Начало истории в бесплатной книге «Заберу тебя себе»
Рой мыслей крутится в голове, пока мы поднимаемся на второй этаж. Треклятая лестница. Сколько раз я по ней уже прошла сегодня? Назар ведёт меня по коридору, всё так же сжимая мою руку, но я даже не рыпаюсь. Таким бешеным я Назара ещё не видела. Скандал сейчас и правда не нужен. Выясним всё наедине, за закрытыми дверями.
Он вталкивает меня в кабинет и закрывает за нами дверь. На ключ. И ключ этот кладёт в нагрудный карман. Что за…
– Дай мне ключ! – требую, задыхаясь от возмущения. – Сейчас же!
Назар никак не реагирует на мои требования, а спокойно идёт к столу, наливает себе выпить и делает пару глотков. Ни разу не видела, чтобы он пил. И спиртным от него никогда не пахло. Но сейчас это вообще неважно.
– Не объяснишь, что ты там устроил? Почему папа подыграл тебе? Или он, наоборот, тебя подкупил? Но зачем? Что происходит, Назар? С какой радости ты ведёшь себя здесь как дома?
Продолжаю засыпать его вопросами, но в ответ не получаю ничего. Назар просто пьёт виски и молчит, а я закипаю всё больше. А если Доган сейчас откроет дверь своим ключом и застукает нас? Как тогда объяснить, что я заперлась в кабинете с другим мужчиной? Какой ужас!
От невозможности хоть как-то повлиять на ситуацию злость закручивается с удвоенной силой, и я вновь требую, требую и требую. А ещё угрожаю. Но на Назара не действует ничего. Он меня будто даже не видит!
Лишь когда мой поток возмущений иссякает, я наконец осматриваюсь, и понимание бьёт наотмашь.
Сбоку от рабочего стола висит та самая картина. Подхожу к ней и застываю.
– Что… Что она здесь делает?
– Не волнуйся, – доносится в спину. – Сюда никто, кроме меня, не заходит. Ещё, конечно, горничная, но она немая. Иметь при себе телефон во время работы ей запрещено, так что сфоткать тоже не сможет.
Медленно поворачиваюсь. Назар не сводит с меня глаз, и взгляд его недобрый. Нет в нём больше восхищения. Только чернильная тьма, утягивающая на дно, и вспыхивающие опасные огни. Кажется, он готов разорвать меня. Инстинктивно отступаю на шаг и шепчу:
– Кто ты такой?
– Эмир Доган.
Я и сама это понимаю. Поняла ещё внизу, когда Назар подошёл к нам, но отказывалась верить. И не верю до сих пор, хоть мозг и сигналит о том, что сейчас в кресле сидит вовсе не мой Назар. Этот мужчина слишком шикарный, жёсткий и холодный.
– Это что, шутка? – спрашиваю, всё ещё отрицая очевидное. – Я же видела фото.
– Тебе специально подложили не мою фотографию.
– Но зачем? Я не понимаю. Если ты и есть Эмир Доган, то к чему этот спектакль? Зачем ты обманывал меня? Почему не сказал ничего? Ты следил за мной? Тогда, в клубе? И почему был так уверен, что я не полезу в интернет и не найду твои настоящие фотографии?
– Как много вопросов, – он усмехается, ставит рокс на столик и резко поднимается на ноги. – Не против, если отвечу чуть позже?
Доган в три шага сокращает расстояние между нами. Шарахаюсь назад, но ноги путаются в подоле платья, и я теряю равновесие. Эмир реагирует молниеносно. Подхватывает меня, заключает в объятия, окутывая своим потрясающим запахом, и большим пальцем оттягивает мою нижнюю губу. Его взгляд темнеет всё больше, дыхание тяжелеет, становится рваным, а черты лица заостряются. Он злится.
Нет, даже не так. Эмир взбешён. И ещё возбуждён. По ходу, очень сильно, потому что в следующую секунду он обрушивается на мои губы, сминая их и сразу кусая до крови. Его язык хозяйничает во рту, ладони до боли стискивают мои бёдра, а привкус алкоголя сигналит о том, что Эмир и не подумает останавливаться. Но я и не хочу, чтобы он прекращал. Моё тело взывает к нему, а между ног и вовсе полыхает огнём.
Я так скучала. Боже…
Целую Эмира в ответ, царапаю ногтями шею, и в голове стучит только одна мысль: теперь мы сможем быть вместе. Всегда. Плевать, что он обманул меня и какими мотивами при этом руководствовался. Я ведь тоже врала ему. Он всё объяснит мне потом. Всё будет хорошо. Мы поговорим, всё выясним, извинимся друг перед другом, но позже. Сейчас мы оба хотим одного и того же.
Плавлюсь, умирая в его властных руках, растворяясь и пропадая. Сознание начисто стирается, а мир вокруг перестаёт существовать. И лишь когда Эмир разворачивает меня и грубо нагибает над столом, я немного прихожу в себя.
– Что ты делаешь?
– Я неделю не трахался. Как ты думаешь, что я делаю?
Он одним движением задирает пышный подол платья, матерится и отвешивает по моей заднице звонкий шлепок. Мне не нравится, как Эмир ведёт себя сейчас со мной. Слишком грубо. Слишком… потребительски. Хочу выпрямиться и одёрнуть платье, но Эмир припечатывает меня к столу. Его пальцы оттягивают полоску стрингов в сторону, растирают влагу, а затем я чувствую холод на ягодицах. Вжик – и ножницы перерезают кружево.
– Ноги шире, – звучит холодный приказ, но я не подчиняюсь.
Эмир сам раздвигает их коленом, а затем я слышу, как звякает пряжка ремня. Знаю, что он не сделает мне больно, ведь я тоже успела возбудиться. Но сам факт того, что Эмир сейчас поимеет меня, распластав на столе против моей воли, унижает.
Слёзы жгут глаза, когда он входит в меня, засаживая сразу глубоко и отнюдь не нежно. Эмир совершенно не заботится ни о моём комфорте, ни о моём удовольствии. Он долбится в меня как фанатик, его пальцы впиваются в бёдра, раскачивают их. С каждым остервенелым проникновением бьюсь о стол всё сильнее. Но этой боли я не чувствую. А вот слова, которые Эмир произносит – ранят.
– Этого ты хотела? Жить в роскоши и богатстве? Купаться в брильянтах? Но при этом как проститутка раздвигать ноги по приказу нелюбимого мужика? Этого, блять? Радуйся, ты получила желаемое. Нужно признать, у тебя хорошо получается. Быть покорной шлюхой – твоё призвание.
Он вбивается в меня ещё сильнее и глубже, словно напополам разломать желает. Но ломает Эмир не тело, а сердце. И не напополам, а вдребезги.
Он и раньше во время секса не шибко сдерживал свой жгучий темперамент, но сейчас Доган не просто трахает меня, а обрушивает на меня всю ярость, которую я сама же в нём и породила. Назар хоть и трахал меня жёстко, но всегда был чутким и внимательным, стараясь доставить мне удовольствие, а Эмир… Эмиру плевать на то, что может сделать мне больно или унизить. Он уже унижает. Пусть здесь никого, кроме нас, нет, но мне так горько внутри. Так обидно. Знаю, он вправе злиться. За мою ложь, за те слова, что я ему наговорила. Но ведь и он не был честен со мной.
Моя сказка, которая ещё несколько минут назад казалась реальной, рушится с оглушительным треском. Эмир устроит мне ад. Он будет мстить, я уверена. То, что происходит сейчас – только начало.
Кончает Эмир прямо в меня, я чувствую это. Он впервые не надел презерватив. Значит, теперь ему и правда плевать на моё мнение и состояние. Он вытаскивает член, и я медленно распрямляюсь. Стираю слёзы, ощущая, как сперма стекает по ногам. Эмир не предлагает мне салфетки, полотенце или помощь. Он вообще не произносит ни слова. Озираюсь по сторонам в поиске того, чем можно обтереться, но не нахожу ничего подходящего, и всхлипываю, не в силах сдержать новый поток слёз.
Чёрт! Не хочу реветь перед ним. Не хочу показывать свою слабость. Но как же мне паршиво сейчас. И ещё почему-то стыдно. Он поимел меня как какую-то шлюху. Грязно. Быстро. Пошло.
Потому что может.
Потому что ненавидит.
Потому что не уважает.
И я сама этого добилась.
Поднимаю с пола разрезанные трусики, вытираюсь ими, отправляю их в мусорное ведро, привожу платье в порядок. Вижу зеркало в другом конце кабинета и направляюсь к нему. Выгляжу я ужасно. Не потрёпано, а именно ужасно. Глаза заплаканные, макияж и причёска испорчены, губы искусаны. Как в таком виде появиться на людях? Мне самой от себя тошно.
– Эмир, мне нужно в свою комнату.
Так странно называть его другим именем. Но сейчас он именно Эмир Доган. Равнодушный незнакомец, а не мой Назар, которому ещё вчера, как мне казалось, я разбила сердце.
– Выпусти меня отсюда. Мне необходимо привести себя в порядок, – я не требую, боясь заслужить ещё один наплыв его злости, но и не прошу. Эмир и так достаточно унизил меня. Не собираюсь я ещё и умолять его о чём-то.
Он расслаблено откидывается на спинку кресла, делает глоток виски, затем размещает руки на подлокотники.
– Зачем? – спрашивает, но смотрит при этом не на меня, а в стену.
– Ты разве не видишь, как я выгляжу?
– Присядь, – бросает холодно, всё так же не смотря на меня.
Мне хочется съёжиться от его равнодушного голоса, но я ни за что не позволю себе выглядеть в глазах Эмира ещё более жалкой. Беру волю в кулак и заставляю себя расправить плечи, а затем опускаюсь в кресло сбоку и жду. На столе перед нами лежит какая-то папка. Чёрная, не особо тонкая. Разглядываю её, потом переключаюсь на стены, лишь бы не смотреть на него, хотя очень хочется.
Минуты тянутся медленно, а мы так и продолжаем молчать. Меня для него словно больше не существует. От этого так больно. Украдкой смахиваю слёзы и нетерпеливо вздыхаю. Здесь настолько тихо, что я слышу тиканье часов и позвякивание кубиков льда в бокале Эмира каждый раз, когда он делает глоток.
– Мы долго ещё будем играть в молчанку? – напоминаю я ещё раз о своём присутствии. – Мне нужно идти готовиться к церемонии или нет?
– К какой?
– У нас же свадьба.
– Разве?
– Ты же сам хотел, чтобы я вышла за тебя замуж.
– Кто тебе такое сказал? Я не настаивал на браке. Мне, в общем-то, плевать. А вот твой отец очень жаждет видеть тебя моей женой. Как думаешь, зачем? Ему так важно, чтобы свадьба состоялась, что даже согласился подыграть мне, показав тебе чужое фото, – Эмир ухмыляется. – Он так тебя нахваливал, говорил, что ты настоящее сокровище. Нетронутый бриллиант. Но, как мы оба знаем, цветок я уже сорвал. Ты не прошла проверку. Ни по одному из пунктов.
Впиваюсь ногтями в ладони и недовольно бормочу:
– А ты, значит, ни в чём не виноват, так? Я одна здесь плохая?
– Ты не плохая. Просто очередная меркантильная пустышка. Совершенно не мой тип женщин. С такими нельзя создавать семью. Вы годитесь только для секса.
Его слова точно контрольный выстрел в голову. Про сердце я уже не заикаюсь. От него лишь одни ошмётки остались. Да, я понимаю, почему он так груб со мной. Вчера я тоже его не щадила, но… чёрт! Я не пустышка. Я кто угодно, но не пустышка, пусть Эмир и считает иначе.
– Значит, ты на мне не женишься? – тихо уточняю я, из последних сил сдерживая очередной поток слёз.
– Ещё не решил.
Сказать, что я в равной степени зла и растеряна – ничего не сказать. Вся моя уверенность растаяла и возвращаться, кажется, не собирается. Ничего не могу с собой поделать. Руки дрожат, в горле ком, а голос и вовсе подводит. Чувствую себя маленькой девочкой, которую предали и отдали на растерзание льву.
– И когда ты соизволишь решить? – бросаю взгляд на часы. – Гости давно внизу. До церемонии осталось всего сорок минут. Мне должны успеть поправить макияж и причёску. Эмир, открой дверь.
Ноль реакции. Я будто с мебелью говорю. Не знаю, как поступить. Грубить точно нельзя, хотя язык так и чешется, лебезить – тоже не лучший вариант, а здравые рассуждения Доган игнорирует, продолжая делает вид, что находится здесь один. Он сейчас такой… чужой. Совершенно незнакомый человек сидит со мной в одной комнате. Я будто впервые его вижу.
Эмир неприступен, жесток и до умопомрачения богат. Ему дико идёт смокинг и этот бокал с дорогим алкоголем. Идёт холодность и отстранённость. Идёт власть, роскошь и деньги. Я ведь всегда мечтала о таком мужчине. Взрослом, но не старом. Волевом, красивом, сексуальном и состоятельном. Добившемся всего, о чём можно мечтать. Но почему сейчас у меня так болит сердце?
Потому что я знаю: Эмир меня не любит. А я люблю. Мои чувства никуда не делись. Даже после того, как узнала о его вранье. Даже после того, как он взял меня у стола и кончил в меня, не думая о последствиях. Даже сейчас, когда он сидит и игнорирует моё присутствие, я украдкой смотрю на него, восхищаюсь и еле-еле подавляю желание сесть к нему на колени.
Глупая Алина…
Надежда, говорят, умирает последней. И я больше не хочу испытывать судьбу. Если сейчас начну ластиться к Эмиру, то только разозлю ещё больше. А я и так уже успела испытать на себе его гнев.
Спустя ещё минут десять Эмир допивает очередной бокал и наконец обращает на меня внимание. Улыбается, подаётся вперёд, берёт со стола папку и протягивает мне. Впервые за всё время нашего знакомства его улыбка мне совсем не нравится.
По мере изучения содержимого на меня обрушиваются волны отчаяния. Каждая из них – сильнее предыдущей. Я не знала, как обстоят дела на самом деле. Да, папа сказал, что у него проблемы, но не уточнял какие именно. И уж тем более не говорил, что замешан не он один. Папа не просто ввязался в сомнительную и нелегальную авантюру, он и нас с мамой поставил под удар. Наши имена фигурируют в документах. И на маму, и на меня открыты офшорные счета, куда поступали грязные деньги. Это же уголовка. Господи… Если папа не выплатит всё, что задолжал, то всё вскроется. Однако тюрьма станет для нас спасением, а не приговором. Люди и за меньшие деньги убивают. А суммы долгов такие, что нам в жизни их не покрыть.
Единственный, кто готов выкупить их – это Доган. Вот только есть один нюанс: вместе с долгами он заберёт и бизнес. Контрольный пакет акций окажется в его руках, и компания отойдёт Эмиру. А папа станет просто генеральным директором. В договоре и документах ни слова о свадьбе. Доган сказал правду. Это не было его требованием – понимаю совершенно точно. Отец соврал мне. Я не нужна Эмиру. Папа сам предложил меня ему, чтобы стать его тестем и обеспечить себе благосклонность Догана.
Папка падает на пол, и глаза снова наполняются слезами. Меня трясёт, тошнота подкатывает к горлу, а зрение покидает. Кажется, если встану на ноги, то тотчас рухну.
– Ну что, Катюш, как тебе такая сказка? – доносится сквозь звон в ушах, и я понимаю, что с этой минуты моя жизнь и правда целиком и полностью находится в руках Эмира Догана.
– Я… я Алина, – шепчет она, роняя слёзы.
Она выглядит такой несчастной и растерянной, что, даже несмотря на злость, которая плещется внутри меня, хочется обнять и утешить, но я гашу этот порыв. Алина Воскресенская предельно ясно показала, кто она есть на самом деле. Очередная избалованная сучка, считающая себя королевой. И плевать она хотела на других людей. Меркантильная дрянь, каких вокруг меня и так предостаточно. Им всем важны только деньги и статус. Больше ничего.
Если бы она дала Назару шанс, ей не пришлось бы выбирать. Я бы сказал ей правду сразу же. Но Алина выбрала деньги, а не любовь. Что ж. Меня вполне устраивают товарно-денежные отношения. Алина Воскресенская получит свою сказку. Но вряд ли эта сказка ей понравится.
А в какой-то момент я ведь и правда поверил в то, что она хорошая. Наивный дурак. Алина – дочь Григория Воскресенского. Яблоко от яблони всегда падает недалеко.
Этот человек уничтожил мою жизнь и даже не помнит об этом. Он не узнал меня, потому что никогда прежде не видел. Имя я сменил, создав новую личность.
Когда умер отец, мне было двенадцать. Я видел, что мама была убита горем. Она не замкнулась в себе, продолжала ходить на работу, готовить, убираться, говорить со мной, принимать активное участие в моей жизни, но из её глаз исчез свет. Я дал себе слово, что верну его. Сделаю всё, чтобы мама снова улыбалась и сияла.
Я хотел вытянуть нас из нищеты, в которой мы оказались после смерти папы. И у меня получилось. Я выучился на архитектора. К двадцати четырём годам встал на ноги. По крайней мере, мне так казалось. У нас наконец-то появились деньги. Мама жутко гордилась мной. И она улыбалась. Её улыбка придавала мне сил и согревала изнутри.
Я работал как чёрт. Не на дядю, нет. У меня был свой, пусть маленький, но всё же бизнес. Агентство по строительству, ремонту и дизайну помещений. Ума не приложу, как мне удалось собрать такую отличную команду, но спустя всего три месяца дела круто пошли в гору, и я вздумал расширяться, чёрт меня дери. Нашёл инвесторов, убедил их поверить в меня и через полгода уже смог тягаться с топовыми строительными компаниями.
Ох, если бы я только знал…
Когда я первый раз полюбил, мне было двадцать пять. Красивая, чистая и добрая девушка – так мне казалось. Но на деле – тварь, которую подослали конкуренты, чтобы лишить меня всего.
Именно моя компания выиграла тендер на крупный заказ. И не где-нибудь, а в России.
Мой папа русский, и он брал меня с собой в Москву, когда мне было восемь. Я провёл здесь целое лето и с тех пор мечтал снова прилететь сюда. Не было ни одного дня, чтобы я не практиковался в произношении русских слов. Отец всегда говорил со мной только на своём родном языке. Но, когда папы не стало, пришлось разговаривать с зеркалом. Мама плохо понимала по-русски.
Когда-то давно отец приехал в Турцию и встретил мою мать. Курортный роман перерос в серьёзные отношения, папа сделал маме предложение, эмигрировал, получил гражданство и осел в Турции навсегда. Я – ребёнок любви русского и турчанки. Во мне много противотечений, и характер у меня не сахар, но я знаю, что такое настоящая любовь. Видел на примере родителей. Жаль, что папа так рано нас покинул.
В общем, я чуть не прыгал от радости, выиграв тот тендер. Представлял, как гуляю по Красной площади, как еду на озеро, где мы с отцом рыбачили, и улыбался во весь рот. Мама согласилась полететь со мной. Но у судьбы были совсем другие планы.
В тот же вечер к нам в дом вломились люди. Плохие люди. Их было много, скрутили они меня быстро, хоть я и успел оглушить троих. Мама пыталась помешать им увести меня, и её застрелили. Прямо на моих глазах.
Я очнулся в больнице спустя несколько дней. Волонтёры подобрали меня на свалке. Избитого до полусмерти. Наверное, наёмники подумали, что я умер, поэтому не пустили контрольный в голову. А может, просто оставили подыхать как собаку.
Я поклялся отомстить. И вот я здесь. Ведь именно Григорий Воскресенский стоял за всем этим. Не он один, но с его турецкими партнёрами я уже почти расправился. Явуз гниёт в тюрьме, а Чакир вот-вот составит ему компанию. Воскресенского ждёт участь не лучше. Я уничтожу их, а потом брошу гнить за решётку.
Они забрали у меня всё. Девушка, подосланная ко мне, выкрала документы компании и подожгла мой офис. Наш дом тоже сожгли. Меня подставили, сфабриковали доказательства, обвинили в мошенничестве, а компанию без моего ведома переписали на подставное лицо.
В одночасье я лишился всего – матери, девушки, на которой хотел жениться, фирмы, репутации, жилья. Даже жизни. Когда-то меня звали Назар Лавров. Но тот парень умер семь лет назад.
А вот Эмир Доган вполне себе функционирует и наконец-то силён настолько, что готов стереть в порошок всех, кто был причастен к случившемуся. Любой ценой.
Да, я умер в ту ночь. А тому, кто уже мёртв, терять нечего.
Мне всего тридцать два, но я уже стал тем, кто может подмять под себя кого угодно, если понадобится. Что за волшебство, так не бывает – скажете вы. И я отвечу: никакого волшебства, лишь стечение обстоятельств и цель, которая мной движет. Человек способен горы свернуть, если знает, ради чего он это делает.
Так уж вышло, что меня выхаживал Керем, основатель центра социальной помощи. Под его началом и находится та больница, где я оказался. Керем – добрейшей души человек. Мудрый, светлый, готовый ради других отдать последнюю рубашку. Он открыл мне глаза на многое. Не дал сгинуть во тьме, которая до сих пор жрёт меня изнутри.
Но Керем не всегда был таким просветлённым. Он не понаслышке знает, что такое тёмная сторона. Когда-то давно Керем был членом криминальной группировки. А оттуда просто так не уходят. Нет, Керема никто не тронул, его отпустили с миром. Даже защиту его социального центра обеспечили. Но ничего не бывает задаром. Взамен на это Керему поставили условие: при необходимости оказывать медицинскую помощь членам группировки, не привлекать полицию и не задавать вопросов. Мог ли он отказаться? Думаю, ответ очевиден.
Так вот, о случайностях. На моё счастье или беду, соседом по палате оказался не абы кто, а сам главарь той группировки. Хотя во главе он встал аккурат после нападения на них с отцом. Отец не выжил, а Юсуфа еле вытащили с того света.
Может, поэтому Юсуф настолько проникся моей историей и захотел помочь. Я даже не попытался отказаться. Выбора у меня особо не было, к тому же ярость и жажда мести затуманили мой разум. Я принял предложение, прекрасно понимая, что без посторонней помощи буду карабкаться наверх до самой старости.
Прошло всего семь лет, а у меня уже есть всё. Деньги. Связи. Имя. И два надёжных друга – Керем и Юсуф. Они не предадут, знаю. Я могу доверить им даже свою жизнь.
Легален ли мой бизнес? Всё в рамках закона, а они, бывает, гнутся и расширяются, если есть нужные связи.
Всегда ли я действую честно? Никогда больше не позволяю себе такой роскоши.
Измарал ли я руки в грязи? Да, и не только в ней.
Это я подослал к Воскресенскому тех, кто в итоге убедил его ступить на скользкую дорожку. Я сделал так, чтобы он прогорел. План требовал времени. И это лишь первая ступенька к уничтожению Григория. Я ждал долгих семь лет и подожду ещё. Всё будет сделано идеально. Никто меня не заподозрит. И я не успокоюсь, пока не увижу, как Григорий Воскресенский ползает у меня в ногах и молит о пощаде. Но и тогда вряд ли я обрету покой. Страдающей душе он неведом.
– Эмир, – окликает меня Алина, вырывая из пучины мыслей. – О чём ты хотел со мной поговорить?
Я и забыл про неё, настолько тихо она сидела. И вот что с ней делать? Опозорить прилюдно, разорвав помолвку и озвучив причину? Разумеется, я не опущусь до такого. Дети не должны расплачиваться за грехи родителей. Пусть Алина и дрянь, но она не монстр. Просто эгоистичная богатенькая сучка. Она восприимчива к чужому влиянию, значит, я могу использовать её в своих планах.
Только одного я пока до конца не понял: Воскресенский решил подложить её под меня, чтобы выбить к себе особое отношение, или решил с помощью Алины подобраться к моим делам? Он ведь уже проворачивал подобный фокус в прошлом. Вряд ли девчонка что-то смыслит в бизнесе или способна отключить видеокамеры и сигнализацию и вскрыть сейф. Она даже со стиральной машинкой не смогла совладать.
Перед глазами встаёт образ Алины, когда я застал её посреди разгромленной ванной, и уголки губ невольно ползут вверх. Но потом я вспоминаю её вчерашние слова, и меня словно ледяной водой окатывает, а ярость вновь ударяет в мозг.
Денег она хочет и ничего другого. Моих или чьих-то ещё – какая разница! Ей же плевать на чувства. Значит, ни моего уважения, ни моего внимания она не заслуживает. Ни капли. Ни черта, блять!
Так какого хрена до сих пор хочу её до умопомрачения? Ей ведь всего девятнадцать. Ни шарма, ни ума, ни опыта. Но кроет от неё так, что порой в глазах темнеет. Как представлю, что её будет трахать кто-то, кроме меня, так хочется всё вокруг разгромить.
Когда она в клуб потащилась, чтобы найти вариант на ночь, прибить её был готов. Сам не знаю почему. А если бы я не пошёл за ней, что тогда? Как вариант, нашли бы на утро где-нибудь на свалке. Повезло девчонке, что я слежу за ней с того дня, когда Воскресенский заикнулся о свадьбе. Нужно было подобраться к Алине, чтобы прощупать её отношения с отцом. Как оказалось, не такие уж они и радужные. Но это ещё не говорит о том, что она не сыграет против меня по просьбе папочки.
Сначала я думал отказаться от женитьбы, но, когда Воскресенский сказал, что в качестве свадебного подарка отдаст мне часть акций своей дочерней фирмы, я согласился. Наивный идиот обрадовался. Как можно быть таким недальновидным?
Я уже владею его основной фирмой и скоро женюсь на дочери, а ведь это только начало. Алина – мой дополнительный козырь. Пусть Воскресенскому и наплевать на свою единственную дочь, зато его жене – нет. А она может влиять на мужа, это я сразу понял. Воскресенский будет умолять убить его, когда я с ним закончу.
Единственная проблема в Алине. Вроде и презираю её, но зацепила сучка. Красивая, как ни крути. Есть в ней что-то. Мозг вопит, что нужно послать её куда подальше, а вот мужская сущность клацает зубами и рычит «Моя!»
Смотрю на заплаканное лицо, искусанные губы и растрёпанные волосы, и меня опять накрывает. Нет, не отпущу я её никуда. По крайней мере, не сейчас. Поднимаюсь на ноги и цежу сквозь зубы:
– Бракосочетание состоится. Вставай и иди за мной.