Михаил Михайлович Сердюков
Канатная дорога
Дмитрий
Прошло около двух лет с момента, когда я последний раз катался на доске. К сожалению, я не отношусь к людям, легко маневрирующим по снежным спускам. Да и особой страсти к этому виду отдыха никогда не испытывал. К своему четвертому десятку я понял, что у каждого человека свои способности и предпочтения. Словно Бог решал, кому какие качества и интересы достанутся, игрой в кости. Мне выпала тяга к философским идеям. Карусель мыслей не приносила никакой практической пользы в жизни, но Бог почему-то решил, что я должен думать о природе мироздания и роли в нем человека. Господь запихал мне образы в голову и подарил жизнь, забрав у меня свободу воли и возможность выбора. Ибо, что бы я ни делал, помимо размышлений, это никогда не доставляло той радости, которую я находил в сложных виражах своих дум. Я чувствовал это кожей. Мое тело приятно вибрировало, но внешней реальности были безразличны эти сладостные переживания. В мире людей я был изгоем. Абсолютно неинтересным человеком со сложным кроссвордом идей. И меня печалило это, трогало до глубины души. Мышление не давало мне отдыха, ни секунды покоя, и, даже пристегивая ботинки к сноуборду, я утекал в водоворот своих рассуждений.
Встав на ноги, я несколько раз прыгнул к краю горы. От крутизны спуска сжалось в груди. Я поймал момент тишины. Одну секунду паузы. Два вдоха и два выдоха. Кто-то поставил мой монолог на стоп. Выброс адреналина заставил меня сфокусировать внимание на ситуации, в которой я оказался. Риск для жизни включал внутренние механизмы выживания, убирая размышления на второй план. Попадание в такой момент было единственным мотивом для приезда сюда. Соединение с тишиной. На мгновение я почувствовал себя вечным, будто я жил в этом мире всегда. Знающим немало секретов. Мне показалось, что я стал другом Бога, и в этой тишине он шепнул мне старую тайну, о которой я давно позабыл.
Тьма, тишина, должно быть, и есть этот Бог. Как минимум, его составляющие. Тишина и тьма в разрезе Вселенной – всеобъемлющие, а Бог не может быть меньше, чем Вселенная.
Эрика
Чем мне нравятся физические упражнения – после них особый аппетит и аппетитные формы. Из-за моей фигуры Вася, конечно, очень ревнив. Ему непросто замечать, какими глазами смотрят на меня. Он старается не показывать, но меня не проведешь: я вижу, как он косится на всякого, кто бросает на меня оценивающий взгляд. В основном смотрят на грудь и попку. Летом Васе приходится еще сложней. Особенно на пляже, когда я в купальнике. Редкий мужчина способен пройти мимо меня, не наградив вниманием. Мне это нравится. Так я чувствую себя женственной и привлекательной. Это напоминает мне, что у меня есть выбор, что я в любой момент могу все изменить, могу поменять свою жизнь. Но я все же держу себя в руках. Вася такой милый и заботливый, что мне страшно его потерять.
Моя мама – религиозная женщина, и она мне постоянно говорит, что лукавый будет склонять меня к греху. Наверное, поэтому она терпит отца. Они уже давно не близки, скорее всего у них даже нет секса. Они вечно ругаются, а потом долго друг с другом не разговаривают. Зато мама не поддается лукавому. Терпит. Мне ее жаль. Если бы у нас с Васей было что-то похожее, я бы не стала мириться с этим.
Обед с Иркой и Сашей прошел, как всегда, весело. Я съела шурпу и шашлык по-карачаевски. Это был гастрономический оргазм. После усталости такой сытный обед потянул на сон, но я не думала ему поддаваться. Сашка стал канючить, зовя Ирку в номер. Я еле уговорила их вместо номера вернуться на склон. Саша скривил такое лицо, словно увидел целлюлитную толстуху. Я подозревала, что он хотел покувыркаться с Иркой, а не кататься на лыжах до потери пульса. Мужчины как маленькие дети: если им что-то не дать, особенно отказать в сексе, они надувают щеки и ходят молча, боясь проронить и звук. Саша как раз демонстрировал это прямо сейчас и при этом ничем не отличался от Васи.
Зная Васины слабости, я частенько дразнила его. Если ситуация выходила из-под контроля, то мне было несложно дать то, что ему нужно, но поступала я так нечасто. Я предпочитала держать его на коротком поводке, именно поэтому он подарил мне сноуборд и отпустил в горы с друзьями. Отпрашивалась я с помощью минета. Я все так хорошо сделала, что он просто не мог мне отказать. Почти доведя его до оргазма, я остановилась и мило спросила, не будет ли он против, если я поеду с ребятами. Вася был согласен на все, лишь бы я завершила начатое.
Дмитрий
Я оттолкнулся и, еле удержав равновесие, очень медленно стал спускаться с горы. Мне было страшно поменять задний кант на передний, потому что для этого я должен был повернуться спиной к склону, а мне совсем не хотелось терять контроль. На спине не было глаз. Со стороны я напоминал движущуюся швабру. Если люди, резво проносящиеся мимо меня, казались ловкими и грациозными, то я выглядел зажатым и неуклюжим. Мое тело демонстрировало напряжение, и из-за этого я скоро почувствовал усталость.
Плюхнувшись на снег, я замер. Тяжелое дыхание и боль в легких напомнили мне о вреде курения. Дымил я немало. Едва хватало пачки сигарет на день. Я вновь пожурил себя за пагубную привычку, но, зная свою слабость к никотину, лишь мысленно развел руками. Я не любил себя за то, что часто смолил, но и не курить у меня не получалось. Стоило разменять неделю выдержки на одну сигарету, как все начиналось заново.
То же самое и в отношениях. Света была невыносимой, и я сотню раз пытался с ней разойтись, но достаточно было одной встречи, как наш болезненный роман закручивался вновь. Мне не хватило бы всех пальцев на руках, чтобы сосчитать, сколько раз мы пытались разбежаться. Неприятная история с сигаретами, как и история со Светой, указывала мне на мои слабости. И ирония состояла в том, что я курю из-за Светы. Будь она неладна. Все мои душевные терзания брали свое начало в ней. Я был привязан к Свете невидимыми нитями, и каждый новый день связывал нас все сильней и сильней. Нити стали нашим коконом, и ни я, ни Света не видели выхода из этой ловушки.
Отдышавшись и отогнав мысли о возлюбленной, я встал на доску и продолжил свой неуклюжий спуск. Горы не врали. В своей тишине они действительно хранили особую тайну. Какую-то магию. Силу. Мои ноги быстро стали ватными. Я боролся со сном, с усталостью и собственным страхом. Внутри меня была схватка. Разные силы столкнулись в дверном проеме и не давали друг другу пройти. Из-за этого я чувствовал один тугой клубок эмоций, который никак не мог распутать.
Когда я спустился с горы, то обнаружил, что очередь рассосалась. Я посмотрел на часы – время обеда. Кажется, я делал слишком много привалов. Тело ломило, но моя жадность заставила опять сесть в кабинку подъемника, чтобы вновь оказаться наверху. Я потратил много времени в дороге, взял напрокат оборудование, заплатил за дневной абонемент на канатку – спуститься всего один раз было бы преступлением. Я бы не простил себе такую расточительность.
Кабинка притормозила передо мной. В нее зашел парень, а потом забежала девушка, кажется не успевшая запрыгнуть в предыдущий вагончик к друзьям. Дверь закрылась. Нас так и осталось трое. Повеяло напряжением. Мне показалось, что это из-за парня у дверей: он был каким-то хмурым, будто у него умер любимый пес. А вот девушка, сидевшая напротив меня и смотревшая в окно, дарила ощущения нежности и легкости. Она была как мягкое облако на чистом небе. Плавные черты лица, ровные брови, черные длинные волосы, выглядывавшие из-под шлема, глубокие карие глаза. Ее редкие движения были неторопливы и пластичны. Парень слева от нее был груб и тверд, как статуя, поэтому девушка на его фоне выглядела особенно грациозной.
Она решила посмотреть в окно на другую сторону и, когда переводила взгляд, на секунду задержала его на мне. Мгновение отразило бесконечность. В ее глазах я увидел что-то знакомое, что-то, что я давно забыл. Любовь? Любовь к чему? Я не знал ответа. Меня пробрал приятный озноб, я занервничал. Я стал злиться на парня с его отвратительным настроением. Это настроение посадило меня на крюк, и я брыкался, пытаясь вырваться из-под его влияния. Думаю, девушка заметила мою тревогу, но оставалась невозмутимой и сфокусированной на виде из окна. Я снова почувствовал борьбу. В груди жгло, а тело само по себе наклонилось вперед к девушке. Я снял шлем и поправил волосы. Мне хотелось заговорить, но губы не желали размыкаться, словно их склеили.
