Муса Мураталиев
Швоткать
Встреча с депутатом
Как-то я и Соня идём отовариваться в «Магнит».
Он находится в шаговой доступности от нашего дома.
Пристройка изначально сооружена для аптеки.
Уже около года её арендует магазин.
Залы узкие: когда едет одна тележка, второй не проехать.
Я качу тележку, Соня впереди меня, подбирает товары.
Вдруг кто-то хлопает меня по плечу.
Оглянувшись, вижу здорового парня.
За нашей тележкой он застрял из-за своих габаритов.
– Мне очень жаль, но я не смогу вам помочь, – говорю я.
– А чо катаешь тележку, – говорит он. – Глянь, как много вокруг людей!
Оставь её, будет место.
Думаю, где же его я видел.
– Брата-ан! – говорит тихо. – По дороге с Рязанского проспекта. Ну?..
Тут я вспоминаю случай с поиском Институтского тупика.
А он снова:
– Один раз я тебя подвёз на своей машине, – говорит Бугай. – Тогда тебе было трудно.
А теперь ты не соизволишь дать мне пройти. Это как понять?
– Мне очень жаль… – говорю я повторно.
– Сделай тогда одолжение, братан! – говорит он. – Пусть та женщина, что впереди тебя, откроет холодильник, достанет оттуда баночку чёрной икры, сёмгу и акулий плавник.
У меня встреча с жителями, десять минут на покупки!
Я начинаю думать, почему я ему «братан»?
– Ты живёшь в 8-м доме? – говорит он. – Приходи!
Начнётся через десять минут.
Соня удивлена моему знакомству с большим имяреком.
Мы молча отовариваемся, и, когда идём из магазина, Соня спрашивает:
– Кто он такой?
– Да, знакомый, когда ездил за ножом для мясорубки, познакомились.
Соня молчит.
Сердится, что я о нем не рассказал ей в тот же день.
Проходим мимо церквушки, что в подвале соседнего дома.
Видим, напротив нашего дома, посреди детской игровой площадки, действительно собираются жильцы.
Смотрю, среди них не видно Бугая, пригласившего меня на встречу.
Соня локтем подталкивает меня:
– Иди, послушай, что за встреча, – говорит, а сама поворачивается к нашему подъезду. – У меня завтра тяжёлый день, некогда.
Детская площадка перед нашим домом была полупустой.
Уже сердитый из-за предстоящей болтологии, я занимаю место недалеко от детских качелей.
Встречу открывает депутат нашего муниципалитета.
А шапочного знакомого после поездки на Рязанку нет.
Весь гнев мой направлен на его приглашение и на его отсутствие тоже.
В то же время думаю: откуда он знает, что будет встреча?
На детской площадке собралась горсточка жителей.
Кто не торопится, те заняли лавочки.
А кто хочет быстро убежать, выстроились вдоль спортивных снарядов.
Депутат оказался высоким мужчиной средних лет.
В чёрном поло и темных брюках.
У него чёрные усы, лысина, уходящая за темя.
Представляется депутатом муниципального собрания.
Но фамилию свою не называет.
Хотя участники встречи могли бы и сами спросить.
Но никого не интересует его фамилия.
Все сжимаются, не хотят что-либо узнавать.
Депутат исполняет свою роль блистательно.
На каждый вопрос отвечает долгими объяснениями, ссылками на ряд причин и в конце даёт обещания.
Иногда уклоняется от прямого ответа разного рода отговорками, смысл которых заключается в том, что любой вопрос разрешим, только мало времени.
При каждом удобном случае напоминает, что скоро выборы, и призывает не забыть проголосовать.
Он не стесняется жителей дома 8.
Отступив шаг в сторону, достаёт из кармана бумажный платочек.
Высмаркивается в несколько приёмов и вытирает нос.
Потом, скомкав платочек, кидает в железную урну.
Но не попадает в неё.
Пришедшие на встречу следят, что он сделает.
Никто не смеет поднять скомканную салфетку с детской площадки.
Девушки и некоторые женщины, потупив взгляд, не поднимают глаз.
Один житель второго подъезда, с расплывшимся во все стороны туловищем, первым задаёт вопрос депутату.
Получив очередную отговорку, переходит на перепалку с депутатом и после, никому не позволяя брать слово, по сути дела, ведёт свой монолог.
На нем, кроме майки, шортов и шлёпанцев, ничего нет.
Август на дворе, но вышедшие на встречу жильцы одеты опрятно, некоторые мужчины при галстуке.
Многие собрались из-за того, что с депутатом никогда не видятся.
Прийти на приём можно только по записи, а тут он сам явился!
Я, отвлёкшись на свои мысли, поглядываю на Говоруна и на депутата.
Неожиданно для себя нахожу в них сходство.
К моему удивлению, сходство делало их похожими на киргиза, на армянина, на татарина, на еврея – словом, устраивающее всех лицо!
– Капремонт вашего дома, – говорит тут депутат, – в стадии заморозки.
Сумеем найти инвестора, работа будет идти дальше!
А если нет, работа затянется, если не заморозится!
Собравшиеся жильцы вдруг встрепенулись и тут же опять притихли.
Никто не осмеливается выступить.
Даже Говорун из второго подъезда молчит.
Все смотрят на губы депутата, но и тот ничего не говорит.
Нагнувшись ниже пояса, ладонью отряхивает прилепившуюся грязь с манжет брюк и выпрямляется.
Депутат виден всем, он ростом выше всех.
Жители дома 8, сидящие на лавочках или стоящие у детских спортивных снарядов, – никто из них не равен ему.
Если встанет рядом с ним каждый в отдельности, то, может, кто-нибудь и будет выше его.
Но и тогда он будет просто жителем какой-то квартиры дома номер 8.
Однако у депутата, оказывается, есть сюрприз для жителей.
Он говорит с кем-то по телефону:
– Ну, куда вы пропали?
– Никто не пропадает! – отвечает чей-то голос по телефону. – Хотел, чтобы ты свою встречу провёл спокойно.
Собравшиеся на детской площадке жители слышат разговор, но не понимают смысла.
Я слышу тут хлопки закрывающихся дверей машины.
Оглянувшись, вижу трёх знакомых бугаев, шагнувших с ленты дороги на детскую площадку.
Впереди шагает Бугай, встретившийся нам в «Магните».
Его сопровождают два огромных парня.
Я встрепенулся, будто на змею наступил.
Никто на меня не обращает внимания.
А вот если бы заметили реакцию Люси на вновь пришедших, то сильно бы удивились.
Рая, Тамара, другие женщины, опустив голову ещё ниже, упираются взглядом в землю, не желая видеть их.
Депутат, подойдя ближе к лавке, где сидит основная масса жителей, чуть повысив голос, говорит:
– Минуточку внимания!
Позвольте представить вам нашего инвестора.
Надеемся, что он останется с нами.
Прошу любить и жаловать.
А дальше пусть расскажет сам.
И тут депутат пятится к лавке, а там места для него не нашлось.
Тогда, потеснив Говоруна, он опускается рядом с ним с краю.
Вытащив из кармана сигареты, закуривает.
На детской площадке наступает тишина.
Всем становится нервозно, многие жалеют, что зря пришли на встречу.
И тут подошедший Бугай встаёт перед жителями.
На детской площадке вдруг становится слышна одышка Говоруна.
– Меня зовут Совет, – произносит первое слово Бугай.
– Я не слышу, – кричит Говорун со своей лавочки. – Мне не понять, что вы там бормочете?
– У меня такое имя по паспорту, – повторяет он.
– При чём тут это? – опровергает Говорун. – Вы ведь не учреждение какое-нибудь?
– Мои родители, таким образом, запатентовали код своего любимого народа, – продолжает Бугай на полном серьёзе. – Таких родителей в ареале бывшего СССР было множество.
– Не знаю, не знаю, – спорит Говорун. – Я не встречал их!
– Нашего соседа, которого вчера неопытный хирург зарезал, – вмешивается в разговор Тамара Михайловна, – звали ВИЛЬ!
– Пожалуйста! – даёт пояснение тут Совет. – Владимир Ильич Ленин! Может, вы его не знали?
– Знал! – отвечает Говорун. – Три года в бассейн «Москвич» ходили вместе, как не знать? А вы спрашиваете ведь, знаю ли я его имя?
– Как же так? – говорит Николай из 110-й. – Три года плавали вместе, и не знал его по имени?
– В 20.00 приходишь. Плаваешь. В 21.00 уходишь.
Другой раз всё так же. Торс его знал, а дальше…
– Да врёте вы! – горячится Николай.
– Да, вру! – соглашается вдруг Говорун. – Помню, раз свело мою левую ногу.
Пришлось прервать плавание.
Сижу в раздевалке.
В икре ноги образовался с кулак упругий узел и не отпускает.
Он вдруг подходит ко мне и говорит:
– А ну, вытяни ногу.
Я стараюсь, а не удаётся.
Тогда он достаёт английскую булавку, и как кольнёт в узелок!
Сразу узелок развязался, и боль улетучилась.
– И тут вы спросили, как его зовут?! – говорит бугай Совет.
– Да нет же! – сердится Говорун. – Мы без имени хорошо понимали друг друга.
Имя спрашиваешь у незнакомого человека.
– Считайте, что вы были незнакомы! – заключает Николай.
– Таких имён в СССР, как я уже говорил, было множество, – продолжает своё выступление Совет. – Вот, пожалуйста:
ВладЛен, говоря иначе, Владимир Ленин,
МаркЛен, то есть Маркс и Ленин,
МЭЛИС – Маркс, Энгельс, Ленин и Сталин.
Все аббревиатуры составлены из фамилий и имён вождей пролетариата.
– Что же было скромничать, дали бы ваши родители ФИО в полной красе! – говорит Говорун: – Совет Социалистыч Союзов.
– Давайте ограничим перемалывание косточек моего имени, – говорит Бугай. – Я не гордый, любое имя с вашей стороны приму без обид. Пожалуйста!
Зовите меня Советский Союз!
Час назад тут, в вашем магазине «Магнит», кто-то окликнул меня: «Эй, совок!»
Если вам и это не нравится, окликайте меня междометием!
– Ваше имя меня так очаровало, что рискну спросить, – перебивает инвестора Говорун. – Вы меня извините, кто вы по национальности?
– Я затрудняюсь ответить на ваш вопрос, – говорит Совет. – Вот вы определите, какой я национальности.
Говорун слегка смущается.
– Загибайте пальцы рук, – говорит Совет. – В моих жилах течёт и русская, и киргизская, и еврейская, и татарская, и прочая кровь.
Меня мама родила в юные годы, а зачат был я Советским Союзом!
– Мама родная! – вскрикивает женщина со второго ряда.
– Весь Советский Союз во мне! – заключает Бугай. – Могу карту родословного дерева показать.
Кто интересуется моим происхождением, пожалуйста!
Всех смущает непомерное разоблачение Советом своих корней.
На детской площадке наступает гробовая тишина.
Даже Говорун на этот раз воздерживается от привычки приставать с вопросами по любому поводу.
В кольце двойных объятий
– Разговор теперь по существу, – говорит большой Совет. – На меня возложены расходы по капремонту вот этого дома!
Тут он прерывает своё выступление, оглядывая наш дом слева направо.
Потом с крыши до фундамента.
Жильцы, разом повернувшись, смотрят на свой дом, но дружно молчат.
– Я думаю, вы сегодня обсудили все детали предстоящей работы, – говорит Совет.
Жители сосредоточенно ждут продолжения только его выступления.
– Теперь разговор не по существу, – говорит тогда Совет. – Начался срочный выкуп квартир вашего дома.
Тут ряды собравшихся жителей будто током ударило.
Кто с восторгом, кто со страхом – все, подняв голову, впиваются взглядом в рот инвестору.
– В связи с этим я ответственно заявляю, – продолжает Совет, – кто имеет желание продать свою квартиру, я готов выплатить ему сумму по рыночной цене.
Неожиданно с места выскакивает Люся и сходу кричит высоким голосом на всю детскую площадку:
– Ах ты, басмач! – и тычет пальцем в Бугая. – Не верьте ему!
Он оконченный подлец!
Рая из 108-й квартиры, испугавшись, уговаривает соседку:
– Не чуди, Люся, ты что?
Теперь этих басмачей нигде нет.
Люся, вся бледная от злости, вновь ополчается на инвестора:
– Он – басмач! – кричит она. – Не нужны нам его деньги!
Он – вор и негодяй с большой дороги!
– Брось такие вещи говорить! – заступается теперь Тамара Михайловна. – Мне, Люся, за тебя стыдно.
С какой стати ты радеешь за нас?
Ты уж выступай от своего имени.
– Сейчас откуда басмачам взяться, – сомневается Говорун. – Я бы рад был глянуть на них, но все истреблены…
– Действительно… – вторит Николай из 110-й квартиры.
– Как это, «откуда басмачам взяться»? – говорит тут большой Совет. – Вот он я, перед вами стою!
Я – басмач, живу среди вас!
Пока вы жили, как в той песне: «Мой адрес не дом и не улица…», никто на меня не обращал внимания.
На деле мои предки были баями – богачами!
А их красные стали называть дурным словом «басмачи».
Вот всего-то навсего!
– Пардон, я не знал, что вы басмач! – говорит депутат, бросая в адрес инвестора шутку, и, встав с места, продолжает:
– А мне какое дело?
Кто за белых, кто за красных?
И те, и другие далеки от меня.
Депутат опять садится на своё место.
Люся, вскочив с места, ещё громче орёт истошным голосом, оглушая окрестности.
– Всё это – ложь! – выговаривает она между плачем. – Ложь!
Начинает плакать в голос и, указывая на Совета рукой, тараторит дальше.
Она объясняет, что знает его, потому что училась с ним на одном курсе в Институте управления.
На третьем курсе басмач был отчислен.
Собравшиеся жильцы хотят узнать, за что его отчислили.
Люся скрытничает, избегая прямого ответа.
Соседствующая с Люсей по лавочке Рая говорит тихо:
– Кто старое помянет, тому глаз вон!
Люся плачет, выказывая тем желание ни на йоту не отступать от своего обвинительного настроения.
Было заметно, что она хочет всерьёз ворошить старое.
Тогда депутат встаёт, чтобы успокоить Люсю.
Обняв плачущую женщину, прижимает её к себе.
Тут Бугай подходит к ним и обнимает Люсю со стороны спины.
Люся в кольце двойных объятий рыдает ещё больше.
Участники встречи, смутившись поведением Люси, умолкают.
Некоторые, нервно встав с мест, самовольно покидают встречу.
– Никогда не думала, что моя жизнь вот так плачевно закончится! – по-волчьи воет на весь двор Люся. – Разве теперь у меня будет нормальная жизнь?
Депутат крепче сжимает Люсю в объятиях, что-то шепча ей на ухо.
– Зачем, зачем вы, представляющие нас, власть, привели его сюда? – говорит Люся ему. – Чтобы растравить мою душу?!
Когда рыдающая Люся вздрагивает, вырываясь из объятий, депутат отпускает её.
Старания его не дают положительных результатов.
Люся плачет по-прежнему горько, то в ладоши к себе, то в жилетку депутата, не обращая внимания на реакцию окружающих.
Депутат теперь не в себе.
Трясущейся рукой залезает в карман.
Достаёт мобильный телефон и набирает кого-то.
Плачет Люся и ни на что не реагирует.
Депутат опять подходит ближе к ней:
– Так нельзя! – говорит он. – Я вызову врача, вы согласны?
Люся, тут же вытерев слезы, потом и губы, говорит, стиснув зубы:
– Не-не!
«Скорую» вызывать не надо!
Увезут, потом дома родного не увидишь.
Лучше на своей кровати эвтаназию произвести.
– Что ты мелешь? – удивляется Совет.
– Пусть едет, пусть! – криком тут опять исходит Люся, обращаясь к депутату. – Хотя бы давление померяют.
А то дозвониться до них невозможно.
Только скажите, что нет въезда к нашему дому с Волжского бульвара.
Депутат вдумчиво и медленно начинает набирать номер.
Все следят за его движениями.
Пока телефон соединяется, депутат размышляет вслух:
– Недавно я выезжал к улице Артюхиной со стороны бульвара, как они быстро всё изменили?
А почему поменяли направление движения?
Зуммер гремит по всей площадке, он слышен всем.
Никто не поднимает трубку.
Все понимают, что вызвать «скорую помощь» даже депутат не может.
– Люся! – говорит вдруг Совет. – Слышишь?
Люся встрепенулась, услышав своё имя.
Потом остолбенело застывает.
– Не возражаешь, – говорит Совет, – если мои ребята померяют тебе давление?
К ней тут же направляются оба парня, которые все время его сопровождают.
В руке у одного старенький кейс.
Люся, отпрянув назад, мотает головой:
– Ни-и-нна-до! – кричит, стиснув зубы. – Я боюсь случайного врача.
Один из них сегодня ночью зарезал здорового человека с четвёртого этажа!
Добрейшего человека, Виля!
– Ну, не мои же ребята, – говорит Совет. – Не убьют тебя!
Вот я стою рядом с тобой, Люся!
Двое парней подходят к ней, первый из них, открыв кейс, достаёт японский тонометр.
Плотно прижимает мембрану поверх рукава летнего платья Люси и начинает мерить давление.
Люся, как заворожённая, всё это время смотрит на огромную тень Совета, которая лежит головой к её ногам.
Не огласив показатели, парень, привычно быстро собрав тонометр, возвращает его в кейс.
Щёлкнув крышкой, отходит назад.
Тут депутат коротко объясняет нам значение реновации.
На детской площадке становится опять тихо.
После он обращается к оставшимся участникам встречи:
– Будут ли ещё вопросы?
Говорун берет слово.
На этот раз он ругает тех, кто ставит на ночь свои машины вокруг нашего дома.
Завершает выступление предложением организовать здесь платную парковку.
Депутат указывает худенькой девушке, сопровождавшей его, что надо записать это в протокол.
Михаил из 111-й оповещает всех, что трём собакам он купил американские намордники, а не китайские, как были раньше.
Теперь его собаки соседей не будят, на что они жаловались раньше.
– На этом позвольте завершить нашу встречу, – говорит депутат. – Мы покидаем вас.
Нас ждёт работа.
Не забывайте, через три недели выборы!
Сентябрь!
От вашей активности зависит счастливая жизнь наша и ваша!
– Минуточку! Куда вы? – кричит тут Люся с таким раздражением, что слюни вылетают изо рта. – А ремонт?!
Когда же эта кабала прекратится?
К новому витку Люсиной истерики никто не готов.
Жители группами покидают встречу.
На детской площадке остаётся всего горсточка жителей.
И они, стыдясь ссоры перед посторонними людьми, отворачиваются от Люси, смотря кто куда.
Депутат, широко раскрыв руки, подходит к Люсе, молча прижимает её к груди.
Люся хотя и даёт себя обнять депутату, обидевшись, исподлобья смотрит на него, но ничего не говорит.
Депутат прощается с нами за руку и оставляет нас на детской площадке.
Он направляется в сторону Волгоградского проспекта.
С ним рядом семенит его помощница.
Они ещё не прошли мимо церквушки, что в подвале дома 4, а Совет со своими бугаями направляется к четвёртому подъезду, что в пяти шагах от детской площадки.
На жителей, кто оставался до конца с депутатом и инвестором, встреча производит неизгладимое впечатление.
Они так поражены, что некоторые не решаются рассказать всё домашним.
Скептики говорят о встрече как очередной болтологии.
Самое ощутимое мнение имеет депутат, который понимает, что инвестор Совет перечеркнул его авторитет.
Впредь именно инвестор становится для жителей Одиннадцатой Текстильщиков спасательным кругом в бескрайнем океане.
Люсе видится плохой знак, что не смогла получить со стороны депутата быструю поддержку.
Она боится, как бы ей не пришлось ходить к Совету с поклоном.
Тут Люся видит направившихся к четвёртому подъезду молодчиков Совета.
Она не может совладать собой:
– Стойте! Не пущу! – кричит Люся во весь голос. – Немедленно остановитесь!
Её голос слышат через открытые форточки женщины дома 8 и стоящего напротив дома 7.
Взглянув вниз, они видят на детской площадке тень мечущейся женщины.
Но их не волнует это и, не придав значения крикам о помощи какой-то женщины, продолжают свои дела.
Бежит Люся, с горячим желанием быстро догнать Совета, но одышка сдерживает её.
Депутат ещё на пути к своему офису набирает местную ДПС и даёт ей задание.
Люся двигается к подъезду медленно, оберегая своё больное сердце.
Вдруг видит на углу своего дома двух автоинспекторов.
Они устанавливают новый знак дорожного движения.
По рисункам знака она понимает, что теперь машины могут ехать перед домом 8 со стороны Волжского бульвара к улице Артюхиной.
Я, открыв дверь подъезда с улицы, придерживаю её, чтобы Люся могла войти.
– Власть на меня ноль внимания! – брюзжит уставшая Люся. – Я для неё не существую!
Звонок в дверь
Смотрю на часы, семи нет.
Внуки ещё спят, да и мы с Соней на стадии просыпания.
– Кому это приспичило… – ворчу я.
Встаю, накинув на себя халат, мысленно ищу отгадку, кто бы мог это быть сейчас за дверью?
– Не открывай, – говорит Соня. – Мы спим!
Не спать – это их проблема!
Совесть совсем потеряли!
– Мы-то не потеряли… – говорю я и подхожу к двери.
Стоят двое мужчин впереди, а за ними вижу половину лица Совета.
– Ни хрена себе! – шёпотом говорю я. – Что им надо?!
В спальне и большой комнате не слышен разговор у входной двери.
– Скажите, где живёт Люся? – спрашивает Совет из-за спины своего парня, стоящего у самого глазка.
– Не-н-н-аю… – говорю я, чуть исказив свой голос.
Всем миром они, отвернувшись от глазка, дружно удаляются.
Я, войдя в квартиру, закрываю замок на два оборота.
Соне ничего не говорю, хотя она смотрит на меня выжидающе.
Тогда я, махнув рукой, даю знать, мол, ошиблись квартирой.
Соня, окончательно проснувшись, встаёт и, позёвывая, в одном халате направляется в ванную комнату.
Мне становится тревожно за Люсю.
Достаю телефонную книжку, нахожу номер её городского телефона и набираю.
Думаю, что она будет недовольна столь ранним звонком, но предупредить её всё же важно.
Тут дверь ванной открывается.
Вижу голову Сони, смотрящую прямо на меня.
Городской телефон установлен в прихожей, ей тут легко слышно и видно.
Мне вдруг за свой поступок становится неловко и, не дождавшись ответа, бросаю трубку на рычаг.
– Я тебе помешал? Прошу прощения…
– Не мне, а тебе кто мешает сейчас? – спрашивает Соня.
– Надо Люсю предупредить… – начинаю я.
Соня вдруг запускает в меня мокрой мочалкой!
Мочалка, шлёпнувшись о левое плечо, там так и остаётся.
Брызги тёплой воды, облив мою шею, заставляют меня инстинктивно сжаться.
Соня с грохотом закрывается в ванной.
Внук выходит из своей комнаты, недовольный тем, что мы громко разговариваем у его двери.
Из своей комнаты выглядывает и внучка:
– Сегодня дед и бабушка рано начали шуметь! – говорит она.
Опять звонок в дверь.
– Что за дела?! – говорит раздражённо из ванной Соня. – Откройте, кто поближе к двери!
Я думаю о Соне, как бы не завести её.
Тогда успокоить жену будет нелегко.
Интенсивными шагами подхожу к глазку, а там опять Совет со своими людьми.
Вдруг впереди стоящий бугай, отворачиваясь, говорит:
– Ой! Ошибся!
Я на этот звонок уже нажимал.
Он удаляется, и за ним все остальные.
Соня ждёт моего ответа из ванной.
– Опять тот же тип! – говорю я.
– Не врёшь? – спрашивает Соня с ухмылкой в голосе. – Ты хоть к двери подходил или, стоя тут, придумал?
– Подошёл-подошёл! – говорю я. – Не успел спросить.
Они, похоже, ошибочно повторно нажали на звонок.
Сами ушли. Придумывать тут нечего…
Мой ответ окончательно выводит Соню из себя.
– Не дали человеку спокойно принять душ, – говорит Соня и с сердитым видом уходит в спальню.
Я пожимаю плечами, а потом добавляю:
– Хозяин Совет проводит обход своей вотчины… – говорю я.
Но меня эти слова вдруг самого обжигают.
Я столбенею оттого, что Соня появилась опять на пороге.
Она с вытаращенными глазами смотрит на меня:
– Опять обобщаешь?! – говорит строго.
– Я в глазке дважды видел Совета! – говорю я. – Он ходит, чтобы таким образом уломать непокорных жильцов!
Они мешают его продвижению к своей цели.
В это время в наше окно стукает камушек.
На этот раз подходим к подоконнику оба.
– Квартира Люси от вас направо или налево? – доходит до нас знакомый мне голос.
Соня, одним движением руки зашторив окно, схватив меня за руку, пятится назад.
Останавливаемся в центре комнаты.
Отсюда нас не видно с улицы.
Соня не участвовала во встрече с депутатом.
Поэтому к моим рассказам до сих пор относится скептически.
– Где живёт Люся? – повторяется вопрос с улицы.
– Квартира за лифтом! – говорю я громко, чтобы им было слышно.
Через щелину штор видим, как Совет и его люди направляются налево.
– Люся! Открой дверь! – слышится тот же голос теперь оттуда. – Мы играть в прятки не собираемся!
Взрослые люди так себя не ведут!
Открой, слышишь?!
– Что происходит? – говорит Соня в недоумении. – Кто эти люди?
– Новые господа… – говорю я.
– Что это значит, «господа»?! – не врубается Соня. – Ты в своём уме?
– Хозяин нашего… дома… – говорю я.
Соня, вдруг поверив моим словам, умолкает.
Но продолжает делать вид, что не понимает происходящего.
Переходим в спальню, и тут Соня задаёт свой первый вопрос, потом второй, потом следующий…
Я ответ держу по своей догадке, появившейся после встречи с депутатом.
На этом мы завершаем спор, хотя, как всегда, и на этот раз точку ставит Соня:
– Почему мне об этом не говорил?
На пороге нашей комнаты показываются внучка и внук и молча смотрят на нас, не крепко ли мы собираемся ругаться.
Любой наш разговор на повышенных тонах внуки воспринимают как начало скандала.
Я и Соня, увидев их на пороге, усмиряем свой пыл, горячность своих речей, тогда они уходят.
Я, открыв страницу Манаса, по просьбе сына продолжаю работу по его развёрнутому пересказу.
Но мои глаза смысла написанного не воспринимают.
Тогда, закрыв великую книгу и компьютер, беру в руки «Калевалу».
Но и её тоже откладываю в сторону.
Вдруг доносится из спальной голос Сони:
– Ой, не могу! – говорит она, при этом хохочет. – Выдумывай да меру знай!
У нас под боком дети!
Отец!
Что ты мелешь?!
Соня иногда считает меня сочинителем от нечего делать.
Об этом не говорит открыто, но в уме держит.
На деле я получаю в месяц около двадцати тысяч, Соня зарабатывает больше.
Поэтому она всегда побеждает в споре со мной.
На этот раз, рассердившись на постоянное неверие в мои слова, обзываю её Фомой Неверующим.
Она, в свою очередь, меня – жалким сочинителем!
Соня вдруг понимает свою ошибку и неожиданно замолкает.
Я знаю, что теперь она будет долго молчать, пока не всплывёт у неё на поверхность хорошее настроение.
Так мы наказываем друг друга.
Я сижу за столом в большой комнате.
Круглые часы тикают в тишине, громче обычного раздаётся каждый их удар, обрывая мои мысли.
С улицы опять слышу разговор удалого Совета со своими парнями:
– Послу-у-шай! – говорит Совет им. – Вот что я заметил!
Этот чудик – хитрец!
Или больной!
Как это он не знает Люсю, живя по соседству?
Если она действительно соседка.
Чо он, дебил?
Да знает он!
Знает, в какой квартире Люся днюет и ночует.
Он прикрывает её!
Сам прикалывается, делая из себя дурачка, чтобы обмануть нас!
Тут у меня в голове пробегает новая мысль, и я выкладываю её открыто Соне:
– Этот новый богатей вживается в свою роль… – говорю я. – В нашей жизни он отсутствовал более 70 лет!
И утратил все прежние свои премудрости управления нами…
А за это время мы тоже стали непослушными сорванцами!
Раскрепостились.
Да ещё как раскрепостились!
Причина?
Столько время нас власть советская оберегала!
Не давала буржуям притеснять нас!
Теперь у господина Совета задача: нас, уже непокорных, приручить заново…
И тогда мы будем слушаться его, как прежде…
– Бред какой-то! – говорит Соня. – Ты это о ком?
Вдруг стук в нашу дверь.
Грубый и безо всяких приличий.
Моя семья, все, кто есть дома, собираются в большой комнате.
Внуки реально испугались, они такого вероломного стука никогда не слышали.
У Сони глаза полезли на лоб, жестом указывая мне – иди, узнавай.
Я иду встречаться с бузотёром.
Моя семья остаётся за дверью с тревогой в душе.
Я не успеваю открыть дверь:
– Ах ты, предатель! – орёт Совет на меня. – Душман!
– Ё-моё! – только успеваю выкрикнуть я.
И, заломив мою руку, Совет рывком вытаскивает меня из тамбура.
Я в мгновение ока оказываюсь рядом с ними.
Ощущаю только, что рука бугая оказывается сильнее, чем я предполагал.
– Найди квартиру Люси! – кричит мне он. – Её надо как следует затр…ть!
– Такую команду кинологи дают своим питомцам… – говорю я, чтобы как-то разрядить обстановку.
– Пошёл вон! – говорит Совет и больно подталкивает меня в спину. – Живо!
Я понимаю, что этот господин ставит меня на колени.
Я молча подвожу их к двери 113-й, что за лифтом.
– Мы уже тут были, – говорит телохранитель Совета.
Бугай молча нажимает на кнопку звонка и не отпускает её.
Через некоторое время дверь отворяется.
К нам выходит сама Люся.
Совет, умело отодвинув Люсю с дороги, входит в квартиру, за ним туда же его товарищи.
Тут Люся начинает биться в истерике.
Крики о помощи ей не помогают.
Очнувшись, наконец, она рванулась за ними.
Как только она оказывается в квартире, кто-то запирает её дверь изнутри.
Я стою на лестничной площадке в полной растерянности.
Сразу раздаются крики Люси:
– Полиция! Полиция! Помогите!
Я стучу в дверь, сопровождая свои удары сиплым от волнения голосом:
– Что вы вытворяете?! – кричу во весь голос. – Немедленно прекратите безобразие!..
Сейчас же наберу полицию!!!
Вдруг отворяется дверь, и оттуда выходит один Совет.
Его горячее дыхание ударяет мне прямо в ноздри:
– Чудик!!! – говорит он угрюмо. – Ты чо тут шумишь!
Ты чо?!
Хочешь Люси?
У меня зарок на ней жениться!
Понял, мудак!
Не отдам тебе её!
Отвали, не порть мне фарты!
Я, заворожённый таким напором, смолкаю.
И тут он говорит:
– Хочешь, чтоб охрана спустила тебя с лестницы?
Я улавливаю сказанное и, вынужденно попятившись назад, двигаюсь спиной в сторону лестницы…
