Мэри Робинетт Коваль
Вычисляя звезды
– Между прочим, отвечая на некоторые его каверзные вопросы, мне пришлось юлить, что ужу на сковородке. – Натаниэль обычным стаканом отмерил джин и перелил в кувшин. – Но как человек военный, он достаточно разбирается в ракетном деле, дабы понять, что Советам, при нынешнем уровне их развития, изменить траекторию астероида в космосе не по зубам.
– Слава богу. – Я сняла с тальярини фольгу и отправила противень, чтобы сыр подрумянился, обратно в духовку. – Как с погодой?
– Погода сегодня была превосходной.
– Ты прекрасно понял, о чем я спрашиваю.
– Конечно. И ты пойми, что в такой ясный день убедить людей в том, что скоро разразится климатическая катастрофа, весьма и весьма непросто. – В дело пошла бутылка вермута. – И кроме того, «военная значимость» отсутствует, и потому генерал счел поднятую нами проблему не срочной.
– Львиная доля доклада была как раз о климате! – Надо было все же сходить с ним. В следующий раз – непременно отправлюсь. Да, в следующий раз так и так придется. – Так что? Тебе организуют встречу с президентом? И каков твой план?
Он пожал плечами и извлек из холодильника форму со льдом.
– Пытаюсь пробиться. Эйзенхауэр сказал, что поспособствует решению вопроса, но без советской угрозы срочности в том не видит, а временно исполняющий обязанности президента Бреннан, понятное дело, по самые уши увяз в собственных текущих проблемах, да и все его нынешние интересы сводятся лишь к скорейшему восстановлению федерального правительства.
– Вот ведь придурок. – Я, уперев руки в бока, застыла у столешницы. Себя я сейчас за утренний обман презирала даже более, чем кого-либо прежде. Если бы я была на собрании… То что? Стал бы генерал Эйзенхауэр слушать девчонку, болтающую о математике и о погоде? Может, в память о моем отце и выслушал бы, но вряд ли свое решение изменил. – Двойной я, кстати, попросила на тот случай, если выяснится, что наш доклад отправлен в долгий ящик…
– Можешь не продолжать. – Он чересчур рьяно тряхнул форму для льда, и один кубик выскочил на стол и скатился на пол. – Будем впредь двигаться малыми шажками. По крайней мере, наши по Советам не ударят. Будь иначе, стало бы намного хуже.
Вряд ли бы стало особо хуже. Всего лишь гибель нашей цивилизации наступила бы несколько раньше, но не более того.
9
ЕВРОПЕЙСКИЕ ГРАНИЦЫ ДЛЯ ПЫЛИ НЕ ПРЕГРАДА
Норвегия обеспокоена трансграничным загрязнением атмосферы
ДЖОН ЛИОСЛО, Норвегия, 3 апреля 1952 года
Европейцы все более обеспокоены пылью в воздухе, поднятой месяц назад падением Метеорита. На днях ведущий норвежский ученый заявил: «Если события пустить и далее на самотек, то наши леса и реки погибнут».
Славная неделя вычислений закончилась, и теперь мы ждали весточки от президента, а моя жизнь вернулась к волонтерской рутине в больнице.
Третьего апреля, ровно месяц спустя после падения Метеорита, приземлился очередной рейс с беженцами. Поначалу я полагала, что вот-вот – и поток их иссякнет, но не тут-то было, и каждый новый борт оказывался опять набит под завязку. Объяснялось это тем, как я, порядком поразмыслив, поняла, что чем больше проходило времени после падения Метеорита, тем больше выживших, на первых порах отчаянно державшихся за свои вроде бы вполне уцелевшие дома и скарб в них, убеждались в том, что инфраструктура в их поселениях безвозвратно разрушена, и не то что привычная жизнь в их округе уже не восстановится, но даже и приемлемая в обозримом будущем не наладится.
Я коротала время в тени навеса, натянутого для первичного осмотра вновь прибывающих, а под соседними такими же навесами прибывающих ожидали готовые приступить к своим профессиональным обязанностям врачи и медсестры. Самолет меж тем закончил руление, и люди в форме сноровисто подогнали к нему трап.
В общем, система была полностью отлажена и работала как часы.
Вот люк открылся, и наружу вышел первый пассажир. Он был тощий как жердь. И вдобавок чернокожий! За целый месяц он был первым черным, прибывшим в самолете с беженцами. Слева и справа от меня раздался удивленный гомон медиков.
Я непроизвольно взглянула через плечо на Миртл. Та стояла к самолету спиной и раскладывала на столике перевязочные материалы.
– Миртл!
– Да? – Она обернулась. Ноги ее вдруг подкосились, и она поспешно ухватилась руками за стол. – Боже милосердный. Хвала тебе, Господи. Аллилуйя! Сработало!
Теперь уже по трапу спускалась вереница чернокожих – мужчины, женщины, дети. Потом среди них появились и белые, а к концу высадки белые стали преобладать. Очевидным было, что чернокожих запустили на борт в последнюю очередь, и оттого-то они первыми и выходили.
Вновь прибывшие уже приблизились к нам, и были они, что изначально не вызывало ни малейших сомнений, исхудавшими. Но если бы только! Теперь стало отчетливо видно, что тела многих испещрены розовыми язвочками.
Кто-то застонал, и этим кем-то, вполне возможно, была даже я сама.
Язвочки, несомненно, были вызваны химическими ожогами от кислотных дождей, и видеть подобные мне уже доводилось не раз, но никогда прежде на темной коже, на которой, как оказалось, они выглядят куда более жутко.
Встряхнувшись, я взяла в руки вверенный мне лоток бумажных стаканчиков с раствором для регидратации, а стоявшая рядом незнакомая женщина подняла со стола поднос с бутербродами. Я опять обернулась к Миртл и спросила:
– Так что, Юджин наконец-то уговорил кого-то наверху сменить район спасательных операций?
– Разумеется, нет. – Улыбка с ее лица исчезла. – Не уговорил. Просто мы с вашего самолета разбросали в черных кварталах листовки, в которых разъяснили, как и где эвакуироваться, и вот некоторые наконец-то добрались до нашей базы, а другие, верю, тоже вскоре доберутся. Возблагодарим же Господа за его великую милость к нам.
Она, готовясь к встрече с новоприбывшими, распаковала пакет с ватными тампонами.
* * *
Две недели спустя мне представилась прекрасная возможность раскаяться за свое дезертирство с горящего самолета… Простите, оговорилась. Я, конечно же, имела в виду, с первого совещания по вопросам изменения климата.
Итак, на пару с Натаниэлем я отправилась на встречу с президентом Бреннаном, сотрудниками его аппарата, несколькими министрами и еще полудюжиной прочих чинуш, чьи функции одному только богу и были известны. Чувствовала я себя тогда многоопытным парашютистом, позабывшим на земле парашют.
Крепко-накрепко прижав к груди папку со своими бумагами, я по пятам за Натаниэлем прошла в зал для совещаний. Мы остановились, едва оказавшись внутри, и я, подавляя свой страх, поначалу заставила себя думать только о приземленном, то есть сфокусировала все свое внимание на всяческих мелочах вокруг. Так, к примеру, я выяснила для себя, что безымянный дизайнер сего помещения мастерски скрыл его истинную сущность, а сущность, несомненно, состояла в том, что это был подземный бункер. Для этой цели стены были обшиты деревом, а пол устелен зеленым ковром, от чего в сознании невольно возникали ассоциации, связанные с лесной поляной, а вовсе не с подземельем. А еще ложные окна здесь прикрывали шторы, будто подсвеченные снаружи теплым золотистым светом.
Мало-помалу взяв себя в руки, я отвлеклась от мелочей и огляделась. Оказалось, что здесь собрались только мужчины, и каждый был в темном костюме и при галстуке. Они, разбившись на группки, что-то увлеченно обсуждали – кто сидя, а кто стоя. Громче всего мужчины беседовали у двух самых обычных школьных досок, на одной из которых были воспроизведены мои расчеты.
Тут поприветствовать нас с мужем со своего председательского места поднялся исполняющий обязанности президента, и все голоса разом смолкли.
У Бреннана было загорелое лицо и такие морщинки возле глаз, какие обычно бывают у часто улыбающихся людей. Но сегодня он не улыбался. Сегодня уголки его рта были словно стянуты вниз тяжелыми складками щек, а седеющие брови сведены на переносице.
– Доктор Йорк. Миссис Йорк. – Он указал рукой на лысеющего, обремененного солидным брюшком, но в изумительно сидящем костюме человека рядом с собой. – Познакомьтесь с месье Шерзингером из Организации Объединенных Наций. На нашем сегодняшнем обсуждении он присутствует по моей просьбе.
– Совершенно вами очарован, мадам. – Месье щелкнул каблуками и, наклонившись, поцеловал мне руку, но глаза его не отрывались от шрамика на моем лбу.
Во всяком случае, мне так показалось. А может, сегодня я была просто чересчур мнительна по поводу своей внешности. Ведь мне стоило нешуточных усилий одеться на совещание хоть и с изяществом, но по-деловому, да только усилия мои, к великой моей досаде, пропали втуне, поскольку на совещании я оказалась единственной женщиной, и во что я ни обрядись, все собравшиеся все равно бы на меня пялились, а речи мои, разумеется, пропускали мимо ушей.
Рыжеволосый молодой человек деловито предложил:
– Господин президент, может, начинаем? Не хотелось бы тратить понапрасну время доктора Йорка.
Разумеется, его слова следовало понимать так, что у президента и помимо этого совещания дел по самое горло.
– Конечно. Благодарю вас, мистер О’Нил. – Президент Бреннан махнул рукой по направлению школьных досок перед собой.
Я и без того только на одну из них упорно и смотрела, в мыслях судорожно сравнивая начертанные там мелом ряды чисел с данными на страницах своего доклада.
Вдруг в запись закралась ошибка! Да и вообще думать о числах мне было значительно легче, чем о грядущем выступлении перед президентом, пусть он и не совсем президент, а всего лишь временно исполняющий обязанности такового.
Меж тем участники совещания стали рассаживаться за огромным столом, а усевшись, немедленно обратили все свои взоры на меня.
Хотя, быть может, последнее мне только казалось, но тем не менее сердце у меня в груди заходило ходуном, а папка прилипла к вспотевшим ладоням.
Неудивительно, ведь я и прежде знала, что мне много легче посадить самолет без двигателей, чем выступить перед значительным скоплением людей. Слегка ободряло лишь то, что на сегодняшнем совещании мне предстояло исполнить не более чем роль помощницы, к услугам которой мой муж-докладчик если и прибегнет, то исключительно в том случае, если ему вдруг понадобится найти какую-то подробность в обширном тексте доклада или что-то рассчитать на ходу.
Тем не менее пределом моих мечтаний тогда было, чтобы вовсю разыгравшиеся во мне позывы к рвоте остались всего лишь позывами. И вдруг в памяти всплыла статистическая закономерность: если доклад делает молодая красивая женщина, то и приведенные в докладе данные, и следующие из них выводы с высокой степенью вероятности останутся без внимания. С какой стороны ни глянь, правильным было то, что роль оратора была отведена именно Натаниэлю.
Я пристроила папку на столик, что располагался точнехонько между школьными досками. Одна из них была девственно чиста и манила разложенными внизу разноцветными мелками. Стремясь занять руки, я взяла белый, и прохладный цилиндрик мгновенно впитал пот с моих пальцев.
Натаниэль не торопясь оглядел зал заседаний и, дождавшись воцарения тишины, начал:
– Господа! Падение метеорита привело к тому, что сотни тысяч людей по обе стороны Атлантики остались без крова, а кое-где состязание за уцелевшие там скудные ресурсы привело к панике, массовым грабежам и даже смуте. Несомненно, текущая ситуация – из ряда вон, и мы непрерывно прикладываем максимум усилий для ее разрешения. Но тем не менее своей обязанностью сегодня считаю убедить вас в том, что все вышеизложенное – лишь вершина айсберга, и перед нами, к сожалению, стоит гораздо более насущная, более значимая и более сложная для разрешения проблема, чем скорейшее восстановление порушенной Метеоритом страны.
Вслушиваясь в певучий, уверенный голос мужа, я в очередной раз убедилась, что он вовсе не случайно после запуска спутников стал знаменитостью.
– Многие, что вполне естественно, опасаются падения второго метеорита, и потому-то мы с вами сегодня собрались в безопасности бункера. Но… Но уверяю вас, вероятность повторения мартовской катастрофы астрономически мала, опасность же, таящаяся в представленных вам формулах, не только гораздо значительнее, но и абсолютно бесспорна. – Грустно улыбнувшись, он подошел к исписанной мелом доске. – Ученые десятилетиями пытались выяснить, что же именно стало причиной вымирания динозавров, и вот перед вами наконец-то разумный ответ. Разумеется, я не намереваюсь сейчас углубляться в дебри математических изысканий, приведенных тут, но замечу лишь, что каждая формула, каждый расчет были проверены ведущими геологами, климатологами и математиками.
«Ведущие математики» были представлены лишь мною одной, но выпячивать сей факт я, конечно же, не стала.
Намеренно выдерживая драматическую паузу, Натаниэль принялся неторопливо обводить взглядом комнату. Его щеки золотил свет от ложного окна, будто припудривая недавно обретенные неглубокие шрамы. Синяки на его теле уже сошли, а если бы и не сошли, то оказались бы скрытыми под темно-серым костюмом. В общем, муж мой выглядел величавым и уверенным в себе.
Видимо, решив, что молчание затянулось, он постучал по доске костяшками пальцев.
– Проблема в том, господа, что на нашей планете потеплеет. Поднятая Метеоритом пыль скоро осядет, и тогда мы столкнемся с нашей истинной проблемой, поскольку созданный его падением в изобилии водяной пар по большей части все еще останется в атмосфере. Как известно, пар отражает инфракрасное излучение, и, следовательно, дополнительный пар уменьшит естественный отток тепла с нашей планеты в космос, из чего следует, что температура повысится, и, значит, усилится испарение с поверхности Мирового океана. Усиленное испарение увеличит концентрацию водяного пара в воздухе, что в свою очередь еще более разогреет Землю. В общем, запустится механизм положительной обратной связи, который в конце концов сделает нашу планету совершенно непригодной для жизни людей.
Сидевший с правой стороны стола пухлый мужчина с землистым лицом, фыркнув, заметил:
– То-то сегодня в Лос-Анджелесе снегопад.
– Ничего удивительного, – Натаниэль кивнул. – Лос-анджелесский снегопад напрямую связан с Метеоритом. Дым и пыль в атмосфере основательно охладили Землю, и, вероятно, урожай текущего года погибнет. И не только в США, но и почти по всему миру. Да и в грядущие несколько лет температура на планете будет значительно ниже нормы.
Президент Бреннан сначала поднял руку, а лишь затем задал вопрос:
– На сколько упадет температура?
Натаниэль полуобернулся в мою сторону.
– Элма?
Я едва удержала содержимое желудка от путешествия по пищеводу вверх. Лихорадочно перебрав записи в папке, наконец выудила искомую и отрапортовала:
– От тридцати пяти до пятидесяти градусов.
Из дальнего конца комнаты донесся чей-то голос:
– Ничего толком не слышно. Повторите, пожалуйста!
Сглотнув комок, я оторвала взгляд от листка. Убедила себя, что громко и четко ответить на вопрос не сложнее, чем перекричать работающий самолетный двигатель. И отчеканила чуть ли не по слогам:
– От тридцати пяти до пятидесяти градусов по шкале Цельсия.
– Такое совершенно невозможно!
Этого говорящего я узрела – то был сложивший на груди руки мужчина.
Черт, черт, черт! Неужели не понятно, что не о похолодании следует беспокоиться! Значительное падение температуры, конечно же, явление весьма неприятное, но оно краткосрочное. А вот то, что будет дальше…
– Я имею в виду лишь ближайшие несколько месяцев. За ними последуют три или четыре года, средняя температура которых окажется ниже среднестатистической на одну целую две десятых градуса, а затем температура начнет расти.
– Ниже на одну целых и две десятых? Надо же. И из-за них такой сыр-бор?
За меня вступился сам президент Бреннан:
– Падение среднегодовой температуры даже на один градус серьезно потрясет сельское хозяйство. Аграрный сезон потеряет от десяти до тридцати дней, так что придется убеждать фермеров сеять другие культуры и в другое время, что будет, несомненно, непросто.
Неудивительно, что бывший министр сельского хозяйства с лету ухватил, какие неприятности сулит изменение климата. И все же он беспокоился о второстепенном. Верно – нам предстоит пережить малый ледниковый период, но никто из собравшихся здесь пока толком не осознал истинных масштабов более отдаленного во времени скачка температуры в противоположном направлении.
– Выдадим фермерам субсидии, – подал голос мужчина с дальнего края стола, вроде бы тот же самый, кто просил меня говорить громче. – Субсидии стимулировали фермеров сменить посевные культуры во время Великой депрессии, так сработают и сейчас.
– Где ж деньги на субсидии возьмем, если каждый доллар пойдет на восстановление страны из руин?
Политики принялись самозабвенно спорить о бюджете, а ко мне подошел Натаниэль и тихонько попросил:
– Нарисуешь график изменения температуры?
Я кивнула и повернулась лицом к девственно чистой доске, мысленно благодаря мужа за возможность сделать хоть что-то осязаемое.
Мел скользил по черной поверхности, порождая на свет облачка белой пыли. На тот случай, если я собьюсь, на столе рядом лежала папка с заметками, но она, конечно же, не понадобилась, поскольку я столько раз рассматривала график в предыдущие недели, что он оказался словно выгравированным на внутренней стороне моих век.
Первые несколько лет холоднее обычного, потом возврат к «норме», а потом… Потом кривая, символизирующая температуру, пошла в рост – поначалу полого, а затем, достигнув точки перелома, стремительно, почти вертикально рванула вверх.
Я закончила, и муж мой вернулся к торцу стола и застыл, сцепив руки в замок. Разговоры за столом мало-помалу стихли.
Натаниэль начал издалека:
– В 1824 году Жан-Батист Фурье описал феномен, который Александр Белл позже окрестит «парниковым эффектом». Суть его в том, что из-за частиц в воздухе атмосфера удерживает тепло. Упади Метеорит на сушу, зима была бы длиннее, а разрушения – сильнее. Мы все считали себя везунчиками, потому что местом падения послужил океан, но, как теперь выяснилось, хуже случиться и не могло. Земля переживет зиму и начнет нагреваться. Через пятьдесят лет в Северной Америке не останется снега.
Тот самый Пухляк, что жаловался на снегопад в Калифорнии, рассмеялся:
– Скажу вам откровенно, как выходец из Чикаго: прогноз ваш меня только радует.
– Что скажете о стопроцентной влажности круглый год и летних температурах не ниже пятидесяти по Цельсию?
– Знаете, я прогнозам погоды не верю. Даже утверждение, что завтра случится дождь, как показывает мой собственный опыт, истинным на все сто до завтрашнего вечера считать не стоит. А уж какой выдастся погода через пятьдесят лет, разве же кому ведомо? Пятьдесят лет – срок, согласитесь, весьма немалый.
Руку снова поднял президент Бреннан. Поднял, пристально глядя на меня. Нет, не на меня. На доску.
Я отошла от доски в сторону.
– Доктор Йорк, чем объясняется резкий скачок на графике?
– Резкий подъем, господин президент, начинается в точке кипения воды в океанах.
Вдруг воцарилась тишина. Абсолютная тишина. Настолько абсолютная, какая получилась бы, если бы из комнаты весь воздух в себя всосал невесть откуда взявшийся тут реактивный двигатель.
Но абсолютной тишина была недолго – ее нарушил кто-то, прошептав:
– Вы шутите. Быть же такого не…
Президент Бреннан ударил ладонью по столу.
– Очень надеюсь, господа, что каждый из вас согласится с моим утверждением, что мне о нашей планете и о том, как она функционирует, кое-что да известно. Довожу до вашего сведения, что с докладом доктора Йорка я подробно ознакомился ранее и поставленную там проблему счел максимально в данное время значимой, после чего и пригласил вас на сегодняшнее совещание. Итак, господа, мы собрались здесь вовсе не для того, чтобы оспаривать доклад ученых и вытекающие из него выводы. Мы собрались здесь лишь ради того, чтобы решить, что нам теперь делать.
Хвала Господу! Свершилось!
Бреннан всего лишь исполнял обязанности президента, но все же… Все же, пока его, хотя и не факт, не отстранит Парламент, которого нет и который появится только после выборов, которые провести в обозримом будущем никак не возможно, ему принадлежала вся полнота президентской власти, и он, хвала Господу, оказался здравомыслящим человеком!
Обведя взглядом комнату, он обернулся к месье Шерзингеру:
– Возьмете слово?
– Разумеется. – Ооновец сделал несколько шагов и встал рядом с Натаниэлем. – Господа. Миссис Йорк. У нас в Швейцарии говорят: «Ne pas mettre tous ses œufs dans le même panier», и, кажется, в вашем языке существует идентичная пословица, и она гласит: «Не клади все яйца в одну корзину». Организация Объединенных Наций считает, что ограничиваться только борьбой с негативными последствиями падения Метеорита для Земли нельзя, и нам также следует обратить свой взор за пределы нашей планеты. Господа, пришло самое время для колонизации космоса.
