Гулко отражаясь от стен, тяжелые шаги сурового воина-защитника мерным шумом разносились по всему дворцу. Его назначение было ожидаемым и весьма для него желанным – юная дочь его хозяев славилась своей красотой и нежным нравом, и Д’Харр давно уже исподволь поглядывал на нее. Лира тоже проявляла к нему интерес, несмотря на очевидную разницу в их положении. Однако ее родители словно не замечали и даже благоволили их отношениям.
Наверное, именно поэтому Амаранта и Дарриус не просто поручили ему защищать свою дочь, но и полностью доверили ему ее безопасность.
– Джарох, мы видим, что вы с Лирой стали не просто хранителем и подопечной, но чем-то большим. – аккуратно подбирая слова начала разговор мать Лиры Амаранта. – Я безмерно люблю свою дочь, поэтому ожидаю от тебя полной отдачи в вопросе ее охраны. К тому же, она очень нежная и ранимая, и я надеюсь, что ваша все возрастающая привязанность не помешает тебе выполнять свой долг.
Отец Лиры – Дарриус – подошел к жене, сидящей на низком мягком пуфе, и положил сильные руки ей на плечи. В его движениях была отчетливо видна забота и любовь – Амаранта была его сокровищем, которое Дарриус оберегал и ценил больше жизни. Д’Харр с восхищением взглянул на величественную пару, представшую перед ним. Хотел бы он когда-либо достичь такого же уровня в отношениях с Лирой!
Словно услышав его мысли, она впорхнула в покои, пританцовывая и кружась на ходу. Свободное полупрозрачное платье развевалось в такт движениям, руки Лира подняла над головой и что-то тихонько напевала себе под нос. Губы Д’Харра тронула улыбка.
– Разумеется! – Джарох вынырнул из своих мыслей и посмотрел на Амаранту и Дарриуса, внимательно наблюдавших за происходящим. От взора Амаранты явно не укрылось то, с каким благоговением Д’Харр смотрел на Лиру, и она, удовлетворенная увиденным, легко кивнула. Дарриус, стараясь казаться суровым, слегка нахмурил брови, но в глазах его плескалась доброта и доверие. Джарох просто обязан сделать все возможное, чтобы не разочаровать родителей своей возлюбленной!
Лира, все еще пританцовывая, плавными движениями приблизилась к Джароху, обхватила его грубые сильные ладони своими нежными пальцами и увлекла, звонко смеясь, к высокой прозрачной двери, через которую был виден великолепный ухоженный сад.
Амаранта проследила за тем, как дочь и ее хранитель скрылись в густой прохладе сада, и с тревогой повернулась к Дарриусу.
– Ты считаешь, он сможет спасти ее?
– Я считаю, что все пророчества, так или иначе, сбываются. Как ни старайся, судьбу не обманешь. Но можно попытаться сделать что-то, что повлияет на развитие событий. Прорицательница рассказала, что назначение Д’Харра повлечет за собой цепь событий, которые приведут Лиру к своей судьбе. Счастливой судьбе, той, которую мы с тобой желали для нее. Амаранта, ей будет не просто, но это все, что мы можем сделать, чтобы наша дочь обрела себя.
Амаранта отвернулась от Дарриуса и посмотрела вслед Лире. Если так нужно, то она готова пойти на что угодно. Но так трудно будет не вмешиваться!
* * *
В огромном пустом доме было тихо и темно. Одиночество сковало стены и пропитало собой воздух. Тьма на широкой дубовой лестнице скрывала призраки прошлого – старые портреты в массивных рамах, развешанные по стенам, напоминали о людях, что раньше жили здесь. Запустение сквозило в каждой потрепанной ниточке старого ковра, устало стелившегося по скрипучим ступеням. Некогда пышный сад вокруг особняка обветшал, зарос полынью и крапивой, печальные скелеты старых яблонь склонились в старческом поклоне вдоль проржавевшей кованой ограды.
По углам дома стелилась пыль и паутина, и даже пауки затравленно сжались в своих белесых сетях, не надеясь на наживу. Комнаты словно спали в тишине, покинутые жизненными силами. Прислуга разбежалась много лет назад, осталась только ворчливая кухарка, причитающая в своей вотчине.
Погруженные в темноту пролеты и лестница, коридоры и закоулки дома хранили скорбное молчание. Свет одинокой свечи горел лишь в одном окне второго этажа, выходящем на запад, и догорающие блики заката, вливаясь в окна, разграниченные деревянными рамами на идеальные квадраты и смешиваясь с тусклым свечным светом, окрашивали комнату причудливыми оттенками.
По некогда богато обставленной, но, как и все помещения дома, давно покрытой пылью годов, комнате нервно расхаживала статная женщина, теребя пуговицу на роскошном, но немного устаревшем длинном платье. Ее волосы были аккуратно уложены в замысловатую прическу прошлых лет, а на висках серебрилась седина. Женщина давно перешагнула порог старчества, однако до сих пор было видно, что природа щедро одарила ее: даже под сеткой морщин, покрывавших лицо, просматривался гордый профиль и аристократическая внешность. Наряд ее был, хоть и не новомодный, но чистый и опрятный, и сидел на не по годам моложавой фигуре безукоризненно.
– Ровенна, ты уверена, что так стоит поступить? – напряженно спросил ее мужчина, притаившийся в глубоком кресле возле потухшего камина. – У него теперь новая жизнь. Столько лет прошло, может, не нужно бередить старые раны? Просто отпусти!
– Я не вижу других вариантов, Маркус. – вздохнула женщина, опускаясь в кресло напротив. – Да, пожалуй, это эгоистично. А еще, возможно, не совсем разумно, но я готова на все, чтобы вернуть сына. Он должен знать, что в безопасности рядом со мной!
Она взяла дрожащей рукой перо, обмакнула в резную чернильницу, стоящую рядом, и быстро написала несколько строк на пожелтевшем от времени листе бумаги. Затем, не глядя, вытащила из верхнего ящика стола нож для писем и, слегка поколебавшись, провела острым лезвием по ладони.
На старую бумагу брызнули алые капли крови и быстро впитались, растекаясь неровными краями. Ровенна свернула лист и поднесла к горящей свече, стоявшей с краю стола. Бумага быстро занялась и вспыхнула ярким оранжевым пламенем, которое спустя мгновение превратилось в иссяня-черное, притягивающее взгляд и одновременно пугающее пустотой, таившейся в глубине. Это был знак, что послание получено и условие принято.
Ровенна посмотрела на Маркуса отсутствующим взглядом, и оба они подумали об одном и том же – вспомнили дни, когда огромный дом был полон голосов и веселья, когда самым сложным выбором было решить мясо или птица будет на ужин, когда им двоим не надо было решать за других и, возможно, вершить судьбу целого мира…
* * *
Совет Видящих, состоящий из сильнейших магов страны, степенно рассаживался за длинным столом в огромном зале. Каждый год одно и то же, сокрушенно думал верховный маг Совета Эдвин, куча молодежи толпится в одном месте, шепчутся, толкаются и слишком громко смеются. От всего этого у Эдвина к вечеру обязательно заболит голова. Но ничего не поделаешь – традиция есть традиция.
Эдвин вздохнул и уселся на добротно сколоченный деревянный стул, установленный на небольшом возвышении. По обе руки от него уже устроились еще шесть человек и сейчас они устало перешептывались в ожидании начала церемонии Распределения. Как и год, и два, и десять лет назад церемония Распределения проходила в крупнейшем в городе поместье, принадлежавшем самой богатой семье. Это была честь, оказываемая королевой и Советом и отказываться было не принято. Поэтому незадолго до церемонии бальный зал начинали готовить к прибытию высокопоставленных гостей, украшали окна цветами и символами магических даров, посреди зала ставили накрытый алой скатертью стол, рассчитанный на семерых представителей магических способностей.
В зал по одному начали проходить молодые люди и девушки. Эдвин со скучающим видом подпер рукой подбородок и лениво наблюдал за тем, как разворачивается экзамен. Этот неплохо изменяет предметы, а вон та девушка вполне сносно передвинула тяжелую статую, которую слуги поставили в угол, чтобы не мешала. А этот молодой человек продемонстрировал жутковатый дар пробуждения, притащив на церемонию мертвую птицу. Ну, в целом, ничего нового. Когда уже можно будет закончить это нудное Распределение и отправиться в гостиницу отужинать? – думал Эдвин.
Тут в зал несмело вошла очередная девушка. Она неуверенно переступила с ноги на ногу, закусила губу и, словно не желая идти дальше, стала нервно теребить пуговицу на платье.
– Не стесняйтесь, милая! – крикнул девушке кто-то из коллег Эдвина. – Подойдите поближе!
Девушка глубоко вдохнула и решительно, точно собиралась прыгнуть в омут с головой, зашагала к столу в центре зала.
– Ну же, что вы умеете? – подбодрил девушку Эдвин. – Покажите нам и мы выдадим вам направление в Академию. Быстрее начнете, быстрее закончим.
– Я… Дело в том, что я ничего не умею… – девушка вдруг покраснела и опустила взгляд.
– Как же так? Так не бывает! – Эдвин внезапно почувствовал неладное. И правда ведь, не бывает такого, чтобы человек не обладает магией! Хоть малая толика, но дар есть у каждого. Прищурив глаза, Эдвин внимательно оглядел девушку с ног до головы. У него был очень сильный дар Видения, из-за чего он мог чувствовать даже самые малые колебания энергии. Но здесь было пусто. Совсем! Эдвин нахмурился. Вот-те раз! И что теперь с ней делать? Обычно дети, не получившие ни малейшей доли способностей, были слабы и не выживали. Их уносили болезни еще во младенчестве, или вмешивалась судьба и происходили несчастные случаи. Но чтобы человек дожил до 18 и был абсолютно чист – такое Эдвин за все свои 50 лет на службе видел впервые!
– Хмм… И правда. – Эдвин поднял руку и обхватил ладонью подбородок в задумчивости. – Что ж, полагаю, в этом случае, вам не положено направление на учебу. Мне очень жаль, милая.
Девушка перед ним гордо подняла лицо, ее щеки горели, но, к удивлению Эдвина, она всем своим видом старалась не показывать, насколько ее уязвили слова Видящего.
– Ну что ж, тогда я, пожалуй, не буду больше отнимать вашего времени. – она развернулась на каблуках, в воздух взлетели темно-русые кудри.
– Постой-ка еще минуточку. – Эдвин знал, что такой случай он просто обязан задокументировать и передать данные королеве. Он подвинул к себе чистый лист бумаги и взял со стола перо. – Как тебя зовут, милая?
Все еще красная от перенесенного унижения, девушка обернулась через плечо.
– Флёр Хейзмун. Меня зовут Флёр Хейзмун!
Едва только солнце показалось из-за горизонта, маленький городок Виндборн, нежно прикрытый густой зеленью Эссантийского леса с востока и юга и защищенный высокими горными хребтами, зелеными у подножий и покрытыми суровыми ледяными шапками, затерявшимися где-то в облаках, с севера и запада, проснулся от ночной весенней дрёмы и запел на разные голоса. Звенели кувшины и бутыли молочников, шуршала пропитанная сливочным маслом бумага в пекарнях, стучали тесаки в мясных лавках. И отовсюду, словно вторя напевам людских инструментов, раздавались мелодичные птичьи трели. Виндборн проснулся и начал жить своей обычной жизнью, какой жил и вчера и за сто лет до этого дня. Он выглядел самым обыкновенным городом, с самыми обыкновенными людьми и, казалось, ничего необычного здесь произойти не может. Моя бабушка даже говорила, что Виндборн – это идеальное место для тех, кто желает быть забытым самим временем: расположенный в глубине континента, затерянный среди леса, он самый тихий и неприметный городок, который вы когда-либо видели. Да и можно ли было ожидать другого от места, где за последние двадцать лет самым волнующим событием стало нашествие божьих коровок?
Моя семья поселилась здесь задолго до моего рождения. Бабушка с дедушкой были уважаемыми людьми в нашем городке, и родители после свадьбы поселились недалеко от них в уютном домике с цветником перед главным входом. Мама обожала цветы и посвятила себя их выращиванию, а папа стал исследователем необычных явлений. Они безмерно любили друг друга и меня. Но счастье наше длилось не так долго, как мне бы того хотелось.
Последнее воскресенье мая в моей жизни началось вполне обыденно, только вот с самого утра все шло наперекосяк: подгоревший завтрак и сбежавший кофе… И, казалось, даже природа была недовольна этим днем. С севера опять набежали хмурые рваные тучи, закрыв собой только что взошедшее на востоке радостное солнышко, и сизое низкое небо вот-вот готово было расплакаться.
Узкие улочки Виндборна несмотря на унылую погоду, были прекрасны в весеннем цветении. Маленькие кирпичные домики с красными черепичными крышами утопали в зелени ползучего плюща и цветущих лиан, по которым карабкались неуверенно лучики солнца, пробивающиеся сквозь прорехи в дождевых облаках. Воздух был напоен ароматами кустовых роз и цветущей маттиолы, в садах распускались пышные пионы, роняя нежные лепестки на влажную землю, и развешивала великолепные грозди благоухающая сирень, растущая вдоль мостовых вместо живой изгороди. Повсюду на клумбах и в цветочных кадках, выставленных вдоль мощеных дорожек, зацветали красные, желтые, розовые, фиолетовые цветы, источавшие невероятный запах. Окна домов украшали цветочные горшки с геранью и гибискусами. Жители Виндборна всегда славились своей любовью к цветам и растениям, и, наверное, поэтому я чувствовала себя в этом маленьком городке так уютно – всю свою жизнь я трепетно относилась к дарам природы. Моя семья даже когда-то владела цветочной лавкой, в которой я так любила бывать – вдыхать аромат влажной земли и благоухание цветов. Я обожала все цветы мира и это время года!
Но в тот день что-то пошло не так… Начнем с того, что я проспала, чего не бывало со мной уже очень долгое время. Второпях упустила кофе, который с возмущенным шипением вырвался из медного кофейника и испарился, оставив после себя черное пятно на плите. Омлет был солидарен с кофе и тоже почернел, пока ждал, чтобы его сняли со сковороды. Обреченно вздохнув над испорченным завтраком, я наспех помыла посуду, сунула в рот миндальное печенье, испеченное бабушкой накануне, и выскочила из дома.
Несмотря на то, что позавтракать я не успела, на работу я все равно ужасно опаздывала, а ведь сегодня был первый день моей работы в цветочной лавке мадам Корнелии. Эта суровая дама вряд ли даст мне поблажку, даже, несмотря на то, что за меня похлопотал дедуля. Раньше эта цветочная лавка принадлежала нашей семье. Наш дом всегда утопал в цветах и комнатных растениях, которые каким-то волшебным образом цвели круглый год. Мама была прекрасным флористом – она умела создавать чудесные букеты, которые всегда нравились покупателям. Но несколько лет назад они с отцом уехали на пару дней по его работе… С тех пор их никто не видел. Я была слишком мала, чтобы заниматься цветочной лавкой, бабушка не достаточно хорошо ладила с цветами. Поэтому нам пришлось продать магазинчик мадам Корнели, как бы ни было жаль расставаться с привычным укладом вещей.
Почему же я теперь пошла к ней работать? Да просто потому, что у меня не обнаружилось к 18-летию никаких магических способностей. В Эссанте все обладают каким-либо даром из шести – благословение Светлой Богини, которая тысячи лет назад озарила наш мир и своим благодатным касанием подарила людям магию. Все мои друзья и знакомые получили чудесные дары и разъехались по магическим академиям после школы – им всем предложили стипендии как превосходным Видящим, прекрасным Изменяющим, хорошим Портальным, неплохим Исцеляющим, средненьким Стихийным, расхватали даже жутковатых Пробуждающих. У меня же не было ничего… Экзамен, которые проходят все по достижении 18 лет, я с треском провалила. Совет Видящих, присутствовавший на церемонии Распределения только покачал головами в унисон и разочарованно поцокал языками на разные лады. Но что они могли сказать – редкое явление, когда человек доживает до моего возраста и остается абсолютной пустышкой. Ну и, разумеется, никуда учиться меня не взяли. А сидеть на шее у бабушки с дедушкой не очень хотелось, хотя бабуля у меня – добрейший человек на всем белом свете и никогда бы не попрекнула желанием отдохнуть немного после учебы, а не бросаться в работу с головой, пытаясь заглушить боль разочарования. Поэтому вот я здесь – тороплюсь на свой первый рабочий день, полная энергии и энтузиазма… А еще я очень хотела снова ощутить те эмоции, которые не могла забыть. Окунуться с головой в ароматы цветочной лавки и немного притвориться, что мама с папой еще рядом. Что они никуда не пропали…
На ходу дожевывая рассыпчатое печенье и перепрыгивая через вчерашние еще не просохшие лужи, я практически перешла на бег – до лавки оставалось еще пара кварталов. Несмотря на мрачные мысли, преследовавшие меня с самого отбора, я была в приподнятом настроении. Виноваты в том были дурманящие ароматы весны или же то, что я нарядилась сегодня в чудесное новое зеленое платье, так тонко оттенявшее темно-русые с рыжеватыми на солнечном свету искрами волосы и карие глаза с проблесками изумрудных вкраплений – я не знаю. Но оживленность закручивалась в душе спиралью и вот-вот готова была выстрелить – еще чуть-чуть и я начала бы приплясывать на ходу. Легкое платье обвивалось вокруг ног и чудесно трепетало, подхватываемое теплым ветерком. Я не удержалась и покрутилась вокруг своей оси, придерживая юбку одной рукой и любуясь, как нежная ткань вспархивает и опадает. Вокруг царила привычная утренняя суета, люди спешили по своим делам, и я, погруженная в свои мысли и старательно лавируя между прохожими, не заметила, как налетела на что-то. Точнее на кого-то…
Здесь стоит сделать отступление и отметить, что природа подшутила надо мной дважды, и, вместе с магическими способностями, лишила еще и всякого рода ловкости. И вдобавок я не отличаюсь внушительными габаритами, поэтому подобное столкновение заставило меня отлететь в сторону на пару шагов и приземлиться ровнехонько в грязную лужу.
– Ты вообще по сторонам смотришь? – послышался откуда-то сверху глубокий и приятный, но слегка насмешливый голос. Мысленно оплакивая испорченное платье, купленное накануне, я подняла взгляд, готовая колко ответить на язвительный тон незнакомца, и встретилась с темно-серыми, под стать сегодняшнему грозовому небу, глазами. Их взгляд будто бы гипнотизировал, и я почувствовала себя героиней приторно-сладких любовных романов, которые так любила моя бабушка – в них всегда первая встреча героев похожа на магию и искры, летящие во все стороны. Девушка всегда очаровательна, тонка фигурой и изящна, парень таинственен и невероятно привлекателен и даже чем-то опасен, а время вокруг них будто замедляется, давая тусклому угольку симпатии и влечения разгореться до яркого пламени влюбленности.
Вот только в моей ситуации всё вряд ли выглядело так же волшебно – в горле пересохло, и язык словно прилип к нёбу, а лицо вспыхнуло и стало похоже на цветок мака (или помидор – не так романтично, зато ближе к истине). А всё, что я смогла из себя выдавить, это странный звук – то ли мычание, то ли кряхтение.
– Ну, ты так и собираешься сидеть в луже? – из странного состояния транса меня вывел новый вопрос незнакомца, явно адресованный мне, и я увидела, наконец, руку, протянутую в мою сторону с явным намерением вытащить меня из грязи.
Стряхнув с себя очарование штормовых глаз, я схватила протянутую руку и выбралась на сухую мостовую.
– Эдриан. – не отпуская мою ладонь, сказал незнакомец. Он был выше меня примерно на голову, серые глаза лучились теплом и, возможно мне показалось, но я увидела, как в них плясали бесенята. Он внимательно изучал мое лицо, задерживаясь взглядом на каждой детали, и я, смущенная таким вниманием, захотела отвести глаза. Но сделать это было поистине трудно – Эдриан был весьма привлекателен. Темно-каштановые мягкие волосы волнами спадали на лоб, и Эдриан постоянно откидывал их легким движением головы. Темные локоны обрамляли широкие скулы лица, оставляя открытыми нижнюю часть челюсти и уверенный подбородок. Я задержала взор на чувственных губах, которые почему-то очень сильно захотелось поцеловать, а затем нехотя опустила взгляд ниже – парень был в прекрасной форме. Под белой рубашкой с закатанными до локтя рукавами перекатывались упругие мышцы, сильные мужественные руки и красивые ладони с длинными пальцами, которые могли бы принадлежать музыканту или художнику, крепко сжимали мои испачканные пальцы. В расстегнутом воротнике рубашки была видна гладкая кожа ровного оттенка с легким загаром и соблазнительной ямочкой ключицы. Он был хорошо сложен и красив, и я, словно завороженная, беззастенчиво рассматривала его, не в силах отвести взор.
– Флёр. – пробубнила я наконец и, осознав, что все еще бесцеремонно разглядываю его, смутившись опустила глаза.
– Пожалуй, буду звать тебя «Цветочком». – нахально оглядев меня с ног до головы, усмехнулся Эдриан. При этих словах я еще больше покраснела, но зато они наконец-то помогли мне сбросить ореол очарования незнакомца, и я возмущенно выдернула свою руку из его ладони. Я хотела что-то сказать в ответ на его дерзкую реплику, но негодование, клокотавшее внутри, начисто вымыло из головы все дельные фразы, поэтому я только совершенно по-детски раздосадовано топнула ногой.
Развернувшись на каблуках и, всё еще пылая праведным гневом, я двинулась дальше в цветочную лавку. Но не успела я пройти и десяти шагов, как небо, всё это время набиравшее глубину серо-синего цвета туч и тщательно спрятавшее остатки неуверенных солнечных лучей в своей гуще, наконец, разверзлось потоками воды, окончательно разбив мои надежды на нормальный внешний вид…
* * *
– Ох, милая! – причитала бабуля, суетясь вокруг меня. – Ну и не повезло же тебе! Мадам Корнелия, наверное, была жутко недовольна? Опоздать в первый день, да еще и эта погода…
– Да уж, не то слово. – протянула я, вспоминая удивленно вздернутые идеальные брови Корнелии Салас, и то, как она сухо отправила меня домой, даже не удосужившись узнать, что произошло. Мадам Корнелии не нужно было даже произносить слова, чтобы все поняли – «дело плохо», когда она строго смотрела свысока и холод ее серебристо-серых блеклых, но колких глаз проникал под одежду, вызывая мурашки. – Чувствую, карьера в цветочной лавке у меня будет недолгой. – попыталась пошутить я.
Я сидела за круглым деревянным столом, покрытым как всегда идеально белой кружевной скатертью, на кухне и сжимала в озябших пальцах исходившую паром кружку с травяным чаем. Бабушка подлила мне еще отвара и заботливо придвинула глубокую тарелку с ароматными пышными пирожками. В отличие от меня, у бабули всегда все получалось идеально…
Я хотела было сказать что-то еще, но мои слова потонули в протяжном вое, внезапно раздавшемся с улицы. Задребезжали оконные стекла, стоявший на столе чайник с травяным чаем разлетелся вдребезги, словно его ударили молотком, осыпая белоснежную скатерть мелкими осколками и заливая кипятком. Стены уютного домика, в котором я провела последние десять лет с тех пор, как бесследно исчезли мои родители, отправившиеся исследовать Разлом, задрожали, и я испугалась, что сейчас он рухнет, как в старой сказке про поросят.
Мы с бабушкой переглянулись и не сговариваясь выскочили на улицу, повинуясь порыву узнать, что произошло. В темнеющем вечернем небе, еще клубившемся серыми дождевыми тучами, то и дело загорались огненные всполохи, высоко над городом вились стаи гигантских птиц. Одна из птиц спикировала на беззащитного прохожего, и я поняла, что это были скорее огромные ящеры, со страшных размеров пастями, в которых сверкали огромные острые зубы, жилистыми тушами, кое-где покрытыми перьями, перемежавшимися с островками скользкой переливчатой чешуи и гигантскими в своем размахе кожистыми крыльями, увенчанными когтистыми лапами. Лапы у чудовищ были похожи на ястребиные, с длинными пальцами и крупными суставами, только в разы больше и, несомненно, гораздо сильнее. По спине ящеров от самой головы до кончика хвоста сбегал острый шипастый гребень.
Зверюга оглядела улицу, будто выискивая кого-то своими черными глазами, и я инстинктивно отпрянула обратно в дверной проем. Пребывая в шоке от происходящего, я обернулась к бабуле, но она, будто бы вовсе и не была удивлена. Лицо пожилой женщины стало жёстким и мрачным, она словно ждала того хаоса, что творился на улице всю свою жизнь и была к нему готова.
– Флёр, дорогая, тебе надо бежать! – прошептала она, хватая меня за руку и втягивая обратно в обманчиво безопасный полумрак дома. – Сейчас ты мне, наверное, не поверишь, но эти чудовища ищут тебя. Если они тебя найдут, боюсь, судьба твоя будет хуже, чем у твоих родителей.
– Что? – непонимающе воззрилась я на нее. – Но ведь мои родители были самыми обычными: отец – простой ученый, мама – флорист, да и я ничем не примечательна. У меня даже магических способностей нет!
– Милая, ты еще многого не знаешь о своей семье. Просто послушай старушку. Сейчас не время для разговоров. Беги! – бабушка уже сложила в мою сумку несколько свежеиспеченных булочек, флягу с водой и немного сыра и сунула её мне, проникновенно глядя в глаза.
Напуганная странным поведением бабули, но, все еще не понимая, что происходит, я все же сумела взять себя в руки и, метнувшись в свою комнатку под крышей, наспех побросала в сумку вещи – запасное платье, старый дневник матери, который я так и не нашла в себе сил открыть за эти годы, и простое, но очень красивое колечко, что осталось от нее. Кольцо было моей единственной драгоценностью. Тонкий серебряный обруч, обвитый нежной гибкой веточкой с мелкими листочками и цветками, в середину которых были вставлены едва заметные глазу пурпурные кристаллы. Это кольцо вряд ли представляло какую-то ценность, но для меня оно было важно – его отец подарил маме на свадьбу, а она отдала мне незадолго до того, как они пропали. Мама наказала мне никогда не снимать кольцо, уверяла, что оно поможет мне и обережет. Но до этого вечера я даже и думать забыла о нем. Теперь же, взвинченная внезапными событиями, которые до сих пор казались дурным сном, я быстро надела кольцо на палец, подхватила потолстевшую дорожную сумку и слетела по лестнице, перепрыгивая сразу через несколько ступенек.
Когда я спустилась вниз, готовая бежать в неизвестность, бабушка дала мне последние наставления:
– Старайся быть незаметной, беги вдоль зданий. Спрячься в лесу на южной границе города и не высовывайся пару дней. Тебе нужно добраться до столицы и там найти моего старого друга. Его зовут Рансфорд Каинг, он из Исцеляющих, он поможет тебе узнать правду. К сожалению, это все, чем я могу помочь тебе. Но я надеюсь, что судьба позволит нам свидеться вновь, Флёр. Ну а теперь – беги! И не держи зла, прошу тебя. – бабушка с тоской посмотрела на меня, словно вымаливая прощение. Только непонятно за что…
Я тихонько выскользнула из приоткрытой двери родного с детства дома и побежала вдоль обезумевшей улицы. Спотыкаясь и оступаясь, я ринулась сквозь бушующий город. Люди в панике выскакивали на улицу, и на моих глазах нескольких из них схватили своими когтистыми лапами летучие чудовища. Но почти тут же отпускали их, безжалостно роняя с высоты, – видимо, бабуля была права – они искали кого-то, возможно и меня…
Аккуратно вымощенные светлым камнем тротуары были усеяны трупами тех, кому не повезло быть пойманными. Летающие твари не церемонились – не обнаружив в пойманных того, кто им нужен, они отшвыривали вопящих и сопротивляющихся жителей, словно мусор. От удара такой силы люди погибали почти мгновенно. Но были и те, кому везло еще меньше – с переломанными костями они мучительно умирали на мостовых. Растекающиеся лужи липкой, почти черной в сумерках, крови по белым плитам улиц вызывали у меня первобытный ужас, заставлявший шевелиться волосы на голове и холодной волной скатывавшийся по позвоночнику.
Едва не сбив меня с ног, навстречу выбежали несколько Стихийных – совсем молодые двое юношей и девушка, видимо, только после академии. В пролетающее мимо чудовище полетели одновременно, сплетаясь в воздухе в мощную магическую спираль, огненный шар, ледяные шипы и заряд молнии. Но зверь, похоже, и не заметил атаку – его толстая шкура отражала любую магию. Сопротивляться было бесполезно.
Внезапно кто-то схватил меня за руку и втянул в темный проулок между домами. Здесь было тесно, свет от фонарей почти не проникал между двумя этажами кирпичных стен, отбрасывая на холодную, кое-где покрытую зелеными островками мха кладку причудливые блики, поэтому мне потребовалось немного времени, чтобы осознать – тот, кто держал сейчас мою ладонь и прижимал к стене горячим тренированным телом, был тем самым самоуверенным красавчиком, который утром помог мне выбраться из лужи. Прижатая горой мускулов к холодной кладке, я тяжело дышала, воздух обжигающими толчками выходил из моих легких, не давая им насытиться кислородом. Вспомнив унижение, испытанное мной утром, захотелось вырваться. Выскользнуть из крепких рук и убежать. Но раньше, чем мне это удалось, Эдриан заговорил:
– Прости, мне показалось, мы не очень хорошо начали наше знакомство. – прошептал он, склонившись над моим ухом, и пощекотав его легким дыханием. Мое тело остро отреагировало на близость Эдриана, по позвоночнику пробежала дрожь, а пальцы, которые он сжимал в своей сильной руке, закололо. – Если не возражаешь, познакомимся еще раз, только чуть позже. Сейчас надо уходить отсюда.