Михаил Макаров
Реверс
7
21 мая 2004 года. Пятница.
12.30–14.00
Следователь прокуратуры Самандаров имел качество, представителям его цеха противопоказанное. Холерик Рафа плохо умел слушать людей. Перебивать Яковлева он, конечно, не решился, но изъёрзался, как на иголках. В процессе загрузки информации краснел лунообразным лицом и выпучивал глаза.
Лишь комитетчик умолк, Рафа скороговоркой выдал свою версию:
– Никому никаких денег Мутень не отдал! Стопудово! У него долгов по городу немеряно! Он – кидала высшей марки! Вы его обыскали хоть?!
Самандаров был мастером парадоксальных выводов. Личности фигурантов стали ему известными всего пять минут назад, потому он так бурно и зафонтанировал. На подготовительной стадии фээсбэшники посвятили в детали только прокурора и его заместителя, курировавшего следствие.
Темперамент Самандарова был не в новинку Яковлеву. Ранее им приходилось взаимодействовать.
Пряча раздражение от скоропалительных выводов собеседника, майор процедил сквозь зубы:
– Да нет же, Рафаил Ильич. Передача денег прошла. Посмотрите запись.
В этот момент в кабинет заглянул озабоченный начальник отдела.
– Тимур Эдуардович, можно вас на минуточку?
Когда Яковлев вышел и плотно закрыл за собой дверь, полковник возбуждённо зашептал, по-тараканьи шевеля встопорщенными рыжими усами:
– Область тебя по «тройке» требует! Я сказал – ты со следователем прокуратуры вопрос решаешь… По ситуации дал полный расклад… Твои действия оценил, как профессионально грамотные… Не-ет, настаивают категорически – подай им, понимаешь, лично Яковлева!
На внутреннем участке фронта выдержки требовалось вагон.
«А ты как думал? – урезонивал себя майор. – Испарились пять тысяч казённых долларов. ЧП охрененное. Но если мы всем управлением впадём в ступор, будет только хуже. Мне сейчас нужно спокойно внушить областникам – не бейте по рукам. На Кавказе не из таких стрёмных ситуаций выбирались».
По пути к кабинету начальника он шлифовал доводы – конкретные, краткие, доходчивые.
Самандаров сцепил руки в замок, навалился локтями и грудью на край стола. Посадив зрение на следственной работе, очки он не носил из ребяческого упрямства. Чтобы сфокусировать изображение, сощурил глаза в щёлки.
Оперативник кликнул курсором. На ожившем экране в такт дёрганой походке Мунтяна запрыгали фрагменты улицы. Носитель объектива вошёл в здание. Контрастность картинки померкла из-за недостатка освещения. Совершая восхождение на верхний этаж, Гриша наклонился вперёд. Камера демонстрировала носки его фасонных ботинок. Высокочувствительный микрофон транслировал трудное дыхание. Бронхи закоренелого курильщика высвистывали сиплые рулады. Наконец шесть лестничных маршей остались позади. Многоборец уверенно вышел на финишную прямую. На секунду замешкался перед табличкой «Главный архитектор». Распахнул дверь. Возникшая на дисплее секретарша вопросительно хлопнула изогнутыми ресницами.
– Ослеплён твоей красотой, Мариночка! – посетитель атаковал комплиментом. – Юлианыч у себя? Мне на десять назначено!
Предупрежденная о визите секретарь пропустила без доклада. В правом нижнем углу экрана суетно мельтешил секундами таймер.
– Можно, Валентин Юлианыч, – вопросительные интонации во фразе отсутствовали.
– Заходи! – объектив выцелил щуплого человека со вздорной эспаньолкой, терявшегося на фоне грандиозного двухтумбового стола.
– Твоя документация! – делаш-бородатик указал на стол для совещаний.
Присесть не предложил. Габариты кабинета были невелики.
Стеснённый сзади стеной, Мунтян, покряхтывая, протискивался к цели. В кадр попала аккуратно сброшюрованная стопка бумаг. Крупным планом зашевелились суставчатые Гришины пальцы, безымянный отягощал массивный перстень-печатка. Посетитель бережно перебирал документы.
– Всё строго по нормативам? – неуверенная интонация выдавала в нём профана в архитектурной кухне.
– Не сомневайся! – дробно хохотнул хозяин кабинета. – Фирма веников не вяжет!
– Вопросов ко мне не возникнет? – Гриша пытался вытащить коррумпанта на разговор. – Ну, когда, это, крытый вход начну строить?
– У меня аврал! Через полчаса совещание у главы! Готовлюсь к выступлению! – Левандовский гнул своё.
Но и Гриша был не промах. Надрессированный оперативниками, задачу понимал туго. Корыстный умысел чинодрала должен раскрыться на видео наглядно. В цветах и красках!
– А если жители докопаются, как мне им объяснять расширение границ?
– Покажешь проект. Кто не согласен, пусть идёт в суд. Ещё вопросы? – вязкость посетителя начинала раздражать.
Архитектор в кадре отсутствовал. На монитор транслировалась стена, отделанная светло-серыми панелями МДФ[56] и угол картины в помпезной золочёной раме.
Повисла пауза. Из правой кулисы, где оставался Левандовский, донёсся неразборчивый шёпот. Гриша сделал резкое движение вбок, наподобие выпада фехтовальщика. Микрофон заскрежетал. Вытянутая рука оказалась по кисть обрубленной рамкой кадра. Снова противный скрежет. Мунтян вернулся в исходное положение, упёр объектив в картину. Стало понятно, что это зимний пейзаж.
– Всё пучком? – заговорщицки спросил Гриша.
В ответ, как в знаменитой песне Высоцкого – тишина.
– Пересчитайте для верности, – Мунтян перебарщивал с активностью.
Зато упорно безмолвствовал его собеседник.
– Так я могу идти, Валентин Юлианыч?
– Да, конечно.
Когда Гриша выбирался из закутка, на пару-тройку секунд в экране нарисовалась бородатая мордочка. Не обращая внимания на покидающего кабинет посетителя, архитектор тонкими паучьими пальчиками проворно барабанил по клавиатуре компьютера.
– Дальше задержание идёт, – старший опер Шульгин поставил запись на паузу.
Самандаров обернулся с победным выражением на лице:
– Мутень спецом отвернулся от Левандовского! Кому он руку протягивал?! Что в ней было?! Ничего в ней не было! Отвлекающий маневр!
Шульгин неопределённо пожал костлявыми плечами.
В кабинет вошёл Яковлев – мрачней тучи. Заместитель начальника управления в телефонном разговоре не поскупился на резкие выражения, возразить на которые было нечего.
Комитетчик умел признавать свои ошибки. Он не просчитал взаиморасположения фигурантов в помещении. Чтобы нацелить объектив на архитектора Грише следовало извернуться совершенно неестественно. Спецсредство надлежало поместить в барсетку и уже ей манипулировать. Хотя, кручёный Левандовский в нахально выставленной на стол сумочке мог заподозрить подвох…
– И где тут момент передачи денег? – снисходительная улыбочка на физиономии следователя бесила всё больше.
Яковлев оставался учтив с прокурорским. От позиции процессуального лица зависело ближайшее будущее майора.
– Обратите внимание, Рафаил Ильич. После передачи на вопрос Мунтяна «всё так» Левандовский не удивился, не переспросил: «а что так?». Он промолчал в знак согласия, – по мере озвучивания довода Яковлев убеждался в его неубедительности.
Других аргументов в активе не имелось.
Трижды переслушали фрагмент, тщась разобрать неразборчивую отрывистую фразу архитектора. Она была ключевой.
– Виктор Палыч, а можно как-то почистить диалог? Громкости, чёткости добавить? – Яковлев хватался за соломинку.
Шульгин снова ответил пожатием плеч.
– Надо в техотделе проконсультироваться.
– Может, он конверт с деньгами в окошко выбросил? – предположил Самандаров.
– Под окном сотрудник находился, на улицу ничего не вылетало. Тут другой подвох, – майор вздохнул, скрывать причину провала не имело смысла. – Пневматическая почта.
Когда его по телефону трахало начальство, на мобильный отзвонился Гайдук, проводивший в качестве дознавателя осмотр места происшествия. В кабинете архитектора он обнаружил странную конструкцию из прозрачных пластиковых труб, уходящих в стену.
Самандаров вновь выпучил глаза. Разумеется, мистер всезнайка про такого диковинного зверя слыхивал, однако воочию не встречал.
– И во сколько кабинетов выведены трубки? – вопрос был по сути.
– Управление архитектуры закольцовано всё, – Яковлеву больших усилий стоило не материться. – Шесть кабинетов.
– Сколько в них человек размещается?
– Одиннадцать.
– Надо в каждый кабинет посадить по оперу. Срочно! Никого не выпускать до обыска! – Самандаров распалялся охотничьим азартом.
– Пока наши в двух находятся. Прикрыли близкие связи Леван довского.
– Надо во все!
– Отправлю подкрепление, – стремительно покидая кабинет, майор саданул дверью.
Следователь попросил Шульгина воспроизвести сцену задержания.
Доказательств она не прибавила. На момент вторжения группы архитектор сидел в обычной позе, смотрел в монитор компьютера. Ни на какие кнопки лихорадочно не нажимал, ничего не прятал. Покраснел, испугался, заплямкал губами – да. Но так отреагирует любой нормальный человек, когда к нему неожиданно ворвётся гурьба воинственно настроенных людей с воплями: «Сидеть на месте! ФСБ! Задержание с поличным! Руки держать на виду!»? Архитектор дисциплинированно выполнил все перечисленные требования.
– Сколько точно прошло времени от Гришкиного выхода из кабинета до того, как туда залетели ваши? – зыркнул на оперативника Самандаров.
Шульгин начал сопоставлять показания таймеров. Перед началом мероприятия их выставили одинаково на обеих камерах.
Вышло две минуты тридцать секунд. Нечаянная задержка случилась в приёмной. Там перед настенным зеркалом начёсывала волосы секретарша, фиксировала красоту лаком из баллончика. И создала препятствие на пути группы захвата.
– СОБР[57] церемониться не стал бы! Сшибли бы с копыт и вперёд, к победе коммунизма! – осуждающе сказал Самандаров и зацокал языком. – Две с половиной минуты! Надо смотреть, где у него вход в трубопровод пневмопочты. Наверняка под рукой. Забил в капсулу, нажал на кнопку, деньги улетели куда надо… Плёвое дело! И, как умная Маша, ручки на «клаву» положил.
Пользуясь паузой, следователь привёл Шульгину поучительный пример из своей практики.
Находившийся в розыске бандит прятался незатейливо – в чулане у соседей. Когда кольцо вокруг него сжалось, укрыватели преступника заложили вход в кладовку кирпичом и заштукатурили, оставив отдушину. Запас провизии и воды в шхере имелся. Нагрянувшие с обыском рубоповцы нашли в квартире дырку от бублика вместо Борьки Молоткова. Опера недоумевали, как мог их подвести верный источник. Самандаров не причитал, как другие, а обратил внимание, что стена под ковром заштукатурена цементным раствором.
– Кто сейчас штукатурит цементным?! Известковый в пять раз дешевле, в десять раз эластичнее! Я поковырял ногтем, а растворчик-то свежий. Наши сгоняли в БТИ за планом квартиры, в этом месте – «тёщина комната» обозначена! Только начали стенку ломать, Борюсик кричит изнутри: «Аккуратней, начальники, кирпичами не прибейте!»
У фээсбэшника настроение веселиться отсутствовало, поэтому следователь поржал в одиночку.
8
Следователь Самандаров. Объективна.
Под знамёна прокурорского следствия Рафаил встал после того, как в территориальном надзорном органе сменилась власть. С мажором Трелем он был в контрах.
Согласие на переход в прокуратуру Самандаров дал не сразу. Для него, военной косточки, много значили звание и должность.
Попав под ельцинское сокращение армии, он вернулся в родной Острог к разбитому корыту. Ни работы, ни жилья. Ладно ещё, семьёй не обременён. По старым спортивным связям пристроился тренером юношеской футбольной команды. Получал копейки.
Газетное объявление надоумило его навестить отдел кадров милиции. В середине девяностых там тоже царили разброд и шатание. Наибольшие прорехи зияли в следствии. Квалифицированные сотрудники разбежались, выпускники ведомственных ВУЗов утрат не восполняли. От безысходности министр разрешил принимать на службу лиц, имеющих любое высшее образование. Так в следственные органы массово пришли военные, учителя и инженеры, потерявшие работу по специальности. Большинство их оказалось бабочками-однодневками.
В числе единиц, сумевших адаптироваться, был командир танкового взвода старший лейтенант Самандаров. Основным приёмам предварительного следствия он обучился с колёс. Доказал – не боги горшки обжигают. Работоспособность и энергетику имел выдающиеся. С подследственными и адвокатами сантиментов не разводил. В качестве меры пресечения предпочитал избирать арест. Выход дел в суд обеспечивал стахановский при минимальном браке. Совершив ошибку, второй раз на те же грабли не наступал.
Вскоре Рафа заслуженно ходил в передовиках. При формировании в структуре РУОПа следственного подразделения, длинное название которого укладывалось в неблагозвучную аббревиатуру УРОПД[58], его кандидатура подошла по всем параметрам.
Тогда он согласился без раздумий. Сажать бандитов представлялось ему занятием гораздо более престижным, чем расследовать бытовуху.
На новом месте Самандаров также зарекомендовал себя на ять. За пятилетку, отмантуленную в МВД, вырос до майора, начальника отделения. Среди криминалитета получил говорящую кличку «Людоед». Его ценили в областном УВД, предложили должность начальника отдела по расследованию экономических преступлений. Сроку на раздумье дали неделю. Параллельно Кораблёв настойчиво агитировал его перейти в прокуратуру. Зампрокурора стремился заполнить образовавшуюся вакансию не очередным навяленным сверху блатным сынком, косящим от армии, а выносливой рабочей лошадкой.
Рафа заёрзал. Он очень хотел быть начальником и старшим офицером. Но он умел считать деньги. В прокуратуре платили почти вдвое больше, чем в милиции. А Самандаров, будучи идейным, жил на зарплату. Скромная спонсорская помощь пары коммерсов, с которыми он сблизился, расследуя дела о вымогательствах, погоды не делала.
Рафаил происходил из малообеспеченной неполной семьи. На четвёртом десятке он устал скитаться по коммуналкам, казармам, офицерским общагам и съёмным хрущёвкам с чужой мебелью. В прокуратуре ему обещали жильё, в УВД – только общежитие. Квартирный аргумент стал решающим.
К тому же прокуратура была более солидным органом. Око государево!
Самандаров позвонил Кораблёву и, подавляя вздох сомнения, сказал прибито:
– Уговорили, Александр Михайлович. Какие документы мне нужно собрать и в какой срок?
В процессе трудоустройства всплыла непредвиденная заковыка. Для работы в прокуратуре требовалось высшее юридическое образование, коего Самандаров пока не имел.
Поздновато он озадачился данным вопросом в милиции. Сперва не до учёбы было, впахивал сутками, систематически ночевал в кабинете на раскладушке. Да и начальство не требовало. После того, как кадровый кризис в МВД улёгся, уцелевшим доморощенным следователям спустили указание – поступайте в ведомственные институты на заочку. Рафа с учётом имевшегося диплома был принят сразу на третий курс, что дало ему право при заполнении анкеты в графе «образование» указать: высшее военное, незаконченное высшее юридическое.
Новоиспечённый следователь межрайонной прокуратуры Саман даров принял к производству наиболее сложные дела. Регион терзала вторая волна бандитских войн. Братки, приземлённые в девяностых, откинувшись звонком, воевали за место под солнцем. Рафа привычно ушёл с головой в работу. Методику расследования преступлений прокурорской подследственности – убийств и изнасилований – освоил в короткий срок.
Ближе к аттестации нарисовалась ещё одна проблема, гораздо более неприятная.
Когда Самандарова переманивали, обещали, что его «майор милиции» трансформируется в «младшего советника юстиции». То есть, погоны с двумя просветами и большой звездой на плечах останутся. По этой позиции Рафу не обманули умышленно, просто не углубились в кадровые нюансы.
Теперь же выяснилось, что сотрудники, не имеющие нужного образования, могут получить (и то в порядке исключения) лишь классный чин «младшего юриста», эквивалентный «младшему лейтенанту».
Новость ошарашила Рафаила. Возмущённый, он забегал по кабинетам областной прокуратуры. Путь назад ему был закрыт. МВД – структура мстительная. Вернуться в неё при отсутствии мохнатой лапы очень сложно, а на прежние позиции – невозможно.
Так и присвоили Самандарову «младшего юриста». Он бурно возмущался. Шум дошёл до прокурора области, и тот с барского плеча разрешил ценному кадру посещать официальные мероприятия в гражданке.
Уязвлённое самолюбие Рафы не успокоилось даже после того, как, победив два года кряду в конкурсе профессионального мастерства, он удостаивался досрочного производства в следующие чины. Погоны «юриста второго класса» его не устраивали категорически.
– Старлеем я был двенадцать лет назад! – сетовал он, – Не ушёл бы из милиции, ходил бы уже подполковником!
Кораблёв на брюзжание следователя давно перестал обращать внимание. Его интересовал результат, а он у подчинённого был в порядке. Когда градус негодования поднимался выше допустимого, заместитель прокурора говорил Самандарову волшебное слово: «квартира».
В начале нулевых ручеёк бесплатного жилья, выделяемого администрацией города, пересыхал на глазах. Тем не менее, Аркадьич с Кораблёвым за год сумели пробить Рафаилу приличную «однушку».
Услышав заклинание, Самандаров на время утихал. Ворчанье его обуславливалось не столько неудовлетворенностью малым чином, сколько усталостью от следственной работы. Восемь лет на следствии по нынешним меркам было пределом человеческих возможностей. При кажущемся многообразии криминальных сюжетов операции по уголовным делам выполнялись однообразные. Рафа чувствовал – как специалист он остановился в развитии. Всё сложнее удавалось выдавать на гора нужные показатели. Ещё год, и планки, поднятой им так высоко, не удержать. Проблем добавлял усложнивший жизнь новый УПК. Производственные авралы уже не казались молодецкой забавой. Стало подводить здоровье, казавшееся прежде железным. Сначала подскочило давление, потом начал барахлить желудок.
Спортивный опыт подсказывал – важно вовремя уйти. Раз пенсии пока не выслужил, путь был один – вверх по карьерной лестнице. Из исполнителей в руководители.
Непосредственным начальникам о своём замысле Самандаров поведал в ходе празднования Дня прокуратуры. Аркадьич, благостный после полкило коньяка, изрёк: «А почему бы и нет?». Его боевой зам Кораблёв, шедший в тот вечер по водочке, напротив, заерепенился. Напомнил Рафе, что при переходе тот гарантировал пять лет отработать следователем. Самандаров подобную кабальную договорённость отрицал. Оба перешли на повышенные тона, разгорячились, наговорили друг другу обидных слов. Потом помирились, но осадок остался.
Вскоре Самандаров подал рапорт о зачислении его в кадровый резерв по должности заместителя прокурора.
– Любую резолюцию поставьте, Сергей Аркадьевич! – с пылающими от волнения ушами выпалил он. – Отрицательная будет обжалована в прокуратуру области. Сколько можно мне на побегушках бегать?
– Горячий вы человек, Рафаил Ильич, – укорил его межрайпрокурор. – А кипятиться-то не из-за чего. Прозондировал я ваш вопрос в области. Дядя Коля Насущнов сказал дословно следующее: «Сделает ваш знаменитый Самандаров по первому полугодию норматив, поставим в резерв».
Негласная месячная норма для следователя составляла два уголовных дела, направленных в суд с обвинительным заключением. Их сложность не учитывалась, равно как и работа по другим направлениям.
Услышав такую позицию, Рафа сдулся. Получалось, что воевать не с кем. Нужно просто мобилизоваться и ударно вваливать на показатель.
Одного желания оказалось мало. Кораблёв (внешне сама корректность) наладил списывать Самандарову весь тухляк. Нагрузил бесперспективными глухарями, возбуждёнными по фактам безвестного исчезновения людей. Поручил расследовать скандальное дело об отключении электричества в военном городке. Завалил проверочными материалами по некриминальным трупам и отдельными поручениями из других регионов, отнимавшими уйму драгоценного времени.
Соответственно, выход оказался скромным, что аукнулось на кварталке. Впервые за три года Рафа получил её в пониженном размере.
В апреле его самолюбию был нанесен страшный удар, перед которым история с премией померкла. Новую должность следователя по ОВД[59] отдали не ему, а Кирюхе Февралёву, интеллигенту в маминой кофте. Молокососу!
Самандаров тотчас примчался за разъяснениями к прокурору. У Аркадьича как раз Кораблёв сидел, кофеи они распивали. Цвет лица Рафа имел коралловый, а интонацию в вопросе допустил рыдающую. Бугры иронично переглянулись.
– Вы уж определитесь, Рафаил Ильич, – поблямкал ложечкой в чашке прокурор, – кем вы себя видите? Заместителем или следователем?
Несомненная домашняя заготовка выглядела издевательством. Как будто вопрос с его замством решён! Как будто нельзя дожидаться повышения в должности «важняка»! Но по сути возразить было сложно. Короче, опустили его тогда ниже плинтуса.
При таком раскладе дело в отношении главного архитектора представлялось возможностью напомнить о себе. Коррупция всегда считалась рейтинговым показателем. Тем паче, фигурант подвернулся солидный, не какой-нибудь докторишка, торгующий больничными.
Самандаров понимал, что промахнуться он не имеет права.
