Когда Томас добрался до порога родного жилища Доров, его радостно встретила и горячо обняла Маргарита, которая все это время не находила себе места из-за переживаний о несчастном племяннике. Она тут же заставила Томаса немедленно помыться, хотя он, источая отвратное зловоние, упрямо сопротивлялся. Затем она до отвала накормила его горячим рыбным пирогом и отправила отсыпаться на свежей постели в его комнате на втором этаже. Не пробуждаясь и не меняя положения, Томас мирно продрых до позднего вечера. Проснувшись во тьме, он с помощью огнива зажег свечу и начал пихать в походный мешок самые необходимые вещи. Его выбор пал на любимые книги, юношеский рыцарский инвентарь и кое-какой прочий скарб. Не забыл он и о мешочке с монетами, которые копил как мог все детство, чтобы приобрести дорогой меч.
В это время из-за Стены вернулся изможденный Нильс Дор и, не снимая грязных доспехов, сразу же поднялся проведать приемного сына. Войдя в комнату, ничего не подозревающий рыцарь попытался обнять Томаса, но тот дерзко оттолкнул его, чуть не свалив с ног.
– Поня-я-ятно, – протянул Нильс. – Думаешь, я знал. Так?
Однако угрюмый парень молча продолжил собирать походный мешок.
– И куда ты пойдешь?
– Никуда.
– Думаешь, что я понимал и молчал, зная о твоей мечте? Да?
– Ты не последний человек, Нильс.
– Я боевой офицер! – громко рявкнул рыцарь. – Мне насрать на этих штабных крыс! Я с ними редко сталкиваюсь в своей работе. Их задницы протирают штаны в Академии, а мои люди каждый день дохнут за Стеной! Понимаешь меня?
– И ты не смог ничего с этим сделать?
– Томас, пойми: я все время не находил себе места. Я обошел все инстанции. Я изучил все наши законы. Я был на приеме у канцлера и писал королю. Но я не нашел ни одного выхода. Мало того, если ты продолжишь рыцарскую мутацию, они предпримут жесткие меры. Возможно, и в отношении меня самого. Но мы что-нибудь придумаем, найдем тебе полезное дело. Только не горячись так.
– Найдем мне полезное дело? – усмехнулся Томас.
– Обязательно! Ты и не такое прошел.
– Не волнуйся: никаких санкций к тебе не будет.
– Конечно, я только о себе и забочусь все эти годы…
– Извини!
– Так что ты задумал?
– Ухожу. Туда, где смогу резать мутантов и наращивать силу.
– Все это чушь! Ты не понимаешь, о чем говоришь. Не забывай: твои обязанности гражданина Парфагона действуют и за Стеной.
– Это не проблема.
Взволнованный Нильс попытался остановить рванувшего из комнаты Томаса, но тот вновь оттолкнул его и непреклонно продолжил свой путь. Трибуну осталось лишь выругаться и пнуть книжный шкаф, отчего тот с грохотом рухнул, и старые книги рассыпались по деревянному полу.
Быстро и громко спускаясь на первый этаж, несостоявшийся рыцарь наткнулся на испуганную Маргариту, выбежавшую с кухни на шум:
– Что случилось? Ты куда, Томас?
– Спасибо тебе, Маргарита, за все, что ты сделала, – обняв и горячо поцеловав в лоб рыжую женщину, хладнокровно ответил он.
– Как это понимать? – прикрывая рот, проскулила она, глядя на спускающегося следом брата, к которому обращался его приемный сын:
– Спасибо за спасенную жизнь, Нильс Дор! Я всегда буду обязан тебе. Проси что хочешь, но сейчас я должен уйти.
– Да ничего мне не надо, дуралей! Не уходи!
– Это невозможно. Прощайте! – выходя за дверь, бросил Томас, которого все еще пыталась остановить Маргарита:
– Стой же! Как же ты без нас?!
Томас увернулся от рыдающей женщины, закинул на плечо тугой мешок и быстрым шагом направился в сторону Северных ворот. Именно через них его привезли тринадцать лет назад, едва выжившего в одном из самых страшных набегов арогдорцев. В ответ на резонный вопрос сторожевого рыцаря о причине столь позднего выхода из города Томас достал драгоценную бумагу гражданина Парфагона, некогда с таким трудом добытую заботливым Нильсом, и резкими рывками разорвал ее в мелкие клочья, которые стали медленно падать к его ногам. Рыцарь тут же дал сигнал товарищам, и огромные скрипнувшие ворота загрохотали в мертвой тишине уже заснувшего города.
– Томас!
Обернувшись, он увидел бегущую Марию и нехотя остановился.
– Куда же ты? – промолвила сквозь слезы девушка, бросаясь любимому на шею и целуя солеными губами его безразличное лицо.
– Вернусь домой.
– Что ты там будешь делать?
– Я теперь сам по себе. Мне больше ничего здесь не нужно. Прощай!
– А я? Как же я, Томас? – не верила своим ушам Мария.
– Еще увидимся. И передай привет Алену, – сквозь ком в горле ответил Томас, после чего вырвался из тесных объятий и уверенной поступью покинул столицу. Он оставил за спиной упавшую на колени подругу, а также все несбывшиеся грезы, с грохотом захлопнувшиеся вместе с тяжелыми воротами.
Время от времени останавливаясь на раздумья и короткий сон, Томас провел больше суток в неспешном пути по извилистой дороге, прежде чем оказался в знакомом с детства Салепе. По пути он проходил леса и холмы, окруженные фруктовыми садами, пастбищами и сочно-зелеными полями, на которых созревал будущий урожай. Ему навстречу часто попадались удивленные местные жители, пристально рассматривающие странного чужака с ног до головы. Мужчины и женщины не могли понять, кто он такой, но все равно низко кланялись и снимали свои широкополые черные шляпы или светлые чепчики. Хотя внешне Томас уже не выглядел обычным человеком, он еще не был достаточно велик и для рыцаря. По городской одежде все догадывались, откуда он, но никак не могли понять, каким образом его занесло в эти края. По собственному желанию изнеженные горожане редко покидали Парфагон, и уж тем более не в одиночку и не в таком юном возрасте.
За прошедшие годы сожженный почти дотла Салеп, как важный центр обширного и богатого округа, смог полностью восстановиться. Оказавшись среди вновь отстроенных улиц из деревянных домов, Томас в первую очередь отправился на тот самый рынок, где его отец сбывал добычу, чтобы прокормить семью. Уже на подходе к многочисленным торговым рядам он услышал галдящую толпу и уловил знакомый с детства букет резких запахов сырого мяса, горячей выпечки, душистых специй, лечебных трав, а также свежих овощей и запекавшейся тут же на вертеле индюшатины. Прямо у входа на рынок стояли четыре телеги Королевской службы сбора дани. Высокие и красивые молодые люди под восторженные взгляды местных девушек грузили дары населения в виде продовольствия, монет и других востребованных в столице ресурсов. Пройдясь по узким рядам и понаблюдав за земляками, Томас прикупил на две медные монеты увесистый кусок вяленого мяса и пару теплых лепешек, а затем направился дальше на север – к родному селению.
Шрамы на его сердце чувствовались все сильнее и сильнее, когда он подходил к родным местам. Томас до сих пор помнил каждый поворот этой дороги и потому легко узнал место, где упал в лужу с головастиками, когда бежал за отцом. А чуть дальше – в хвойном лесу, утонувшем в аромате сочившейся из стволов желтоватой смолы, – его пыталась остановить взволнованная соседка. И вот, наконец, Томас вышел на окраину и сразу почувствовал такой родной запах крестьянских дворов, немного отдающий навозом. Он надеялся увидеть не больше пары уцелевших хозяйств, но, к своему удивлению, обнаружил возродившееся селение. Пройдя по улице из добротных домов и поражаясь увиденному, он остановился напротив того самого кирпичного дома кузнеца Макса Ланка, у порога которого возвышалось могучее ореховое дерево. То из-за одного, то из-за другого угла строения выглядывали два коренастых мальчика лет трех и светловолосая девочка чуть постарше. Босые и лохматые, одетые в мешковатые туники, они напомнили Томасу его самого и сестренку, когда они точно так же выслеживали чужаков.
Из трубы мастерской возле дома шел бурый дым и был слышен грохот звонких ударов о наковальню. Поколебавшись, Томас решился войти внутрь жилища, но у двери наткнулся на миниатюрную пожилую женщину с маленьким круглым лицом и голубыми глазами. Ее черты он уже когда-то видел и потому быстро вспомнил, что это жена кузнеца.
– Макс, иди-ка быстро сюда! – крикнула она, вытирая руки о желтый фартук и с подозрением оглядывая симпатичного молодого человека в городской одежде.
Из мастерской перестал доноситься грохот и послышался раздраженный рык:
– Что там еще?
– Ну, иди же быстрее!
– Опять что-то придумала…
Во двор вышел вспотевший пожилой мужчина в прожженных штанах, массивных сапогах по колено и замызганном фартуке на обнаженном торсе. Несмотря на возраст и обильную седую растительность на теле, он был необычайно хорошо сложен, имел исполинский рост и окладистую бороду. Не бросая молота, кузнец настороженно подошел к Томасу и со своим известным прищуром, коим с самого детства смотрел на подозрительный мир, начал сверлить взглядом гостя, пока тот не сдался.
– Не узнаете меня?
– А должен?
– Я Томас Юрг.
Женщина тихо ахнула, медленно отшатнулась назад и прикрыла руками рот. Смутившийся кузнец начал еще пристальнее вглядываться в молодого человека, пытаясь уловить что-то знакомое в его чертах.
– Не может быть! – наконец смог произнести могучий селянин, заключая Томаса в свои железные объятия, чему тут же последовала его растроганная жена.
– Где ты был? Где твоя сестра?
– Кто такой Томаз Юлг? – вдруг раздался детский голосок из кустов.
– Он пропал много лет назад, когда мутанты напали. Беги, расскажи всем соседям. Быстро! – скомандовала женщина, и девочка побежала прочь, с любопытством оглядываясь на странного земляка и подгоняя тумаками своих мальчишек.
Ближе к вечеру местные жители собрались во дворе дома кузнеца, где был обильно накрыт большой стол. Юному горожанину впервые в жизни пришлось попробовать сладкого вина, как он ни пытался отказаться от запрещенного в Парфагоне напитка. Что бы он ни сказал и что бы ни сделал, радостные односельчане без устали восторгались им, окружив бормочущим кольцом, словно пчелы тарелку с сиропом. Их поражали его внешний вид и, конечно, удивительные истории об укладе столичной жизни. Особенно это было интересно малышам, которые выглядывали из-под ног взрослых. Самые смелые пытались незаметно потрогать гостя, что он им охотно позволял.
Немного захмелевший Томас смог узнать не более четверти жителей родного селения. Как оказалось, мало кто пережил ту страшную трагедию, но зато все выжившие вернулись обратно и попытались восстановить размеренную жизнь. Среди них оказались Макс с женой, волею судьбы потерявшие в той бойне пятерых детей. При этом никто не слышал вестей от Ирэн, и оставалось лишь гадать, что уготовила ей судьба в логове мутантов. Родителей Томаса, как и других жертв внезапного рейда арогдорцев, похоронили на старом кладбище у восточной окраины селения. Молодой человек почти каждый день навещал их, временно поселившись в доме кузнеца, где дружная семья Томаса когда-то провела последнюю ночь вместе.
Несостоявшийся рыцарь все еще находился в жуткой душевной растерянности. С самого первого дня пребывания в Парфагоне у него была совершенно четкая и простая цель: стать бравым воином и затем отомстить Арогдору, его предводителю Варнеру Эйзенбергу, генералу Джаверу и всем его мутантам. Теперь же выяснилось, что эта дорога была иллюзорной с самого начала, все безвозвратно рухнуло – и теперь нужно было придумать новый путь к заветной цели. Находясь в этой неопределенности и растерянности, Томас решил продолжить наращивать рыцарскую мутацию, надеясь найти ей применение в будущем. И хотя такое вмешательство в человеческую природу было нелегально, юноша был глубоко убежден, что его никто и никогда не обнаружит в этом затерянном селении. По большому счету, он был вынужден действовать и думать подобным образом, поскольку ни на каких условиях не мог отказаться от своих грез. С одной стороны, он начинал жалеть, что на эмоциях безвозвратно покинул столицу, – ведь упрямый Нильс и вправду рано или поздно мог найти какой-то выход. С другой же стороны, пусть и таким преступным и сомнительным способом, он продолжал идти к своей мечте, что не могло не согревать сердце.
Односельчане, по своей натуре открытые и совсем простые люди, особенно на фоне образованного Томаса, с большим пониманием отнеслись к его пожеланиям. Ему не только дали кров, но и всячески опекали и заботились о нем, гордясь Тамасом и его судьбой. Чтобы он смог заработать на пропитание, которое требовалось в огромных количествах, учитывая рыцарские габариты, кузнец взял его к себе в подмастерья, пообещав, что растущие мышцы юноши не будут скучать. И действительно, хотя пришлось потратить некоторое время на обучение изнеженного горожанина, его сила оказалась весьма кстати в столь тяжелом ремесле. Таким образом дела мастерской резко пошли в гору.
Однажды, вспотев в кузнице с немногословным Максом и между делом расспросив его о своей семье, Томас едва выполз на свежий воздух и свалился на землю. Опершись спиной на стог сена, он с наслаждением прикрыл глаза.
Выяснилось, что в его прошлом имелись тайны, о которых он и не подозревал. Если отец был потомственным охотником и его предков знали издавна, то история матери оказалась сплошной загадкой. Отец привел ее после долгой отлучки и уверил всех, что они познакомились в одном из отдаленных поселений к юго-востоку от Парфагона. Якобы между ними вспыхнула любовь с первого взгляда, и девушка сразу же согласилась уйти с ним из родительского дома. Все бы ничего, но поначалу молодая особа выглядела слишком уж привлекательно и носила немного странную одежду. Ее поставленная речь, чрезмерная чистоплотность, отсутствие многих навыков ведения хозяйства и необычные манеры так сильно бросались в глаза, что сразу же поползли слухи о ее принадлежности к столичной знати. Вполне вероятно, что она была парфагонских кровей, хотя со временем полностью влилась в провинциальную жизнь. Правда это или нет, никто не знал. А если даже так и было, то Томасу все равно оставалось лишь гадать, что могло заставить ее уйти за Стену. И при каких обстоятельствах ее встретил отец?
Витая в загадках прошлого, Томас почувствовал, как волна расслабления мягко обволокла его изморенное тело, а мысли стали проваливаться в бесконечную череду картинок из легкой дремы. И вот он уже практически уснул, как сознание вдруг снова включилось, тем самым напомнив ему про натренированный в Школе навык прямого входа в фазу. Попытавшись, не напрягая мышц, применить несколько техник, он не смог сломать стабильность пространства и потому стал снова погружаться в забвение, проваливаясь в неглубокий сон.
Окунувшись в караван бессмысленных сюжетов, уже через пару минут его сознание снова включилось. Томас опять начал неспешно чередовать техники: визуализацию рук, пробуя ощутить и увидеть их перед закрытыми глазами; вращение, при котором представлял, что крутится вокруг продольной оси; фантомное раскачивание, когда настырно пытался передвигать ладони вверх-вниз, не напрягая мышц. А затем он повторял все сначала, по новому кругу, пока на мгновение не отключился – и тут же проснулся.
Вдруг Томас ясно почувствовал, что у него все же получилось добиться реального ощущения вращения. Это означало, что физическое пространство сломалось, и он оказался в фазе! Тело быстро загудело, в ушах возник стягивающий мозги шум, и селянин немедля попытался просто встать с земли. Хотя сначала движение показалось тяжелым и тягучим, он смог подняться на ноги, отчего тут же прекратились вибрации и звуки.
Томас сразу же побежал по проселочной дороге, интенсивно потирая друг о друга огрубевшие ладони и разглядывая глубокие линии на них. В итоге возникла гиперреалистичность: зрение стало настолько острым, что можно было разглядеть каждый листок на самой отдаленной макушке дерева, а краски ослепляли насыщенной сочностью и живостью. Это означало, что фаза углубилась и стабилизировалась. Теперь ее можно было применять для заранее определенных целей, полезных или интересных. Хотя Томас изначально был высокого роста и ощущал свою громоздкую массивность, поскольку его фазовое тело за последние месяцы уже привыкло к шаблону рыцаря, он все равно попытался почувствовать себя еще больше и сильнее. После некоторой паузы его тело действительно стало интенсивно расти. Он буквально чувствовал, как его торс с глухим треском раздавался вширь и вверх. По достижении нужных габаритов ему оставалось только их удержать как можно дольше. В этом состояла самая сложная задача в фазе, поскольку пространство все время пыталось восстановить свою незыблемость, выплюнув практика в обыденную реальность.
Лучше всего этот вопрос можно было решить динамичными действиями. С этой целью Томас обычно развлекался, летая в небе, словно быстрый сокол, или плавая в воде, как хищная рыба, но на этот раз он решил вновь навестить сестру, о которой теперь думал каждый день. Взлетев вверх, он сначала увидел скакавшего из леса рыцаря на вороном коне, но не придал этому значения и, закрыв глаза, сфокусировал внимание на Ирэн, стараясь сохранять ощущение рыцарского шаблона. Тут же возникло стремительное движение, и он оказался в какой-то крохотной комнатке, где почти ничего не было, не считая столика на тонких ножках и многочисленной женской обуви в углу. В центре стояла кровать, занимая почти все пространство. На ней под бурым мехом дремала красивая и нагая девушка с каштановыми волосами.
Понаблюдав со стороны и присев рядом, Томас улыбнулся и провел рукой по ее теплой щеке, отчего Ирэн медленно открыла свои большие сонные глаза. Она протяжно зевнула, а затем приподнялась на кровати.
– Привет!
– Все спишь и спишь тут, – рассмеялся молодой человек.
– Ну и в задницу ты забрался! – чересчур грубо фыркнула сестра, с силой дергая брата за руку.
– Не понял… Ирэн?
Зрение и восприятие тела стали быстро растворяться в серой пелене, в связи с чем Томас начал судорожно пытаться удержать фазу, насыщая себя всеми доступными ощущениями. Для этого он активно щупал гладкие доски пола и мягкую кровать, всматривался в линии на руках и в мелкие бугорки на стенах. В активном движении ему довольно быстро удалось вернуть стабильность взбесившегося пространства, но на этом сюрпризы не заканчивались.
– Чё это у тебя правая рука такая мозолистая? – каким-то поразительно знакомым мужским голосом заговорила Ирэн и снова дернула за руку. – Ты чем тут занимаешься, развратник эдакий?
На этот раз все резко пропало, пространство восстановило свои привычные свойства, и Томас нашел себя сидящим у стога сена. Перед ним в гремящих доспехах пританцовывал Ален Оспэ, рассматривая старшего товарища с лукавой улыбкой на губах. Поскольку гость только приступил к рыцарской мутации, даже самый маленький курсантский панцирь болтался на нем, как кастрюли на плетеной изгороди за его спиной.
– Как насчет обычая не трогать спящих? – несколько обозленно и одновременно радостно буркнул Томас, вскакивая с земли, чтобы обнять приятеля.
– Мы же не в Парфагоне, а ты простой деревенщина, – как всегда легко парировал Ален. – Я еле тебя отыскал в этой дыре. Уже давным-давно пора возвращаться.
– Осторожней со словами. Я тут родился.
– Ха, тогда понятно, почему ты всегда был таким дуралеем!
– Так, благородный рыцарь, – с ухмылкой осмотрел своего собеседника Томас, – что вас сюда занесло?
– Я кое-что придумал… Больше не могу слушать сопливые причитания Марии!
– Ты придумал? Уже настораживает.
– Помнишь про турнир?
– Это все? За этим ты сюда ехал?
– Ты не понимаешь! Я изучил все правила и посоветовался с Нильсом…
– Нашел с кем советоваться…
– Не перебивай! – Ален ткнул друга в плечо и продолжил: – Так вот, это же открытый турнир! В нем может участвовать кто угодно. Помнишь, как каждый год всякие деревенщины вроде тебя выбывают в первом туре?
– Предлагаешь сразиться с лучшими рыцарями, а потом в фазе новую руку или ногу отращивать? Спасибо за идею!
– Это не все. Какой приз за победу?
– Сто золотых, как всегда.
– Или?
– Что «или»?
– Или любая личная просьба к королю.
– Всегда думал, что это слухи.
– Именно поэтому я тут, глупец! Не это ли твой шанс?
Насупившись, Томас молча уставился в пустоту. Этот авантюрный план было трудно не назвать безумным. Как можно победить лучших из лучших рыцарей, которые десятилетиями оттачивают мастерство владения оружием? Какова вероятность, что Альберт Третий согласится на нестандартную просьбу, даже если вчерашний школьник каким-то чудом выиграет турнир? С другой стороны, что теряет Томас ради шанса продолжить свой путь среди легендарных воинов и затем преследовать главную цель жизни?
– Что сказал Нильс?
– План не реалистичен, прости. Но если ты будешь пробовать, он поддержит и поможет. Решать тебе.
– Я подумаю.
– Думай, – звонко бренча доспехами, наставлял новоиспеченный курсант Рыцарской академии, оседлав своего черного, как уголь, коня. – Смотрю, плохо тебе без Марии. Слезы на глазах от вида твоей настрадавшейся руки!
– Ален, я теперь работаю в кузнице, – смутился Томас.
– Эх, я там тоже горбачусь с утра до вечера.
– Прекрати! Я серьезно.
– Никому не расскажу, не переживай.
– Только попробуй это сделать, засранец в железках!
– Удачи, кузнец!
– Вот гаденыш…
Расхохотавшись, чернявый гражданин Парфагона пришпорил коня и ускакал обратно в лес, оставив позади себя пыльную тучу и одинокого друга, замершего в глубокой задумчивости.
В конце концов после двух ночей раздумий и душевных метаний, обреченно решив, что выбора по большому счету нет, Томас осмелился попытать счастья с безумной идеей Алена.
Королевский рыцарский турнир проходил каждый год в последние выходные октября и был приурочен к завершению сбора урожая. В эти дни склады доверху заполнялись данью с подконтрольных территорий, что гарантировало независимость и сытую жизнь Парфагона как минимум до следующей осени. Томас с первого года жизни в городе не пропускал ни одного турнира и был хорошо знаком с его простыми правилами. Он отлично знал, что это был не только праздник для храбрых мужчин, но и самое ожидаемое событие всей Селеции. Посему король не жалел богатств для столь запоминающегося праздника.
Торжество силы и доблести начиналось с этапа прохождения строгой судейской комиссии, когда отбирали шестьдесят четыре лучших претендента. Затем в первом туре нужно было в арбалетной дуэли поочередно одолеть двух соперников. Во втором туре стояла задача в верховых сражениях на копьях сбить с седел еще двух рыцарей. В третьем, самом опасном туре оставалось выиграть полуфинальный, а затем и финальный поединок на мечах. Конечно, такие рискованные бои довольно часто заканчивались для участников увечьями, а порой даже смертью, но это нисколько не отпугивало бравых воинов.
Хотя турнир провозглашался открытым, в нем категорически запрещали участвовать жителям вулкана и его подножий. В награду за победу вручались сто золотых монет, которые могли обеспечить безбедную жизнь на протяжении нескольких лет. Из-за столь щедрого поощрения мало кто помнил о другом вознаграждении: личной просьбе к королю. За многовековую историю торжества ею никто так ни разу и не воспользовался. И неудивительно! Казалось, стоявшее на кону несметное богатство могло само по себе совершить любое чудо, и еще бы осталось на год кутежа – как раз до следующего турнира.
Спустя несколько дней к порогу дома кузнеца пожаловали дорогие столичные гости в лице уважаемого трибуна Нильса Дора, красавца центуриона Ричарда Фейна и прекрасной Марии Лури в ярко-зеленом волнистом платье в мелкий цветочек. Повергая в шок местных жителей своим внешним видом, они все по очереди горячо обняли смущенного Томаса, которого в душе все еще покалывал стыд за свое бегство. Нильс, как взрослый человек, вел себя так, будто не было никакой ссоры и ничего необычного вовсе не происходило. Он был уверен, что парню нужно было лишь дать немного времени, дабы он смог переоценить сказанное и наверняка глубоко пожалеть о содеянном. Рыцарь держал за поводья жеребца черно-белого окраса, который привлекал всеобщее внимание белыми лохматыми щетками над копытами, а также длинной смолисто-черной гривой и таким же пышным хвостом почти до земли.
– У тебя новый конь, Нильс? Шикарный!
– Нет, мой дуралей еще жив. Это тебе.
– Что?!
– Какой же рыцарь без коня?
– Это невероятно!
Не веря своему счастью, Томас почти подпрыгнул от радости. Совладав с эмоциями, он кругами заходил вокруг фыркающего нового друга с белым вытянутым пятном на переносице и большими умными глазами под пушистыми ресницами.
– Это Вектор. Ему пошел пятый год.
– Красивое имя.
– Хотел подарить после поступления в Академию…
– Правда?
Томас крепко обнял Нильса и сразу же попытался оседлать коня, но тот нервно заржал и встал на дыбы, под всеобщий смех скинув неуклюжего хозяина в лужу. Селяне и рыцари, собравшись вокруг скулившего от боли юноши, тут же засыпали советами по приручению животного, после чего вечно голодные воины дружно отправились на долгожданный ужин.
Хозяйственная жена кузнеца с радостью накрыла богатый стол в той самой кухне, под которой в погребе погибли родители Томаса. Стол с праздничной скатертью ломился от простых сельских яств, по большей части состоявших из только что забитого молодого барашка – эта снедь должна была насытить трех исполинских рыцарей и вовсе не тщедушного кузнеца. Наевшись до отвала и опустошив по большой кружке категорически запрещенного в Парфагоне крепкого винца, разомлевшие мужчины завели душевную беседу, решая, как им быть дальше.
На дворе стоял жаркий июль, поэтому для подготовки у Томаса было всего три месяца. За это время он должен был как можно больше прибавить в весе и росте, чтобы хоть немного приблизиться к рыцарским семи футам и трем дюймам. Этическая комиссия запрещала превышать этот показатель, так как при более внушительных габаритах возникали проблемы как с управлением такой горой мышц, так и с ее поддержанием. От этого в полной мере страдали многие арогдорцы, лишенные вообще каких бы то ни было ограничений в вопросах мутации.
Чтобы Томас мог полноценно тренироваться, Нильс привез несколько тренировочных копий, старый меч со сколами и арбалет. Специальные турнирные доспехи и всю амуницию планировалось приобрести, однако Макс заявил, что его долг – выковать их самому, не без помощи самого Томаса. Дело в том, что соревнование, помимо всего прочего, играло важную светскую роль. Дамы целый год готовили для него свои лучшие наряды, чтобы лишний раз поразить мужей более удачливых подруг и привлечь внимание самых мужественных воинов, смело проливающих кровь перед трибунами Арены. Рыцари же ненамного отставали от слабого пола, приобретая изготовленные на заказ дорогущие доспехи, нередко жертвуя их практичностью ради зрелищности.
Для обучения меткой стрельбе из арбалета, по совету Макса, было решено нанять известного охотника, дальнего родственника Томаса, о котором он никогда раньше даже не слышал. Конной выездке и искусному бою на копьях вызвался обучить Ричард, один из лучших в этом виде поединков. А за бой на мечах решил отвечать сам Нильс, не понаслышке знавший нюансы этого вопроса: по молодости трибун несколько раз тщетно пытался выиграть турнир. В итоге к невероятной мотивации Томаса добавилась завидная компания из самых лучших наставников в каждой дисциплине. Безрассудная задумка с турниром уже не выглядела бредом. Вероятно, даже сам Ален не подозревал, что его безумная идея может оказаться столь жизнеспособной.
Не осталась в стороне и Мария. К всеобщему удивлению, она вызвалась на время остаться в селении – должен же кто-то помогать решать всевозможные бытовые вопросы? А кто будет следить за плотным графиком тренировок, сна и столь необходимой практики фазы? Несмотря на то что ее простые доводы рассмешили Нильса, поспорить с ними было действительно сложно. В этот момент Томас начал подозревать, что его жизнь в некоторых аспектах начинает легонечко заворачивать на какую-то определенную дорогу и обратно ходу может не быть. Однако он тоже не стал спорить, поскольку впервые оценил достоинства горожанки на фоне обычных женщин.
Ангельски белокожая и чертовски фигуристая Мария тоже впервые заметила, как Томас смущается, украдкой бросая стеснительные взгляды на ее декольте запрещенной в Парфагоне глубины. Естественно, почувствовав коварную силу над пускавшим слюни мужчинкой, она искусно делала донельзя серьезный и незаинтересованный вид. Этим она окончательно сбила юношу с толку, как это с самого рождения хорошо умеет делать абсолютно любая женщина.
Насытившись и напившись вина, гости решили остаться на ночлег у кузнеца, чему хозяева были несказанно рады. По удивительному стечению обстоятельств, именно Марии не досталось свободной комнаты, а в соседских домах ей было страшно оставаться без должной охраны. Возликовавшему Томасу ничего не оставалось, как предложить ей на эту ночь, одну-единственную и исключительную, остаться в его скромной комнате. Помимо соломенного матраса на полу, в ней практически ничего не было, если не считать стопок книг по углам и висевшую на стенах амуницию. Единственным украшением холостяцкой конуры являлся видавший виды плакат с неуклюже нарисованным рыцарем, вонзающим клинок в четырехрукого мутанта.
– Ты только не приставай к нему. Поняла? – нарочито серьезно пробубнил Нильс, покачиваясь в дверном проеме при свете догорающей свечи. – Ни в коем случае!
– Конечно! Что вы! – покраснела Мария. Она уже была переодета в накидку, под которой сияла в свете луны белая ночная сорочка.
– Серьезно. Я знаю ваши бабские штучки! – проворчал Нильс.
– Ну что ты несешь? – попытался вмешаться Томас.
– Поймешь, когда вырастешь. Кстати, советую тебе не расслабляться, – подмигнул Нильс. – Все! Всем спать! Это приказ! Пам-па, па-па-пам…
Выходя, поющий трибун громко хлопнул дверью, и из-за нее послышались его сотрясающие стены шаги. В повисшей тишине в открытое окно ворвались пение сверчков и протяжный писк сыча. Оттуда же подул ласковый теплый ветер, наполненный колоритными сельскими ароматами. В это время смущенные молодые люди молча стояли друг напротив друга и не знали, как вести себя дальше.
Томас растерялся больше подруги, понимая, что именно он должен проявить инициативу. На его счастье природа сама решила эту проблему, и некое внутреннее чутье подсказало аккуратно взять Марию за нежную ручку и медленно подвести к окну. Там, плотно прижав ее к себе за упругую талию, он томно прошептал самые правильные для такого случая слова:
– Спасибо, что приехала. Рад тебя видеть.
– Скучал? – опуская глаза и прикусывая сочную губку, еще тише промурлыкала Мария.