кресло и бросает выразительный взгляд на меня. – Используй его по назначению, а не ради болтовни, которую я не желаю слышать.
В мгновение ока поняв, на что он намекает, я дар речи теряю. А когда Эмир выдаёт приказ: «Ко мне», который я уже слышала в ночь нашей первой встречи, я осознаю, что он ни черта не шутит. Он правда требует, чтобы я сделала ему минет. Здесь. В самолёте. Вот так. Посреди важного для меня разговора.
– Ты не слышала меня, Алина? – понизив голос, спрашивает он. В чёрных глазах загораются опасные блики и немое напоминание о том, что у меня нет варианта не повиноваться.
От Эмира зависит судьба моей семьи и моя тоже. Я должна делать всё, что он скажет.
– Я слышала, но я не собираюсь ничего делать на глазах у посторонних. Только через мой труп, – хотелось бы выдать это уверенно и твёрдо, но под гнётом пристального взгляда мужа голос сипнет.
– О каких посторонних ты говоришь? Здесь никого нет.
– А стюардесса? Вдруг она войдёт?
– Она не посмеет без моего разрешения сюда войти, так что прекращай болтать и берись за дело.
Мои щёки и шею обжигает огнём, в груди всё неумолимо сжимается, вытесняя из лёгких весь воздух. Так больно… До смерти больно слышать его равнодушный голос. И ещё ужасней чувствовать, как моя гордость втаптывается в грязь.
Это же твой выбор.
В голове эхом раздаются слова Эмира, когда я заставляю себя встать с кресла, подойти к мужу и встать на колени между его широко раздвинутых ног. Эмир не предпринимает никаких действий. Просто, откинувшись в кресле, со снисхождением смотрит на меня сверху-вниз и ждёт, когда я всё сделаю сама. Как и полагается прилежной шлюхе.
Нечто гадкое взмывает в душе, когда я касаюсь пряжки ремня и трясущимися пальцами справляюсь с ней. Подумать только! Алина Воскресенская, а точнее, теперь уже Доган, девушка из высшего общества, одетая в платье от Chanel, калечит свои коленки о жёсткий пол, норовя доставить удовольствие ртом ненавидящему меня мужчине. Можно ли пасть ниже? Думаю, нет. Дно достигнуто.
– Лицо попроще сделай, – чеканит Эмир, точно гвозди в сердце всаживая. – И, будь добра, сбрось наконец свою никому ненужную корону и прекрати делать вид, будто я тебе противен. Мы оба знаем, что это не так.
Его самоуверенность злит до белых точек перед глазами, однако язык не поворачивается что-то вякнуть в ответ. Потому что он прав, чёрт побери. Мне мерзко это признавать, но Эмир прав. Несмотря на все обстоятельства, мои чувства к Эмиру нисколько не изменились, а тело по-прежнему остро реагирует на его близость. Если не ещё острее.
Я чувствую, как увлажняюсь, а рот наполняется слюной, стоит мне освободить каменный член из боксёров и обхватить его ладонью. Боже! Какой он твёрдый. Неужели хоть физическую реакцию я у Эмира всё же вызываю? Причём настолько сильную? Я ещё ничего не сделала, а его член уже словно выкован из стали, а на кончике пухлой покрасневшей головки блестит капля смазки. С ума сойти можно!
Непроизвольно облизываю пересохшие губы и поднимаю взгляд на Эмира. Он молчит. Черты лица заострились, челюсть плотно сжата, а в глазах… ох, не верю… в них бушует та же не поддающаяся никаким объяснениям похоть, от которой сводит мне весь низ живота.
И это всё меняет. Во мне. Внутри будто костёр возгорается, вселяя и согревая капельку надежды на то, что своей лаской и страстью мне всё-таки удастся вернуть благосклонность Эмира. Ведь, в конце-то концов, он просто мужчина. И ни для кого не секрет, через какое место у многих из них лежит путь к сердцу.
Усиляю хватку на члене, провожу верх-вниз по всей длине и, не разрывая с мужем зрительного контакта, слизываю с головки солоноватый вкус его исступления. Эмир шумно выдыхает, а я едва не мычу от удовольствия. Ведь, каким бы чужим и бесчувственным мне Эмир ни казался, на ощупь, вкус и запах он всё тот же Назар. Обалденный. Родной. Желанный. Мой.
Вдыхаю запах любимого мужчины, и чувства к нему мощным фонтаном выбираются наружу. Я словно перемещаюсь в увешанную его картинами спальню, где я неоднократно делала Назару минет. Вбирала в себя его член до самого горла и слушала, как Назар стонет, тяжело дышит и шёпотом даёт наставления, как доставить ему максимальное наслаждение.
И я всё помню. Каждое его слово. Каждое предпочтение. Каждую особо чувствительную точку, от прикосновения к которой Назар всегда покрывался мурашками, а его стоны становились несдержанными и громкими. И я пользуюсь сейчас этими знаниями, чтобы сделать Назару приятно. Да, именно моему Назару, а не равнодушному бизнесмену, для которого я ничего не значу. Тому, кого унизила и незаслуженно оскорбила. Тому, кого люблю всем сердцем. Тому, кого, по сути, не существует и никогда не существовало.
Задевая языком взбухшие венки, я сосу и лижу член. Стараюсь расслабить горло и активно двигаю головой, мягко массируя яйца ладошкой. Пять минут, десять, пятнадцать? Не знаю. Но от усердий щёки сильно начинают болеть, а к глазам подступают слёзы. Но всё это мелочи на фоне неадекватной пульсации в самой сокровенной точке между бёдер. И она с каждой секундой становится всё невыносимей, потому что слышу, вижу и чувствую каждой клеточкой тела столь желанную реакцию мужа на мои искренние старания.
– Сука, – вдруг на выдохе произносит Эмир. – Сюда иди.
Я даже понять ничего не успеваю, как он хватает меня за волосы и тянет на себя, вынуждая охнуть. А потом ещё раз – судорожно, сладко, с предвкушением, когда усаживает меня на себя сверху. Ловко забирается рукой под платье, отодвигает трусики и нанизывает меня на свой член без каких-либо прелюдий. Да они, собственно, ни к чему. Совершенно.
– Ты только посмотри, как ты завелась, Алина, – с хриплым стоном выдаёт Эмир, замирая внутри меня. А я замираю вслед за ним, упиваясь сладостным чувством наполненности и неотрывно глядя в мутные глаза мужа. – Так намокнуть от минета мужчине, который стал противен, не каждая профессионалка смогла бы. Теперь понимаю, почему твой отец так рьяно мне тебя предлагал. Знал, что дочурка сможет меня как следует ублажить, ещё и сама кайф от этого получит, – ухмыльнувшись, безжалостно бьёт словами он, норовя вырвать меня из моего воображаемого рая с Назаром, но я не могу это допустить. Ни в коем случае. Иначе разревусь и впаду в истерику, сидя прямо на Эмире.
