Мила Алекс
Мортем
VII
Украдкой время с тонким мастерством
Волшебный праздник создает для глаз.
И то же время в беге круговом
Уносит всё, что радовало нас.
Этот разговор Феликс не забудет никогда. Он до сих пор помнит каждое слово. Иногда наяву, задумавшись, уйдя в воспоминания, или во сне, в кошмаре, он снова слышит его.
– Ты вчера проводила Леру домой? – у Феликса дрожал голос, и внутри у него тоже всё дрожало.
Вера помолчала. Потом ответила нехотя:
– Ну, да.
– До самой двери?
Вера не отвечала.
– Вера, скажи. Пожалуйста, скажи, ты проводила Леру до двери? До квартиры?
– Нет, она взрослая, сама может дойти до дома, – ответила Вера.
– Я не могу ей дозвониться. Ты звонила ей?
– Нет, – и снова молчание.
– Вера, не молчи! Я не могу ей дозвониться! Почему ты молчишь?! Ты знаешь, про девушку, которую сегодня нашли у прудов?
Вера молчала, молчала, молчала! Феликсу казалось, что сейчас он потеряет сознание.
– Да, я знаю, – ответила Вера.
– Ты знаешь, кто это?
– Знаю.
Снова молчание. Неподвижное, страшное, безнадёжное. У Феликса от волнения пропал голос. Он зашептал:
– Пожалуйста, скажи мне. Это Лера?
Молчание. Феликсу показалось, что связь прервалась, и он говорит с пустотой.
– Вера, ты здесь?
– Да, – ответила сразу.
– Там, в парке, Лера? Лера?
И снова Вера ответила сразу:
– Да…
Последнее, что помнил Феликс, как он швырнул телефон в стену. И как телефон разлетелся на части.
Сначала Вера звонила. Но Феликс не отвечал. Она испугалась и побежала к нему домой.
Феликс не стал запирать дверь, чтобы не пришлось её ломать, когда всё будет закончено. Вера прибежала, когда ванна была наполнена горячей водой, Феликс в одежде сидел в ванной с ножом в руке, а от другой руки поднималась вверх красная струйка, окрашивая воду в розовый цвет. Вера закричала и начала тащить Феликса из ванной. Он сначала не узнал её, а когда понял кто это, попытался ударить девушку ножом. Вера испугалась, выскочила из квартиры и позвонила Юрке. Пока Юрка бежал к Феликсу, Вера стояла у двери и слушала, как Феликс громит квартиру.
Феликс весь мокрый, в крови, размахивал ножом и никого к себе не подпускал. Юрка вызвал Скорую. Ему пришлось долго объяснять, что происходит. Сначала приехала полиция, потом специальная бригада врачей. С помощью полицейских, Феликсу удалось сделать успокоительный укол. После этого его увезли в клинику.
Сам Феликс помнил всё очень смутно. А Юрка старался не напоминать ему ни о Лере, ни о больнице.
А дальше было лечение. Долгое, однообразное. Белый потолок, белые халаты, белые таблетки. Белые сны под белыми капельницами. Белые лица врачей, которые Феликс долго не различал. Всё время сонное, оглушенное состояние. И немыслимо было поверить, что Леры больше нет. И невозможно простить себя за то, что её нет.
Феликс не мог думать о Лере, как о мёртвой. Он продолжал думать о ней и говорить с ней, как с живой. Феликс помнил, как Вера убеждала его, что Лера хотела уехать. И он уговаривал себя, что она просто уехала. Надолго. Далеко.
Но самым страшным для Феликса было то, что Лера смогла уйти, когда ей казалось, что она потеряла его. А он продолжает жить, теперь, когда Леры больше нет. Он говорил себе, что живёт только затем, чтобы сохранять память о Лере, что пока жив он, жива и она. Но понимал, что это малодушие. Врачи и лекарства сделали своё дело. Феликс понимал, что ему предстоит прожить долгую и несчастливую жизнь.
VIII
Но всё трудней мой следующий день,
И всё темней грядущей ночи тень.
Последний разговор со следователем Волобуевым убил в Феликсе надежду на то, что его айфон будет когда-нибудь найден. Но это его уже не особо огорчало. Все мысли были заняты предчувствием смерти. Феликс не знал, как поступить и это мучило его. Засыпая, он прокручивал в уме разговор со следователем, придумывал, что мог сказать ему, но не сказал, потому что боялся, что его могут счесть сумасшедшим.
Утром Феликс не хотел вставать. Не хотел, есть. Ничего не хотел. Это состояние было знакомо ему. Может быть, надо снова начать пить таблетки, от которых мир становится чуточку веселее. Феликс давно не принимал лекарства, назначенные психиатром. Как и все таблетки, они давали побочные эффекты. Феликс, например, ходил сонный, «как пыльным мешком из-за угла ударенный».
Феликс заставил себя встать, порылся на столе, потом в тумбочке, наконец, нашёл таблетки на подоконнике. Дозировку он помнил. Феликс достал из коробки блистер с таблетками, подержал в руке, положил снова в коробку и кинул её обратно на подоконник. Нет, хватит. Он справится и без них. Врачи долго пичкали его лекарствами, но это не сильно помогло. Его боль не заглушить таблетками. Её вообще ничем не заглушить.
Аппетит так и не появился. Феликс заставил себя выпить кофе с бутербродами. После еды его затошнило, и он пожалел, что позавтракал.
Феликс вспомнил, как не мог спать после исчезновения мамы. Это было, как проклятие. Он спал четыре часа за ночь. Ни больше, ни меньше. Во сколько бы он ни ложился, что бы ни делал перед сном: гулял, читал, пил молоко с мёдом, просил бабушку заварить пустырник. Ничего не помогало. Он легко засыпал, но просыпался через четыре часа и больше не мог спать. А мог только лежать, смотреть в темноту и корить себя за смерть сестры.
После еды Феликс хотел снова лечь. Но уговорил себя сначала почистить зубы, а потом собраться на работу. Всё это время он думал о следователе Волобуеве и о том, что делать с предчувствием его смерти. А, что, если попробовать провести ритуал и увидеть опасность, которая угрожает Волобуеву. Тогда можно будет говорить с ним конкретно.
Времени до работы у Феликса было достаточно, и он решил погадать на картах Таро. Может быть, они предскажут судьбу следователя. Гадать на Таро у Феликса неплохо получалось. Когда он дружил с Верой, она часто просила его погадать ей. И говорила, что все предсказания Феликса сбывались.
Феликс достал карты и сделал расклад на ближайшее будущее следователя Волобуева. Как ни странно, ничего страшного и фатального следователю не угрожало, никаких нехороших карт не выпало. Феликс ожидал, что выпадет Смерть или Башня (может быть, Дьявол). Но нет, карты сулили следователю прибыль, разговоры, недальнюю поездку, в общем, ничего интересного.
Затрезвонил телефон. Юрка. Звонит узнать, чем закончилась встреча со следователем.
– Привет. Ну, что? – спросил Юрка.
– Как я и думал, ничего. Придётся мне искать третью работу, выплачивать кредит и копить на новый телефон. Такой дорогой больше не буду покупать. Куплю какой-нибудь смартфон флагманский с хорошей камерой и большой памятью. Тоже не дёшево будет. Но всё равно дешевле.
– А я видел тебя вчера в том отделении, – сказал Юрка. – Просто зашёл, хотел помочь тебе в разговоре со следователем. А потом, уж, прости, не решился. Вспомнил, как меня подозревали, когда Настя пропала. Хватило мне тогда следователей.
– Ты вчера там был? Да, ладно. Как же я тебя не заметил.
– Ты не смотрел ни на кого. Несчастный такой был, я не стал к тебе подходить. И следователя твоего видел. Заходи ко мне сегодня вечером, – пригласил Юрка, – посидим, поболтаем.
– Ты, извини, мне на работу завтра рано. Я и так уже пропускаю.
– Ты попроси, чтобы тебе заменили следователя. Может, новый тебе больше поможет.
– А разве так можно?
– Не знаю. Но должны же быть среди них нормальные. Если с этим твоим инфаркт случится, как с моим, дело же не закроют, а другому передадут. А он может оказаться добросовестным и найдёт твой телефон. И не придётся тебе ещё одну работу искать. Кстати, подумай ещё раз над моим предложением. Переходи ко мне. У меня будешь столько зарабатывать, что одной зарплаты на все твои хотелки хватит. Два смартфона себе купишь.
– Я подумаю, – сказал Феликс.
Он был благодарен Юрке, но знал, что второй раз на эту работу не согласится. Не походит она ему.
– Ну что, может, всё-таки зайдёшь? – снова спросил Юрка.
– Нет, не сегодня. В следующие выходные, обязательно, – пообещал Феликс и подумал, что зря это сделал.
Все выходные и на этой, и на следующей неделе, он собирался работать, чтобы залатать брешь, пробитую в бюджете за эту неделю.
– Договорились. Ладно, не буду тебя задерживать. Про работу у меня, подумай.
– Да, конечно. Спасибо, Юр.
Феликс нажал «отбой» и загрустил. Неужели, правда, третью работу придётся искать? Когда же жить, если всё время работать?
Из Дневника Феликса.
Так что же делать с этим несчастным следователем Волобуевым? Ведь я предчувствую не просто смерть, а близкую смерть. Если у меня появляется предчувствие, значит, у человека в запасе три-четыре дня. То есть Волобуеву осталось жить примерно сутки. Так, что же мне делать?!
Мне не к кому обратиться за советом. Никогда и ни с кем я не обсуждал эту тему. Я не смог сказать о своём даре ни маме, ни бабушке, ни Лере, ни Юрке. Я боялся говорить об этом с врачами. И сейчас мне не у кого попросить совета.
Что будет, если я опять промолчу? С человеком, пусть и несимпатичным мне, случится несчастье. И снова я буду в этом виноват.
Я пишу, и понимаю, что эти записи мне не помогают. Мне плохо! Мне тяжело! Эта ответственность придавила меня так, что даже дышать трудно. Как будто я несу на плечах огромный камень. И не просто несу, а иду с ним в гору. И мне не на кого переложить даже маленькую часть этого груза. Я кажусь себе уродливым, неправильным. Как будто я не человек, а ошибка природы.
После смерти Леры, в больнице я постоянно вспоминал наш последний разговор, нашу ссору. Я помню всё, что сказал ей тогда. И не могу простить себя. Но не только за то, что ей тогда наговорил. Я обвиняю себя в том, что не почувствовал, как мало осталось ей жить. Если бы я тогда понял, что ей грозит, я мог бы предостеречь её, спасти. Если бы я почувствовал холод, как чувствовал всегда, я бы заткнулся, извинился и проводил бы её домой.
Может быть, это было проклятие, наказание за то, что я не использую свой дар и не пытаюсь никого спасти. Смерть предупредила меня, прежде чем забрать сестру. А я сделал вид, что ничего особенного не произошло. Я не принимал, отвергал свой дар. И тогда смерть забрала Леру.
Жизнь показала мне, что отсидеться, спрятаться не получится. Если ты видишь смерть, надо попытаться её предотвратить. Но будут ли слушать меня? Станет ли разговаривать со мной, например, тот же Волобуев? Наверное, это не важно. Моё дело рассказать. А уж что делать с этой информацией, каждый решит для себя сам.
IX
Я повторяю прежнее опять…
Следующие дни Феликса были настолько похожи друг на друга, что иногда казалось, что это один нескончаемый день. День, который состоял из работы и сна.
С утра – кухня в ресторане быстрого питания, потом до самой ночи поездки по городу. Еда – на ходу, на бегу. Потом короткий чёрный сон без сновидений, который совершенно не помогал, не давал отдыха. И снова работа.
К вечеру в голове гудело от шума улиц и грохота метро. Лица клиентов сливались в одно большое бледное плоское лицо. Оно было хмурым и озабоченным, как большинство лиц в транспорте и на улице. Засыпая, Феликс видел это лицо и понимал, что завтра утром всё начнётся сначала: картошка фри, котлеты, булочки, салат, а потом коробки и пакеты. И среди этой монотонной суеты не было времени (да и желания) продумать разговор со следователем. Феликс отмахивался от мыслей и предчувствий, и они сдавались, растворялись в усталости.
Почти каждый день звонил Юрка. Приглашал в гости и на работу в свой отдел. Такое впечатление, что он решил взять Феликса измором. И это у него начало получаться. Феликс понимал, что вместо того, чтобы искать третью работу лучше найти одну, но хорошо оплачиваемую. Будет больше денег и больше свободного времени. Тем более, что необязательно работать у Юрки всю жизнь. Можно перейти ненадолго, отдать долги, а потом до конца жизни ездить курьером.
И когда телефон (старый поцарапанный смартфон) запиликал в неподходящий момент в метро, где шумно, ничего не слышно и сигнал пропадает, Феликс подумал, что это снова Юрка и готов был дать положительный ответ на его предложение. Но звонок был с незнакомого номера, что взбесило Феликса. В последнее время его донимали разной рекламой в неурочное время в малоподходящем месте.
– Феликс Сергеевич? – поинтересовался женский голос из трубки.
Голос был приятным. И даже не женским, а девчачьим. Как будто звонила девочка-подросток. Феликс усмехнулся, раздражение пропало. Бедная девочка зарабатывает как может, пусть расскажет ему о чудесной банковской карте, которая решит все его проблемы.
– С вами говорит следователь Златовицкая, – ошарашила Феликса «девочка-подросток». – Я по поводу вашего заявления о пропаже айфона. Вам удобно разговаривать?
Следователь Златовицкая готова была пообщаться с Феликсом завтра в любое удобное для него время в том же самом кабинете, где он встречался со следователем Волобуевым.
Что такое? Неужели сбылось проклятие Юрки, и Волобуева, действительно, хватил инфаркт? Или он просто ушёл в отпуск, а свои дела передал на время следователю с приятным голосом. А может, он серьёзно заболел? Лежит сейчас в больнице в реанимации в тяжёлом состоянии.
Феликс отругал себя за то, что не решился предупредить противного следователя о грозящей ему опасности. Неужели его предвидение сбылось?
На следующий день Феликс снова отправился в хорошо знакомое ему отделение полиции.
Следователь Златовицкая сидела за столом следователя Волобуева, сложив руки на столе, как прилежная ученица и задавала Феликсу вопросы, которые не задал ему в своё время Волобуев. Держалась и выглядела она строго – тёмно-серый костюм, белая блузка, гладкая причёска, неброский аккуратный маникюр. За всё время разговора следователь Златовицкая ни разу не улыбнулась.
– Теперь вы будете вести моё дело? Я имею в виду, вы до конца его доведёте? Или снова передадите следователю Волобуеву, когда он вернётся? – спросил Феликс, когда все вопросы были заданы, ответы получены, а бумаги подписаны.
– Я буду вести ваше дело, – ответила Златовицкая. – Будем надеяться, что ваш айфон рано или поздно найдётся.
– Простите, пожалуйста, за такой вопрос. А что случилось со следователем Волобуевым?
– Это не имеет отношения к делу, – строгим официальным тоном ответила следователь Златовицкая.
– Извините, пожалуйста, но для меня это очень важно. Скажите, пожалуйста, он умер?
Следователь так посмотрела на него, что Феликс понял, что угадал.
– Пожалуйста, скажите, отчего он умер.
– Почему вы задаёте мне такие вопросы? Почему вы решили, что он умер?
Несмотря на свою показную строгость, следователь Златовицкая была милой и симпатичной, а ещё очень молодой. И Феликс решился. Впервые в жизни решился рассказать то, что никогда никому не рассказывал – о своём предвидении, своём даре. Следователь Златовицкая выслушала его серьёзно, без улыбки, ни разу не перебила. Когда он закончил, сказала:
– Правильно было бы ответить, что всё это вам показалось. Но я сама однажды была участницей событий необъяснимых и странных, можно сказать, мистических. Поэтому я не знаю, что вам ответить.
– Вы можете сказать, как он умер?
– Его убили.
– Убили? Вы уверены?
– Да. Мы думаем, это кто-то из подследственных, настоящих или бывших.
– Я хотел предупредить его. Пытался. Но у меня не получилось. Он мне не поверил, – сказал Феликс. – А как его убили?
– Очень странно, – начала следователь Златовицкая, но перебила себя. – Извините, это тайна следствия.
– Тайна следствия, – повторил Феликс, когда вышел из отделения полиции.
Что же такое случилось со следователем Волобуевым? Почему эта девочка-следователь назвала убийство странным? А что, если попробовать, как с Настей? Посмотреть, как произошло убийство. Конечно, это страшно, неприятно, и не факт, что он увидит убийцу. Ведь не получилось же это с Настей. Но попробовать стоит. А вдруг…
X
Каким бы счастьем было для меня —
Проснувшись утром, увидать воочью
Тот ясный лик в лучах живого дня,
Что мне светил туманно мертвой ночью.
Феликс вышел, а следователь Златовицкая задумалась. Надо ли рассказывать новым коллегам о предчувствии этого потерпевшего? Как они к этому отнесутся? Как! Посмеются, конечно, сочтут этого Феликса Сергеевича сумасшедшим. А вдруг, его рассказ поможет следствию? Да, нет, вряд ли. Чем это может помочь? Следователь Златовицкая решила пока не говорить никому о предчувствии Феликса, посмотреть, как будет продвигаться следствие.
Молодая следователь Златовицкая интересовалась делом об убийстве своего предшественника и всё о нём знала. Она бы, не задумываясь, приняла участие в расследовании. Но ей, конечно, никто этого не предлагал.
Она знала, что следователя Волобуева убили недалеко от его дома, когда он возвращался с работы. А возвращался он, когда уже стемнело. В самом убийстве не было ничего странного. Волобуева ударили ножом в шею. Удар был один – точный и смертельный. Судя по всему, человек, который его убил, был сильным и знал, как бить. Так мог действовать профессиональный убийца. Или спортсмен? Доктор Морбиус2? Профессор Мориарти? Следователь Златовицкая усмехнулась: тогда понятно, что за знак оставил преступник.
В убийстве следователя Волобуева не было ничего странного, кроме послания убийцы. Что оно может означать? Убийца решил оставить свои инициалы? Но для чего? Чтобы его быстрее нашли среди тех, кого в своё время засадил следователь Волобуев? Глупо. А может быть, наоборот, – дерзко.
Молодая следователь считала, что вполне может вести серьёзные дела, а не только скучные кражи телефонов и кошельков. Она была уверена, что если бы ей поручили дело об убийстве, она бы с ним справилась. Конечно, под руководством старших товарищей. Нескоро, наверное, будут у неё подобные дела. Ведь для своего начальства она неопытная, начинающая. Следователь Златовицкая перебирала бумаги на столе и думала, правильно ли она сделала, что выбрала эту профессию? Совсем не так представляла она свою работу. Но она не бросит её сейчас, в самом начале. А наоборот, будет делать её хорошо, лучше всех. По-другому она не умеет. Она всегда была отличницей.
И пока серьёзных дел ей не поручают, надо хорошо работать по тем делам, которые есть. Надо помочь этому бедолаге-потерпевшему Феликсу. Какой-то он грустный или уставший. Такое впечатление, что работает много, а радости в жизни у него мало. Надо найти его айфон. Наверное, все свои сбережения на него потратил
Пока следователь Златовицкая размышляла о своей работе и о Феликсе, он вышел на улицу, повернул лицо к ещё теплому осеннему солнцу, посмотрел на него сквозь ресницы. Он не любил осень. И хотя уже давно не ходил в школу, первое сентября вызывало у него не самые лучшие чувства. В этот день он сочувствовал нарядным мальчикам и девочкам с букетами и огромными рюкзаками за спиной.
Феликс повернулся, чтобы уйти и чуть не столкнулся с девушкой. Она отскочила, он начал извиняться. Девушка улыбнулась. Ветер подхватил её длинные светлые волосы, и на мгновение Феликсу показалось, что перед ним Лера. Но нет, на Леру она не похожа. Если только улыбка. Девушка прошла мимо, Феликс проводил её взглядом. И только когда она исчезла из вида, Феликс понял, что она зашла в отделение полиции. Она что, там работает? Или она такая же потерпевшая, как и он? Феликс хотел пойти за девушкой, но не решился. Солнце скрылось за облаком и стало холодно. Феликс постоял, глядя на дверь, в которую вошла незнакомка, как будто ждал, что она скоро выйдет. Но, понимая, что из отделения полиции так быстро не возвращаются, решил идти домой.
Феликс шёл домой через парк. После смерти Леры он долго не приходил сюда. Особенно боялся подходить к прудам, туда, где умерла Лера. Но однажды решился, и теперь по дороге домой всегда шёл через парк одной и той же дорогой мимо прудов. Сейчас это почему-то было не трудно, не больно. Феликс не знал, где погибла Лера, какое место выбрала она, чтобы умереть. Он шёл мимо прудов, смотрел на воду, вспоминал, как они гуляли здесь вместе. Воспоминания были счастливыми.
Но не только из-за воспоминаний Феликс часто бродил у прудов. Он надеялся встретить женщину, похожую на Леру. Она появлялась вечером, всегда примерно в одно время. Это невероятно, как эта женщина была похожа на Леру! Феликс предполагал, что она живёт недалеко и идёт через парк домой. Но он ни разу не решился пойти за ней и узнать, где она живёт. Ему казалось, что эта необычная женщина вышла из иного мира, и, пройдя парк до конца, она исчезает, возвращается в свой мир.
И сегодня Феликсу повезло. Он топтался около прудов. Смотрел, как по воде плывут медово-жёлтые листья осин и багровые, почти чёрные листья клёнов. Дышал осенним воздухом, уже прохладным к вечеру, в котором чувствовалось приближение зимы. Было ещё светло. Женщина, похожая на Леру так рано не приходила.
Но сегодня она пришла раньше. Он увидел эту женщину издалека. Она шла, как всегда быстро, никого, в том числе и Феликса, не замечая. Её походка была такой же лёгкой и уверенной, как у Леры. Это была женщина довольная собой и жизнью. Феликс сделал несколько шагов за ней. Но, как обычно, остановился, развернулся и поплёлся к своему дому. Радость уходила, возвращались тоска и разочарование. Феликсу было жаль себя. Он не испугался, когда просил высшие силы об этой встрече. А теперь глупо трусил, не решаясь подойти к женщине, похожей на Леру и заговорить. И ничего не мог с этим сделать.
Из Дневника Феликса.
Я хорошо помню этот день. Двадцать первое число. Двадцать первого погибла Лера. И теперь двадцать первое число каждого месяца для меня чёрный день. День тоски и страдания. Но в то же время – это день светлых воспоминаний. Потому что я весь день думаю о Лере. И воспоминания мои обычно радостные, счастливые.
Но тот день был особенным. Я тосковал. Тосковал так сильно, что физически ощущал боль в сердце. Я хотел снова увидеть Леру, взять за руку, заговорить с ней. Я готов был отдать за это всё, всю свою оставшуюся жизнь. Но никто не предлагал мне поменять мою никчёмную жизнь на встречу с Лерой.
Тоска была такой сильной, что я ничего не мог делать. Раскрыл эту тетрадь, чтобы выплеснуть свою боль на бумагу, поделиться ею с белыми линованными страницами. Но не мог писать. Я листал тетрадь, пробегал глазами по буквам, словам, не понимая смысла написанного. Я уже говорил, что в этой тетради раньше я записывал обряды, в том числе и на исполнение желаний. Среди них был один, который я никогда не проводил. Я боялся его. Он был сильным, действенным, мог исполнить любое, самое безумное, самое заветное желание. Но в магии ничего не происходит просто так. Если ты что-либо получаешь, то должен что-то дать взамен. И ты не знаешь, чем придётся заплатить.
Для этого обряда нужны были деньги, собственная кровь и прядь волос. Всё это была моя жертва, мой дар высшим силам. Желание должно было исполниться быстро, сразу. И я попросил вернуть Леру, снова увидеть и услышать её. Я был уверен в этом обряде. Если сделать всё правильно, даже такое невыполнимое желание должно было исполниться.
Лучшего дня для проведения обряда нельзя было придумать. Новолуние – начало нового, путь в новую жизнь. И так совпало, что это было двадцать первое число. Это был знак. Я обязан был провести обряд, должен был попытаться.
Я исполнил всё в точности, как было написано. И на следующий день с раннего утра вместо того чтобы идти на работу, побежал к дому, где жила Лера. Я забежал в подъезд, но остановил себя. Не в моей власти воскрешать из мёртвых. Если я сейчас приду к родителям Леры, надеясь увидеть её, то только добавлю им горя и боли. Я вышел, сел у подъезда и долго сидел, не замечая ни времени, ни людей, которые проходили мимо. Когда я пришёл в себя, у меня совсем не было сил.
С трудом подняв себя со скамейки, я плёлся домой через парк, глядя под ноги. И налетел на женщину, которая шла навстречу. Я очнулся, извинился, не поднимая глаз. Она что-то ответила, и я посмотрел на неё. Я не упал, наверное, только потому, что остолбенел. Женщина мельком взглянула на меня и пошла дальше. А я пошёл за ней.
Это было невероятно! Она так была похожа на Леру, просто одно лицо. Так могла выглядеть повзрослевшая Лера, если бы осталась жива. Женщина, которую я встретил, была старше Леры. Но у неё были такие же лёгкие светлые волосы, такие же лучистые глаза. Она была точной копией Леры. Моё безумное желание исполнилось! Я снова смог увидеть черты девушки, которую любил.
Я был так поражен, растерян и очарован, что ноги не слушались меня. Я не смог догнать эту необыкновенную женщину, потерял её из виду. Я долго сидел в парке, а перед глазами у меня было лицо Леры, которая с возрастом должна была стать ещё прекраснее, чем была.
Я забросил работу, с утра до ночи слонялся по парку, бродил туда-сюда по дорожкам, но незнакомка мне больше не встречалась. Через какое-то время я успокоился, вернулся к работе. И однажды вечером снова увидел её на тропинке у прудов. Она шла мне навстречу. Когда бы я ни встретил эту прекрасную женщину, она всегда идёт мне навстречу. А я прохожу мимо, не останавливаясь, даже стараюсь не смотреть на неё, чтобы не спугнуть видение, и понимаю, что никогда не решусь с ней заговорить.