Михаил Васильевич Шелест
Охотник на мафию – 2
Глава 1.
– Я сам, Юра, сначала не поверил. Думал, крыша поехала у Субботина. Думал, что ему кто-то сказал про то, что убили Мамаева и где убили. И что он сопоставил, и у него сорвало крышу.
– Такое бывает. Сам было дело, едва не «поплыл», когда узнал про ребят, что под водой остались у потёкшего реактора.
– Ну, вот. И я тоже… Со всем пониманием, – горячился Кобелев, – а он, херак! Сначала про убийство Баула. Потом про два авианесущих крейсера и весь расклад, главное. Кто, где подписал и кто будет просить за эти крейсера.
– Ты про «Минск» с «Новороссийском»? Так, ушли же крейсера? Утащили их корейцы! – Старовойтов саркастически хмыкнул.
– Ушли? – переспросил Кобелев ухмыляясь во все тридцать два зуба. – А как ушли, знаешь?
– Как? – нахмурился Старовойтов.
– Субботин… Э-э-э-э… Будем называть его так, хорошо?
Полковник УОПа1пожал плечами и нацепил на вилку четвертинку ломтика лимона. Разжевав его, он с ожиданием уставился на Кобелева. Тот сглотнул наполнившую рот слюну и продолжил.
– Субботин установил на один из крейсеров компьютер с какой-то хитрой программой и когда американцы включили системы управления огнём, ракеты выбрали цели и полетели в нужных направлениях. В итоге…
Кобелев тоже нацепил вилкой лимон и отправил его в рот после выпитого коньяка. Он с удовольствием «цыкнул» губами и, сказав: «А-а! Хорошо!», продолжил.
– В итоге авианосец «Авраам Линкольн» получил серьёзные повреждения – к сожалению, почти все наши ракеты его средства ПВО сбили. Три F-15 сбиты и утонули в месте с пилотами. Самолёт-разведчик «Авакс» сбит двумя ракетами и развалился на высоте пять тысяч метров. Ни один пилот не выжил.
Старовойтов рот не раскрыл только потому, что сидел с плотно сжатыми губами.
– Как-то так, Юра… – закончил Кобелев.
– Вот тебе и Субботин, – проговорил Старовойтов.
– Да! – вспомнил начальник Приморского ГРУ. – Наши крейсера после выполнения последней миссии, целенаправленно затонули.
– Серьёзный парень! – покачал головой заместитель начальника по оперативной работе УБОПа2. – Рассказывай дальше про Мамаева.
– Налью?
– Наливай!
– Так вот… Он много чего наговорил, кое что написал. Вернее… Написал он много чего, но я почти всё повычёркивал, и он переписал. Не всё нашему руководству надо знать.
– Так твоё начальство про Субботина знает?
– Естественно! Он, между прочим, полковник ГРУ. ШНС3. У вас такие тоже есть.
– У всех такие есть, – пробурчал Старовойтов и покрутил головой. – Ишь ты… Полковник. В штате… А я хотел его брать и закрывать на тридцать суток – по убийству Мамаева – и колоть его в ИВС до усрачки.
– А, ты думаешь, почему я его тебе раскрыл?
– Да? Протекло?
– Нет. Но я же не дурак?
– Не дурак, – хмыкнув, согласился Старовойтов. – Вовремя. А я думал, зачем ты меня вызвал? Что за надобность? А оно, вон оно что!
Глава 2.
Вечером того же дня Кобелев с Субботиным сидели в сауне спорткомплекса «Олимпийский». Сауна была не «финская», а с паром. Но называлась «сауна». Почему не баня? Да, потому, что модно так теперь было называть.
Слово «баня», конечно, вызывало мысленное продолжение: «через дорогу раздевалка» и ассоциировалось у Мамаева с оцинкованными тазиками, бетонным полом и бетонными широкими скамьями, на которые ставились тазики и садились моющиеся, двумя кранами горячей и холодной воды, деревянными решётками на полу и, главное, – множеством мужских голых тел. В СССР бани были общие. А в некоторых банях было даже разделение на женские и мужские дни.
Однако в девяностые годы перестройка продолжалась и касалась самого ценного в человеке – традиций и человеческих ценностей. На видиках и в телевизорах продолжали буйствовать американские герои-одиночки. Мальчишки, от мала до велика, стремились попасть в преступные группировки, возглавляемые криминальными авторитетами, а девчонкам не зазорно было торговать своим телом.
– Ты, Серёжа, как-то лечил меня, помнишь? – спросил Кобелев.
Мамаев поковырялся в памяти Субботина и сказал.
– Помню, Иваныч, такое. Но это же когда было? Когда телом управлял Серёга. Сейчас и не знаю, получится ли?
Мамаев не скромничал. Он точно знал, что подправить своё тело у него получится, так как видел и ощущал его хорошо. А вот увидит ли, что там внутри у Кобелева, ещё не знал.
– Попробуешь? После твоего массажа я хоть ходил почти как здоровый.
Тело Кобелева, пострадавшее от нескольких тяжёлых ранений в ноги и спину, двигалось плохо и постепенно из года в год боли усиливались. А Субботин, постигая дзэн, давно, как оказалось, увлекался восточной медициной, массажами и иглотерапией и даже практиковал лечение, тренируясь на особо смелых пациентах, потерявших всякую надежду получить облегчение своим страданиям традиционными способами лечения.
– Попробую. Только у меня с собой кроме рук ничего нет, – пошутил Юрий. – Ложись на скамью.
Предбанник представлял собой небольшую комнату отдыха с кабинками для одежды, со столом и двумя скамьями.
– Низковато, – примерился к телу Кобелева Юрий. – Спина колом встанет. Моя спина.
– Может, я на стол лягу? – спросил Кобелев. – Думаю, на нём не только едят, и мы не оскорбим его моим телом. А сами мы ни есть, ни пить вроде не хотим, да?
– Логично, – согласился Мамаев.
Кобелев поднялся со скамьи и, подстелив простынь, перебрался на стол. Юрий сдвинул в сторону скамью и примерился к столу. Его бёдра возвышались над столешницей.
– Да-а-а… Удобный траходром, – оценил он.
– А я, что говорю. Дай мне что-нибудь под голову.
Устроив «пациента» поудобнее, Юрий посмотрел на спину Кобелева и всё, что её ниже.
– «Начнём колдовать», – подумал он.
Умаслив тело Кобелева, Юрий прошёлся по нему, размазывая массажную жидкость, услужливо предоставленную сауной. На бутылочке было написано «Антицеллюлитная …». Консистенция жидкости Мамаеву понравилась. Пальцы скользили умеренно.
Он раньше не был любителем делать кому бы то ни было массажи. Субботин, тот да. При любом удобном случае предлагал свои услуги коллегам «поправить здоровье». Те сначала смеялись, понимая его «по-своему», а потом с удовольствием принимали оздоровительные процедуры. Особенно это способствовало восстановлению тела после марш-бросков.
На вопросы соратников: «А ты как же?» Субботин отвечал, что и сам таким образом отдыхает. И это было правдой. Он не столько отдавал энергию во время массажа, сколько принимал. «Пациент» таким образом расслаблялся и засыпал, а Субботин «подпитывался» и за счёт чужой энергии восстанавливался изнутри.
Мамаев тоже неоднократно был подвержен Субботинским «экзекуциям» и, в общем-то, помнил все его манипуляции с его и чужими телами. Именно поэтому, «пробежавшись» пальцами по спине и ниже до пяток, Мамаев вдруг почувствовал, что и его организм «включился» на исцеление пациента.
Однако Юрий пошёл другим известным ему путём. Он переложил ощущения своего организма на тело Кобелева и увидел перед собой энергетические потоки: один двигался по позвоночнику вниз, а два светились с обеих сторон от центральной линии и входили-выходили через пальцы ног и рук. Потоки имели сложную структуру, а Юрий не пытался в них разобраться. Он не собирался касаться этих потоков.
Как и в своём теле, Юрий концентрировался только на ранах, но если у него раны были свежие и лечение заключалось в ускорении регенерации, то у Кобелева раны были старые и срослись уже давно. Причём срослись не очень правильно, а от того энергетические и жидкостные потоки в этих местах проходили труднее, а от того сорбировали соли, которые и раздражали нервные окончания.
– Ты знаешь, Иваныч, я не смогу тебя вылечить, – с сожалением произнёс Мамаев. – Тут всё так сложно. Заросло всё, блять, хрен знает, как.
– Да, ты помни меня просто. Мне от твоего массажа легче становится. Я понимаю, что то, что неправильно срослось, не вылечишь. Не ломать же и не резать заново.
– Тут позвоночник в крестце просто задубел, – Юрий горестно вздохнул. – Я просто помну тебя, ладно? Может что и получится.
– Мни, мни, Серёжа. Мне уже хорошо, – почти застонал Кобелев, реагируя на очень лёгкие осторожные массирующие движения друга.
Мамаев непонимающе скривился, но массаж не прервал, а наоборот усилил нажим. Он гладил спину Кобелева от шеи к крестцу по мышцам вдоль позвоночника. Потом стал проглаживать межрёберные мышцы, начиная движение от позвоночника.
Ему показалось, что жидкостные потоки – лимфы и крови – своё движение ускорили. Что, впрочем, было не мудрено. Своими нажимами Юрий выдавливал жидкости из мышц. А когда убирал руки, мышцы наполнялись свежими.
– «Как всё просто», – подумал Юрий. – «Артерии внутри, до них хрен достанешь, а если достанешь, не продавишь. Вены и лимфа снаружи и сосуды, снабжённые клапанами, работают, если на них надавить, как насос «лягушка».
Юрий попробовал мысленно сосредоточиться на крестце и увидел, что, оказывается, тазовая кость соединяется с ним суставом.
– О, бля! Ни хрена себе! – удивился Юрий. – А я думал там сплошная кость.
– Ты о чём? – тихо спросил Кобелев.
– Да-а! Долго объяснять! Спи! Не мешай!
Крестцово-подвздошный сустав – «вспомнил» Юрий – был воспалён.
– Артроз, – сам себе сказал Юрий. – Сустав тугой. Связки плотные. Подвижность сочленения максимально ограничена. Но должна быть… А её нет…
Юрий не сильно надавил обеими ладонями на крестец. Кобелев вскрикнул.
– Понятно. Ходить тяжело? – спросил он. – Отдаёт сюда?
– Отдаёт, – просипел Кобелев.
– Хреново! Хряща уже практически нет. Давно болит?
– С Афгана ещё. На броне ехали, а БТР подорвался на мине. По сраке стукнуло так, что ходить не мог. Потом, вроде, прошло. Снова заболело лет пять как назад. Серёга поколдует-поколдует, вроде полегчает… Э-э-э… Ну, в смысле, ты если поколдуешь, то легче становиться.
– Да, понял я, понял, – с раздражением бросил Юрий и увидел, как воспалённый сустав вспыхнул алым светом.
– Ай! – вскрикнул пациент. – Ты что творишь? Больно же!
– Так… Я, вроде бы не нажимал, – промямлил Юрий.
– Ага! Не нажимал! Осторожнее.
– Ладно-ладно, – пообещал Мамаев, погасил раздражение и стал заставлять себя думать о приятном. Например, о том, что договорился о встрече со своей женой завтра утром. Он хотел передать ей денег и заезжал сегодня к ней на рынок. Но она не стала их брать, побоявшись, что там на рынке деньги могут украсть. Договорились, что Субботин зайдёт к ней с деньгами утром, перед её работой. Как и в прошлый раз.
Подумав об этом, Юрий увидел, как воспалённые суставы «остыли». Ему даже показалось, что из его ладоней, лежащих у Кобелева чуть ниже поясницы, стал струиться синий водяной поток. Он даже приподнял правую ладонь, но ничего такого не увидел.
Мамаев не держал ладони над суставами. Он стоял сбоку и так держать руки было неудобно. Руки лежали на позвоночнике: правая на крестце, левая выше. И через щель между ладонями он и видел проходящие в теле пациента метаморфозы.
Потоки сине-зелёного света истекали по сосудам из позвоночника в обе стороны по передним и задним связкам, растекалась по суставным поверхностям.
– О-о-о! – блаженно простонал пациент. – Ты кудесник.
– Молчи, Слава, – прошептал «кудесник».
Мамаев «увидел» как поток энергии, вытекающей из его ладоней, растёкся по всему тазу и коснулся верхних суставов бедренных костей. Правый сустав тоже пылал алым.
Юрий ещё немного понапрягался и вдруг его сила иссякла. Ещё мгновение назад он чувствовал, физическую связь своих ладоней с телом Кобелева, и вдруг энергетическая «подушка» исчезла и его руки коснулись его тела.
– Оппа! – сказал Мамаев от неожиданности и продолжил. – Оппа- оппа Америка, Европа.
– А я думал, ты по-другому срифмуешь, – тихо усмехнулся Кобелев. – Всё, да? Сеанс окончен?
– Тоже почувствовал?
– Ага. Серёга тоже так же заканчивал. Резко. Раз, и всё.
– Сила кончилась, – хмыкнул Юрий.
Кобелев поднялся, усевшись на стол.
– Не болит, – сказал он, прислушиваясь к себе и ёрзая на столе.
– Пошли пропарю, – предложил Мамаев.
Парились они долго. Сначала Юрий обрабатывал тело друга сразу двумя дубовыми вениками. Кобелев покряхтывал и постанывал от удовольствия. Потом, после перерыва, веники взял Кобелев и отходил Мамаева так, что тот едва выполз из парилки.
Хорошенько протерев стол водкой, они постелили скатерть, поставили на него самовар, заварник, кружки и плошки с мёдом и начали чаёвничать. Чай, как и коньяк, они любили оба и могли выпить кружки по три. После первой кружки Кобелев сказал:
– Я вот, что тебе, Юра, хотел сказать по Дарькину и Наздратенко.
Мамаев отметил, что назвал он его не Сергей, как Субботина, а по его имени – Юрий.
– Ты в справке упомянул, что чтобы не сгорели в дефолте деньги, и для субсидирования строительство судов, предложил Наздратенко создать свой банк. Так?
– Ну, да! – кивнул головой Юрий.
– То есть, ты не знаешь, что они с Дарькиным уже открыли банк?
– Какой банк? – удивился Мамаев.
– Банк «Приморье». Год назад.
– Где открыли?
– Да, здесь, во Владивостоке. На Светланской, 47.
– В смысле?
– Банк «Приморье», Юра.
– Это их, что ли?
– Их-их, Юра. А ты не в курсе?
Мамаев отрицательно покрутил головой.
– О, бля, – только и смог сказать он.
Кобелев засмеялся.
– Хуже того. Фирма «Ролиз» с девяносто второго года вложилась в строительство шестнадцати новых рыболовных судов. Восемь уже построено и спущено на воду.
– За три года восемь судов? – удивился Мамаев. – Так не бывает.
– Некоторые были заложены ещё в восьмидесятых годах и стояли на заводах недостроенными. Их купили за пол цены.
– Но всё равно, это охрененные деньги. Кто их кредитовал? Какие-то банки?
– Банки не кредитовали. Из собственных средств.
– У них были такие сумасшедшие деньги?! Чтобы достроить суда и компенсировать затраты завода?
– Не-е-е… Всё проще… Они договорились с заводчанами, что те достроят суда. На достройку «Ролиз» дал денег и купил суда в рассрочку за пол цены. Они сдают суда в лизинг рыбакам. «Ролиз» – это же «Российская лизинговая» компания. Рыбаки этими судами ловят рыбу, продают и расплачиваются с «Ролизом». «Ролиз» понемножку возмещает затраты судостроителям. Рассрочка по договорам купли-продажи судов очень большая. Судостроителем хоть бы какие деньги отбить. А если они дотянут до предсказанного тобой дефолта, то и отдавать будет некому.
– Круто! – восхитился Мамаев.
– Интересно то, что фирма «Ролиз» была образованна в девяносто первом году. Словно именно под этот проект. Обанкротить судостроителей, по дешёвке выкупить у них суда и начать на них зарабатывать.
– Круто! – повторил Мамаев. – Я восхищён!
– Ну, да. Я тоже восхищаюсь этими ребятами. Деньги, кстати, московских «товарищей». Часть. А часть – губернаторские.
– А! Кстати! Что за судостроители?! Какие заводы? Не зарубежные?
– Не-е-е… Наши, дальневосточные. Хабаровские заводы, Комсомольские, Камчатская верфь, наши Владивостокские.
– Но, вообще-то, – задумчиво произнёс Мамаев. – Ведь они же спасли заводы. Так бы суда просто сгнили на стапелях. А они работают, ты говоришь?
– Работают и хорошие деньги приносят.
– Сука! Я восхищён! А я со своей «Восточной Верфью»… Забрать и поделить, блять. Они уже всё давно поделили.
– Какой верфью?
– Так Владивостокский судостроительный завод будет называться. Вот Евгений Иванович ржал, наверное.
Мамаев помолчал.
– Но ведь я правильно предложил! – вдруг сказал он. – А то, что они об этом раньше подумали, так не моя в том беда.
Кобелев хмыкнул.
– Беда, Юра, в том, что он подумает, что ты что-то прознал – ведь они же это не афишируют – и пытаешься влезть в тему. Они сейчас, наверное сидят и затылки чешут в раздумьях: «Откуда ветер вдруг подул?»
Глава 3.
Евгений Иванович действительно все эти дни обдумывал слова бывшего бауловского боевика и этим же вечером, когда Мамаев с Кобелевым пили чай в сауне, они с Сергеем Михайловичем Дарькиным сидели в подвале банка «Приморье», расположенного в здании бывшего краевого комитета КПСС.
Бывший «Специальный объект №1 Министерства противовоздушной обороны» начали строить ещё до Великой Отечественной Войны. Он соединял своими туннелями убежища бывшего управления НКВД, в котором сейчас обосновался один из факультетов Дальневосточного государственного университета, подвалы крайкома КПСС, штаб тихоокеанского флота. В семидесятые годы туннель пробили к новому зданию Управления КГБ по Приморскому краю и дальше, к железной дороге.
Там внизу под улицей Алеутской под землёй стоял «на запасном пути» специальный поезд, предназначенный для вывоза партийно-хозяйственной номенклатуры и членов их семей за пределы города. В семидесятые годы городские убежища перестали быть актуальными, так как в Надеждинском районе – в сорока километрах от Владивостока – построили новый спецобъект. Именно поэтому Спецобъект зачах. Кто бы заботился о простом народе, когда свои тела номенклатура спрятала?
Крайком КПСС передал четырёхэтажное здание в центре города крайкому ВЛКСМ, а после девяносто первого года здание перешло в собственность города. Город в 1994 году передал его только что образованному банку «Приморье».
Странно, что Мамаев раньше не сопоставил передачу коммерческому банку такого «лакомого куска» муниципальной собственности с личностью Наздратенко, который с 1993 года возглавлял администрацию Приморского края. Ну, да, Мамаев не был настоящим опером. Он был офицером и командиром СОБРа – специального отряда быстрого реагирования – Управления по организованной преступности при УВД Приморского края.
– Не знаю, что делать с вашим Субботиным, Серёжа, – начал разговор губернатор. – Мы тебе не говорили… Э-э-э… Мы с Бауло – царство ему небесное – имели беседу с ним. С Суботиным, значит. После того, как этот Субботин предупредил Дмитрича о покушении на него.
Лицо Дарькина почему-то зарделось, что не ускользнуло от глаз Евгения Ивановича.
– Ты что, Серёжа? Не злись, что без тебя обсуждали. Не касалось это тебя.
– Да, я и не злюсь, – скривив губы и дёрнув плечами, сказал глава «Ролиза». – Это, действительно, меня не касается.
– Это не касается, да, а вот другие «предсказания» этого бывшего гэрэушника и тебе могут пригодиться. Нам пригодиться.
Наздратенко в вкратце пересказал суть справок Мамаева, не забыв перечислить и покушения на Макаренко, Карпова и Захаренко.
Дарькин снова порозовел.
– Это, что, прикол какой-то? – через какое-то время спросил он. – Такое предсказать может только тот, кто сам организатор. Или исполнитель.
– Бауло убили именно в предсказанный Субботиным день, Серёжа. А Субботин в это время находился в Австралии. И всё произошло именно так, как он сказал. И суть даже не в том, что Дмитрич умер от сердечного приступа, а в том, что он всплыл, помахал руками и утонул. Именно так и предсказывал Субботин. И Бауло был трезв. Ну, почти трезв.
– Не пойму, зачем вы мне всё это рассказываете, Евгений Иванович? – откинувшись на мягкую спинку кожаного дивана, спросил Дарькин, снова скривившись. – Вы же знаете, я не касаюсь не экономических тем. Финансы, лизинг – это моё, а разборки… Разборками занимаются другие.
Он покрутил головой из стороны в сторону.
– Не моё это.
Наздратенко хмыкнул.
– Хорошо. А что ты думаешь о его предсказаниях государственного дефолта и э-э-э… бизнес предложениях? В связи с дефолтом…
– Дефолт? В принципе – невыполнение государственных долговых обязательств вполне возможно. Вы же о Государственных краткосрочных облигациях, наверное, говорите? С целью поднять курс доллара. Я, кстати, говорил об этом давно. Мода на финансовые пирамиды ещё не прошла. Почему мы и вкладываем деньги в материальные блага – корабли, например, а не в ГКО. С государством играть в азартные игры – самого себя не уважать. И своих финансовых партнёров, – добавил он со значением в голосе.
– То есть, Серёжа, ты считаешь, что его прогноз роста стоимости государственных облигаций перед выборами Ельцина – блеф? Пузырь?
– Ну, почему? Вполне возможно, что он и прав, – пожал плечами и скривившись, – сказал Дарькин. – Ельцин может специально поднять курс. Чтобы трудовые коллективы его поддержали.
– Ну, так, может прикупим? И продадим в девяносто седьмом.
– А вдруг они сыграют на понижение уже в девяносто шестом? Сразу после выборов?
– Он называет конкретную дату – 17 августа 1998 год.
Дарькин непонимающе посмотрел на губернатора.
– И что? Я тоже могу назвать дату, но ведь вы же не поверите мне. И правильно сделаете.
– Считаешь, что это хрень собачья?
– Не знаю. И знать не хочу, – довольно резко ответил Дарькин. – Да и нет у нас свободных финансов.
Он замолчал, а потом добавил:
– В достаточных количествах.
– А мои золотодобытчики вкладываются.
Наздратенко задумчиво потёр подбородок.
– Про Владивостокский судостроительный, что скажешь?
– А что тут говорить? Были бы деньги и возможность, купил бы. Там, действительно, легкосплавные корпуса варят. Как, кстати, и на Хабаровском заводе. Я как-то давно докладывал. Году в девяносто втором, кажется.
– Справка сохранилась?
– Надо посмотреть. Полагаю, что сохранилась. Я не понимаю, Евгений Иванович, вы, что, верите в «гон» Субботина, про его ясновидение? Да он – тупой мясник. Его тоже нужно бы грохнуть, – сказал руководитель «Ролиза» и, поняв, что проговорился, резко замолк.
– Ну ка, ну ка… Я что-то не знаю, Серёжа? – удивлённо спросил Наздратенко. – Расскажи…
Дарькин потупил глаза и, покраснев, покрылся белыми пятнами.
– Ничего не могу сказать, кроме того, что Субботин – страшный э-э-э… Ему человека убить – раз плюнуть.
– Это мы про него знаем. Все мы это про него знаем, Серёжа. И Бауло знал, и я, и ты. Но ты сказал «тоже». Ты его на одну полку с Бауло поставил? Так это ты заказал Дмитрича?
Дарькин покачал головой.
– А кто?
Наздратенко говорил тихо, но в его словах чувствовалась такая сталь, что Дарькина от страха затошнило.
– Я ничего не знаю, Евгений Иванович.
– А ведь я всё равно узнаю, Серёжа. Шила в мешке не утаишь.
– Это не я, – твёрдым голосом сказал Дарькин.
– Но ведь ты знаешь кто, – усмехнулся Наздратенко. – Знаешь!
Они помолчали. Дарькин сидел, не поднимая глаз с красно-жёлтого коврового покрытия бункера.
– Ладно, проехали.
Наздратенко глубоко задышал.
– Бауло был положенцем. За ним стояла вся Приморская братва, Серёжа. И если мы проебём губернаторские выборы… Если меня не поддержит братва…
Наздратенко задохнулся. Его лицо покраснело. Он покрутил головой и ослабил галстук.
– Я вас на лоскутки порежу.
Он привстал с дивана и навис над собеседником.
– Но это не я! Не я! – зашептал тот.
Наздратенко сощурился, словно шёл против ветра с пылью.
– Я сказал!
– Я всё сделаю, Евгений Иванович. Мы всё сделаем!
Наздратенко помолчал и спросил:
– Так и, что мне с этим Субботиным делать? Я, так понимаю, что к себе ты его брать не собираешься?
Дарькин брезгливо передёрнул плечами.
– Понятно… А Карпов?
– У него сейчас разборки с Николаевым и Глотовым. Думаю, что и он, и они захотят иметь Субботина на своей стороне. Но… Не думаю, что Абдула встанет на чью-то сторону. Он был под Баулом. Даже не «под», а «вместе» с Баулом. Да, вы знаете, наверное.
– Знаю-знаю, – покивал Наздратенко. – Ладно, пошли, Серёжа.
Руководитель администрации Приморского края тяжело поднялся.
– Как же трудно с вами, молодёжь. По беспределу идёте.
– Да причём тут я, Евгений Иванович! – вдруг вырвалось у Дарькина. – Карпов его… За жену свою. Вы же помните, как Дмитрич материл его, что она лезет не в свои дела. И то, что Карп, общие деньги положил на её счета.
– Ну, – удивился Евгений Иванович.
– Ну и вот…
Дарькин развел руки.
– Вот и заказал.
– Бля-я-я… Вот придурок! Личное поставил выше общественного! Вот, блять, урод! – махнул рукой будущий губернатор. – Из-за жены? Да какая она ему, блять, жена?! Да-а-а…
Он развёл руки в сторону и покачал головой.
– Охуеть! Ну, что за люди?!
* * *
Евгений Иванович вышел из здания банка и сел в свой «Ленд Круизер».
– В администрацию, – хмуро сказал он.
Настроение было испорчено напроч.
– Эх, Игорёк-Игорёк, – проговорил задумчиво губернатор. – Куда ты полез?
– Это ты про кого? – спросил его Клигер, сидевший на переднем сиденье, разворачиваясь всем телом к губернатору.
– Да, про Карпова. Потом расскажу.
– Узнал про Баула? – усмехнулся старик.
Наздратенко округлил от удивления глаза.
– О, блять! Знают все! Один только я не знаю! – возмутился губернатор.
– Ну… Все не знают. Да и я недавно узнал. Сорока на хвосте принесла. За этим, кстати, и приехал. Да, что-то заболтал ты меня вчера и сегодня. А я забыл, зачем приехал. Старею…
– Ладно. Не будем об этом здесь, – сказал мрачно Евгений Иванович. Настроение ещё сильнее испортилось.
– Неправильно это, Сергей Пейлатович. Нельзя так поступать со своими…
– Нельзя, Евгений Иванович.
– Тем более, без спроса старших.
– Совершенно с вами согласен.
– Полагаю, кто-то считает себя положенцем.
– Он сильно ошибается, Евгений Иванович.
– Значит, этого кого-то надо поправить.
– Поправим, – кивнул головой водитель.
– Только не прямо сейчас.
– Понятно. Присмотримся. Поспрошаем.
– Торопиться не надо. У него много денег общих.
– Торопиться не будем.
– Деньги надо выводить.
– Я поговорю с ним.
– И, Пейлатыч… Хватит тебе, наверное, по разработкам мотаться! Может, чем другим займёшься? Тебе уже сколько? Шестьдесят один же? Старательские конторы останутся за тобой, а ты займись чем-нибудь для души. Баскетболом, например.
– Баскетболом? – удивился Клигер. – Да какой тут баскетбол? Зимой «Шахтёр» сыграл кое-как, и всё. Нет денег. С февраля команда практически распалась.
– Это ты мне про деньги говоришь? – усмехнулся Наздратенко. – Денег у нас, Пейлатыч, как грязи. Сам знаешь. Нам, главное, – команду не потерять, тренеров. Поддержи их наплаву, пока я стану губернатором. Потом официально на бюджет возьмём. Или заставим кого-нибудь взять. Вон, Лазарева, например и заставим. Он копытом землю роет у себя на сопке, просит землю для развития. Вот пусть развивается и баскетбол краевой развивает.
– Понял. Нормально придумано. А с Португалией завязываем?
– Да, ну её на хер, Пейлатыч. Срочно выводим оттуда деньги. Слава богу, ещё особо не вложились.
– Ну, как не вложились? – покрутил головой Клигер. – Почти лимон.
– Продайте лицензию и окупится.
– Ты, что-то резко, Евгений Иванович, всё порешал. Людям сказать надо, посоветоваться.
– Люди мне доверили свои деньги. Я за них отвечаю и сам решаю. Прогнозы плохие, Пейлатыч. Говорю тебе… Выводи деньги из Ганы4! И быстро. Чтобы до конца года валюта была здесь. Переводи в банк.
– Приморье?
– Приморье-Приморье. На свой счёт.
– Мне ехать в Африку? Очень не хочется.
– Доверенность заму сделай. Адресную. На определённые действия. Мы всё подготовим. Подпишешь и всё. Сам занимайся баскетболом. На базе «Восхода» пока. Собирай команду. Езди по краю, привлекай. Нам на руку. Всё развалилось. Можешь и дальше скататься. Но за нашим регионом. А то играть не с кем будет.
Наздратенко рассмеялся. Ему самому понравилась его идея, только что его озарившая.
– Это мысль. Поиграем пока с вузовскими командами, потом – через годик – перетянем игроков к себе.
– Года через три выйдете на высшую лигу.
– Да, легко. Если деньги будут.
– Будут, Пейлатыч, будут.
Клигер остановил «Лэнд Круизер» возле штаба флота на корабельной набережной, и они пересели в машину Клигера.
– Машина чистая?
– Чистая. Чужая.
– Хорошо. Хотел тебя попросить, Пейлатыч. Тут парнишка один проявился. Был Бауловский. Абдула кличут. Вроде как позиционировался чистильщиком.
– Помню такого. И что с ним не так?
– После ранения стал гнать, что видит будущее.
Клигер хмыкнул.
– Бывает.
– Гонит, не гонит, хрен знает, но финансовые прогнозы даёт реальные. Потому я и задёргался. Могли бы сильно впухнуть с рублями.
– Так зачем же мы валюту из Африки…
– Потом поясню. Прокрутим её и снова конвертируем.
– Слово то какое, – хмыкнул Клигер.
– Не сбивай! Короче! За парнишкой надо походить, прощупать его, пробить по ментовской линии.
– Я тебе сразу скажу. По ментовской теме он чист. Менты его ненавидят всеми фибрами. Недавно отхерачили. Как только он из больнички вышел. И слух ходит, что он мента завалил. Командира СОБРа. Бывшего кореша, между прочим.
– Я в курсе, Пейлатыч, – скривился Наздратенко. – Случайно он. Сам не свой сейчас ходит. Так что это не аргумент.
– Ну… Аргумент, не аргумент… А у братвы он сейчас в авторитете. Уважают его. Ходят слухи, что даже Джем, им заинтересовался. Вместо Баула думает поставить его над Владивостоком.
– Он же не сидел, – удивился Наздратенко.
– Да, сейчас по херу все понятия, шеф. Спортсмены и беспредельщики рулят. Сколько ставленников уже замочили?! В Уссурийске, здесь… Валят и валят. Валят и валят. Беспредел. Даже воры – воров. Сложное время. От Джема братве пришла малява пощупать Абдулу за вымя. Как только Баула утопили… Буквально через неделю и пришла.
Наздратенко хмыкнул и произнёс усмехаясь:
– Быстро они сориентировались. И что-то выдоили?
– С гэрэушниками он якшается.
– А с кем ему ещё общаться? Он же сам ГРУшник.
– Не с бывшими, а с нынешним начальником ГРУ. Кобелев его фамилия. Знаком?
– Знаком. Что, часто общается?
– Да, раза два за это время встречались.
– ГРУ это не менты. Надо же ему с кем-то встречаться, водку пить. Гэбэшников они не любят. А с ментами, говоришь, война?
– Война-то война, но Кобелев якшается с Тормозной часто. Буквально вчера, кстати, они со Старовойтовым – знаешь такого – по бомбоубежищу вместе лазили. Тому, что возле театра.
– Выше банка, что ли? – удивился Наздратенко. – На Суханова?
– Да-да.
– Странно. Что им там делать?
– Может просто поговорили. Ты ведь тоже в банк за этим ездишь. Поговорить.
– Вот блять! Хреново. Старовойтов, это ещё тот волчара. Вокруг нас петли так и вьёт. Ладно! Своих ребят снаряди. Пусть походят за Абдулой. Братва пусть по низам шустрит, а вы конкретно.
– Абдула – парень серьёзный. Пощёлкает наших.
– Пусть не лезут близко. Думаю, малява и до него дойдёт. Кто-нибудь, да скажет, что Джем его пробивает. Да и у твоих отмазка железная. Не будет он сразу мочить.
– Понятно, шеф. Походят. Что, нужен тебе?
– Да, хрен его знает. Мы его Сансанычу отдали. С его согласия. Абдулы, в смысле, согласия… Так он выдержал пять дней.
– А потом? – с интересом спросил Клигер. – Покололся?
– Хрен там. Сансаныч иссяк. Перебрал все точки. Сказал, что нет дальше смысла мучить.
– Сансаныч хороший спец. А что пытались узнать?
– Врёт или не врёт? Или казачок засланный. Оказалось, что не врёт. Верит во всё, что говорит. То, о чём ты сказал… О том, что валят и валят… И он сказал, только с именами и датами.
– Ух ты! – восхитился Клигер. – Нас там нет?
– Спрашивал. Сказал, что умрём своей смертью и не скоро.
– Хороший мальчик. Сразу на душе легче стало, – рассмеялся Клигер.
