Змеились косы на плечах младых, Оплетены тесемкой золотою; И мрамор плеч, белея из-под них, Был разрисован жилкой голубою. Она была прекрасна в этот миг, Прекрасна вольной дикой простотою, Как южный плод румяный, золотой, Обрызганный душистою росой.
XX
Селим смотрел. Высоко билось в нем Встревоженное сердце чем-то новым. Как сладко, страстно пламенным челом Прилег бы он к грудям ее перловым! Он вздрогнул, вышел… сумрачен лицом, Кинжал рукою стиснув. – На шелковом Ковре лениво Акбулат лежал, Курил и думал… О! когда б он знал!..
XXI
Промчался день, другой… и много дней; Они живут как прежде нелюдимо. Но раз… шумела буря. Всё черней Утесы становились. С воем мимо, Подобно стае скачущих зверей, Толпою резвых жадных псов гонимой, Неслися друг за другом облака, Косматые, как перья шишака.
XXII
Очами Акбулат их провожал Задумчиво с порога сакли бедной. Вдруг шорох: он глядит… пред ним стоял Селим, без шапки, пасмурный и бледный; На поясе звеня висел кинжал, Рука блуждала по оправе медной; Слова кипели смутно на устах, Как бьется пена в тесных берегах.
XXIII
И юноше с участием живым Он молвил: «Что с тобой? – не понимаю! Скажи!» – «Я гибну! – отвечал Селим, Сверкая мутным взором, – я страдаю!.. Одною думой день и ночь томим! Я гибну!.. ты ревнив, ты вспыльчив: знаю! Безумца не захочешь ты спасти… Так, я виновен… но, прости!.. прости!..»
XXIV
«Скажи, тебя обидел кто-нибудь? — Обиду злобы кровью смыть могу я! Иль конь пропал? – Забудь об нем, забудь, В горах коня красивее найду я!.. Иль от любви твоя пылает грудь? И чуждой девы хочешь поцелуя?.. Ее увезть легко во тьме ночной, Она твоя!.. но молви: что с тобой?»
XXV
«Легко спросить… но тяжко рассказать И чувствовать!.. Молился я пророку, Чтоб ангелам велел он ниспослать Хоть каплю влаги пламенному оку!.. Ты видишь: есть ли слезы?.. О! не трать Молитв напрасных… к яркому востоку И западу взывал я… но в моей Душе всё шевелится грусть, как змей!..
XXVI
«Я проклял небо – оседлал коня; Пустился в степь. Без цели мы блуждали, Не различал ни ночи я, ни дня… Но вслед за мной мечты мои скакали! Я гибну, брат!.. пойми, спаси меня! Твоя душа не крепче бранной стали; Когда я был ребенком, ты любил Ребенка… помнишь это? иль забыл?..
XXVII
«Послушай!.. бурно молодость во мне Кипит, как жаркий ключ в скалах Машука! Но ты, – в твоей суровой седине Видна усталость жизни, лень и скука. Пускай летать ты можешь на коне, Звенящую стрелу бросать из лука, Догнать оленя и врага сразить… Но… так, как я, не можешь ты любить!..
XXVIII
«Не можешь ты безмолвно целый час Смотреть на взор живой, но безответный, И утопать в сиянье милых глаз, Тая в груди, как месть, огонь заветный! Обнявши Зару, я видал не раз, Как ты томился скукою приметной… Я б отдал жизнь за поцелуй такой, И… если б мог, не пожалел другой!..»
XXIX
Как облака, висящие над ним, Стал мрачен лик суровый Акбулата; Дрожь пробежала по усам седым, Взор покраснел, как зарево заката. «Что произнесть решился ты, Селим!» — Воскликнул он. Селим не слушал брата. Как бедный раб он пал к его ногам, И волю дал страданью и мольбам.
