И земляки – зачем? то знает бог — Чуждались их беседы; особливо Паслись их кони… и за их порог Переступали люди боязливо; И даже молодой Селим не мог, Свой тонкий стан высокий и красивый В бешмет шелкòвый праздничный одев, Привлечь одной улыбки гордых дев.
IX
Сбиралась ли ватага удальцов Отбить табун, иль бранною забавой Потешиться… оставя бедный кров, Им вслед, с усмешкой горькой и лукавой, Смотрели братья, сумрачны, без слов, Как смотрит облак иногда двуглавый, Засев меж скал, на светлый бег луны, Один, исполнен грозной тишины.
X
Дивились все взаимной их любви, И не любил никто их… оттого ли, Что никому они дела свои Не поверяли, и надменной воли Склонить пред чуждой волей не могли? Не знаю, – тайна их угрюмой доли Темнее строк, начертанных рукой Прохожего на плите гробовой…
XI
Была их сакля меньше всех других, И с плоской кровли мох висел зеленый. Рядком блистали на стенах простых Аркан, седло с насечкой вороненой, Два башлыка, две шашки боевых, Да два ружья, которых ствол граненый, Едва прикрытый шерстяным чехлом, Был закопчен в дыму пороховом.
XII
Однажды… Акбулата ждал Селим С охоты. Было поздно. На долину Туман ложился как прозрачный дым; И сквозь него, прорезав половину Косматых скал, как буркою, густым Одетых мраком, дикую картину Родной земли и неба красоту Обозревал задумчивый Бешту.
XIII
Вдали тянулись розовой стеной, Прощаясь с солнцем, горы снеговые; Машук, склоняся лысой головой, Через струи Подкумка голубые, Казалось, думал тяжкою стопой Перешагнуть в поместия чужие. С мечети слез мулла; аул дремал… Лишь в крайней сакле огонек блистал.
XIV
И ждет Селим – сидит он час и два, Гуляя в поле, горный ветер плачет, И под окном колышется трава. Но чуть далекий топот… кто-то скачет… Примчался; фыркнул конь, заржал… Сперва Спрыгнул один, потом другой… что это значит? То не сайгак, не волк, не зверь лесной! Он прискакал с добычею иной.
XV
И в саклю молча входит Акбулат, Самодовольно взорами сверкая. Селим к нему: «Ты загулялся, брат! Я чай, с тобой не дичь одна лесная». И любопытно он взглянул назад, И видит он: черкешенка младая Стоит в дверях, мила как херувим; И побледнел невольно мой Селим.
XVI
И в нем, как будто пробудясь от сна, Зашевелилось сладостное что-то. «Люби ее! она моя жена! — Сказал тогда Селиму брат. – Охотой Родной аул покинула она. Наш бедный дом храним ее заботой Отныне будет. Зара! вот моя Отчизна, всё богатство, вся семья!..»
XVII
И Зара улыбнулась, и уста Хотели вымолвить слова привета, Но замерли. – Вдоль по челу мечта Промчалась тенью. По словам поэта, Казалось, вся она была слита, Как гурии, из сумрака и света; Белей и чище ранних облаков Являлась грудь, поднявшая покров;
XVIII
Черны глаза у серны молодой, Но у нее глаза чернее были; Сквозь тень ресниц, исполнены душой, Они блаженством сердцу говорили! Высокий стан искусною рукой Был стройно перетянут без усилий; Сквозь черный шелк витого кушака Блистало серебро исподтишка.
