– Олег Иванович, мы с Николаем Ивановичем договаривались передать «голубые» компании «Супер», – сказал Лебединец.
– Вы имеете ввиду «мои» траулеры?
– Да.
– Зачем? – вроде, как «удивился» Мамаев.
– Мы думали, так будет легче ими управлять. У «Суппера» есть средства на подготовку к путине.
– А у нас? Не вижу в этом смысла. Зачем с кем-то делиться прибылью?
– Какой прибылью? Затраты сжирают всё. Налоги, зарплату надо платить сейчас, а за улов мы деньги получим только по реализации. У нас долги около полумиллиарда, на сколько мне известно. Таких денег у ВБТРФ нет.
– Нет, так будут. У вас всё, ко мне?
Игорь Петрович тяжело поднялся и недобрым взглядом покосился на Мамаева.
– Неправильно начинаете, Олег Иванович.
Мамаев вздохнул.
– Я может быть чего-то не понимаю, Игорь Петрович. Предлагаю вернуться к этому вопросу через две недели. До окончания минтаевой путины ещё есть время. Хорошо?
– Хорошо, – обрадовался Лебединец и вышел из кабинета директора.
Мамаев, после избрания его генеральным директором, нажал на «тревожную» кнопку, носимую им в кармане, и группа быстрого реагирования охранного предприятия «Беркут» заняла все этажи здания № 243 по улице имени Шалвы Надибаидзе. За ними более спокойно в здание вошли сотрудники СОБРа Управления по борьбе с организованной преступностью. В том числе и конференцзал, где проходило годовое акционерное собрание ВБТРФ. Поэтому выскочившая из зала главный бухгалтер вдруг попала в объятия «добрых» молодцев в черных масках-балаклавах. Находящийся рядом милиционер в форме мирно спросил:
– Нина Ивановна Постовалова? Я следователь Стрыков. У меня постановление о проведении у вас обыска.
– Где у меня?! – дерзко выкрикнула главный бухгалтер, надеясь, что её услышат в конференцзале.
И её услышали. И даже увидели. В стеклянные двустворчатые двери Нина Ивановна была хорошо видна, особенно с высоты сцены, на которой стоял стол, накрытый по привычке, красным сукном, а за столом сидели члены совета директоров.
– Что там такое? – спросил Никитенко, увидев милицейскую форму с капитанскими погонами на фоне красного лица Нины Ивановны.
Все оглянулись, а в это время дверь распахнулась и вошёл Юрий Николаевич Старовойтов. У него было сильное желание сказать «по-Жигловски»: «Граждане бандиты!», да ещё добавив хрипотцы в голос, но он вздохнул и «по-Ленински» чуть картавя сказал:
– Прошу прощения у уважаемого собрания, но мы вынуждены провести в вашем учреждении обыски. Прошу всех работников управления ВБТРФ не покидать это помещение.
– Собрание проводить можно? – спросил Добровинский.
– Конечно. Караул вам в этом не препятствует.
Он даже сделал Ленинский жест рукой, показав на двух СОБРовцев с автоматами, стоящими за дверями.
И теперь Мамаев, тоже прошедший процедуру досмотра, сидел не в кабинете генерального директора, где всё ещё проходил обыск, а в библиотеке, где обыск не планировался.
– Может вам чая или кофе, Олег Иванович, – спросила библиотекарь.
Марина Гавриловна Четвёркина, бывшая инструктор парткома, как всегда выглядевшая очень броско, но не, слишком вызывающе, не знала как себя вести с новым руководителем. Никитенко и его замов она знала многие годы. Сначала она работала на освобождённой должности в комитете комсомола ВБТРФ, потом перешла в профсоюзный комитет, потом в партком. Сейчас партком закрыли, и она снова вернулась в профком, заняв должность старшего библиотекаря. Она проработала в ВБТРФ более двадцати лет и знала здесь всех и вся. И тут пришла новая и совершенно незнакомая ей «метла».
– Марина Гавриловна, а вы давно работаете в ВБТРФ?
– Лет с семнадцати. С семьдесят пятого.
– И на какую должность, такая молоденькая? – удивился Мамаев.
– В тарный цех. Рабочей. Не поступила в институт. Но потом выдвинули секретарём комсомольской цеховой организации. А дальше пошло-поехало. Райком, профком… ВУЗ оканчивала уже заучно. Начальником профкома была.
Она неуверенно пожала плечами и стыдливо поморщилась.
– Ничем толковым не занималась, а на экономиста выучилась.
– Зря вы так. Профсоюзный комитет – это же было здорово! Путёвки в санатории, пионерские лагеря, детские сады. Очень нужная и полезная работа.
– Да ну, – женщина махнула рукой. – Нужная? И где он сейчас, профсоюз? Одно название…
– Вот и возьмите под себя. Думаю, у нас получится реанимировать его.
Четвёркина округлила глаза.
– Профком? Да у нас вроде есть профсоюзный лидер.
– Это не тот профком, который нам нужен. Нам нужен «тот» профком». Но пока… Марина Гавриловна, вы будете мне нужны в другом качестве.
Мамаев улыбнулся. Женщина посмотрела в синие глаза генерального директора и одновременно с мыслью: «А он по возрасту ведь моложе меня», – ярко-ярко покраснела.
– Вы мне будете нужны в качестве секретаря-референта. Секретарь Никитенко, видимо, сделала выбор не в мою пользу. А своего секретаря у меня нет даже на примете. А вы тут всех и всё знаете. Поможете мне подобрать команду из старых, но надёжных кадров. Только я привык, чтобы мне отдавались полностью.
Марина, глядя в глаза «генеральному» не заметила, как «утонула» в бездонной синеве. Когда она видела голубые глаза у мужчин, она таяла.
– Я готова, – сказала она и покраснела ещё больше. – Это будет высшей точкой… моих устремлений.
– Заодно поможете мне с бюджетом. Вообще-то экономист у меня есть. Может быть вы её знали. Она работала в экономическом отделе. Мамаева Галина…
– Мамаева? Галина? Знала. Это ваша жена? – Марина резко расстроилась.
– Это жена моего брата. Он погиб недавно. Полгода назад. В перестрелке с бандитами.
– Ах да! Точно! Её муж служил в милиции! Я помню. У неё две дочери. Мы ей садик предлагали, но для неё это было далеко, и она обменяла места в нашем садике на… на… на какой-то другой.
– Вот видите, какая вы молодец. И память у вас хорошая.
Марина только вчера думала о том, что «контора» загибается и, скорее всего, из неё придётся уходить. Но куда? Кому она нужна с её «экономическим» образованием? Она и библиотекарь-то никакой… Снова в межрейсовую гостиницу? Разруливать оргии и вакханалии, как любил выражаться первый секретарь ВЛКСМ ВБТРФ Андрюша Мальцев. Звал он её к себе в «Молодёжный центр», но ребятки проворовались так, что второго секретаря теперь ищет милиция и Интерпол. На Украину, говорят, уехал. И тут такой дар с небес…
– Вы, Олег Иванович, не пожалеете, если возьмёте меня к себе. Сын у меня уже взрослый, самостоятельный. Мужа нет. Смогу задерживаться на работе до тех пор, пока нужна.
– Вот и отлично! Тогда, после того, как приготовите мне кофе, готовьте приказ о вашем внутреннем перемещении на должность… референта.
– У нас не такой штатной единицы.
– Вот видите, вы даже штатное расписание знаете.
– Конечно знаю. Место себе искала. Библиотеку закрывать собрались.
– Понятно. Сделайте приказ о внесении изменений в штатное расписание. Должность секретаря генерального директора сократить и уволить предыдущего со всеми положенными ей, в связи с сокращением, компенсациями. Вас принять на должность референа. Действуйте!
Марина «нырнула» в свой закуток», но вдруг вспомнила, что нормального молотого кофе у неё нет. Закончился. Вот, блин! Её пробил озноб. Не поить же генерального директора обычным растворимым корейским? Чёрт! И у девчонок в бухгалтерии идут обыски. Вот незадача! Она буквально заметалась по лестничной площадке, и вдруг почувствовала запах. Она повела носом и поняла, что запах идёт из каморки художников, устроенной на бывшем балконе фойе конференц-зала.
Она быстро простукала каблучками вверх по лестнице и дёрнула дверь.
– О-о-о! Маришка! – встретил её Барабанов, последний доживающий свой век в ВБТРФ художник. Он был одного с Мариной возраста, и так же как и она работал в ВБТРФ очень давно.
– Выручай, Валера, нужен кофе.
– Садись-пей, не жалко! У меня и коньяк есть.
Валера любил побалагурить, пошутить. Он был весёлым парнем и неплохим художником, хоть и пробавлялся всю жизнь рисованием плакатов и стендов наглядной агитации. Но это при СССР, партии и комсомоле. В последние годы он в эту кандейку приходил просто так. Попить кофе. Основной заработок у него образовался в деревоцехе конторы, где он арендовал помещение и изготавливал мебель.
– В другой раз, Валера. Новый генеральный директор у меня в библиотеке. Не дай ударить в грязь лицом.
– Ну ты… Лицо-то береги, – рассмеялся Валера. – А Никиту ловко прокинули! Высший пилотаж! И кто он такой, этот Мамаев?
– Не знаю пока, Валера. Меня к себе референтом берёт.
– Ёшкин дрын! – удивился Валера. – Вот это тебе фартануло! Тогда, конечно, бери. Может и мне подсобишь когда… Референт, – это не секретарь. Это звучит гордо! Сейчас зайду, поздороваюсь с новым гендиректором!
– Вот ты наглый, Валерка! Сиди тут! Не путай мне карты!
Валерка добродушно загоготал.
– Щас тресну! – сказала Марина замахиваясь, и, пока Барабанов прикрывался от обещанного удара, схватила всю пачку зернового кофе и выбежала.
– Всю-то, зачем забрала?! – крикнули ей в след, но Четвёркина уже стучала каблучками вниз по лестнице.
– Ох, Маришка! – сквозь смех, нарочито грассируя на букве «р», добавили сверху.
Пока пил кофе, Четвёркина рассказала, что У ВБТРФ имелось несколько подразделений: судоремонтный завод «Диомидовский», «тарный цех», «цех орудий лова», «деревообрабатывающий цех», «отдел кадров» в отдельно стоящем здании, многоэтажная гостиница-профилакторий «Меридиан», ремонтные плавучие, но не ходящие по морю, базы «Аскольд» и «Суппорт», пионерский лагерь на Санаторной и трудовой лагерь в совхозе «Синиловский», куда летом сотрудники управления и «плавсостав на бичу»1ездили «на картошку» и собирать помидоры. За это совхоз снабжал ВБТРФ той же картошкой и теми же помидорами. Да и участвующие в «битве за урожай» могли затариться овощами значительно ниже магазинной цены, и на служебном грузовике доставить «богатство» домой.
Мамаев историю и структуру ВБТРФ изучил, так как готовился к собранию, предполагая, что его могут проверить на знание объекта, которым ему придётся управлять. Однако попросив Марину Гавриловну рассказать про ВБТРФ, получил от неё подробный рассказ с экскурсом в прошлое.
Обыски закончились за полночь. И закончились тем, что трёх руководителей ВБТРФ «задержали» и доставили в изолятор временного содержания на Партизанском проспекте в народе называемый «тюрьма». Милиция разъехалась, но здание осталось под охраной «Беркута».
Мамаев «помнил», как оно сгорело в девяносто девятом вместе с документацией и учитывал, что не всем понравится его назначение. Однако, теперь, когда милиция вывезла всю документацию ВБТРФ двумя микроавтобусами, гореть в здании было нечему… Кроме самого здания, конечно.
Юрий давно отпустил домой Четвёркину и после отъезда следственной группы, остался в трёхэтажном здании один. Можно было ехать домой, но он не удержался и решил осмотреть кабинет руководителя ВБТРФ.
Поднимаясь от входной двери по широкой лестнице, рассчитанной на одновременный спуск и подъём большого количества народа, Мамаев, слыша повторяющееся эхо своих шагов, вдруг представил этот народ. Тысячи ног несколько десятилетий спускались и поднимались по этой лестнице, следуя по производственной необходимости и личной надобности.
Юрий хмыкнул.
– Осталось только приведения встретить, – подумал он.
Полутёмные коридоры с «высокими потолками» действительно напоминали казематы старой крепости, а горевшие на стенах электрические «бра» – факела.
– Вот тебе и личный замок, – усмехнулся Мамаев. – Хоть и не в собственности, а во временном пользовании, но имущество ценное и полезное.
Он оглядел кабинет руководителя ВБТРФ и отметил его «скромность». Столы, стулья, кресла и стены не отличались новизной. Похоже, что время в кабинете остановилось. И, возможно, потому что хозяин кабинета не видел себя в нём в перспективе. Мамаев себя в нём видел. И «видел» не в «кавычках», а реально. Его будущее, после назначения его на должность генерального директора ВБТРФ, снова изменилось. Юрий ещё в конференц-зале вдруг стал «помнить» себя в этом кабинете. А раньше ни «бум-бум», как говорил Жванецкий.
Мамаев сел в кресло Никитенко и «вспомнив», сколько баталий ему предстоит выдержать, сидя в этом кресле, подумал, а надо ли ему это? Ну, ладно Никитенко и другие руководители. Они отдали этому предприятию многие годы. Многие работали в море. Но он, Мамаев, ведь здесь, да и вообще для моря, человек посторонний. Случайный… Зачем ему тратить свои деньги на это предприятие?
Сидел бы в лесу, разводил оленей… Зверушек… Занимался бы изучением своего тела, разума и духа. Мамаеву в последнее время это почему-то стало интересно. Интересно-то интересно, но времени на «медитацию» катастрофически не хватало. А сейчас? Больше его, точно, не станет. Мамаев отмахнулся от «пораженческих» мыслей и снова задумался о перспективе.
Юрий понимал, что только комплекс всех трёх производственных направлений позволит ему выжить, а возможно и развиваться. Песца и норку надо кормить рыбой, а это рыбный нестандарт, попавший в сети добывающего флота. Комбикорм для оленей, и домашних животных – это рыбная мука, а значит рыбомучные базы. Запчасти и ремонт за границей, это валюта, а значит – шкурки норки и соболя, краб и филе минтая на экспорт. Круг, как говорится, замкнулся.
Раньше министерство экономики СССР балансировало доходную и расходную части бюджета. Планировало развитие и финансирование отраслей народного хозяйства. Теперь этим приходилось заниматься каждому предприятию самостоятельно.
И для управления всем этим хозяйством в управлении базы флота имелось главное, это то, чего так не хватало Мамаеву, – коллектив заинтересованных в существовании предприятия сотрудников. Не тех, кто замыслил уничтожить и обокрасть предприятие, а руководители среднего и низшего звена. А ещё в управлении имелась связь: и радио, и спутниковая, и «простая» проводная междугородняя и международная. Ещё в начале восьмидесятых годов на все плавбазы установили антенны и оборудование для факсимильной и телефонной передачи информации через спутники. Теперь он прямо из «своего» кабинета мог связаться не только с Москвой или Лондоном, но и с Симуширом, и судами флота ВБТРФ, находящимися рядом с плавбазами. А из «радиорубки» по обычной рации и со «своими» кораблями, разбросанными по всему миру.
После того, как Мамаев получил документы от Симонова, оказалось, что остальные пятьдесят рыбодобывающих судов, находящихся в собственности «Далькомфлота», были распределены по рыбодобывающим организациям западной части страны. Сейчас они находились в управлении таких же, как ВБТРФ, организаций. Пять транспортов-рефрижераторов каким-то образом оказались у греческого судовладельца Ласкаридиса.
Из справок, подготовленных ему коллегами из ГРУ, Мамаев знал, что устаревший флот «коренных» рыбопромышленников Дальнего Востока не справляется с выделенными ему квотами на вылов рыбных и иных ресурсов. А раз не справляется, значит квоты можно отдать новым игрокам, появляющимся на «поле», благодаря иностранным инвесторам, подобных японским «партнёрам» Мамаева.
Сейчас у ВБТРФа должны появиться излишки добывающего флота. Юрий, планируя захват судов «Далькомфлота», не рассчитывал на все семьдесят единиц. Он и не знал, есть ли они по факту, или существуют только на бумаге. В той истории, что он знал, пятьдесят пять судов просто «испарились в воздухе». Сейчас оказалось, что они существуют фактически, и юридически принадлежат ему.
Мамаеву вполне хватило бы и пятнадцати супертраулеров, которые могли не только ловить рыбу, но и перерабатывать, и хранить готовую продукцию в морозильных трюмах. Пятьдесят траулеров Мамаеву было много. Но, не отдавать же их назад Симонову, как «Кемь» шведам, коли взяли.
* * *
Но пока на минтаевой путине работало пятнадцать супертраулеров, принадлежащий фирме «Далькомфлот»: одиннадцать в оперативном управлении ВБТРФ и четыре под управлением ДМП, то есть – АО «Дальморепродукт». Остальные пятьдесят добытчиков и пять транспортов ещё надо было отнять.
Юристы ВБТРФ, откомандированные Мамаевым, мотались по всему «земному шару», арестовывая, изымая и организовывая перегон судов на Тихий океан. Это продолжалось несколько лет. И Мамаев знал это. Но не будем забегать вперёд.
* * *
Уже на следующий день Мамаев собрал руководителей на совещание. Осмотрев присутствующих, Мамаев прервал паузу, возникшую в результате опоздания начальника отдела кадров.
– Я хотел бы рассказать вам, как я вижу наше с вами сотрудничество. И в плане личных коммуникаций, и в плане коммуникаций структур «Мэрин и фишери» со структурами ВБТРФ. После этого каждый из вас будет вправе сделать собственный вывод о правильности выбранного мной пути и выбор, следовать ли этим путём. Сокращать или увольнять вас без вашего согласия я не намерен.
– А секретаршу уже уволили, – буркнула начальник отдела кадров.
– Не уволил, а сократил. Она ещё вчера сделала свой выбор.
Мамаев помолчал и глубоко вздохнул.
– Тут вчера господин Лебединец мне доказывал, что ВБТРФ не может управлять своим флотом, потому что обременён налогами и иными ежемесячными платежами, и поэтому некоторые суда и желательно лучшие нужно отдать в управление ОАО «Супер», а то и продать. Но думаю, вы прекрасно знаете, почему господин Лебединец ратует за ОАО «Супер». Потому, что имеет в этом личную заинтересованность. Мы также знаем и тех, кто стоит за ООО «Шельф», за ООО «ЦОЛ»2, за ОАО «ДСРЗ»3. Вами созданы юридические структуры, вроде как для «спасения» вашего огромного предприятия, но на самом деле имеющие цель разорвать его на отдельные самостоятельные компании, а Николай Иванович при получении «диктаторских» полномочий был готов раздать этим структурам имущество. То есть, как я понимаю, руководство ВБТРФ для спасения организации пошло по пути умышленного банкротства.
Мамаев всё время перескакивал взглядом с одного присутствующего на другого. Реакция на его слова была разной, но почти все руководители смотрели на него нисколько не смущаясь его обвинений и даже несколько снисходительно. Мамаев понимал, что перед ним сидели «зубры», «монстры» партийных и иных интриг, правда ещё не до конца осознавшие своё падение. Или, скорее, не верящие в него.
– Ну, что же… Это был неплохой выход из создавшегося положения. Однако есть другой… Я готов вложить не только свои идеи, но и свои деньги.
– А зачем вам это надо? – тихо спросил Гаврилов. – У нас всё в полном порядке. Пять миллиардов товарной продукции в девяносто пятом году наработано. Спасали бы Дальморепродукт…
– Если бы мне представилась возможность спасти Дальморепродукт, я бы занялся им. Но сложилось то, что сложилось.
– Мы, поверьте, тоже хотели спасти ВБТРФ. Но… Как говорилось в одном американском вестерне: «Боливар не вынесет двоих», – это высказался директор «Цеха орудий лова» Семашко.
– Думаете, нам во взаимоотношениях стоит уподобляться героям вестернов? Я так не думаю. Американцы, это не те люди, которые могут научить нас морали.
– А вы не знаете, что-нибудь о результатах обыска? – спросила начальник отдела кадров.
– Кроме того, что трое ваших руководителей задержаны, нет, – соврал Мамаев.
– И всё-таки… Вы не сказали нам, как вы видите наши с вами… э-э-э… незнакомое слово в данном контексте… «коммуникации», – напомнил начальник отдела АСУ.
– Да, верно. Отойдём от морали и вернёмся к реалиям, – кивнул головой Мамаев.
– Да, вы поэт, – хмыкнул Гаврилов.
– Нет! Я далёк от литературы. Мне больше по натуре копаться в древнем мусоре и склеивать черепки разбитой кем-то посуды. По своей первой специальности я – археолог. Так вот… В «Мэрин и фишери» собрался довольно большой флот. И рыбодобывающий, и транспортный.
– Извините, Олег Иванович… Сколько единиц? – спросил начальник службы мореплавания. – Я для того, чтобы понимать, чем придётся управлять…
– Всего девяносто две единицы. Это вместе с бывшими военными. Около полутора миллионов тысяч тонн дедвейта.
– Неплохо так, – одобрительно покивал Семашко. – И все суда новые?
– Часть – такие же, как и «голубые». Часть – не очень, но вполне себе «рабочие». Так вот весь мой флот, и не только флот, но и береговые предприятия, будут работать на ВБТРФ. Даже танкерные перевозки оформим, как фрахт. Сейчас, чтобы рассчитаться по налогам, нам надо наполнить базу флота деньгами. Можно, конечно и кредитными средствами закрыть налоги, но отдавать будет нечем, чем вы сейчас и занимались, как я понимаю… Одновременно, предлагаю большую часть работников перевести в мои структуры. Их, на самом деле несколько. Есть и зарубежные. Например, гонконгская крюинговая компания. Туда оформим моряков и рыбообработчиков. ВБТРФу нужно минимизировать фонд заработной платы и налоговое бремя. Пусть «зэпэ» платит иностранная компания. Они платят подоходный налог в размере двух процентов. Для тех работников, кто захочет платить пенсионные накопления, можно открыть здесь в России счета частных предпринимателей. Не так это и сложно. Надо просто объяснять людям их выгоду, и самим понимать её.
– Сложно это всё, – покрутил головой Добровинский. – Как просто было раньше…
– «Как раньше» уже не будет. Надо это понимать. Будет, как есть, но это «как есть» может быть разным. У меня есть судно-док «Анадырь», вчера про него говорил господин Добровинский. Но, как док его использовать будет слишком расточительно. Не так много доковых работ возникает в путине, а мелкие ремонты мы сможем провести с помощью военных плавучих ремонтных баз, коих у меня две. Одна будет дежурить в районе промысла. Считаю, что «Анадырь» надо перестроить под транспортировку готовой продукции. Сначала я его хотел перекраивать под плавзавод, но сейчас, с моим назначением на должность, угроза утраты рыбомучных плавбаз отошла за горизонт. А вот проблема вывоза готовой, особенно мороженой продукции осталась. Для разработки проекта реконструкции «Анадыря» задействуем наше собственное конструкторское бюро. Примерно вот такие планы коммуникации. Вопросы есть?
– Есть вопросы…