Мишель Харрисон
Другая Элис
Да, она не Элис. Но кто?
Музей неоконченных историй
Когда я вернулся домой, мама, принюхиваясь, обследовала гостиную.
– Это был соседский кот? – спросила она, заходя на кухню.
– Э-э, ну… да, – сказал я.
Мама показала на пульверизатор, которым опрыскивала свои комнатные цветы:
– Ладно, вроде я ничего не чувствую. Но, если появится опять, брызни вот этим. – Она налила чашку чая и ушла в гостиную, оставив меня одного.
Я постоял немного, пытаясь успокоиться. Колени дрожали, дыхание сбивалось, как от очень быстрого бега. Вытянув перед собой руку, я увидел, что она дрожит. Кто же была девушка, которую я только что видел, если не Элис?
Через минуту-другую я решился и вошел в гостиную. На коленях у мамы свернулась калачиком Твич. Я на миг зажмурился, вспомнив, из-за чего выскочил на улицу: Табита. Вернется ли она? Может, все-таки стоило закрыть ее на чердаке? Я отогнал эту мысль. Говорящая кошка или нет – это было теперь не самое важное.
– Мам, – позвал я. Голос прозвучал тоненько, даже пискляво. Я кашлянул. – Мам, только что случилось очень странное.
Мама макнула печенье в чай:
– Что, милый?
– Прямо сейчас на улице я видел Элис. Только это была не Элис.
– Одна из твоих загадок? – Рот у мамы был набит печеньем. – Ты ведь знаешь, тут я безнадежна…
– Это не загадка. – Мои руки были влажными от пота. – У магазина на углу стояла девушка, которая выглядела совсем как Элис. Вылитая Элис. Только вот глаза… они… – я запнулся.
А вдруг это была игра света? Еще несколько минут назад я ничуть не сомневался в том, что видел, но теперь…
– Глаза? Что с ними? – спросила мама.
– Может, мне показалось…
Мама молча ждала.
– Они были зелеными.
Мама вздохнула:
– У людей глаза не меняют цвет, Мидж. Может быть, просто очень похожая на Элис девушка.
Я покачал головой:
– Ты не поняла. Это была Элис. Точно она, кроме глаз. Ее волосы, то, как она морщилась. Но… это была не она. И не знала меня, не узнала. И сказала, что она не Элис.
– О, Мидж, не будь глупышом. Конечно, это была она, – сказала мама. – Или разыгрывает, или проводит свои исследования – пробует какие-нибудь чудные повороты для очередной истории. Через минуту влетит в дверь, запрется на чердаке и будет строчить часами. То ли ты не знаешь, какой она становится.
– Но ее глаза… – начал я.
– Контактные линзы, – сказала мама. – Хотя с ее отличным зрением возня с линзами только во вред. Я поговорю с ней об этом.
Мама достала из банки еще одно печенье и захрустела им, роняя крошки на голову Твич.
Да, вероятно, сестра просто валяла дурака. Мне хотелось верить в то, что говорила мама, но она не видела Элис прошлой ночью. Я поднялся наверх, покусывая губу, и уставился на лестницу, ведущую на чердак. Не успев подумать, зачем я это делаю, взобрался по ней и пролез в люк.
На чердаке я подошел к столу Элис. Там лежали проспекты колледжей, из которых торчали закладки. Мама несколько месяцев настаивала, чтобы Элис выбрала, где учиться дальше, но до сих пор она почти не смотрела на них. После школы она решила не сразу идти в колледж, а сделать перерыв на год, чтобы писать, и я знал: маму тревожит, что Элис вообще не станет поступать.
Я подтянул к себе стопку тетрадей и стал их перелистывать. Некоторые совсем обтрепанные, замусоленные, с загнутыми углами. Страницы густо исписаны: заметки о персонажах, сюжетные ходы, разветвленные схемы, расчерченная последовательность действия и – само повествование. А после каждого фирменный знак Элис – всегда подчеркнутое слово «КОНЕЦ». Попадались и чистые, неиспользованные тетради. Я положил их обратно и приподнял папку. Когда я увидел, что под ней, в животе сжался холодный комок.
Кошелек Элис. В нем немного денег, ее банковские и библиотечные карточки и маленькая прошлогодняя фотография, где мы вместе.
Я положил кошелек назад и оглядел комнату. Может, из-за того, что непривычно было находиться здесь без сестры, я чувствовал ее отсутствие острее, чем когда-либо. Меня окружали ее вещи, и все же без нее комната была такой пустой, что, казалось, любой громкий звук мог отозваться эхом.
И снова пришла на ум история, которую Элис писала в прошлом году. Я беспокойно оглянулся, но, конечно же, чердак был пуст.
«Что, если, – подумал я, – девушка, которую я видел, была из тех, о ком писала тогда Элис? Те выглядели как обычные люди. Такое забавное слово, которого я раньше не слышал. Элис говорила, что у каждого где-нибудь в мире есть… допп… Еще вроде ганг… Звучало похоже на гангстера? Нет, секундочку… Доппельгангер! То есть двойник».
Та история засела у меня в голове. Там рассказывалось о мальчике, который стал встречать в городе точно такого же мальчика. Сначала он задумался, не было ли у него потерянного в детстве близнеца. Но нет – выяснилось, что он видит своего двойника. Постепенно двойник захватил жизнь мальчика, подменил его собой, втерся в семью, украл его родных и друзей. В конце концов мальчику все-таки удалось спастись: помогла хитроумная загадка, которая доказала, что именно он – настоящий.
Тогда мне все очень понравилось. Но теперь мысль о разгуливающей поблизости другой Элис – ее копии, почти один в один – вызывала ужас. Кто она? Знает ли о том, где настоящая Элис?
Я прокручивал в голове историю про доппельгангера, перебирая все, о чем говорила Элис, но уловить смысл пока не получалось. Была бы девушка двойником, то, конечно, притворялась бы, что она Элис, но она же этого не делала… если только не пыталась обмануть меня, не вела каверзную игру, перед тем как пробраться в дом. Но если это не розыгрыш, который затеяла Элис, и не ее двойник, то что тогда?
Хотя был еще вариант. Я пытался откинуть эту мысль, но она продолжала жужжать в голове, как назойливый комар… и не только странная девушка была тому причиной. Кошка. Говорящая кошка… Такое волшебное существо могло возникнуть в воображении Элис. И кошка, и девушка появились в один день – наверняка между ними есть какая-то связь.
По ногам тянуло сквозняком, и я поднял взгляд к окну в крыше. Оно было закрыто. Я сам закрыл его, когда приходил сюда в поисках Элис. В какой-то момент – ночью или утром, до того, как я проснулся, Элис, должно быть, открыла его.
Может, в окно она увидела что-то, из-за чего второпях покинула дом? А может, кого-то, с кем хотела поговорить… или от кого хотела спрятаться?
Я встал на кровать и распахнул окно. Подул холодный ветерок. Если смотреть поверх крыш, отлично видно улицу, всю ее часть до магазинчика на углу.
Может, Элис выглянула и заметила девушку, стоявшую там?
Я ведь сам недавно видел ее на улице. Даже принял за Элис.
И теперь сестра ушла, никому не сказав куда. Без телефона и даже без кошелька. Я попробовал представить, что почувствовал бы, увидев кого-то, кто выглядит совсем как я. Волнение? Недоумение? Страх? Наверное, все разом. Вопрос, как бы я поступил, не возникал – это ясно. Я бы пошел за двойником.
Проблема в том, что девушка исчезла. За ней было не проследить. Хотя не исключено, что она заходила в магазин, и если так, то, может, у меня получится найти зацепку и вычислить, где она сейчас. Если удастся найти ее, появится шанс найти и Элис.
Закрывая окно, я бросил взгляд на кусты в передней части сада. В памяти всплыло: глубокая ночь, крадущаяся за кустами фигура… и Элис, забившаяся в угол чердака. Перепуганная, с расширившимися от ужаса глазами, шепчущая: «Ты ведь видишь его, видишь?»
Я передернул плечами, отгоняя воспоминание, и слез с кровати. В складках постельного белья что-то лежало. Ощупав, я уже догадался что. Точно, в наволочке пряталась тетрадь, в которой Элис писала прошлой ночью. Я взял ее. Она оказалась увесистее, чем я ожидал, словно на ее страницах хранилась какая-то тайна. Я колебался. Элис впала бы в ярость, если бы узнала, что я сунул туда нос.
«Но ей необязательно знать, – сказал я себе. – Если быстренько прогляжу, это может подсказать, где она». Иногда Элис занималась исследованиями – изучала в деталях то, о чем писала, разузнавала, что и как происходит, посещала места, в которых должны были действовать ее герои, пробовала на себе разные ситуации. Однажды она сочиняла историю о том, как кого-то похитили и увезли, и, чтобы не промахнуться с описанием, заставила маму запереть ее в багажнике. Соседи потом долго на нас косились.
Еще одна мысль крутилась у меня в голове. Я хотел взглянуть, что в тетради говорилось о персонажах на случай… просто на всякий случай… Отогнав эту мысль, я открыл тетрадь.
Первая страница, сверху донизу исписанная затейливым почерком Элис, походила на какой-то пронумерованный список, который заканчивался пунктом семнадцать. Рядом с каждой цифрой слово или короткая фраза. Названия рассказов?
На следующей странице я нашел то, что искал. Описание персонажей. Таблица в два столбика: что действующее лицо любит и чего не любит. Заметки подлиннее – более подробные. Я читал, и кожу у меня на затылке начало покалывать.
Табита, заколдованная черная кошка, которая когда-то была человеком. Разговаривает, любительница чая и загадок. Шесть из ее девяти оставшихся жизней.
Я перевернул страницу и наткнулся на другую запись. Рука моя застыла.
Не веря себе, перечитал еще раз.
Цыганка, шестнадцатилетняя сочинительница. Лишена дара речи, использует для общения блокнот. Светлые волосы, зеленые глаза.
То есть цвет глаз девушки мне не померещился.
Девушка и кошка были персонажами из истории Элис.
Я прилег на кровать, чувствуя слабость и неуверенность. Теперь уже воспоминание не удалось сдержать. Оно подчинило меня, как незваный гость, заявившийся без предупреждения.
В памяти всплыло, как в прошлом году, летом, я взобрался на чердак. Под крышей было жарко и душно. И еще довольно темно. В тусклом свете я не сразу увидел Элис, скорее услышал ее: из угла комнаты донеслось шуршание бумаги.
– Элис? – шепнул я, щелкая выключателем.
Фигура с всклокоченными волосами метнулась ко мне из угла, шипя сквозь сжатые зубы:
– Потуши свет! Он увидит!
Кислый запах пота ударил в нос, когда она, протянув мимо меня руку, выключила свет. И тут же шмыгнула обратно в угол – так жук прячется под камнем. Я пригнулся и пополз к ней, сердце бешено колотилось.
– Кто? – прошептал я. – Кто там снаружи? Может, позвать папу?
– Нет! – Пальцы Элис впились в мою руку, царапая ногтями кожу. – Никого не зови! Просто заткнись, мне нужно подумать.
Обиженный, я сжался в углу рядом с ней. Нечасто Элис говорила со мной таким тоном. Почти все, кого я знал, постоянно ругались с братьями и сестрами, но не мы. Мы были командой.
Я смотрел на нее в слабом свете чайной свечки, стоявшей на столе. Болезненно бледное лицо, на лбу и верхней губе проступили бисеринки пота. Остекленевшие глаза вперились в тетрадь, а руки дрожали, неловко перелистывая страницы.
– Элис? – прошептал я еще тише, чем раньше. – Мне страшно. Кто там на улице?
– Тот, кого не должно быть. Но тебе не стоит бояться. Ему нужна я, а не ты. – Она помолчала, затем заговорила громче, в голосе нарастал испуг. Я уловил ее несвежее дыхание. – Но ведь он все равно может использовать тебя, чтобы добраться до меня… чтобы заставить отдать то, что он хочет! – Она повернулась ко мне и схватила за руку так сильно, что казалось, от ее пальцев останутся синяки. – Если кто-нибудь когда-нибудь подойдет к тебе, Мидж, кто-нибудь, кого ты не знаешь, и спросит обо мне, не доверяй им. Ты меня слышишь? Они скажут что угодно… Немедленно уходи от них…
– Перестань, ты делаешь мне больно! – Я отцепил ее пальцы от своей руки. – Элис, пожалуйста… Ты меня пугаешь!
Она склонила голову над тетрадью, ее ручка почти касалась листа, но не двигалась:
– Мне нужно подумать, мне нужно подумать…
Я был в смятении, мысли расплывались. Зачем она держится за свою тетрадь, если думает, что кто-то преследует ее? Один страх сменился другим. Тревога от того, что среди ночи около дома бродит неизвестный, уступила место опасению, что у Элис жар, – и это казалось куда более вероятным.
– Элис, ты говоришь что-то непонятное. И неважно выглядишь, – сказал я. – По-моему, тебе хорошо бы прилечь.
– Нет. Разве не понимаешь? Я должна заставить его уйти, я должна…
– Когда ты последний раз спала?
Она нетерпеливо помотала головой:
– У меня нет времени спать, я…
С улицы донеслось мелодичное посвистывание, похожее на короткую птичью трель. Но в этот час птиц поблизости не было.
– Это он, – прошептала Элис. – Он все еще где-то рядом.
Я медленно выбрался из угла и залез на кровать. Окно было распахнуто настежь, но ночной воздух снаружи, неподвижный и густой, почти не отличался от чердачного.
– Не надо, – простонала Элис, широко раскрыв глаза от страха. – Он увидит тебя!
Я привстал на цыпочки и вгляделся в темноту. Сады, дома, припаркованные машины – все такое привычное при дневном свете сейчас, ночью, да еще сверху, казалось иным, незнакомым местом. Было тихо и чересчур жарко даже для лис и кошек, обычно шныряющих по ночам в поисках мелкой добычи. Но тут краем глаза я уловил, как что-то шевельнулось около зарослей лаванды у ограды. Такое легкое движение в глубокой тени, еще несколько секунд – и теперь я мог его видеть.
Худой и высокий, сутулый, длинные волосы, свисающие ниже плеч. Одним глазом он уставился на чердачное окно, другой закрывала рваная повязка, обмотанная вокруг головы. Даже в полутьме на повязке можно было различить пятно. Кровь? На плече что-то болталось. Длинная, тонкая веревка. С петлей.
Несмотря на жару, меня затрясло. Будто заметив, он резко, по-птичьи, наклонил голову. Cнова засвистел, протяжно и тихо, затем скользнул за ограду и скрылся из виду.
Я опустился на кровать, сердце гулко стучало. Что-то неимоверно пугающее было в этом человеке, как будто он явился из фильма ужасов. Такого не могло быть на нашей славной, совершенно нормальной улице.
– Ты видел его, да? – прошептала Элис. – Ты тоже видел его.
– Кто он? – спросил я едва слышно. Стояла такая тишина, что легко было представить, как каждое слово доносится до прячущегося в тени.
Элис забилась в угол еще глубже.
– Палач.
По позвоночнику у меня прокатилась дрожь ужаса:
– Палач?
– Никто не знает его настоящего имени, – хрипло сказала Элис. – Но он знает твой худший секрет. То, чего ты стыдишься больше всего… То, что лучше умрешь, чем позволишь кому-нибудь узнать. Вот так он это делает. Так убивает людей.
– Уб-убивает людей? – Я запнулся. – Вот зачем у него веревка? Он вешает на ней?
Элис покачала головой, взгляд стал неподвижным:
– К тому времени, как он закончит с тобой, ты сделаешь все сам.
– Но почему? Что этот человек хочет от тебя, Элис? Откуда вообще он тебя знает?
Она издала короткий смешок, больше похожий на лающий кашель:
– Потому что я его выдумала.
На лбу у нее была испарина. Наверное, она заболела, ее лихорадит, хотя это все равно не объясняло, что за мужчина поджидал снаружи.
– Элис, – осторожно сказал я, – по-моему, тебе нужно…
Она сунула мне под нос тетрадь, перелистывая страницы:
– Ты не веришь? Смотри. Это здесь! Это все здесь!
Да, все было так. Снова и снова, на каждой странице слово «палач» бросалось в глаза; сначала выведенное четко и ровно: буквы как аккуратные витки веревки, а дальше – с нажимом вдавленное в бумагу, искореженное, как сломанная шея. Почерк Элис исказился: история вырвалась из-под ее контроля.
– Палач – персонаж твоей истории? – недоверчиво переспросил я.
Элис кивнула, ее грязные волосы закрыли лицо, как занавес.
– Не только он. Есть и другие. Я видела их. Они ищут меня… Ищут это! – Она помахала тетрадью.
– Но… чего они хотят? – Я ошеломленно потряс головой. – Они хотят знать, как все закончится?
– В том-то и дело, – прошептала Элис. – Концовки нет! Вот почему они здесь. Из-за того, что я не знаю, как закончить их историю.
– То есть… они хотят?.. – Я силился понять.
– Взять все в свои руки. Самим создать развязку… пока я не сделала это первой.
Я попытался отогнать воспоминание и заметил, что очень крепко сжимаю тетрадь. Другую тетрадь с другой историей, но такой же длинной, как история с Палачом. Я начал листать ее. Страницы и страницы, исписанные Элис. Месяцы и месяцы работы. Не сборник рассказов, как обычно у Элис, а одна большая история, и тот список в начале – оглавление.
Это была книга. Настоящая, большая книга… Хотя еще не законченная.
Внезапно к горлу подступил комок.
– Я знал, что ты сможешь, – с гордостью прошептал я. – Знал, что однажды ты напишешь такое.
Сейчас я представлял толстый, в твердом переплете том с именем Элис на обложке. Я не сомневался, что рано или поздно ее сочинения опубликуют. Что они будут продаваться во всех книжных магазинах. Что Элис станет знаменитой, а я буду самым везучим братом на свете, потому что первым прочитаю все, что она напишет.
Перелистнув страницы назад, я вернулся к началу тетради. Вот оно: «Глава первая: Сочинительница».
Я приступил к чтению.
Каждый день сотни людей садятся и начинают писать истории. Некоторые из них печатают, переводят и продают в книжных магазинах по всему миру. Другие так и обрываются на первой главе или даже на первой фразе, прежде чем их забросят. Иногда истории пишутся отрывочно и сумбурно, и автор бьется, пока, отчаявшись, не запихивает свое творение под кровать или в стол, где оно и лежит, забытое на месяцы или годы, а то и навсегда. Хотя не исключено, что могло бы поведать о таких чудесных приключениях, о каких никому и никогда не доводилось читать.
Но что произойдет, если по-настоящему магическая история останется незаконченной? Что станет с героями этой истории… и c ее злодеями?
И что произойдет, если кто-то потревожит их запыленные убежища? Нарушит их сонное оцепенение, пробудит от бездействия? Востребует и явит миру?
Это история о музее.
О музее неоконченных историй.
Я остановился. Радостное тепло, которое я чувствовал перед началом чтения, исчезло. В животе вдруг возникла тяжесть, съеденные блинчики показались неприятными, а горечь во рту была определенно не от лимона, который я на них выжимал.
Моя талантливая, блистательная сестра, одержимая мыслью о том, что рассказ нельзя оставить незавершенным, моя сестра, которую эта мысль приводила едва ли не в ужас, писала о незаконченных историях. А теперь она исчезла, и по меньшей мере два персонажа из этой истории вырвались на волю. Они оказались здесь, в нашем мире… Но кто они – герои или злодеи? И как обойдутся с Элис, создательницей их истории, если отыщут ее? А может быть, уже отыскали?
– Элис, – прошептал я в ее опустевшей комнате. – Где ты? Что же ты наделала?
Другая Элис
Я спустился с чердака и быстро оделся, натянув свои самые лучшие джинсы и кроссовки поновее. Вытряс все из рюкзака, положил туда тетрадь и кошелек Элис. Поколебался и добавил старые папины очки без стекол. Они валялись у меня много лет, с тех пор, когда я нацеплял их, играя в переодевания, например в доктора или сыщика. Сейчас, конечно, я их не надевал, но, когда носил с собой, почему-то чувствовал себя увереннее и умнее, как будто они были чем-то вроде талисмана. Элис всегда говорила: «Когда выглядишь умным, люди относятся к тебе как к умному» – а это сейчас было очень нужно, раз я собирался выяснить, что же с ней случилось.
Я спустился, в гостиной мама смотрела телевизор и смеялась над чем-то.
– Мам, я в город, – крикнул я, заходя на кухню. – Нужно еще кое-что найти для моего Подобия.
В кухне до сих пор стояло тепло, пахло сладкими блинчиками и лимоном. Я порылся под раковиной, нашел карманный фонарик, сунул его в рюкзак, потом отключил зарядившийся телефон Элис и положил его туда же.
– Мне пойти с тобой? – Мама появилась в дверях, все еще в халате, с виноватым выражением лица.
– Нет! – выдавил я. Меньше всего сейчас я хотел, чтобы мама составила мне компанию. Во всяком случае, не раньше, чем я разберусь, что происходит. – Я хочу сказать, побудь дома, отдохни. Досмотри свой сериал. Я ненадолго.
– Ты не против, правда? – спросила мама. – И мы попозже пойдем все вместе на Призыв.
– Не против, – сказал я. – У тебя ведь выходной.
Так ничего и не заподозрив, мама зевнула:
– Хорошо, не задерживайся только. – Она повернулась и побрела обратно в гостиную. – Выпью, пожалуй, чашечку чая…
Пробормотав «до свидания», я проскочил мимо нее в коридор, схватил с крючка ключи, натянул куртку и вылетел на улицу. Стояло свежее, ясное утро. Облачка пара от моего дыхания таяли в воздухе. Я шел, пытаясь привести мысли в порядок. На данный момент ничто не подтверждало, что Элис именно исчезла. Я знал только одно: сестра ушла второпях и это явно связано с историей, которую она писала. Есть два варианта. Во-первых, Элис могла где-то прятаться, пока не придумает, что делать. Такое уже бывало: поссорившись с мамой, она уходила – порой на несколько часов, а однажды и на всю ночь.
Во-вторых, ее мог настигнуть кто-то из персонажей. При этой мысли у меня внутри что-то противно перевернулось, и я отогнал ее. Я должен был сохранять спокойствие и рассудок. Должен был относиться к этому так, как будто пытаюсь отыскать не Элис, а кого-то другого, за кого я не волновался. Так, будто я настоящий сыщик.
Первое, о чем подумал бы настоящий детектив: если пропал человек, два первых дня расследования являются самыми важными. Улики еще свежи, свидетели еще могут что-то припомнить и пропавший еще может быть недалеко.
Пропавший. От этого слова мне снова стало не по себе. Да, о пропавших говорят на телевидении, пишут в газетах. Но это не может случиться с Элис. Это не может случиться с нашей семьей.
Я дошел до магазина на углу улицы и остановился. Как раз здесь я видел ту девушку, Цыганку. Если отыскать ее, может быть, получится выйти на след Элис. Я очень надеялся, что Цыганка заходила в магазин до того, как попалась мне на глаза.
Когда я вошел, над дверью звякнул колокольчик. Джино, хозяин магазина, раскладывавший банки на полке у прилавка, поднял глаза и улыбнулся. Он был крупный, краснолицый и дружелюбный, хотя мама считала его сплетником.
Я достал из холодильника бутылку лимонада и отнес на прилавок. Через секунду Джино подошел и пробил лимонад в кассе. К стоявшей у кассы жестянке для благотворительности было прислонено соломенное Подобие с собранными в маленький пучок черными волосами и глазками из пуговиц.
– Кто это? – спросил я.
– Это моя мама. – Джино поглаживал куклу здоровенной ручищей. – Она умерла много лет назад, так и не поделившись своим лучшим рецептом лазаньи. – Он задумчиво потер живот. – Я пытаюсь приготовить сам, но, как у нее, у меня никогда не получается. Если она придет сегодня вечером, я спрошу ее секрет! А кого делаешь ты?
– Я еще не решил.
Джино погрозил пальцем:
– Не успеешь!
– Попрошу сестру помочь, – сказал я, надеясь, что упоминание Элис наведет его на мысль о недавней посетительнице. – Она всегда здорово придумывает. – Я показал на банки с карамелью за прилавком: – Пожалуйста, можно мне еще фунт ревеневых конфет с заварным кремом?
Джино снова заулыбался, взвесил конфеты и выдал мне еще одну – «на счастье», как делал всегда.
– Твоя сестра приходила сюда сегодня. – Его улыбка потухла. – Я спрашиваю ее, кого она мастерит для Призыва, а она делает вид, будто не понимает, о чем я. Будто знать не знает о Призыве.
Мое сердце забилось быстрее. Элис знала о Призыве все, как и любой, кто жил в Скрипичной Лощине. Значит, это была Цыганка.
– А потом она спросила у меня дорогу, – продолжил Джино. – Очень странно.
– Дорогу куда?
– В библиотеку. Ну, я ей объяснил, а потом спросил, хорошо ли она себя чувствует. – Джино почесал бородку. – Она ответила «да», как-то чуднó посмотрела на меня и была такова. И самое странное, что она не разговаривала. Только писала в блокноте и показывала мне. – Он пожал плечами. – Ну, я подумал, может, она разыгрывает меня. А потом все утро был так занят, что и забыл про это, пока ты не появился.
Я заплатил, вышел из магазина и свернул с Кукушкина переулка. Если поспешить, возможно, я найду ее в библиотеке.
В центре города по субботам всегда бывает многолюдно, а уж в день Призыва народу просто полно, особенно на Ратушной площади. Библиотека находилась за ратушей. У ее массивных дверей я остановился: они были заперты. Судя по табличке с часами работы, библиотека закрылась пятнадцать минут назад.
Я почувствовал, что удача от меня отворачивается. Первая ниточка – и я ее упустил! Были и другие зацепки, и самая главная – тетрадь. Если понадобится посмотреть что-то о Цыганке, я найду это там. К тому же я держал в уме еще одно место, где могли быть следы не Цыганки, а самой Элис.
Из центра города я направился к церкви, пройдя по тропинке, петлявшей между надгробиями. Церковный двор сзади густо порос деревьями и кустарником. Я быстро огляделся, убедился, что за мной никто не наблюдает, и стал ползком продираться сквозь заросли. Ветки и листья елозили по лицу, руки и коленки намокли – земля была сырой и холодной.
Логово находилось близко, хотя об этом трудно было догадаться. Стоило пролезть – и перед тобой открывалось пустое пространство, похожее на засыпанную листвой пещеру, надежно скрытое от чужих глаз. Веди себя тихо, и никто не узнает, что ты там. Элис показала мне это место пару лет назад и взяла обещание никому о нем не рассказывать.
Я остановился, выплюнул попавший в рост листик и стал смотреть, не указывает ли что-нибудь на недавнее присутствие Элис. В прошлом году они с мамой поссорились, и Элис убежала, хлопнув дверью. Домой вернулась только на следующий день и не сказала, где была, но когда я в следующий раз пробрался в Логово, то увидел, что на земле под ногами прочерчены буквы – слово «Элис». Потом сестра призналась мне, что провела в Логове всю ночь.
На этот раз, однако, никаких следов ее пребывания заметно не было. Сняв рюкзак, я сунул в рот ревеневую конфету с заварным кремом, затем вытащил телефон Элис и тетрадь. Сначала я проверил телефон: нет ли сообщения или, может, пропущенного звонка от кого-нибудь, с кем Элис собиралась встретиться. Но без пароля ничего не вышло. Потерпев неудачу, я положил телефон обратно в рюкзак и открыл тетрадь.
В сумраке трудно было что-либо разглядеть, но я вспомнил о карманном фонарике и включил его. Заметки о Цыганке занимали три страницы: записи вперемешку с какими-то черточками, стрелочками, схемами и даже с разной одежкой – маленькими картинками, вырезанными из журналов мод. Наверху первой страницы большими буквами было написано: ПРО́КЛЯТАЯ.
– Прямо как Элис, – шепнул я сам себе.
Фигурные завитушки плотно обрамляли два слова: Цыганка Веретено. Я провел по ним пальцем, вспоминая, как впервые услышал от Элис о проклятии – вечером, когда она вернулась, найдя своего отца. Она разглядывала книгу сказок: Спящая красавица вот-вот уколет палец о веретено, еще немного – и проклятие подействует. Элис всегда привлекали причудливые имена, а имя Цыганка Веретено – точно как из сказки. Я прочитал заметки. Кое-что казалось очень знакомым: мать героини была из речных цыган, а отец работал переплетчиком. Это наводило на мысль и о нашей маме, которая работала в книжном магазине до того, как перешла в издательство, и об отце Элис.
Я продолжил читать, открывая для себя все больше. Много заметок о любимой музыке и книгах Цыганки. Она была вегетарианкой, как и Элис. У нее была татуировка – скорпион – на шее, чуть ниже уха. Ее предал друг, которого она когда-то любила. Проклятие обрекло ее на немоту, и так она жила уже шесть лет.
– Вот почему она не разговаривала со мной, – пробормотал я вслух. – Не могла. Я перечитал описание, задержавшись на татуировке со скорпионом. Выбор казался довольно странным для молодой девушки. Может, Элис тайно сделала татуировку? Вряд ли: было бы слишком трудно скрыть это от мамы, а кроме того, я не сомневался, что она сказала бы мне. Чем больше я вчитывался, тем больше убеждался, что в Цыганке соединилось то, кем Элис действительно была, и то, кем она хотела быть. Сюда вплелось даже проклятие. Сестра так и не рассказала мне, какое проклятие тяготеет над ней, но я знал, что это как-то связано с ее отцом. Наверняка героиня этой истории найдет способ избавиться от своего проклятия.
Просматривая остальные заметки, я наткнулся на ту, что заставила мое сердце забиться сильнее. Живет на узкой лодке, которая называется «Вдалеке». Я захлопнул тетрадь, положил ее снова в рюкзак и вылез из Логова. Если поторопиться, возможно, все-таки удастся найти Цыганку.
Канал проходил по краю города, за магазинами, недалеко от вокзала. Оставив позади церковный двор, я зашагал по Кривому переулку, свернул на одну боковую улочку, потом на другую, пять минут – и оказался у канала.
Зеленую, застоявшуюся, мутную воду у берегов заставляла колыхаться только стая лебедей.
На другой стороне канала, сразу за мостом, была пришвартована пара узких лодок. Может, одна из них лодка Цыганки? Названия отсюда еще не были видны. Я пересек мост, но, подойдя ближе, остановился в нерешительности. Что сказать Цыганке, если она там? Я совершенно не представлял, о чем ей известно. Я знаю, что она – персонаж из истории Элис, но знает ли она сама об этом? Я сомневался.
Цыганка наверняка думает, что она реальный человек. И если она обнаружит, что это не так, что от нее можно ждать? Испугается, растеряется, выйдет из себя? Меня бросило в дрожь. Не станет ли она опасной? Одно мое неверное слово, и все пойдет прахом… А если есть шанс, что Цыганка выведет меня на Элис, то я не могу допустить провал.
Я снова вынул тетрадь. Вдруг найдутся еще какие-то сведения, я и соображу, как с ней говорить. Пролистал записи о Цыганке и кошке. Дальше шли еще несколько персонажей: парень, которого звали Флейтист, – вроде бы уличный музыкант; еще две девушки – Дороти Граймс и Долли Уивер – про обеих на одной странице, и человек по имени Шеридан Рамблбрук – хранитель Музея незаконченных историй. Эти записи я тоже пропустил, к ним можно вернуться позже. Сейчас необходимо было добраться до сути истории…
Но мне это не удалось. Меня отвлек резкий птичий крик – это всполошилась камышница. Повернувшись, я увидел на мосту знакомую фигуру. На долю секунды я в неуверенности прищурился. Моя сестра?
Нет. Это была другая Элис. Сердце снова заколотилось. Она двигалась в мою сторону, направляясь к лодкам. Пока она приближалась, я заметил то, на что не обратил внимания этим утром. В отличие от Элис, она шла уверенно, с высоко поднятой головой. И одета была иначе, чем Элис. Моя сестра не вылезала из джинсов и бесформенных футболок, а у этой девушки одежда смелая и броская. Черная кожаная куртка поверх длинного платья цвета морской волны с малиновым поясом на талии. На ногах – сапоги до колен. Потертые, они выглядели так, будто прошли много дорог и пережили много приключений.
