Murav K.A
Спящий мир
– Я сколько не жрал? Две недели? Как не хотеть-то?
Ихтар пожал плечами, положил руки на колени и мечтательно улыбаясь, воззрился на воду. С озера пополз туман, и на берег неспешно навалилась темнота.
– И что дальше? Так и будем тут сидеть? – не выдержал Ингвар.
– Думаю, да, – отрешённо кивнул миротворец. – Созерцание – лучший способ познания, а мир грёз хочет быть познанным.
«Похоже, брат-миротворец конкретно преисполнился чего-то, надышавшись дыма», – подумал Ингвар и решительно поднялся.
– Не собираюсь тут на затхлое болото смотреть. Я жрать хочу. Пойду, поищу чего.
Ихтар пожал плечами.
– А может, посидишь всё-таки?
– Нет. Всё. Я пошёл. – Ингвар сделал шаг от костра. – Ухожу, говорю.
Ихтар кивнул.
– Ты уверен, что остаёшься?
Снова кивок. Ингвар мысленно махнул на него рукой – не силой же тащить.
Едва он отошёл от костра, небо посветлело, песок сменился пересохшей землёй с изредка торчащими из неё сизыми травами. Ингвар обернулся и не увидел ни костра, ни озера, ни Ихтара. Он от чего-то не удивился этому, лишь раздражённо пнул попавшийся под ногу камень.
Еды в мире грёз так и не нашлось: ни дичи, ни плодовых деревьев, ни даже ягод, на худой конец. Только трава сливового цвета, колыхавшаяся от ветра, иллюзии да туманы. Странный мир. Он выглядел вполне пригодным для жизни: была здесь вода, почва и воздух, но ни одной живой души, лишь белые призрачные существа – эспириты сновали вокруг целыми стаями. Сначала они держались на расстоянии, видимо, опасаясь пришельца, но затем осмелели и то невзначай пролетали над Ингваром, то перебегали ему дорогу. Все бесплотные твари были разные: крылатые, ползучие, с извивающимися белёсыми телами и острые, что придорожные камни. Ингвар не замечал призраков, и они настолько обнаглели, что устроили вокруг него хоровод, вынуждая остановиться.
– Чего надо? Я вам не принцесса из сказки. Танцевать и петь с вами не буду, – объявил Ингвар.
Эспириты замерли, словно удивившись, что этот странный пришелец, состоящий из плотной материи, умеет разговаривать, и из глоток их раздались причудливые звуки: одни забубнили, пародируя человеческую речь, другие закричали, подобно птицам. Некоторые из эспиритов приняли облик людей и заговорили на незнакомых языках, пытаясь что-то объяснить или о чём-то попросить его.
– Я вас не понимаю! – перекричал их Ингвар.
Тогда они потянули к нему руки и щупальца, словно подзаборные попрошайки, требующие то ли выпивки, то ли денег. Ингвар шарахнулся от них и побежал. Дурные призраки все кричали и вились над ним, на дороге вырос и сомкнулся ельник, перекрывая до того широкую тропу, забился, ударяя лапами в лицо, цеплялись за одежду; земля сменилась топким болотом, ноги потяжелели, увязая в ряске. Ингвар не обращал внимания на преграды, и наконец призраки отстали. Пялясь в болотную тину, он пошёл вперёд, и каждый шаг сопровождался чмоканьем ила, заползавшего в его ботинки, а болото засасывало его всё глубже и глубже в трясину.
Ихтар. Мир грёз
– Ты уверен, что остаёшься? – спросил солдатик.
Ихтар кивнул. Что-то засвистело в воздухе, и резко брошенный камень зашлёпал по воде. Миротворец взглянул на озеро: остались только круги на лиловой глади, и обернулся на Ингвара: ушёл.
Тогда Ихтар переполз поближе к воде и принялся выстраивать башенку, пытаясь сбалансировать прибрежные камни между собой. Он часто занимался этим на Тетре, такая практика помогала отвлечься от мыслей и создать своими руками что-то красивое и в то же время мимолётное, смываемое первым же приливом.
Следовало выбирать камни, подходящие по текстуре, и уравновешивать, ставя друг на друга. От холодной воды стыли пальцы, а башенка падала, не желая замирать в гармонии. Ингвар, как тот брошенный камень, всколыхнул Ихтара своим пробуждением и исчез, оставив после себя взволнованную рябь. Пока Ихтар досадовал на солдатика, он не заметил, как к нему подкрался эспирит, по виду напоминающий трёхглазого оленя, и заинтересовался его шляпой: похоже, его привлёк звон бубенчиков. Ихтар улыбнулся и отбил простенький ритм по полям шляпы. На звук из воды вынырнули духи-рыбы и, шлёпая плавниками, словно замурлыкали в такт. Олень, ткнувшись мордой миротворцу в нос, прошёл через него насквозь. Чувство было такое, будто Ихтар открыл окно среди зимы и вдохнул снег, летящий в лицо. Вслед за эспиритом оленем через Ихтара прополз пернатый змей, затем рыбы взвились из озера, и ещё кто-то, и ещё. Ихтар уже не помнил, он просто сидел, пропускал через себя души колосьев, колышущихся на ветру, последнего закатного луча, лягушки на весеннем болоте и улыбался. Так шли часы, дни и недели.
Эспириты насторожились, выводя Ихтара из транса. Из тумана вывалился Ингвар. Не успел Ихтар обрадоваться, как тот, пошатываясь, словно пьяный, направился к костру и рухнул лицом вниз. Ихтар ощутил содрогание земли. Подняв нос к небу, миротворец заметил, что сегодня особенно туманно. Вокруг него возвышалось около сотни башенок из камней, сбалансированных так, будто их насадили на металлические штыри. Он только решил, что Ингвар опять проспит несколько дней, как тот простонал:
– Ненавижу это место. Сколько меня не было?
– Пару недель.
– Не может быть… Я шарашился там минимум пару месяцев!
Ихтар приподнял шляпу, поглядывая из-под полей на солдатика, и решил поделиться своей радостью:
– Мне кажется, я соединился с миром грёз. Он говорит со мной, передаёт волнение и свои ощущения…
– И как выбраться от сюда, ты у него спросил? – перебил Ингвар.
– Да к чему?
Ингвар не ответил, лишь одна его бровь скептически приподнялась, а в глазах мелькнуло разочарование, смешанное с нетерпением. Миротворец, поджав губы, отвернулся к костру: он заподозрил, что его спутник вовсе не смирился с их новой жизнью. Хотя… этого следовало ожидать. Неподготовленный разум обычного человека, даже прошедшего инициацию духов, вряд ли был способен привыкнуть к такому странному месту.
Ихтар вздохнул и, выглянув из-под полей шляпы, уже с сочувствием покосился на Ингвара, и вслух произнёс:
– Нам не выйти, Ингвар. Я думаю, мир грёз хочет наладить общение, а не навредить.
Ингвар повернул к нему голову, так и лёжа на животе. К щеке его прилип песок.
– Да? Не похоже. Меня он с ума сводил, облепив этими эспиритами. Они что-то говорили, требовали, я не понял, и мир грёз решил утопить меня в болоте.
– Он хотел поговорить с тобой. Расслабься и попробуй впустить его в себя.
Ингвар уселся и постучал пальцем по лбу:
– Кого?
– Мир грёз.
– Мы говорим о нём как о живом. Да?
Ихтар с досадой уставился на башенки из камней. Ингвар не желал и малость прислушаться к нему. Глубокий вдох и выдох. Колокольчики зазвенели на шляпе.
– Просто дыши им, пропусти через себя.
– И не проси. Он меня не получит.
Ингвар. Мир грёз
Ингвар не мог долго сидеть у костра и слушать просветлённые речи всепонимающего Ихтара, поэтому снова отправился на разведку. Эспириты присматривались к нему и кружили вокруг, но теперь Ингвар знал, чего хочет мир грёз: забраться в него, как в Ихтара, съесть его душу. Но нет, так легко этот гад его не получит.
Ингвар заметил, как за острозубыми горами проступил силуэт гигантского оленя, чьи рога с лохмотьями содранной кожи подпирали небо и нанизывали на себя облака. Ингвар подумал, если этот зверь поднимется на дыбы, голова его прорвёт купол неба и уткнётся в звёзды. Олень не мог заметить Ингвара, ведь тот по сравнению с ним был крошечным и, верно, сливался с пылью, однако дух обернулся в его сторону. Три светящихся глаза уставились будто ему в душу, изучая её и отыскивая в ней незаживающие раны. Ингвар первым отвёл взгляд и тут же заметил поваленное дерево, на котором сидела его мама.
Он подошёл к ней. С их последней встречи прошло почти восемь лет. Сейчас мама сидела перед ним, как живая, и разрезала конверт: письмо либо про отца, либо от отца. Сердце маленького Ингвара всегда замирало: а вдруг там напишут, что папа погиб? Но нет. Перед мамой возник семилетний Ингвар. Она улыбалась:
– Папа прислал нам денег. Теперь мы сможем отложить их тебе на колледж.
– Мне? А может, лучше купим механического паука? Как у Артура, такого, на длинных ножках, который умеет ползать по стенам, – с надеждой спросил маленький Ингвар. – Ведь до колледжа ещё та-ак долго ждать.
– Долго. Но колледж и стоит дорого. Что ты выберешь? Учиться строить роботов или погибать от выстрелов овейн?
Маленький Ингвар поджал губы и нахмурился, а мама обняла сына. Взрослый Ингвар сплюнул:
– Лучше б паука купила. Теперь это смешно звучит! Издеваешься, да? – спросил он у мира грёз и обернулся туда, где несколько минут назад возвышался великан-олень. Но и дух, и горы исчезли.
Мама всё ещё сидела с письмом и гладила семилетнего сына по голове. Взрослый Ингвар раздражённо отвернулся и зашагал прочь. Это точно были не те воспоминания, которыми мир грёз мог расположить его к себе.
Тропа раскатывала перед ним длинный язык и вела по пустынной земле, из которой торчали лишь камни, да редкие колючки. В воздухе возникли глаза, вернее, глазные яблоки. Ингвар остановился и в изумлении обошёл это явление кругом, пытаясь понять, какую уловку мир грёз подготовил на сей раз. Солдат присел на камень, и глаза поползли вниз, так, будто человек, которому они принадлежали, тоже опустился рядом. Безумие, но Ингвар узнавал эти глаза, их яркие фиолетовые радужки.
– Соль? Соль, это ты?
Глаза потупились, насколько это можно было сделать без век. Ингвар засмеялся, зарылся пальцами в волосы. Такие фиолетовые глаза были только у полевой медсестры по прозвищу Соль. У Соль, чьи светлые кудри выбивались из-под косынки; у Соль, вечно ворчавшей, когда он ходил без маски; у Соль, не боявшейся выезжать в самые горячие точки; у Соль, которую он целовал ночами. У его Соль.
– Вот где твои глаза теперь. А где же остальное? Наверное, так и осталось на Тетре?
Глаза Соль, не имевшие век, выражали навечно застывший ужас. Но что ещё они могли выражать? В их медицинскую палатку попал снаряд из «Жирафика» овейн. А «Жирафик» стреляет так чисто, что внешне на теле не почти не остаётся повреждений, только умирает мозг и сгорают глаза.
Когда медики расстегнули мешок для трупов, и он впервые увидел её тело, подумал, что Соль спит или без сознания – настолько невозможно было поверить в её гибель. Вот сейчас она бы поднялась и засмеялась, да только выжженные глаза навсегда исчезли. Теперь они смотрели на него. Безмолвно и скорбно.
Глаза приблизились, и невидимая рука погладила Ингвара по плечу. От прикосновения он вздрогнул. Соль и впрямь здесь. Фиолетовые радужки затягивали, заставляя позабыть обо всём. Её пальцы скользнули от его плеча к шее, затронули висок и осторожно сняли повязку с лица.
Невидимка вдруг оказалась так близко, что он почувствовал её дыхание. Губы Соль прикоснулись к его губам, мягкие и тёплые, они были такими родными, что Ингвар подался к ней, обнимая и закрывая глаза. В тот же миг какое-то ледяное существо скользнуло ему в рот, протиснулась в трахею и устремилась к лёгким.
Ихтар. Мир грёз
Обжигающий удар по лицу вернул Ихтара в реальность, и кто-то затряс его за плечи:
– Ты здесь? Очнись, миротворец. Ну же.
Вроде бы Ихтар никуда и не уходил. Он вытаращился на Ингвара, который стащил повязку с носа и тяжело дышал:
– Я не могу здесь больше. Не могу. Эта тварь заползла ко мне в горло.
Сосуды в глазах солдатика полопались, а зрачки расширились, как у безумного.
– Я не хочу здесь сдохнуть. Я не сдамся. Понял? Ему не сломать меня.
– Успокойся. Мир грёз слился с твоей душой, так должно. – Ихтар попробовал одновременно отцепить его от себя и привести в чувства.
Не особо выходило: Ингвар ощерился, как испуганный дикий зверь. Будто дикобраз, который вот-вот начнёт стрелять иглами:
– Я не могу! Не хочу в себя это впускать. Но поздно уже. Один из них заполз в меня, как червяк, и теперь так и сидит внутри.
Ингвар полез пальцами себе в рот, явно намереваясь выблевать эспирита. Мир грёз встревожился, над их головами закричали и закружились духи-птицы. Их тревожный гомон точно отражал страх Ингвара. А солдатик кашлял и сплёвывал желчь. Духи забили крыльями вокруг него и заметались, разрывая самих себя на части.
Ихтар вскочил и потащил Ингвара к воде – макнуть пару раз и прекратить истерику. Солдат вмазал ему под дых и вырвался. От грая обезумевших птиц заложило уши, Ингвар закричал, схватившись за голову, вой эспиритов перешёл в визг и резанул пространство, открывая окно в незнакомый мир, в котором Ихтар с удивлением заметил лица своих сестёр и братьев.
Глава 2. Без глаз и души
Лиле. Живая земля
Лиле направилась к роднику, прихватив с собой пустую консервную банку, заменявшую ей кружку. Сунула руку в выемку под камнем и принялась ждать. Родник еле капал, поэтому чтобы нацедить кружку, приходилось сидеть с ней около получаса. Можно было, конечно, украсть немного воды из общей кастрюли, оставленной набираться на ночь, но если Море с утра не хватит воды на кашу… Будет не очень приятно.
Поэтому Лиле ждала и представляла себя старухой-ведьмой, затеявшей древние камлание и собиравшей магическую воду из родника, что проливал свои слёзы раз в сотню лет. Старуха аккуратно набирала чашу, дабы ни одна капля не пролетела мимо. Колени её ныли, но ведьма знала: как только чаша наполнится до краёв… Лиле вдруг подумала, что ночи на Живой земле хуже омута: такая тишина, аж в ушах режет и свистит.
«И так старуха у родника, – продолжила она, но поняла, что действительно слышит какой-то свист. Не раздумывая, Лиле вскочила и побежала на звук. Братья и сестры тоже что-то услышали и высыпали из общего дома. А прямо у крыльца сквозь ночной воздух протянулась золотая щель, и чьи-то пальцы просунулись в неё с той стороны. Лиле замерла. Светящаяся линия растянулась вширь, и из неё выпал человек. Он рухнул, покатился кувырком и вскочил на ноги. Лиле невольно прикрыла рот. Что это?! Инопланетяне?
– Жрать есть чего? – спросил пришелец.
Она не видела его лица, оно казалось чёрным на фоне золотого света. Кто-то из братьев, похоже, онемевший от происходящего, молча указал гостю на припасы, сложенные у костровища, а просвет2 за спиной пришельца вспенился молочной накипью из тел духов самых разных размеров и форм. Они выползали и вылетали с той стороны, носились вокруг и прятались кто куда.
Лиле опомнилась. Любопытство победило страх, и ей захотелось поближе рассмотреть пришельца и призраков, но в этот момент из золотой расщелины выглянул ещё один гость. Он стащил с головы широкополую шляпу и ступил на Живую землю осторожно, будто опасаясь, что она растает.
– Ихтар! – послышались возгласы узнавания.
Протиснувшись между братом Айлелем и Сколотом, Лиле хотела уже обнять Ихтара, но вперёд шагнула Елена, одним присутствием оборвав все восклицания.
– Мать. – Ихтар смиренно поклонился.
Елена взяла брата за руки и притянула к себе.
– Ты жив?! Вы живы! Я не могу поверить. Это чудо!
Мать отстранилась и позволила остальным миротворцам приветствовать так внезапно воскресшего собрата.
– Где мы? Это Живая земля? Вы встретили других люд… – начал было Ихтар, но Лиле не дала ему договорить: она повисла на брате, из глаз её полились слёзы.
Лиле засмеялась, глядя в испуганное и счастливое лицо воскресшего брата. Казалось, он не поменялся с их последней встречи, даже борода не отросла. Лиле поцеловала Ихтара в щеку и убедилась, что та тёплая. Тут же смутилась своих глупых переживаний, покраснела и отошла в сторону.
– Да, это Живая земля, только мы здесь одни во всём мире, – сказал брат Сива, коротко пожимая руку Ихтару.
– Одни? На всей Живой земле? – переспросил воскресший, но брат Мтори обнял Ихтара так, что у того хрустнули кости, и перебил:
– Но как вы выбрались?
Глаза Ихтара выпучились, и Лиле прыснула со смеху. Она не могла поверить в происходящее: настоящее волшебство! Впервые за столько лет, проведённых на Живой земле, случилось что-то прекрасное – их друг жив!
– Это Ингвар открыл ворота, – просипел брат Ихтар.
– Как это? – спорила Елена.
Мтори, наконец, выпустил Ихтара, и тот, уже пожимая руки Ярре и Айлелю, повернулся в сторону Матери:
– Мир грёз принял его. Удивительно, но это правда. Ингвар всё носился и орал, как безумный, сопротивлялся, а потом докричался до того, что взял, да открыл просвет к вам. Честно, я не ожидал, что у него получится.
Лиле отвлеклась от Ихтара и заметила, что Азовка присела к костру и заговорила с солдатиком. «Зачем она с ним любезничает? – мелькнула первая возмущённая мысль, но на смену ей пришла вторая: – Да этот дикий зверь слупит все наши запасы!»
– Не подавись. – Елена, тоже заинтересовавшаяся Ингваром, подсела на поваленное дерево, служившее миротворцам скамьёй.
Разглядев Мать при свете огня, Ингвар закашлялся. Лиле невзначай устроилась возле них, но спиной к костру, делая вид, что вовсе не подслушивает разговор.
– Ты беременна? Сколько же месяцев нас не было?
– Прошло три года по летоисчислению Тетры, – неспешно ответила Елена.
Не выдержав, Лиле глянула на Ингвара: глаза его расширились, и костёр отразился демонически-алым блеском в его зрачках, сверкнули острые зубы. Кто этот человек? Три года назад он пытался убить Мать на источнике и без раздумий ранил саму Лиле. Он хотя бы помнит об этом? Или то было обыденной жестокостью в его жизни? Мудро ли они поступили, пустив солдатика к их костру?
– Поразительно, для нас прошло не больше пары месяцев, – воскликнул Ихтар, которого братья тоже подвели к огню. – А кто же отец ребёнка?
– Похоже, всеобщинный, – пробормотал Ингвар, косясь на братьев, окруживших гостей.
Азовка потянулась отвесить балбесу оплеуху, но он увернулся. Елена не обиделась, её вообще нелегко было задеть. Мать положила руку на округлившийся живот:
– Отец ребёнка, Арактур, погиб на священном источнике, в день нашего перехода в мир грёз.
Ингвар дёрнул краем рта, а Ихтар округлил рот и присел, пристроив шляпу на колени, и проронил:
– Подожди, если отец Арактур, значит, ты носишь дитя уже три года?
– Ребёнок очень медленно растёт, – пояснила Елена, от чего-то глядя не на Ихтара, а на Ингвара. – Это особенное дитя, прошедшее миры. Оно – символ нашего союза: овейн и людей.
Лицо солдата ничего не выражало. «О, Елена, зачем ты перед ним распинаешься? Ему же плевать на нас и наш союз», – подумала Лиле и снова отвернулась.
– Ихтар, тебе тоже нужно чего-нибудь поесть, – спохватился Ясень и принялся рыться в мешках.
– Что? Братья, сёстры! Зачем вам еда? Выбросьте всё немедленно!
– О чём ты, Ихтар?
– В нас энергия духов! Нам больше не нужна пища! – Воскресший брат потащил мешок с припасами к костру, вознамерившись сжечь его.
Миротворцы застыли, не понимая, то ли он с ума сошел, то ли же познал великие истины.
– Остановись, Ихтар, – приказала Елена. – Может, в мире грёз тебе не нужна еда, но здесь мы в ней пока нуждаемся.
Ингвар. Живая земля
Дом миротворцы построили неплохо: добротный деревянный сруб, внутри условно разделённый на женскую и мужскую половину. Для женщин соорудили что-то вроде кроватей, а мужики так и спали на полу. Это, по мнению Ингвара, было вполне сносно, но вот вопросы к новому миру у него возникли поутру, когда рассвет ободком окаймил Живую землю.
Солнце светило слабо, не ярче, чем в мире грёз, а небо было затянуто серым покрывалом облаков. Выйдя из дома, Ингвар обвёл взглядом потемневшие скелеты деревьев без листвы, скудный огород и почву, потрескавшуюся от засухи. Либо глубокая бесснежная осень, либо здесь всегда так? Вчера кто-то из братьев сказал, что, кроме миротворцев, на Живой земле нет людей, и сейчас это не показалось удивительным.
Завтракали у костра. Один из братьев разливал по консервным банкам, заменявшим сектантам тарелки, жидкую кашицу, а Ингвар оглядывал собравшихся. За время, проведённое в мире грёз, он позабыл, как звать всех мужиков, но девушек запомнил: главная – Мать Елена, две овейн, белые, словно обточенный мрамор – Мора и Азовка. И последняя – Лиле, тонкая и подвижная, точно вода, брызжущая из шланга. Выглядела она как дикая ведьма из лесу: на шее у неё висели бусы из гигантских окаменевших муравьёв, на ушах круглые амулеты с паутиной, а тонкие запястья обвивали браслеты из мелких раковин. Ингвар задумался, насколько его смущают муравьи да улитки. Выходило, что не очень. Особенно если вспомнить, что она единственная в этом мире женщина, не считая овейн.
Лиле заметила его внимание и тут же отвернулась. Неужели она всё ещё обижалась за то, что он подстрелил её на источнике? Тем не менее девушка казалась болезненно-прозрачной. Щёки и сухие губы утратили краски, кожа на руках настолько истончилась, что казалось, сквозь неё виднелись кости.
Да и вообще вся община одичала: мужчины, заросшие бородами, в перештопанной одежде, с ввалившимися щеками, на фоне Ихтара, который с перехода в мир грёз не ел ни крошки, смотрелись как подгнившие фрукты рядом со спелым абрикосом. Брат Ихтар, почувствовав взгляд Ингвара, вопросительно улыбнулся, косясь на окружение.
– Это, значит, та самая Живая земля? – озвучил Ингвар их общие мысли. – Как-то на Тетре поприятнее было.
Миротворцы обернулись к нему, послышался чей-то горький смешок. Ну вот, Ингвар привлёк их внимание. А зачем? Ну, раз уж привлёк – поиграй в гляделки с Матерью.
– Да, – наконец проронила Елена, – это Живая земля. Духи не предупредили нас о том, что она в спячке.
– Или вовсе мертва, – тихо добавил кто-то из миротворцев.
– В спячке, – сказала Елена так низко, точно зарычала, – и я уверена: мы здесь для того, чтобы её пробудить.
Некоторые братья после слов Матери забормотали между собой, иные поморщились и потупились. Ингвар следил за миротворцами: авторитет Елены явно пошатнулся за последние годы. Но Мать была неглупа, она тоже видела все сомнения общины, поэтому заговорила твёрдо и убедительно:
– Вчера свершилось чудо: два наших брата воскресли из мёртвых! Это ли не доказательство, что мы на верном пути?
– Может, мир грез просветил братьев, что же нам делать? – язвительно спросил рыжий веснушчатый миротворец.
Все взгляды сошлись на новоприбывших. Одни смотрели с надеждой, другие почти равнодушно. Ихтар поджал губы. Ингвар уже подумал, что миротворец ничего не ответит, ведь мир грёз не давал им никаких объяснений, но, помолчав с минуту, брат произнёс:
– Вы пробовали общаться с ней? Возможно, вы должны так же соединиться с Живой землёй, как мы слились с миром грёз.
– Три года мы взываем к ней, молимся и слушаем, но она не отвечает нам.
Ихтар пожал плечами:
– Если, как ты говоришь, Живая земля в спячке – нужно понять, почему она не просыпается.
– И как нам это узнать? Я не могу общаться с духами, ведь здесь нет звёзд, по которым они могли бы подавать нам знаки.
Ихтар замолчал, округлив глаза. Елена кивнула, будто не удивившись его замешательству:
– Три года, Ихтар. Мы ищем здесь ответы три года… Я думаю, пора вернуться к началу и понять, что мы упустили. Вы сможете открыть просвет в мир грёз, чтобы я спросила его, что делать?
Стало слышно, как чья-то ложка скребнула по дну консервной банки, и довольно заурчал костёр, которому подбросили веток. Ихтар призывно ткнул Ингвара в бок, намекая, что открывать просветы в мир грёз теперь его задача. Снова вернуться к туману и иллюзиям? Ингвара передёрнуло от этой идеи, и он поспешил подняться:
– Позже.
Он не знал, как открыл переход между мирами прошлой ночью, и тем более не представлял, сможет ли это повторить, да и обратно, как-то не спешил: мир грёз обманул его, в образе Соль без спроса пробрался в его тело, поэтому Ингвару не хотелось к нему возвращаться.
Его никто не останавливал. Братья безразлично дохлёбывали бобовую жидню, похоже, смирившись неизменностью своей жизни, а Ингвар отправился гулять по окрестностям. Живая земля не радовала пестротой пейзажа, но хотя бы не дурманила и не сводила сума видениями, подобно миру грёз.
В серое небо врезались скалы, похожие на угрюмых витязей, которые поросли кривыми, замершими в предсмертных судорогах деревцами. Ни травы, ни воды, ни признаков иной жизни.
Несколько часов Ингвар бродил по окрестностям, все больше понимая, что сектанты не случайно обосновались именно в этом месте: первым делом из-за воды. Около их дома из-под скалы по капле сочился источник и давал какую-никакую возможность утолить жажду и полить огород. Во-вторых, убежище миротворцев пряталось в низине, защищённое каменными гигантами от порывов пылевых ветров.
Поражала тишина. Бескрайние просторы. Не было слышно гула машин, привычного на Тетре, далёких выстрелов, стрекота авиации. Ни следа живых существ. Ни зверя, ни человека. Никакой опасности. Ингвар даже убрал руку с поясного ножа. – «Может, это и есть нормальная жизнь? На скудной земле, но без борьбы за существование?»
Лиле. Живая Земля
Лиле носилась туда-сюда, таская наполненные кастрюли с источника и поливая огород. На водоёме дежурил брат Ясень и только диву давался каждый раз, когда она вновь появлялась с опустевшей кастрюлей:
– Как? Уже? Замедлись, меня укачивает.
Лиле только посмеивалась на его стоны.
– Ли-и-ил. Да что с тобой?
– День прямо-таки чудесный… Впервые за сколько? – Она присела и заглянула в глаза карлику, надеясь передать ему своё настроение.
Но Ясень упорствовал:
– Сегодня чудесный, завтра нет. Вот бы и запасла силы, а не тратила всё в хороший день.
Лиле блаженно кивнула и вприпрыжку поскакала с очередной кастрюлей к грядкам. Споткнулась, едва не расплескав воду, ойкнула, и, оглянувшись, чтобы никто не заметил её провала, засеменила на цыпочках. Воскресший Ихтар, открывающиеся просветы, мир грёз и эспириты! Всё наполнилось волшебством, а значит, ещё был шанс пробудить эту крепко уснувшую Живую землю.
– Лиле! – крикнула Мора от костра. – Не сбегаешь до Елены? Всё равно носишься, как муха, скажи – ужин скоро.
– А она где?
– Подумать ушла, проверь на любимом месте.
Елена часто уединялась, поднявшись скалу, которая была похожа на лестницу, ведущую в небо. Появление Ихтара с Ингваром добавило новые загадки, и Елена, верно, обдумывала, что хочет спросить у мира грёз в предстоящем путешествии.
Лиле спешила на скалу, пробираясь по Лесу последней надежды – так она его про себя назвала, где мёртвые, почерневшие деревья умудрились вырасти на почти голом камне. Их искривленные, но тянущиеся вверх стволы жаждали жить, несмотря ни на что, однако ныне и они замерли, отчаявшись бороться с вечной осенью. Лиле поднялась на последнюю ступень, но Елены не обнаружила. Задыхаясь от бега, она присела на край скалы, свесив ноги, и глянула вниз: под ней громоздились камни, а за ними ещё и ещё, как будто кто-то вырубил их из земли огромной лопатой. Смеркалось, и Лиле представила, как последние лучи солнца озарили долину и лес, как кожа от этого света стала красноватой, а весь мир напитался теплотой, запасая её перед долгой ночью. Но на Живой земле даже солнце не хотело показывать свой лик. Оно лишь смутно угадывалось за тягучими облаками.
Потому, как сумеречно и прохладно стало вокруг, Лиле догадалась, что закат всё-таки состоялся. Надвигалась беззвёздная и безлунная ночь. Дрожь пробежала по телу, кожа покрылась мурашками. Под вечер безмолвная природа напоминала Лиле о тоске, от которой днём, девушка пряталась в делах: захотелось свернуться калачиком и больше никогда не подниматься. «Но нет! Оборвать поток мыслей. Без этого мира я была бы мертва. Имела бы только саван да гроб в постылой земле. А здесь у меня…» – Что-то дёрнуло Лиле за ногу и протащило вниз. Она вскрикнула, ногтями цепляясь за камень, на котором сидела, но напавший оказался сильнее. Лиле рухнула на ступень ниже и увидела, что её схватило: белая женщина с выжженными глазами коленом опёрлась ей на руку и потянулась пальцами к горлу. Лиле ударила противницу в грудь. Кулак прошёл навылет, словно нападавшая была не из плоти. Лиле поползла вперёд, отчаянно брыкаясь, желая избавиться от взбесившейся тётки. Это сработало. Женщина шарахнулась и отстала.
Лиле вскочила и, не соображая, где лес, где тропинка, побежала вниз по каменным гребням. За ступню что-то зацепилось, и она упала, ударившись локтями оземь. Её дёрнуло за ногу и поволокло назад. Подбородок врезался в корень, который так коварно подставил ей подножку, и Лиле схватилась за него. Он оказался трухлявым и треснул, оставшись в руках. Тогда Лиле извернулась и со всей мощи ударила противника выдранной корягой. Корень прошёл насквозь через лицо безглазой, не причинив ей вреда, но призрачная женщина разжала руки и прикрыла голову.
Лиле швырнула в противницу горсть земли и вскочила. Стремительный спуск по склону, ветви деревьев, хлещущие по глазам, подобие тропинки – и Лиле налетела на человека, возникшего прямо из темноты. Грубые руки схватили её, оттащили с дороги, заткнули рот и заставили пригнуться. Три удара сердца гулом отдались в ушах. Что-то железное на его куртке впилось ей в шею. Лиле тут же признала человека: бесстыжий солдатик! И вцепилась зубами в его ладонь, но он не выпускал её.
– Кто там? – спросил Ингвар шёпотом.
Лиле даже обрадовалась, что встретила именно его: пусть сам разбирается со своими духами из мира грёз, и ещё сильнее вгрызлась в его руку. Она уже чувствовала вкус крови на языке, когда наконец Ингвар догадался выпустить её.
– Там эспирит. Тётка с выжженными глазами. Она хотела меня удушить.
– Чем ты её разозлила?
– Я?!
– А кто ещё? Я даже не знал, что они могут напасть.
– Вон она! Вон она! – Лиле дёрнула его за куртку, заставляя повернуть голову.
Белая фигура мерцала за деревьями. Они оба замерли, пригнувшись к земле, и услышали, как безглазая что-то запела под нос. Ещё несколько шагов, и Лиле различила мотив детской колыбельной. Она зажала рот, боясь лишним звуком привлечь сумасшедшего эспирита. Внезапно холод коснулся её спины. Там, где сидел Ингвар, стало пусто. «Только этого не хватало! Куда он делся?! – Лиле закрутила головой, словно ребёнок, потерявший в толпе руку матери. – Но вот же он!»
– Что ты делаешь, окаянный?!
Ингвар не отвечал. Приворожённый ведьмовским голосом, солдатик вышел навстречу призраку.
– Соль? – удивлённо позвал он.
Эспирит остановился. Лиле принялась отламывать ветку ближайшего дерева: похоже, придётся спасать и себя, и солдатика.
– Соль, как ты… как ты здесь оказалась?
Ветка не поддалась. Лиле выдрала из земли целый куст с корнем и, не особо скрываясь, встала за спиной Ингвара. Он, не заметив её, качнулся вперёд. Безглазая застыла, склонив голову набок, она вслушивалась в его приближающиеся шаги.
– Я пришла за тобой, но здесь холодно. И темно, – произнесла Соль и отступила.
