СЫН
Я полчаса играл в бильярд с сыном.
Азарта не было, но успокоил душу долгим хождением вокруг стола.
Вдруг у него кикс.
Берёт шар рукой, ставит ближе, и опять кикс.
Сын молча уступает мне очередь. Расстроился.
– Может завершим? – спросил я.
Сын ничего не ответил. Установив кий на стойке, вернулся к столу и сказал:
– Утром не надел линзы, чтобы успеть на встречу с тобой. Это даёт о себе знать.
– Понятно, – говорю я.
Я тоже установил кий на постоянное место нахождения в вертикальном положении.
Мы пошли гулять на улицу.
– Ладно, па, пойдем к твоему любимому утиному пруду, – говорит сын. – Там свежего воздуха больше, чем здесь у Волгоградского проспекта.
– Мне хочется больше двигаться, – говорю я.
– Будем гулять, – ответил сын, идя рядом со мной нога в ногу. – Это лучше, чем бильярд.
– И тут движение по кругу, и там. И всё время на ногах, – говорю я. – Ведь я с тобой гулял, когда тебя можно было носить на руках. Теперь при надобности ты можешь меня поднять.
– Эта правда, – согласился сын. – Видел себя на фотографии в Абрамцеве.
Ты держал меня на руках.
– А теперь я тебя и твою сестру всё время ношу в сердце, – говорю я.
– Смотри, какой у меня па великан! – пошутил сын. – Ты у меня, па, не умеющий уставать богатырь!
– Да, сынок, – говорю я. – Кто имеет глаза, видит и другое.
– Па-ап, ты лучший в своем возрастном сегменте, – говорит сын. – Не дадим тебе опуститься ниже этого уровня.
Сын, положив руку мне на плечо, крепко прижимает потом руку, да так и оставляет её на моём плече.
Дальше таким вот образом шагаем вместе.
От сына слышен запах зрелого мужчины. Я перед выходом побрился и освежил щеки туалетной водой Alan Bray. Думаю, запах от меня тоже, наверное, доходит до него.
– Знаешь, я давно хотел спросить у тебя об одном тревожащем меня вопросе, – говорю я.
– Что за вопрос? – интересуется сын.
– Инфекция Ковид, – отвечаю я.
Мне развернуть свои мысли на ногах не хотелось, и я замолчал.
Чувствую, что сын ждёт моего рассказа.
– Когда я узнал о ней кое-какую информацию, сразу же появилось подозрение об её всемогущей силе.
– Испугался? – говорит сын.
– Ни капельки, как вы маленькими отвечали мне, – говорю я. – Но душа не лежит. Хочу поверить, а не получается.
Мы вошли в парк с прудом.
– Удивляют её масштабы действия – ни больше, ни меньше на весь мир, – говорю я. – Мы ругали местную власть, что она подкручивает гайки, но очень быстро пришлось мне отказаться от своих представлений. Не власть виновата, а Ковид.
– Ты не заболел, па? – спросил сын с испугом.
– Слава богу, никто не заболел, – говорю я. – Но я не могу видеть, когда любые указания, связанные с Ковид, люди покорно выполняют.
Тут одним моим саботажем положение не поправить.
Смотри, как страх захватил всё живое.
– Получается, ты, па, стушевался не от Ковид, – говорит сын, – а от ложного страха.
– Именно! – отвечаю я. – От моего бесстрашия ничего не осталось.
У меня семья, ради неё костьми лягу у порога и встречу любое испытание судьбы, только бы все были живы-здоровы.
– Тебе надо пройти тестирование, – говорит сын.
– Что ты, сынок! Ни в коем случае, – отвергаю я сходу. – Никаких прививок и других процедур тоже без надобности не буду делать.
– Ну, па, тогда не бойся и живи, как жил, – успокаивает сын. – Зачем волноваться.
– Случаем ты не хочешь, чтобы папа захворал?
– Нет! – говорит сын.
– А что тогда? – говорю я. – Загоняешь меня в угол?
– Что такого тебе сказал? – спросил сын. – Я только о твоём здоровье думаю. Мы на минуту замолчали.
Похоже, несходство мнений охладило его интерес к разговору.
Сын снял руку с моих плеч и сплюнул на асфальт.
Я, отойдя от сына на шаг в сторону, ощутил некое смущение от случившегося у нас разногласия.
– Дело не в Ковид-дыре, – говорю я. – Об этом все разумные люди догадываются.
– А в чём? – спросил сын.
– Новая цивилизация выдвинула вперёд цифровые технологии.
Они в свою очередь родили IT-корпорации, обеспечив нас цифровыми услугами.
Сын задумался, тогда я спросил:
– Как биткоин себя ведёт?
– Установил новый исторический максимум, такого взлёта у него ещё не было, – ответил сын. – Это меня радует больше всего.
– Я тоже рад, – сказал я. – Будь у меня средства, тоже бы приобрел валюту новой цивилизации.
– Не стоит делать этого, па, – сказал сын.
– Неплохо было бы иметь валюту, которая не теряет своей ценности, – говорю я и добавляю, – от этого только выигрыш.
Хотя будь у меня деньги, скорее приобрел бы доллары.
– Доллары пойдут вниз, – отвечает сын.
– Аналитики видят перспективнее биткоин или доллары? – спрашиваю я.
– Перспектива у доллара, – продолжает сын. – Старая валюта. В мире выпущена и крутится огромная масса их.
Нет континента, где бы не признавали доллар.
Что касается биткоина, он не признан даже в нашей семье.
– О чём мы тогда толкуем? Не значит ли, что биткоин – перспективная валюта, да у членов нашей семьи, – говорю я.
Сын слушает, но, ничего не сказав, продолжает шагать со мной рядом.
– Тебе не холодно, па? – спросил вдруг он.
– Ни чуть, – ответил я и добавил. – Ощущаешь холодок?
Я подошел к лавке у дороги и опустился, за мной последовал и сын.
Тут я вспомнил прошедшую на днях встречу сына с друзьями и спросил:
– Гости как восприняли твою новизну? – говорю я.
– А-а… – тянет сын, потом молчит и опять тянет, – а-а, – тянет и лишь после отвечает:
– Нет, это не новшество, па.
Сейчас в цивилизованном обществе неприлично приглашать в гости людей, чтобы они хорошенько поели да погудели от выпивки.
Такое может быть только в среде, где недостаток еды.
Европейцы отказались от такого несуразного подхода давно.
Поэтому там, когда человек идёт в гости и, если он голодный, то может взять из дома свой ужин.
Также может просто посидеть среди друзей, поболтать, потанцевать и уйти.
В первом же случае человека вынуждают быть среди гостей за свои деньги.
Такое может случиться у тех, кого в современном мире принято называть «не цивильными».
Что касается моего вечера, то он прошел нормально.
Пришли, заплатили сами за себя, столы были заказаны до глубокого вечера.
Сидели долго и разговоров было предостаточно.
– Вижу, мой вопрос задел тебя слегка, – говорю я. – Я что-то не то спросил?
– Нет, па! – отвечает сын. – Это тебя не касается, – и продолжил:
– Собрались в баре «Лиля Брик».
В назначенное время я встречал гостей, рассаживал их по требованию времени Ковида.
Был шведский стол. Кто-то заказал себе полный обед с горячительными.
Кто-то проводил время с кружкой пива.
А разговоры разговаривали, сколько душе угодно.
Потом одни уходили, подходили другие друзья и, с ними ещё люди.
– То, что начинаешь новую традицию, это хорошо. – говорю я. – А какой смысл был в твоем начинании?
– Надо было повидаться, – ответил сын. – Сегодня главное богатство – в общении, лицом к лицу.
Теперь состоятельные люди ради общения с нужными людьми жертвуют своим личным временем.
Они отключают все свои телефоны, интернет, чтобы быть с друзьями или партнёрами наедине.
Одним словом, па, сейчас уважающие себя люди учатся жить в невидимой зоне от массы.
– Я понимаю, – говорю я. – Идёт возврат к старым устоям.
Мне жалко малограмотных рядовых трудяг, новинка в первую очередь ударит по их карманам.
– Страх сидит в тебе, па, а инфекция – просто повод.
– Зачем тогда настаиваешь, чтобы я сдал тест? – спросил я.
– И потом, па, ты не переживай за людей, которые не знают о твоём сочувствии, – говорит сын. – Выглядит со стороны неумно.
У тебя есть мы, вот тут утки на пруду…
Сын встал, за ним и я.
– Ну что, уходишь? – спросил я.
– Успеть на тренировку надо, – сказал сын. – Зайти надо домой, надеть линзы.
– Как же с переложением Манаса? – спросил я. – Ведь осталось завершить.
– Будет сделано, па, не переживай, – ответил сын.
Мы обсудили с ним объем работы над текстом и некоторые трудности перевода.
– Теперь мне пора, па, побереги себя, – сказал сын.
– Спасибо за визит, – сказал я. – До свидания!
Сын энергичными шагами направился к выходу из парка.
А я, прогуливаясь по берегу утиного пруда, взглядом следил за движением сына.
КАФЕ «СЫТЫЙ КАРАСЬ»
Вижу ко мне навстречу идут завсегдатаи прогулок – Артём и Юрий.
Они живут в нашем же четвёртом подъезде, только на верхних этажах.
Я слышу, спорят: Ковид опасен или не опасен.
Оба в бомберах, накинутых на рубашки. Юрий ещё повесил галстук.
Артём в бейсболке, Юрий без головного убора.
Оба в джинсах и старых кроссовках.
– Здрасьте, – говорит Артём.
Я с ним, потом и с Юрием здороваюсь за руку.
– Решили-таки вырваться на свободу? – говорю я.
– Свободу у нас никто не отнимал, – отвечает Юрий.
– Хорошо-то, как, – улыбается Артём.
Единым шагом двигаемся по берегу утиного пруда.
Тут Артём, указав на кафе за дорогой, говорит:
– Сколько живу тут, ни разу не бывал в этом кафе.
Кто-нибудь из вас побывал там?
– А вы имеете с собой маску и перчатки? – говорю я.
Оба проверили карманы, но ничего не ответили.
– Мы попросим официанта, чтобы сделал исключение, – говорит Юрий. –У нас чекушка с собой без закуски. Нам нужны только рюмочки.
В кафе, оказалось, посетителей –никого.
Один официант стоит у входа.
Он молча пропустил нас, другой – за стойкой, бокалы протирает.
– Во-от, – позёвывая произнёс Юрий и, опустившись на стул, тут же прикрывает глаза.
– Ну, как живётся? – спрашивает Артём меня. – Инфекция не надоела тебе, или ещё можешь?
– Мне надоели ограничения в передвижении, – отвечаю я.
Тут Юрий, вытащив чекушку из кармана, со стуком поставил её на стол.
Стол сервирован чистенькими приборами, на тарелках свежие салфетки, четыре бокала.
Я сижу, погруженный в свои мысли.
Думаю, дай расскажу друзьям о стычке с тем неприятным типом.
Тогда я смогу идти с легким сердцем к жёнушке.
Ведь она не видела, когда мы скрестили мечи на зеркале воды бассейна.
– Расскажу вам, друзья, откровенно, чужим бы не посмел, – начинаю я. – Как разумеете, так и скажете.
– Тайну беречь лучше вместе, – басит Артём, потом смотрит на Юрия.
Я понимаю настроение друга, но понимаю и то, что вместо меня им кто-то может передать о моём позоре.
– Как прекрасная Соня поживает? – спрашивает Юрий.
Они склонили голову на кулаки свои и думают, что я буду говорить им шёпотом.
Я начинаю сходу придумывать что-то, но и тут боюсь, как бы друзья меня не поймали на лжи.
– Когда же он принесёт нам рюмки? – говорит Юрий.
Я замолчал, тогда Артём говорит мне:
– Успокойся, дыши глубоко. Просто расскажи, что там случилось?
– Я вошел в лифт, а там две девушки, – начинаю я.
– Они набросились на тебя и давай, скидывай портки! – переиначивает мои слова Юрий и гогочет. – А потом гаркнули на тебя: эй, Йети, давай!
– Не-не! – протестую я. – Они хотели узнать мои паспортные данные.
Утром встаю, а жена, оказывается, плохо спала из-за того, что я во сне ворочался.
– Они пришли к тебе в постель? – хохочет Юрий. – Обозвали тебя Йети?
– Я вам, двум дуракам, хочу рассказать о реальном случае, а вы ржёте и не даёте мне досказать, – говорю я. – Не буду дальше, продолжите сами, своим умом.
– Сделай одолжение, побереги свои бесценные секреты на потом, – сказал тогда Юрий. – У нас и так голова полна всякими небылицами, так что твою историю хранить не будут.
– Я переживаю, а вам хахоньки да хихоньки, – говорю сумрачно, поворачиваясь к ним спиной. – Никому не могу рассказать, оттого мне обидно.
– Что-что? – гаркнул тут Артём и начал безудержно хохотать, так сильно, что к нему присоединился и Юрий с таким же развесёлым смехом.
Тогда и я захохотал с ними вместе.
Больно забавно выглядели хихикающие старцы в кафе, где их не хотят обслуживать.
Тут Артём окликает официанта, всё время стоящего к нам спиной и смотрящего на улицу:
– Вы не видите, что мы уже тут? – говорит требовательным тоном. – Примите заказ и принесите три рюмочки.
Но официант спокойно поворачивается к нам и говорит:
– Без масок не обслуживаем, – и добавляет. – А теперь, прошу, покиньте зал.
– Не пойду я никуда! – обиженным голосом вскрикивает Юрий.
Официант, подойдя к нему, как-бы случайно наступает ему на ногу.
Хамство официанта действует на меня ошеломительно.
– Не выбросишь же стариков за порог своего заведения? – говорю я тихим голосом.
Тут официант, чихнув в мою сторону, также тихо отвечает:
– Старики должны сидеть дома и ждать, когда кухарки подадут им еду, а не хорохориться тут.
Нам крыть нечем, все злобно замолчали.
Тогда официант, резко повернувшись ко мне:
– Что ждёте? – обращается громко. – Когда подадут утку по-пекински?
Мы все скованы таким обращением, но сказать нам тоже нечего.
Тут в нашу сторону направляется второй официант с отвислым животом, упакованный в белое с ног до воротника, поэтому медленно двигается.
Он кивком головы показывает другому официанту:
– В таких случаях делаешь вот так, – говорит ему же.
Затем, одним рывком сдёрнув скатерть, оголяет наш стол.
Приборы, даже бокалы остаются на столе, только чекушка валится на бок.
Далее она катится по столу и, дойдя до края, падает.
И тут Юрий, вовремя подставив руку, перехватывает её и бросает себе в карман.
Только на столе остаётся мокрый след.
Официант, скомкав скатерть в руках, направляется к стойке, при этом замечает громко:
– Когда же вас чертей на убыль пойдёт?
Спина уходящего официанта скрывается за стойкой.
Мы, опираясь о плечи друг друга, встаём и направляемся к выходу.
Вялыми, оттого медленными шагами переходим ленту Люблинской и заходим на территорию нашего пруда.
– Им бы обслуживать кыргызов, – бросает Юрий в сердцах. – Привели бы их в чувство, как разговаривать со старшими.
– Здесь даже мои кыргызы бессильны что-либо сделать, – говорю я. – Сегодня правит балом инфекция Ковид-дыра!
Оба вдруг замолчали.
– Маску всё же надо было надеть, – говорю я. – Карантин объявили не они. Боятся, закроют их кафешку.
– Тоже мне, – говорит Юрий, – руки мойте, будто ребёнку напоминают мне.
Не приближаться к человеку ближе полутора метра.
Не гулять дальше 200 метров от дома.
Такие дурацкие требования вдолбили в мозги у людей.
И, послушайте, кто об этом говорит?
Сам государь учит меня. Представляете?
Мы молчим, тогда Юрий продолжает развивать свою мысль.
– Для меня это туманная напраслина.
Зачем? Отчего вдруг такой ажиотаж?
Требование к чистоте тела и рук должно быть адресовано к тем, кто не умеет читать и писать.
– Вынужден крамольную мысль излагать, без обид и без права передачи, – говорю тогда я. – Тут мы, три дурака, хотим решить судьбу человечества.
Но при всём при том, что происходит в мире, я, например, толком не знаю. Юрий тоже не понимает. А ты, Артём, видать, знаешь?
Расскажи нам.
– Ты, Йети, так думаешь? Ну, что же? – начинает Артём. – Пишут о создании инфекции Ковид открыто.
– А почему раньше не придумали эту бадягу? – вмешивается Юрий.
– Думаю, власть предержащие встретили на горизонте что-то сильнее себя. Конкурента, – продолжает Артём. – Появление предприятий-IT или, как по-простецски называют, айтишников стало причиной.
Потому как айтишники стали влиять на умы общества больше, чем пустые окрики и репрессии властей.
Вот подумайте сами, у одного только Facebook’а роятся больше 2,7 млрд человек.
А таких корпораций десятки, если не тысячи.
Любую информацию или ответ на любой вопрос сходу можно найти у них.
Самое важное, IT-корпорации работают доступно, быстро и слаженно.
Обман или пустые обещания выводят на чистую воду, потому как принцип работы айтишников – завоевать доверие каждого пользователя.
В минувшем году IT-компании были притянуты к политическим конфликтам.
– Мы в курсе дела, – говорю я. – Большая политика не ночевала у нашего утиного пруда, она где-нибудь на берегу Бело-Чёрного или Средиземного морей.
– А мне остаётся какое море? – говорит Юрий.
– Тебе Красное или Жёлтое, – отвечаю я.
– Ух, это, Йети! – говорит Юрий. –А какое желание сам имеешь?
– По мне так не было бы войны, да выборы во всех странах проходили честно!
– А почему во всех странах? – говорит Артём. – Тебе мало одной родины?
Ты двойную игру хочешь вести, сукин сын?
– I am a Russian citizen, but I am of Kyrgyz ethnicity, – отвечаю я.
– Чо ты сказал? – пригрозил тут Юрий.
– Обратного пути нет, говорит он, – отвечает за меня Артём. – Суть одна, её на разрежешь.
– Тут одна тётка в конторе, – говорю я, – заполняет бумагу и попутно спрашивает меня: «Кто вы по национальности?»
– По паспорту, конечно, – отвечаю я.
А мой паспорт у неё в руках, по нему она заполняет бумаги.
– «Тут не указано», – говорит она.
– Тогда я могу не называть свою национальность, – отвечаю я. – Хотите назову: я по национальности – кыргыз!
– «Не верю, – говорит и добавляет: – Надо сказать: я – россиянин».
Дальше продолжает стучать по клавиатуре компьютера.
– А ну расскажи, – удивляется Юрий, – где и кто тебе указал, что ты не наш, и всё такое.
– Где-где? В Караганде, – говорю я. – Красивым, счастливым, то мои мысли не нравятся, то моё имя, а за глаза – моя фамилия не нравится, мои волосы, мои глаза, моё произношение…
– Твой поворот головы мне нравится, – хохмит тогда Артём. – А вот, умничанье твоё, бесстыдник, мне не ндравится.
Юре ндравится али нет, не знаю.
Думаешь, вот так поговоришь, и мы сразу же тебя и зауважаем?
А шишки с перцем не хочешь?
– Меня бы добрым словом кто упомянул, – говорит тут Юрий. – Кроме злобы и ненависти, ничего.